Это один из главных, самых употребительных тропов. Теорию метафоры разрабатывали: в XX в. — Б. В. Томашевский, М. М. Бахтин, Н. Д. Арутюнова. По-видимому, в природе человека заложена метафорическая способность, что подтверждается примерами из речи детей-дошкольников: Солнышко спать пошло (солнце персонифицировано); Собака загорает на солнышке; метафорами в пословицах, поговорках: Отвяжись, худая жизнь; Беда не за горами; Худое — охапками, хорошее — щепотью (В. И.Даль). И в обыденной речи на каждом шагу застывшие метафоры: ручей поет; песни звенят; круглый год, закат пылает и др.
Метафоры разнообразны и по структурам сочетания слов, и по степени развернутости, новизны, оригинальности, необычности, аллегоричности, символичности.
Возможна градация метафоричности от почти прямолинейного сравнения до развернутой аллегории, притчи, гротеска, карнаваль-ности (в поэтике и тем более в риторике допускается нарушение языковых границ и переход к артистизму, игре, лицедейству).
Возрастание метафоричности — это тенденция развития литературы. Однако в речи масс народа в XX в. наблюдался обратный процесс: сравните речь Платона Каратаева, крестьян из «Записок охотника» И. С. Тургенева с речью современных деревенских жителей. Еще более теряет метафоричность речь (даже повседневная, бытовая) современной деловой интеллигенции, становясь средством передачи голой информации.
В метафоре слова, сочетания, отрезки текста сближаются с реалиями по сходству, в ее основе лежит аналогия. Метафорическим слово, оборот речи становятся в иносказании, символичности, образе. И хотя в истоках метафоры — сравнение, оно не прямолинейно, а завуалировано: сравниваемый предмет существенно отдален, не всегда легко опознается. Вот пример сложного сплетения метафор:
Кто тебя создал, о Рим? Гений народной свободы!
Если бы смертный, навек выю под игом склонив,
В сердце своем потушил вечный огонь Прометея,
Если бы в мире везде дух человеческий пал, —
Здесь возопили бы древнего Рима священные камни:
«Смертный, бессмертен твой дух: равен богам человек!»
(Д.С.Мережковский)
Здесь метафоры: создатель Рима — гений народной свободы; покорился — выю (шею) под игом склонил; крайняя степень протеста — возопили бы древнего Рима священные камни; человек велик силой своего духа — равен богам; общий смысл: только свободный человек становится равным богам.
Такая сложная метафоризация текста была бы смешна в бытовой речи (вспомним обращение Гаева в «Вишневом саде» к шкафу: ...Многоуважаемый шкап! — эффект явно комический): с одной стороны, она усложняет восприятие текста, но с другой — создает высокий настрой души читателя, слушателя и мощное, монументальное звучание текста.
И все же Мережковский явно рассчитывал на своего адресата, мыслящего категориями античной классики. В этом смысле нам ближе Пушкин; вот отрывок из «Бориса Годунова» — монолога монаха-летописца Пимена:
На старости я сызнова живу,
Минувшее проходит предо мною –
Давно ль оно неслось, событий полно,
Волнуяся, как море-окиян.
Теперь оно безмолвно и спокойно.
Здесь метафоричен образ минувшего, причем две метафоры образуют антитезу: прошлое неслось, событий полно, волнуяся, как море-окиян (это сравнение тоже метафорично) и оно безмолвно и спокойно.
Диапазон метафоричности широк: и в поэзии, и в бытовой речи — россыпи легко понимаемых метафор, которые и оживляют речь, и делают иносказание привычным, обогащают культуру речи говорящего: дыхание осени, свет знания, дорога жизни и многое другое. От частого употребления сочетания становятся привычными и приводят:
а) к возникновению многозначности слов — дверная ручка;
б) к образованию фразеологических единиц — рука судьбы;
в) к образованию речевого штампа, или стандарта: проходит красной нитью.