В дополнение к этому — мотовство королевского двора, расшвыри-

вание денег, создание синекур для своих фаворитов. Пенсии со времен королевы Елизаветы с 18 тысяч фунтов выросли до 120 тысяч. Расходы на содержание королевского семейства выросли почти вдвое, достигнув суммы 80 тысяч фунтов. И все это шло вперемешку с перманентным подавлением рефлексов людей¹.

Воистину только самое некомпетентное правительство может столь успешно возбуждать народ против себя самого и оказаться столь непо­воротливым, столкнувшись с результирующими беспорядками.

Положение дел с французской аристократией и правительством Лю­довика XIV накануне революции печально известно... Аристократия была совершенно ре способна сопротивляться и не сделала никаких необходимых уступок. Ришелье систематически ослаблял горделивый норов аристократии; Людовик XVI продолжил его дело. Пребывая в эпикурейской похоти, бессловесная и изнеженная аристократия была совершенно бессильной. Скандальное и безнравственное поведение, дань моде и бессмысленному либерализму, утраченная вера в свои собствен­ные права, паразитический образ жизни и полное непонимание ситуации — вот характерные черты французского нобилитета. Даже в 1789—1790 годах "аристократия продолжала улыбаться", не понимая, что началась революция.

За долгие столетия до того французская аристократия успешно выполняла важные социальные функции, которые достались их предкам ^Л1цнь как привилегии. Такое положение дел не могло долго сохраняться². Король может быть, конечно, человеком благородным, добросердеч- ^и веселым. Но вспомним мудрые слова Наполеона: "Если люди °Рят, что король мил, то это значит, что он дрянной правитель".

^{замечает}» ^что "^тиР^ания Карла была если не самой жестокой, то, по г ы^И самой несправедливой из всех царствований в Англии". 552-^5544 ^{эн в свосй книге} "Происхождение современной Франции" (С. 8, °°^вРем ^веР^Н0 подмечает: "Какой бы ни был общественный институт, но если Расц_ен^^Нники обозревают его в течение сорока поколений, то их не следует Ность ^{Вать как плохих} судей. И если они доверяют ему свою волю и собствен- Нуяело Делают это исключительно пропорционально его достоинствам. Не ^Не°босн ^{ДаТЬ от человека} благодарности за ничто, за ошибку или восхваления ^{И с}Диц1*°^Ванных привилегий без должных на то причин. Человек эгоистичен ^к°м завистлив ко всему такому".

¹⁰ п

^1Итирим Сорокин 289

Людовик XVI не ведал, как повести себя, он не знал даже, ₀ помыслить в сложившейся ситуации. Его правительство, возможи^^[144]и было честнее всех остальных, но при этом оно было правительств кризиса. В средние века короли династии Капетингов считались "зацц^¹ никами народа", хотя на самом деле не были таковыми. Но если кор₀ ^Т больше уже не верховный командующий армией, не высший судья ^ защитник городских коммун, то кто он? ' ^е

А рядом с ним — Мария Антуанетта и весь "лакированный" свет блестяще знакомый с Вольтером и Руссо, но безвольный, неэнергичный и не желающий вникать в суть обстановки. Беспомощность власти проявилась и в начале революции — 6 мая 1789 года — при открытии Генеральных Штатов, да и во многих других событиях революции Попервоначалу правительство еще пыталось притормозить разворачи­вающуюся драму революции, но вскоре бросило это дело, своей бездар. ностью лишь дополнительно раздражая народ. То же самое произошло и во взаимоотношениях с армией. Короче, так длилось до самой казни короля. "Дожди шли с первого дня". Людовик XVI весной и летом 1789 года все еще полагал, что он король, хотя далеко уже не был таковым. Он был лишен власти и славы.

А разве то же самое не повторилось в русской революции? Император Николай был буквальной копией Людовика; императрица Александра Федоровна — копией Марии Антуанетты. А придворные? Разве дряхлый Горемыкин, некомпетентный Штюрмер, сумасшедший Протопопов и не­нормальный Вырубов и многие другие не были скопированы с придворно­го круга Людовика XVI? Ни одного министра здравомыслящего и власт­ного. Перед нашими глазами — целая галерея физических и психических импотентов, бесталанных правителей, женственных и циничных карликов'.

Простого сопоставления этой картины с той, что наблюдалась три­дцать лет до этого, в правление императора Александра III, достаточно, чтобы увидеть, к каким катастрофическим результатам приводит деге­нерация власти и правящих кругов.

Что же происходит при этом с аристократией? В былые времена, подобно французской знати, она успешно выполняла важные функции администрирования, суда, защиты отечества, то есть когда она целиком была поглощена государственными делами. Тогда ее привилегии были обоснованными. Но к концу XVIII века, после издания указа о вольности дворянства при сохранении всех привилегий, начался процесс вырожде­ ния. Потихоньку класс превращался в социального паразита, а его претензии — в необоснованные злоупотребления. Подавляющее боль­шинство дворян попросту растрачивали богатства, накопленные их предками, время от времени выкачивая дополнительные средства из государственной казны. Когда же на миг возрастала активность дворян­ ства, как было, к примеру, в 1905 году, ее порождала не столько забота о благополучии страны, сколько примитивно хищнические аппетиты.

Вот почему не следует удивляться приговору истории, вынесенному русской аристократии, и пределу, который был положен этому наросту на теле России. Не удивляет нас также и полное отсутствие энергИ класса в самозащите, в обороне старого режима и его сердцевин — самодержца. Гибель русской аристократии произошла безо ^вСЯК°_0Х героизма. Нечто подобное можно наблюдать и на примере ДРУ¹^ революций. Все они подтверждают нашу догадку относительно втор

ины революций — вырождение элиты общества. История "терпит" яР ическпе, жестокие, циничные правительства, но до поры до време- _ка они сильны, покуда они хотят и знают, как управлять государ- 00* ^п Несмотря на вре негативные стороны их правления, они полезны ство^'

o^fjfcccильные и "добрые", бессмысленные и паразитические, высо-

ерные и бесталанные правительства истории долго не выносит. ^К°^МВьФ^{оЖДение власти} правящих классов, если их положение исключи­ ло и кастообразно, рано или поздно становится неизбежным. Вызва- ^ это действием биологических и социальных факторов¹. ^й° Отпрыски талантливых правителей, как, к примеру, потомки русско- французского нобилитета, совершенно не похожи на своих отдален- ^Гух предков и, вместо того чтобы быть правителями "божией мило- ^Й становятся, вследствие полного отсутствия управленческого та- мнта, " рабами от рождения".

Подобное вырождение всегда очень опасно для любого общества; _в периоды кризиса оно предвещает катастрофу. Общее состояние дел в такие моменты усложняется еще и тем, что все тот же социальный процесс действует и в обратном направлении, то есть среди отпрысков угнетаемой части населения. Их дети иногда рождаются с качествами "прирожденных правителей".

Если "механизм социального распределения" работает совершенно и размещает первых в подчинительное положение, уступая позиции лидерам вторых, то из этого не следует никакого общественного ущерба. Принцип, столь необходимый процветающему обществу, гласит: "Каж­дому по его способностям (особенно врожденным)". В данном случае он не будет нарушен. Но, увы! До сих пор еще ни одному обществу не удалось продемонстрировать свою способность к подобной циркуляции членов. Множество обстоятельств способствуют тому, что "полноправные прави­тели" остаются у вершин власти, занимая те же позиции, что и их предки. Тоже распределение сохраняется и среди "головастиков" низших классов. Общественный баланс, таким образом, нарушается обоюдоостро.

Когда аристократия сильна и талантлива, то никакие искусственные барьеры не нужны для защиты ее от посягательств со стороны "выско­чек". Но когда она бесталанна, то в искусственных препонах ощущается такая же острая необходимость, как костыль инвалиду, что, собственно, ^и происходит в истории. В периоды застоя в дореволюционные эпохи ^вырожденцы правящего класса прибегают исключительно к искусствен­ным средствам для предотвращения процесса проникновения в их среду головастиков" из низов и для монополизации всех высоких обществен­ных позиций. Нечто подобное произошло в Древнем Риме, когда в сере- II века до н. э. был принят закон о закрытии всех высших постов стране для инородцев. Иая у^{Ледование} циркуляции элиты во Франции показывает, что начи- _об ^с XVII—XVIII веков проникновение "головастиков" из нижних слоев ^пРео^{ТВа В высшие} страты сопровождалось громадными трудностями выпо^{ДОЛения многих} барьеров протекционизма, с помощью которых По-fr, ^Ждаю1Дийся правящий класс пытался сохранить свои монопольные ^П0ЗДЧИИ В обществе^[145].

aarJ^ подобное мы наблюдаем и в истории Англии, когда накануне некой революции аристократы во главе с королем пытались

прекратить продвижение из нижних слоев общества наверх. Особе это касалось представителей среднего класса, к тому времени д₀^НН° точно окрепшего. Более того, предпринимались попытки столки^ их еще "ниже", лишая их ранее принадлежащего права соучас^ в правительстве.

То же происходило и с российским обществом накануне револют» 1905 года, когда вырождающийся правящий класс упорно отказын в соучастии талантливым "самородкам", "самоучкам" из других сло^ не желая урезывать себя в правах и готовый отвергнуть любых талан*' ливых "пришельцев", таких, к примеру, как Витте^[146].

Нетрудно понять, что благодаря подобным мерам на вершине обще ства аккумулируются "бездарные правители", а "головастиков" у _0с нования пирамиды власти становится все больше и больше.

Давление, которое оказывают первые, возводя все новые и новые барьеры для сохранения за собой высоких общественных позиций, ста­новится все сильнее, равно как и чувство "подавленности" внизу. Рано или поздно эти барьеры должны быть разрушены. Кризис общества лишь ускоряет этот процесс. Когда же наступает революционный взрыв то все барьеры и препоны на пути свободной циркуляции разрушаются одним ударом. Безжалостная революционная метла начисто выметает социальный мусор, не задумываясь при этом, кто виновен, а кто нет. В мгновение ока "привилегированные" оказываются сброшенными с вы­сот социальной пирамиды, а низы выходят из своих "социальных подва­лов". В "сите" селекции образуется огромная щель, сквозь которую могут проникнуть все индивиды безо всякой дискриминации. Но на второй стадии революция устраняет свои же собственные ошибки, воз­двигая новое "сито", и циркуляция обретает обратное движение. Именно так, а не иначе развивались все революции.

. "Головастики", достигшие вершин, сливаются с "остатками" нераз- ложившейся аристократии, перегруппируя тем самым весь социальный организм. Со временем после "операции" весь общественный агрегат м,ожет вполне успешно функционировать до тех пор, пока не накопятся нбвые "репрессии", "паразитизм" и "разложение", которые приведут к новому революционному взрыву. Но если "головастиков" у основания общественного конуса недостаточно или они отсутствуют вовсе, то есть нет реальной замены выродившейся власти, тогда все общество вновь погрузится в глубокую депрессию. В истории Рима это происходило не раз. История понуждала знать к постоянному поиску "головастикоз среди вольноотпущенников, плебеев, рабов, варваров. Увы! все их по­пытки были тщетными. Но вот и этот источник был исчерпан — то было смертным предвестием гибели западной Римской империи. Таков круго­ворот истории. Таким был он до Ноя, таким остается и сейчас.

Основные причины, порождающие вторую стадию революции. Из всего того, что было сказано, со всей очевидностью явствует, чт вторая стадия революции — контрреволюция — логически вытекае из первой стадии.

Если главная причина первой стадии заключена в "репрессии" баз\ вых инстинктов масс, то можно быть уверенным, что и вторая стади вызывается к жизни той же причиной. 0

Как мы видели ранее, первая стадия всякой глубинной революИ не устраняет самого факта подавления, а, напротив, лишь усилив

Поведение масс, управляемое ныне только элементарными ef°• овными рефлексами, становится неуправляемым: одни безус- безУ^сЛ_с рефлексы подавляются другими, одна личность подавляет _ло0^нь1^_вляет другими и т. п. Голод, вместо того чтобы сокращаться, и ^^ает, в результате пищеварительный инстинкт репрессируется в°³Р^а_сИ пьн'ее, чем до революции. Безопасность человека становится еШ^е ^_олее проблематичной; смертность возрастает катастрофически;

ду царят преступность, голод, эпидемические заболевания. ^П°^Втоге рефлекс самосохранения оказывается еще более подавленным. В^и _оПриации, начавшись с богачей, распространяются на все деление, возрастают реквизиции и обложение, которые еще сильнее павляют собственнический инстинкт. Сексуальная вседозволенность яавляет половой инстинкт. Деспотизм нового правящего класса подавляет инстинкт свободы.

Короче, какой бы группы инстинктов мы ни касались, за редчайшим сключением, во всех наблюдается возрастание репрессий, причем чем значительнее это подавление, тем глубже революционный кризис обще­ства. Во всем этом "примитивном хаосе" — bellum omnium contra omnes¹* — происходит всеобщее подавление всех инстинктов. Именно для этих периодов истории, как никогда, приложима теория Гоббса (который, между прочим, развил ее после опыта английской револю­ции), и этими периодами она подтверждается. Люди становятся все менее адаптивными к окружающей среде и взаимным отношениям. Их совокупную оценку всего происходящего можно выразить словами: "Дальше так жить невозможно, нужен порядок, порядок любой ценой".

Люди, обученные непреклонным учителем — голодом, холодом, болезнями, нуждой и смертью, стоят перед дилеммой: погибнуть, про­должая революционный дебош, или все же найти иной выход. Горький и трагический опыт принуждает людей взглянуть на мир по-иному. Многое, что ими воспринималось как "предрассудки", многое, от чего они сами себя "освободили", есть всего лишь комплекс условий, необ­ходимых для комфортной социальной жизни, заложенный в существова­нии и развитии самого общества.

И вот требование безграничной свободы сменяется жаждой порядка; хвала "освободителям" от старого режима сменяется восхвалением 'освободителей" от революции, иными словами — организаторов по­рядка. "Порядок!" и "Да здравствуют творцы порядка!" — таков всеоб­щий порыв второй стадии революции. Таковыми были Рим во времена Цезаря и Августа, Богемия под конец революции (гуситских войн), ^нглия во времена протектората Кромвеля, Франция при восхождении Наполеона, таковой является сейчас Россия.

Сумасшедший выход энергии во время первой стадии революции как итог, ускоренное истощение энергетического запаса человечес- _п ^Го °Рганизма. А эти запасы вовсе не безграничны. Человек — не рпетуум мобиле. Усталость усиливается вдобавок голодом и нуждой, Р пятствующими восстановлению затраченной на первой стадии рево- аль ^JHeP^rHH- Эта усталость действует изнутри, порождая индивиду- _ЙЙИ^НУ» апатию, индифферентность, массовую вялость. В таком состоя- энеп^НаХ°^Д~^{ятся все и нет ничего} проще подчинения их некой

^ПеРв^^ЧН°^ ^гРУ^пп°й людей. И то, что было практически невозможно на ние °^{И стадии} революции, сейчас осуществляется с легкостью. Населе- ' ^пР^еДставляющее собой инертную массу, — удобный материал для

^в°ина всех против всех (лат.).

социальной "формовки" новым "репрессором". Таким образом, име революция неизбежно создает все условия для возникновения деспот тиранов и принуждения масс.

ния и его бесконечной [усталости (я не исключаю влияния и к°нт£