чтобы не дорожить холодным равнодушием людей, которые не хотели бы видеть
никакой важности в этом событии. Но, может быть, многие, не отвергая этой
важности, увидят в нашем отчете излишнее Увлечение в пользу Мочалова: для
таких у нас один ответ: "верьте или не верьте - это в вашей воле; удачно или
неудачно мы выполнили свое дело - это вам судить; но мы смеем уверить вас в
том, что в нас говорило убеждение, а давало силу говорить так много
одушевление, без которых мы не можем и не умеем писать, потому что почитаем
это оскорблением истины и неуважением к самим себе". Прибавим еще к этому,
что в рассуждении Мочалова мы можем ошибаться перед истиною, и в этом смысле
никому не запрещаем иметь свое мнение, но перед самими собою мы совершенно
правы и готовы отвечать за каждое наше слово об игре этого артиста, которого
дарование мы, по глубокому убеждению, почитаем великим и гениальным.
КОММЕНТАРИИ
Подготовка текста М. Я. Полякова при участии А. В. Вансловой.
Комментарии М. Я. Полякова.
|
|
Все цитаты в комментариях к I-III тт. из статей Белинского, не вошедших
в настоящее издание, приводятся по изданию: Полное собрание сочинений В. Г.
Белинского под ред. и с примеч. С. А. Венгерова, Спб. 1900-1917, тт. I-XI.
Цитаты из переписки Белинского приводятся по изданию: Белинский, Письма.
Ред. и примеч. Е. А. Ляцкого. Спб. 1914, тт. I-III.
ГАМЛЕТ. ДРАМА ШЕКСПИРА. МОЧАЛОВ В РОЛИ ГАМЛЕТА
"Московский наблюдатель", 1838, т. XVI, март, кн. I, стр. 98-144, кн.
II, стр. 277-301, апрель, кн. I, стр. 401-464 (ценз. разр. 11 апреля и 6
июня 1838). Подпись: Виссарион Белинский.
Весной 1838 года после почти двухлетнего перерыва, вызванного закрытием
"Телескопа", Белинский вернулся к журнальной деятельности. Шевырев и
Андросов отказались от "Московского наблюдателя", не пользовавшегося
поддержкой публики. "Московский наблюдатель" перешел в руки Белинского.
"Теперь мне, - писал он И. Панаеву 26 апреля 1838 года, - во что бы то ни
стало, хоть из кожи вылезть, а надо постараться не ударить лицом в грязь и
показать, чем должен быть журнал в наше время".
Критический отдел первого номера журнала, вышедшего под редакцией
Белинского, открывался огромной статьей "Гамлет". Драма Шекспира. Мочалов в
роли Гамлета". Статья эта - крупнейшее событие не только в истории русского
театра и литературы, но и в истории изучения Шекспира вообще. Шекспир
привлекает внимание молодого критика уже в начале 30-х годов. Он изучил его
по полному французскому переводу Гизо, отдельные части которого сохранились
в его библиотеке. Значение Шекспира подчеркивал Пушкин. Но его реализм в
теоретико-эстетическом плане еще не был осмыслен. Романтики односторонне
|
|
оценили Шекспира. Светлый мир его творчества отпугивал немецких романтиков,
тянувшихся к таинственному полусвету символических образов. Они вовсе
отвергали его исторические драмы. Белинский, принципиально отрицая
аллегорическое и символическое искусство, видит основу шекспировского
творчества в _объективности_ и полноте изображения жизни. Но вместе с тем,
"объективность, - заявляет он, - не может быть единственным достоинством
художественного произведения, тут нужна еще и глубокая мысль". Белинский
категорически исключает понимание трагедии как истории побед и падений
одного центрального лица. "В его драме, - говорит он о Шекспире, - драма
заключается не в главном действующем лице, а в игре взаимных отношений и
интересов всех действующих лиц драмы, отношений и интересов, вытекающих из
его личности. Главное лицо в его драме только сосредоточивает на себе ее
интерес, но не заключает в себе ее". Подчеркивая значение ведущего актера,
Белинский не забывает и об игре всего актерского ансамбля, без которого нет
Шекспира на сцене.
Самый метод анализа "Гамлета" резко отличает Белинского от немецких
критиков. Он рассматривает Гамлета не в его одиночестве, а во
взаимоотношениях с другими действующими лицами. По традиции, идущей от Гёте
и Гегеля, Гамлет в немецкой литературе изучался не только как главный, но по
существу и как единственный персонаж трагедии Шекспира. Белинский же
анализирует образ Гамлета в сложных взаимосвязях и борьбе с окружающим его
миром.
Гёте определял характер Гамлета как слабость воли при сознании долга.
Гёте писал, что от Гамлета "требуют невозможного, не по существу своему
невозможного, а только того, что невозможно для него. Великое дело возложено
на душу, которой оно не по силам" ("Ученические годы Вильгельма Мейстера",
кн. IV, гл. XIII). До Белинского трагизм Гамлета истолковывался
преимущественно в плане психологическом.
Белинский видит в Гамлете тип, во многом родственный своему поколению.
Протест Гамлета против действительности, его проклятия по адресу
"презренного мира" живо напоминали "период распадения" и "дикой вражды с
общественным порядком" самого Белинского. В его толковании Гамлет страдает
временной слабостью воли, что является проявлением идеи распадения.
Белинский указывает, что образ Гамлета выражает дисгармонию, вызванную
несообразностью действительности с его идеалом жизни. Характер Гамлета
раскрывается в его обусловленности окружающей действительностью. Белинский
нашел новый путь и для понимания психологии Гамлета, поскольку его образ
рассматривается в непосредственной связи с другими действующими лицами. Для
этого и понадобился Белинскому обширный пересказ содержания трагедии
Шекспира, являющийся образцовым в мировом шекспироведении. Конечно,
Белинский не мог дать конкретно-исторического раскрытия образа Гамлета. Но
его концепция была крупным шагом вперед именно в этом Направлении.
Почти половина статьи посвящена Белинским знаменитому актеру Павлу
Степановичу Мочалову, который вместе с Щепкиным поднял русский театр на
невиданную до того времени высоту. Эмоциональное, патетическое искусство
Мочалова основывалось на глубокой истине чувства. Белинский неоднократно
указывал, что там, где Мочйлов находит жизненно-правдивый материал, - его
игра безукоризненна, но там, где он наталкивается на риторику,
псевдоромантическую патетику, - там он падает ниже самого посредственного
актера. Сама трактовка Мочаловым роли Гамлета натолкнула Белинского, как
неоднократно заявляет критик, на новое понимание этого образа. Искусство
|
|
актера для Белинского такое же "воспроизведение действительности", как и
поэзия. От его творчества он требует эмоциональной напряженности,
вдохновенного "перевоплощения" в образ, которое обогащает замысел
драматурга. Подлинное искусство актера обнаруживается в глубине и тонкости
интерпретации образа.