Изменчивость

Возрастание свободы означает, во-первых, возрастание количества влияющих на изучаемые объекты факторов и, соответственно, необходимость привлечения большего количества законов для их объяснения, во-вторых, большую вероятность отклонения каждого конкретного объекта от общих закономерностей. В силу первого обстоятельства объяснение в социогуманитарных науках в принципе не может быть подведением под какой-либо один общий закон, а может быть только подведением под законы, потребное количество которых тем больше, чем выше сложность объясняемого явления. Вследствие второго обстоятельства при восхождении вдоль континуума научных дисциплин неизбежно изменяется статус самих законов: если у его основания они звучат как непреложные законы [85], то уже в его срединной части - как более мягкие з акономерности, которые допускают исключения, а у его верхнего полюса - как законообразные утверждения.

Три типа законов могут сосуществовать и в одной науке, ярким примером чего служит биология, которую психологи привыкли считать образцом для подражания, видя в ней, как и в физике, "хорошую", "благополучную" и достаточно "жесткую" науку. Если на нижних уровнях биологии - там, где изучаются клетки, для этого есть основания, то на ее верхних этажах ситуация иная: те общие связи явлений, которые биологи формулируют как законы, при некоторых обстоятельствах могут нарушаться. Например, в любой популяции находятся особи, которые ведут себя не так, как популяция в целом, скажем, нарушая вроде бы универсальный для всего живого закон самосохранения. И очень симптоматичен случай Г. Менделя, который был вынужден подтасовать полученные им данные из-за того, что проводил опыты с ястребинкой - растением, не подчиняющимся открытым им, причем не эмпирическим, а теоретическим путем, законам.

Тем не менее принято считать, что представители естественных наук всегда имеют дело с типовыми объектами, строго подчиненными общим законам, а психологи - с сугубо индивидуальными, что и мешает им открывать законы. Из этого выводятся и общие принципы методологии двух видов науки, состоящие, например, в том, что биологу достаточно разрезать одного кролика, чтобы узнать, как устроено это животное, а психологам приходится изучать сотни испытуемых и считать нескончаемые коэффициенты корреляции.

Но и в данной своей точке образ естественных наук сильно искажен. Если атомы достаточно унифицированы, то уже камни, живые клетки, а тем более многоклеточные организмы заметно различаются по форме, величине и другим признакам. В результате на уровне человека мы сталкиваемся с тенденцией, которая затрагивает объекты всех наук, каждой из которых, включая физику или химию, приходится иметь дело с индивидульными объектами и вычерпывать из их изучения общие закономерности. Это делается путем упомянутого выше абстрагирования от всегда существующих индивидуальных различий, равно как и от всегда уникальных условий, в которых изучается тот или иной объект. В результате изучаются не реальные, а искусственно усредненные и не существующие в природе объекты – такие, как абсолютно черное тело или абсолютно ровная поверхность, ньютоновские, а не реальные яблоки. Те психологии, которые утверждают, что нельзя изучать любовь вообще, а можно только любовь конкретного Ромео к конкретной Джульетте, или что существует целостная личность, психическое "недизъюнктивно" (Брушлинский, 1996), а память, внимание, мышление и т. п. - это искуственные абстракции, конечно, правы. Действительно все это - абстракции, а не реальность, но любая наука изучает только абстракции. И в этом плане симптоматичен пример того же Ньютона, которого епископ Дж. Беркли критиковал за то, что он ввел в изучение природы "оккультные качества", которых на самом деле не существует, - такие как "сила" (Эволюционная эпистемология …, 2000).

Таким образом, различия в системах объяснения, сложившихся в психологии и в естественных науках, во-первых, не так уж велики, во-вторых, порождены общей логикой познания, а не специфическими недостатками психологической науки, в-третьих, вообще во многом иллюзорны, будучи производными от ошибочного образа естествознания.

3. "Комплекс" практической неполноценности

В обозначенную формулу можно вписать и другие отличия психологии от естественных наук, причем, в отличие от различий в системах объяснения, они часто порождены не когнитивными, а социальными факторами. Зависимость науки от последних, с особой отчетливостью эксплицированная социологией науки[86], сейчас может считатья общепризнанной и общеизвестной. Общеизвестно и то, что, чем более "социален" объект науки, тем больше данная зависимость. В результате психология, объект которой в высшей степени "социален", вынуждена развиваться в условиях множества социальных же - этических и т. п. - ограничений, накладываемых на осуществляемый ею познавательный процесс и более жестких, чем в большинстве других наук, что замедляет развитие и практическое использование психологического знания. Можно, например, предположить, что, если бы психолог мог так же свободно вторгаться в человеческий мозг, как физик - в физическую, а химик - в химическую реальность, то психология уже была бы малоотличима от естественных наук.

Большая зависимость психологии от социальных факторов - аналогичная той, которая была эксплицирована т. н. "сильной" программой в социологии науки - ответственна также за ее особенность, которая лежит в основе одного из ее главных "комплексов" - "комплекса" практической неполноценности. Принято считать, что академическая (исследовательская) психология непрактична, а практическая - ненаучна, т. е. это уже совсем другая психология, да и практические возможности последней невелики и уж во всяком случае несопоставимы с практическими возможностями, скажем, физики.

В данной связи следует отметить, что при оценке практических возможностей психологии точка отсчета вновь неоправданно сдвинута - и опять на идеализированный образ естественных наук. Результаты практического воплощения естественнонаучного знания не так уж однозначны: самолеты падают, орбитальные космические станции выходят из-под контроля, атомные элетростанции взрываются - и не только из-за чьего-то головотяпства, но и потому, что не все можно предусмотреть, а знание, полученное в процессе изучения "абсолютно идеальных" объектов, не всегда применимо к их реально существующим аналогам.

Параллельно с преувеличением практических возможностей естественных наук, как правило, совершается ошибка и на другом полюсе - явно занижаются практические возможности психологической науки, заключенные даже не только в практической психологии, а, во-первых, в том знании, которым обладает исследовательская психология, но не может его применять в силу различных соцальных ограничений, во-вторых, в том психологическом знании, которым обладает почти каждый.

Приведем два примера.

* Одним из важных открытий психологической науки служит установление того факта, что за агрессивное поведение ответственны лимбические структуры головного мозга, и если бы психологам было дозволено делать то, что хирург делает с больным или химик с реактивами, - физически манипулировать с этими структурами, преступности и войн, скорее всего, уже не было бы. Подобные способы воздействия человечество ассоциирует с самыми мрачными страницами своей истории и вряд ли когда-либо (тут, правда, уместно вспомнить знаменитое кредо Джеймса Бонда: "никогда не говори "никогда") допустит. Однако невозможность использовать потенциально существующие практические возможности нельзя отождествлять с их отсутствием, объявляя науку, которая ими обладает, "непрактичной".

* Любой тиран хорошо контролирует - до поры до времени, конечно - своих подданных и делает это на основе психологических закономерностей, используя психологические последствия страха наказаний. То же самое, в принципе, можно сказать и о всех прочих случаях манипулирования человеческим поведением: в семейных и дружеских взаимоотношениях, в системах начальник-подчиненный, в воспитательных и перевоспитательных учреждениях и т. п. Подобный контроль трудно разлучить с психологическим знанием - по крайней мере, со времен средневековья, когда физические наказания были заменены на психологические, основанные на психологическом страдании (длительные тюремные заключения и др.) Но психология как наука не может объявить безусловно психологические закономерности, знание которых приносит огромный практический эффект, "своими", ибо открыты они были задолго до ее появления на свет и прочно закреплены в обыденном опыте. Словом, опять возникает описанная выше ситуация принижения возможностей психологии из-за кажущейся тривиальности соответствующих законов.

Описанная схема рассуждений применима и к прогностическим возможностям психологии. Здесь точка отсчета тоже вынесена в сферу идеального, а о реальных прогностических возможностей точных наук свидетельствуют всегда неточные метеорологические прогнозы. В данной связи опять полезно обратиться к К. Попперу, который настаивает на том, что в природе существуют "объективные неопределенности", обусловленные отнюдь не недостатком наших знаний о ней, и утверждает, что " детерминизм попросту ошибочен: все его традиционные аргументы увяли, индетерминизм[87] и свобода воли стали частью физических и биологических наук" (Эволюционная эпистемология, 2000, с. 187). По его мнению, со времен формирования квантовой физики (можно добавить - и вообще "неклассической", в терминах В. С. Степина (Степин, 1989), науки), стало ясно, что мир - это не "каузальная машина", в нем доминируют не строго каузальные связи, а общие предрасположенности, каузация же - это лишь частный и очень редкий случай предрасположенности, вероятность которой равна 1 (Эволюционная эпистемология … 2000, с. 189).

Предвидеть поведение многомиллионного народа на целый век вперед иногда проще, чем предсказать погоду на следующий день, и разница здесь - не в достоверности прогнозов, а в том, считается ли основа их построения собственно научным знанием, что весьма условно и релятивно. Хотя и с приданием соответствующему знанию статуса собственно научного, в том числе и сформулированного в виде законов, тоже проблемы нет. Ю. фон Вригдт, например, демонстрирует, как "закон больших чисел" или "уравнивание случайности" позволяет "предсказывать макрособытия с высокой степенью точности" (Вригдт, 1986, с. 189), не приминув назвать данный закон "естественным", т. е. тоже растворенным в обыденном опыте. По его мнению, "этот закон каким-то образом согласовывает индетерминизм индивидуального поведения с детерминизмом коллективного" (там же, с. 189). Впрочем, насчет индетерминизма, а, следовательно, непредсказуемости индивидуального поведения тоже можно поспорить: то, что включенный в розетку электрический утюг нагреется (физический прогноз), не более очевидно, чем то, что его применение распространенным в криминальном мире способом принесет ожидаемые результаты (психологический прогноз).