Цель христианской жизни

После грехопадения человека образ и подобие Божие в нем исказились, но не уничтожились. После восстановления падшего человека искупившим его Спасителем — образ и подобие в нем снова засияли, но не по прежнему по-райскому, а по новому, потенциально еще с большей силой и с большей ясностью, с большей глубиной и большей святостью, но при непременном условии постоянного, непрерывного усилия свободной воли человека, не только сохранять в себе богообразие и богоподобие, но и стремиться его усовершать, и выполнять новые нормы и заповеди Господни для воли нового человека: "Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его" (Матф. 11, 12), и "Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный" (Матф. 5, 48). Ибо человеку, потерявшему рай, надлежит возвратиться уже не в рай (бывший на непорочной земле), а в Царствие Небесное (на пренепорочном Небе).

Еп. Игнатий Брянчанинов высказал чрезвычайно глубокую мысль о различии состояния человека в раю и Царстве Небесном. В раю было естественное состояние; после грехопадения до Страшного Суда, на земле, в течение всей мировой истории — состояние человека может быть названо в той или иной степени неестественным, в Царстве же Небесном это состояние будет сверхъестественным.

Последняя цель человека — в Боге, в полном общении с Ним, совершенно свободном, полном и радостном.

Еп. Феофан Затворник так говорит по этому поводу: "Созданный по образу и подобию Божьему человек, по самой природе своей есть некоторым образом Божеского рода. Будучи же рода Божья, он не может не искать общения с Богом, не только как со своим началом и первообразом, но и как с верховным Богом. Потому-то сердце наше и бывает довольно только тогда, когда обладает Богом, когда бывает обладаемо от Бога. Ничто, кроме Бога, не успокаивает его".

"В Боге — жизнь", — учил св. Василий Великий, — "отчуждение же и удаление от Бога есть зло несноснейшее даже будущих геенских мучений, зло самое тяжкое для человека, как для глаза — лишение света и для животного отнятие жизни". И еще: "что для души было преимущественным благом? — Пребывание с Богом и единение с Ним посредством Любви. Отпав от Него, она страдает" (Твор. Василия Вел. т. IV). Потому-то и взывал пророк Давид: "Не отвержи мене от лица Твоего и Духа Твоего Святого не отъыми от мене" (Псал. 50).

О радости богообщения так говорил преп. Серафим Саровский в беседе с Н. А. Мотовиловым: "Когда Дух Божий снисходит к человеку и осеняет его полнотою Своего наития, тогда душа человеческая преисполняется неизреченною радостью, ибо Дух Божий радостворит все, к чему Он ни прикасается". Св. ап. Иоанн Богослов уточняет сущность богообщения через определение Бога: "Бог есть Любовь, и пребывающий в любви, пребывает в Боге, и Бог в нем" (1 Иоан. 6, 16).

У святых отцов полное и живое общение с Богом возводится до обожения человека. Так, например, Св. Григорий Богослов изображает человека "живым существом, чрез стремление к Богу достигающим обожения". У св. Макария Великого часто и много об этом говорится: "Бог сотворил душу человека такою, чтобы быть невестой Его, и чтобы Ему быть с нею единым растворением и единым духом". "Для человека нужно, — говорит он в другом месте, — чтобы не только сам он был в Боге, но и Бог был в нем".

Соединение с Богом в христианском понимании совершенно ничего общего не имеет с буддийским пониманием исчезновения души в Боге, растворения ее в Нем. Об этом очень ясно говорит еп. Феофан Затворник: "Не подумал бы кто, что живой союз с Богом есть исчезновение души в Боге с насилием ее самостоятельности и свободы... Нет, душа не перестает быть душою — существом разумно-свободным, подобно тому, как раскаленное железо или уголь, проникаясь огнем, не перестают быть железом и углем..."

Непрестанное желание общения с Богом и сознание наличия этого общения — есть главнейший признак присутствия в человеке начала истинно-нравственной и духовной жизни.

Великим соблазном и ложью является идея о том, что цель человеческой жизни есть развитие, разворачивание духовных сил человека и его личное самосовершенствование. Такая идея даже Самого Бога (если Он только признается) обращает в средство для цели в самом себе. С христианской же точки зрения человек, как и все сотворенное Богом, есть средство для целей Его Божественного Промысла, или, проще и определеннее говоря, для славы Божьей (т.е. для славы Его Любви, Истины, Добра, Красоты и Свободы).

Также глубоко ошибочно ставить конечной целью человека — одно благо всех людей (задача социально-утилитаристической этики). Содействие благу всего человеческого общества конечно является нравственным долгом всякого человека, однако этот долг не наивысший. И благо человека, при такой окончательной нравственной цели не может быть высшим. Если даже все люди проникнутся идеей служения друг другу и всему человечеству, но при этом будут отторгнуты от Бога, — то это будет, по образному выражение еп. Феофана Затворника — "тело без головы". При живом же богообщении (т.е. общении с Абсолютом — Богом, Который есть Любовь) — все люди, объединенные общим высшим стремлением сольются и между собой, во взаимной любви в Боге. (Вспомним замечательную схему аввы Дорофея: чем люди ближе к Богу, тем они ближе между собой).

Итак, цель человека в Боге, т.е. жизнь в Боге, с Богом, для Бога, что в то же время есть и истинное и наивысшее для человека Благо.

По словам преп. Серафима Саровского — цель человеческой жизни есть стяжание Святого Духа.