Послевоенный период

(1946-1966 гг.)

Если период довоенный и годы войны могли быть описаны с достаточной объективностью, хотя и не исчерпывающей, благодаря отсутствию возможности для исследования пользоваться многими источниками пока нам — современникам событий — недоступными, то с описанием периода послевоенного вопрос обстоит гораздо хуже, по ряду причин.

Первой и основной причиной является то обстоятельство, что все или почти все сведения и данные о положении еврейской этнической группы в СССР проходили через призму начавшейся холодной войны, от чего, разумеется, сведения эти оставляли желать много, в смысле их объективности.

В печати советской еврейского вопроса, во всём его объёме, старались не касаться, ограничиваясь только иногда, но далеко не всегда, косвенным указанием, что некоторые лица, совершившие неблаговидные поступки или наносящие вред СССР — евреи.

Причём, делалось это именно «косвенно»: печатались полностью имена и отчества этих лиц, из чего читателю становилось ясно, что вопрос идёт именно о евреях.

Заграничная печать это расшифровывала, как натравливание масс на евреев и старательно регистрировала все эти случаи, подсчитывая, конечно, и процент обиженных властью евреев.

Свободный обмен мнений по этому вопросу на страницах печати, с целью установления истинного положения, был невозможен ни в Советском Союзе, ни за границей, в атмосфере ведущейся холодной войны, когда вопрос о «преследованиях» и «дискриминации» евреев в СССР стал одним из главных козырей в пропаганде против СССР, называемой «антикоммунистической», а, на самом деле, гораздо большеантирусской, чем антикоммунистической.

Учитывая такую обстановку, может быть, спокойнее и лучше было этого периода вообще не касаться и закончить свой очерк годом окончания войны.

Но, с другой стороны, именно в этот двадцатилетний послевоенный период в еврейском вопросе в СССР произошли такие изменения, что не упомянуть их, хотя бы и в краткой, сжатой форме невозможно.

Поэтому, попытаемся, в самых общих чертах, описать и события этого, послевоенного периода.

* * *

После войны настроение широких народных масс переменилось. Много они увидели за годы войны и терпеть безмолвно, как терпели раньше засилье евреев в своей стране, не были склонны, что не раз и не два выявлялось в годы войны, а, в особенности, после её окончания.

Правительство учло эти настроения и, как сказано выше, постепенно на руководящих административных постах начало появляться всё больше и больше не-евреев, а представителей коренного населения страны: великороссов, украинцев, белорусов и национальных меньшинств, имеющих свою национальную территорию.

Такое же явление наблюдалось и среди полпредств и торгпредств СССР, которые, в довоенные годы, были переполнены евреями.

В эти годы — первые послевоенные — перед всей страной, а, руководителями её политики, в особенности, во всём своём объёме встал вопрос о фактически «двойном подданстве» евреев-граждан СССР, которые свои симпатии илояльность делили между СССР и государством Израиль, за создание которого, с первых же дней, после окончания войны, велась во всём мире неустанная пропаганда, закончившаяся решением Объединённых Наций о создании суверенного еврейского государства Израиль (1947 год).

О психологии этого «двойного подданства», свойственного каждому еврею диаспоры, подробно изложено в исследовании проф. Соломона Лурье, напечатанному во II части настоящего труда (стр. 327).

Сущность заключается в том, что, при решении любых вопросов, еврей, независимо от страны его пребывания и гражданства-подданства, прежде всего, должен сам себе уяснить полезно или вредно еврейству в целом то или иное решение, мероприятие власти, политическая линия государства.

И поддерживать только то, что полезно еврейству в целом, независимо от того, совпадает ли это с интересами страны, в которой, в данное время, еврей живёт.

То, что так отчётливо сформулировал в своей книге, вышедшей в 1922 году в Петрограде, проф. Соломон Лурье, началось, достаточно отчётливо, ощущаться в СССР, направление политики которого перестало полностьюсовпадать с интересами и вожделениями всего еврейства диаспоры, как этобыло в течение 30 лет до этого.

В самом СССР еврейская этническая группа стала постепенно терять своё привилегированное положение и уравниваться в правах и возможностях с остальным населением. Еврейством всей диаспоры это было воспринято, как «дискриминация».

Пробуждение национального самосознания русского народа и, если не прекращение, то значительное сокращение охаивания его исторического прошлого — было воспринятоеврейством, как возрождение, если не «антисемитизма» и «черносотенства», то, во всяком случае, «русского патриотизма» — явления, с точки зрения еврейства, нежелательного и опасного.

И мировое еврейство из сторонника СССР, в значительной своей части, перешло в лагерь его противников.

Стремление всего еврейства, в том числе и граждан СССР, всемерно поддержать требования о создании государства Израиль, независимо от того, отвечают ли эти требования государственным интересам СССР, привело ко внутреннему конфликту между евреями и не-евреями Советского Союза, поставивши, не без основания, вопрос об их лояльности по отношению к стране, где они, в течение тридцати лет, занимали привилегированное положение.

В критические месяцы войны, пропагандный аппарат СССР, находившийся почти полностью в руках евреев, для поднятия духа армии, на которую слабо действовали интернационалистические лозунги и призывы, обратился к прошлому России.

Были учреждены ордена Александра Невского, Суворова, Кутузова, а вскоре затем, в РККА введены звания — чины, как в довоенной армии России, а также и золотые погоны, столь ненавистные тем, кто создавал СССР.

Дух прошлого, с которым так старательно боролось и его искореняли из памяти народа в течение четверти века разные Губельманы, Апфельбаумы, Сурицы и их единомышленники, всячески охаивая это прошлое, был выпущен из бутылки и нашёл такой отклик у тех, кто грудью и кровью защищал свою родину — землю и наследие предков — что загнать его назад уже было невозможно.

Интернационально-космополитический туман рассеялся и на смену ему возродился, казалось уже мёртвый, патриотизм русского народа и всего населения СССР, осознавшего себя и свою силу, своё право самим управлять своей страной.

А из этого сознания, естественно, появился и вопрос: в чьих руках может находиться руководство всей культурной жизнью страны, точнее, может ли это руководство быть в руках одной этнической группы, с миропониманием и правосознанием, чуждыми духу того народа, от имени которого они выступают и культурной жизнью которого руководят.

Вопрос не теоретически-абстрактный, а вопрос самого бытия национальной культуры, её сущности, её проявления.

Вопрос этот — не новый. Он уже давно носился в воздухе, но не произносился вслух, а тем менее, обсуждался в печати, ибо это неизбежно было бы истолковано, как «антисемитизм», обвинение или даже подозрение в каковом могло людям стоить общественной или литературно-публицистической карьеры.

И не только в воздухе СССР или дореволюционной России носился этот вопрос.

Существовал он и беспокоил элиту многих народов, но оставался непроизнесённым и невысказанным. Разве только в дневниках, где высказываются сокровенные мысли, некоторые, но далеко не все, решались коснуться этого «щекотливого вопроса» и оставить его во всей его глубине.

Марк Вишняк, бывш. Секретарь Всероссийского Учредительного Собрания, посвятивший себя, по прибытии в США, делу борьбы с антисемитизмом в мировом масштабе, по этому вопросу сделал интересное открытие, которое и было напечатано в 1944 году в Нью-Йорке в «Еврейском Мире» и получило самое широкое распространение среди всех, интересующихся этим вопросом.

Вот, что читаем мы на страницах 95-97 сборника II «Еврейский Мир», Нью-Йорк, 1944 г.:

«И самый крайний радикализм не страхует от антисемитизма, как и революция — в прошлом и будущем — отнюдь не гарантирует того, что дискриминация и диффамация меньшинств веры, расы, цвета кожи могут быть сметены окончательно и бесповоротно.

Можно привести множество свидетельств тому, как самые замечательные и передовые умы оказывались во власти антисемитизма. Ограничимся одной иллюстрацией из практики нового времени, недостаточно известной.

Андре Жид, по всей справедливости, считался одним из корифеев французской изящной литературы XX века, одним из первых её светил. Иностранцы — возьмите недавно вышедшую биографию Жида, написанную Клаузом Манном, сыном Томаса Манна — называют Жида «наиболее выдающимся современным автором XX века», «моралистом с художественным гением», «чьё бессмертие обеспечено».

Жид был известен крайним радикализмом во многих областях жизни; а политически он был связан со всем «крайним левым», что только было во Франции XX века. Одно время он сделался даже приверженцем и попутчиком большевизма. Он дружил с Леоном Блюмом, часто, с юношеских лет и до самой французской катастрофы, бывал у Блюма дома, был его конфидентом, одно время соредактором и т.д.

В начале 1940 года Жид опубликовал свой дневник за 40 лет — огромный том, свыше тысячи страниц. И здесь Жид оказывается не только личным ненавистником Блюма, но и «культурным» антисемитом.

Он отрицает за «пришлыми» во Франции литераторами-евреями право считаться французскими писателями. Порто Риш, Блюм и другие авторы, вошедшие во французскую литературу, критику, театр, не писавшие никогда на другом языке кроме французского — по мнению Жида — не французские писатели и не могут на то претендовать.

“Какое для меня значение, что литература моей страны обогатится, если это будет в ущерб её значению. Лучше исчезнуть, когда у француза не оказалось бы больше сил, чем предоставить неучу играть роль француза вместо него, его именем” [37].

«Надо помнить, кем был Жид для Франции и её литературы — что он был властителем дум и душ двух поколений французов, чтобы по достоинству оценить трагическую показательность этого «случая». Это — индивидуальный случай, но не банальный»...

Так пишет Марк Вишняк, который, в той же книге, на следующей странице (98) пишет следующие слова: «О СССР и убежденнейшие его противники не скажут, что там культивируется антисемитизм правительством».

Тогда, надо полагать, блудное око Вишняка ещё не обнаружило того начала уравнения евреев в правах, которое теперь называют «антисемитизмом»...

А, через несколько строк, в той же книге и на той же странице, М. Вишняк пишет:

«Боязливые и двоедушные — евреи и не-евреи — рекомендуют обантисемитизме не говорить из опасения, что разговоры о дискриминации и диффамации по мотивам расы и цвета кожи только способствуют усилению и распространению самой диффамации и дискриминации».

Сам же Вишняк не только говорит, но и пишет, выступает, организовывает борьбу с антисемитизмом в мировом масштабе, каковую, по его мнению, надо вести «начиная с осведомления об очагах инфекции и кончая её прямым предупреждением и пресечением»...

Выступая на общем собрании еврейских федераций в Кливленде в январе 1943 года и отвергая наличие даже намёка на «антисемитизм» правительства СССР, Вишняк вряд ли мог предполагать, что, всего через три года, этим самым правительством СССР будет одобрено и поддержано выступление Жданова, поставившего проблему «безродных космополитов» и поведшего борьбу против их засилья в культурной жизни страны.

Додумался ли Жданов до этого сам или ему помог в этом М. Вишняк широким оповещением о сокровенных мыслях Андре Жида, записанных им в дневнике, конечно, установить нельзя. Да это и не важно, и не имеет значения.

Важно другое: то, как это было встречено русскими деятелями культуры в СССР, и что это было начало новой политики правительства в СССР в еврейском вопросе, направленной к уравнению, фактическому, а не только на словах, евреев с остальным населением, каковое уравнение неизбежно вело к потере евреями того привилегированного положения, которое они имели в СССРпочти 30 лет.

Неудивительно, что этот новый курс политики правительства был воспринят всем еврейством диаспоры, как «антисемитский», и это отвратило его неизменно благосклонное отношение ко всему происходящему в СССР на путь активной поддержки сил и течений, враждебных не только системе и социальному порядку СССР, но и тех, кто ставил своей целью ликвидацию, путём расчленения, единого государства, называвшегося раньше Россия и, в годы власти еврейской этнической группы, переименованного в СССР.

И именно в этой перемене политики правительства СССР, надо полагать, надлежит искать причину особых симпатий еврейства диаспоры, проявляемым разного рода сепаратистским группам отдельных народностей СССР, чего в годы предвоенные не замечалось.

Совсем по-иному был воспринят новый курс в еврейском вопросе теми деятелями культуры, которые были не-евреи.

Об этом не писалось в газетах, не дискутировалось на собраниях и митингах, но определённо ощущалось, что этот новый курс вызывает одобрение и даёт надежду русским фактически уравняться в правах и возможностях с евреями, имевшими до этого монополию в области культуры СССР вообще, а пропаганды, особенно.

Как известно, выступление Жданова и поддержка его правительством не повлекли за собой немедленное отстранение евреев от литературной и пропагандной деятельности.

Очень много — даже непропорционально много — евреев осталось на своих постах в литературе, искусстве, критике и пропаганде и никто их не смещал и не отстранял. Эренбург, Заславский, Вера Инбер, Пастернак, Маршак и множество других остались на литературном Олимпе.

Немало евреев и сейчас, в 1967 году, состоит в числе членов Союза Писателей СССР, как например, Никулин, Каверин, Козаков и много других. И говорить о полном отстранении евреев от участия в культурной жизни СССР, конечно, нельзя.

Но, что они потеряли прежнее монопольное положение и ведущую роль — это несомненно. Вот это-то обстоятельство их и раздражает.

Характерны и заслуживают особого внимания слова Жданова, положившиеначало признанию того, что культура должна быть национальной по самому своему существу, и, что она уходит своими корнями в далёкое прошлое народа.

«Безродные космополиты», — сказал Жданов, коммунист, последователь идей III интернационала. И никто, кроме заграничного еврейства, против этих слов не запротестовал...

Не есть ли это доказательство осознания народом всей ценности и глубины своей национальной культуры?

И, в то же время — невысказанный протест, что, от имени народа, выступают и говорят те, кому эта народная культура чужда, непонятна и враждебна?...

То, что Андре Жид записал в своём дневнике ещё до первой мировой войны — то самое, только другими словами, высказал Жданов, после окончания второй мировой войны.

«Культура есть наследие отцов и дедов, которое надлежит передать потомкам». — Так поучают духовные вожди и элита каждого народа.

В СССР тридцать лет это наследие отцов и дедов было под запретом и, если о нём и упоминалось, то всё прошлое изображалось в самых чёрных красках.

И, когда были произнесены слова «безродные космополиты» народ их воспринял, как признание самой властью, что лояльность тех, кто от его имени тридцать лет говорил и выступал, взята под сомнение.

А это, как раз, соответствовало тому, что думал народ, национальное чувство, патриотизм которого, после победоносной войны и всего на ней виденного и пережитого, был обострён.

Сталин, который был хорошо осведомлён об этих настроениях, учёл это обстоятельство и всячески подчёркивал жертвы и заслуги во время войны именно «русского» народа, нигде не вспоминая ни народ еврейский, ни его жертвы и заслуги, в наличии которых население страны сомневалось.

Всё население страны ещё хорошо помнило свои многомилионные жертвы коллективизации, голода и лагерей, среди которых евреев оно не замечало.

Причём, жертвы эти были не результат бесчеловечного отношения врага, вторгшегося в страну, а были вызваны правящим классом, каковой народотождествлял с еврейской этнической группой.

В такой психологической обстановке в кругах «Еврейского Антифашистского Комитета» и среди евреев вообще, возникла мысль превратить весь Крым, опустевший в результате войны, в еврейскую национальную область или республику.

Результатом было, так называемое, «Крымское дело», которое повлекло за собой роспуск «Еврейского Антифашистского Комитета» и репрессии по отношению к ряду советских вельмож-евреев, в том числе и Соломону Лозовскому (Дриздо), возглавителю этого комитета.

Население страны об этом плане не знало ничего и нигде он на страницах печати и на собраниях, насколько известно, не обсуждался. Но ЦК партии сразу же пресёк всё в самом корне, ибо он отдавал себе отчёт в том, к чему это может повести.

Подробности «Крымского дела» ещё ждут своего объективного исследователя, ибо, для исторического исследования ещё не пришли сроки.

Много в этом «деле» ещё тёмного и неизвестного. Но самый факт молниеносной реакции правительства СССР на этот план указывают, какое ему придавалось значение.

Превращение всего Крыма, с его природными богатствами, гаванями и морской крепостью Севастополем в еврейскую национальную область или даже республику, по мнению правительства СССР, было бы «военным риском» для Советского Союза, с чем солидаризировался и Хрущёв во время своего выступления в августе 1956 года, о чём пишет Р. Абрамович в «Социалистическом Вестнике» (май 1957 г.), называя эту мысль «чудовищной».

Насколько она «чудовищна» судить трудно... Но, если представить себе реально, во что бы вылилось осуществление «Крымского плана» — то не так уже невероятно и опасение «военного риска», высказанное Сталиным и повторенное Хрущевым.

В атмосфере холодной войны, когда всё еврейство — на стороне противников СССР, как государства (а не только противников, существующего там социального порядка), — наличие «еврейского государства» в Крыму, быть может, действительно представляло собою «военный риск»...

И если этот военный риск (без всяких кавычек) был своевременно предусмотрен и предупреждён — с точки зрения государственной, трудно не одобрить то, что до создания этого государства не дошло.

Если Р. Абрамович и его единомышленники это и не одобряют — зато, всё население России-СССР держится противоположного мнения, в чём не может быть никакого сомнения.

Вряд ли можно сомневаться и в том, что всё население СССР не особенно бы огорчилось, если бы, все до одного, представители еврейской этнической группы навсегда покинули страну. По этому вопросу никогда никакого голосования не было.

Кроме того, не следует упускать из вида и то обстоятельство, что в то время, когда создавался план о создании еврейской национальной республики в Крыму, уже существовала Конституция СССР, согласно которой, Союзные и Автономные республики имеют право «вступать в непосредственные сношения с иностранными государствами, заключать с ними соглашения и обмениваться с ними дипломатическими и консульскими представителями»... «иметь свои республиканские военные формирования».

А, «за каждой Союзной Республикой сохраняется право свободного выхода из СССР» (Статьи 18, 18-а и 18-б).

И, если бы план создания еврейской республики в Крыму осуществился, какая гарантия, что, при помощи и поддержке всего еврейства диаспоры, Крым не превратился бы в суверенное государство, притом, неизвестно, дружественное СССР или враждебное.

И, как бы к этому отнеслось всё остальное население двухсотмиллионного СССР?

Надо полагать, что всё вышеизложенное было учтено и принято во внимание, когда сразу же в корне была пресечена попытка фактического отделения от всего государства того Крыма, за обладание которым пролито столько русской крови.

* * *

Государство Израиль и проблема двойного подданства.

Вскоре, после безболезненной (если не считать казни нескольких человек) ликвидации «Крымской Республики», произошло ещё одно событие в жизни еврейской этнической группы в СССР, которое поставило под сомнение лояльность всех евреев СССР по отношению к государству.

В первые два послевоенные года (1945-1947) во всём стане победителей во второй мировой войне шла усиленная и напряжённая пропаганда за создание в Палестине, большинство жителей которой составляли арабы, отдельного суверенного государства «Израиль».

С тем, что евреи на территории, намеченной для создания еврейского государства, численно представляли

только меньшинство, не посчитались и, без всякого голосования и плебисцита, часть Палестины была отдана евреям, которые, в начале 1948 года, провозгласили создание государства «Израиль».

Еврейская этническая группа в СССР была всецело на стороне тех сионистов, которые во всём мире вели пропаганду за создание «Израиля», основываясь на том, что это — «Земля Обетованная», «обещанная евреям на Сионе[38]».

Не протестовало и правительство СССР против создания, таким путём, нового государства. Представитель СССР в Объединённых Нациях голосовал, как за создание этого государства, так и за принятие его в число членов Организации Объединённых Наций.

Из каких соображений и побуждений СССР занял такую позицию, нам — современникам — судить трудно, ибо многое ещё находится в архивах, недоступных исследователям.

Можно только поставить, для разрешения в будущем, два вопроса: совместимо ли с принципами демократии, положенными в основу ООН, создание государства таким, очевидно, недемократическим способом?

И второй вопрос: как мог стоящий на позициях атеизма СССР признать мистическо-религиозное обоснование «права» евреев на Палестину?

На оба вопроса, до сих пор, никто вразумительного и убедительного ответа не дал и не пытался дать. Политические деятели всего мира предпочитают отмалчиваться и этих вопросов вообще не затрагивать.

Объяснить позицию СССР в этом вопросе «давлением общественного мнения» или давлением еврейской этнической группы в СССР вряд ли возможно.

Общественное мнение или, точнее сказавши, невысказанные (за отсутствием свободы слова) настроения всего населения СССР были не на стороне сионистов; влияние на внешнюю политику евреев резко и быстро падало иправительство меньше всего с ним считалось.

Существует одно объяснение этой непонятной позиции СССР в этом вопросе. Насколько оно точно, сказать трудно. Сущность же этого объяснения следующая:

позиция правительства СССР в израильском вопросе — есть результат далеко идущего плана внести «замешательство» в ближневосточные дела, при котором СССР, при любых комбинациях, был бы в выигрыше.

В случае, если бы в Израиле победили элементы прокоммунистические — он бы автоматически стал проводником политики СССР на Ближнем Востоке, бывшим цитаделью еще мощных тогда колониальных империй Англии и Франции.

В случае занятия Израилем позиций прозападных (что и случилось) для СССР появлялось сильнейшее пропагандное средство для включения всего арабского мира в свою орбиту обещанием помощи против Израиля. Таким образом, стомиллионная арабская масса отрывалась от влияния Запада...

Может быть, всё сказанное — досужие размышления журналистов и комментаторов, но всё же, они заслуживают внимания будущих исследователей.

Кроме приведённых выше объяснений существует и ещё одно: желание правительства СССР проверить лояльность своих граждан евреев, на основании их реакции на признание Израиля.

Это, последнее, и случилось уже в 1948 году, через несколько месяцев после провозглашения суверенного государства Израиль и принятия его в ООН.

В октябре 1948 года в Москву прибыла Гольда Мейерсон, назначенная послом Израиля в СССР.

Более чем полумиллионная масса евреев, проживавших тогда в Москве, когда посол Израиля, по прибытии, отправилась в синагогу, восторженно её приветствовала, и сразу же многие тысячи москвичей-евреев подали заявления о желании переселиться в Израиль.

Сталин и правительство сделали отсюда выводы. Непосредственно за манифестациями евреев, в связи с приездом Гольды Мейерсон, последовал целый ряд ограничительных распоряжений правительства, касающихся «национально-персональной» культурной деятельности еврейской этнической группы, рассеянной по всей стране.

Была закрыта еврейская газета «Дер Эмес» в Москве, еврейские театры, запрещено преподавание на «идиш» в Москве...

Немалому количеству активных деятелей еврейской национальной культуры пришлось, в принудительном порядке, покинуть Москву, а кое-кто и был арестован.

Все же, москвичи, подавшие заявления о желании покинуть СССР и переселиться в Израиль, были сосланы в отдалённые области СССР.

«Правительство ощутило неблагонадёжность евреев», — так пишет москвич Давид Бург, выехавший в 1956 году из СССР и напечатавший на немецком языке в журнале «Антикоммунист» (№ 12, 1957 г.) большую статью «Еврейский вопрос в Советском Союзе[39]».

Это ощущение «неблагонадёжности евреев» соответствовало таковому же ощущению и всего населения страны, которое на евреев, в основном, смотрело, как на элемент «пришлый, чужой и чуждый».

Однако, надо признать, что никаких массовых увольнений с работы или других репрессивных мер по отношению к евреям, только потому, что они — евреи, не предпринималось.

Они сидели на своих местах — не плохих и не последних — и их не увольняли и не лишали возможности работать. Но, прежнего к ним доверия не стало.

Прежние позиции всесильного правящего класса были потрясены, а возможности выдвижения на руководящие роли во всех областях жизни были значительно сокращены и затруднены.

В особенности это коснулось тех должностей и профессий, в которых нужна была стопроцентная уверенность в лояльности: дипломатия, внешняя политика, дело обороны страны.

Хотя слово «еврей» нигде и не писалось и не произносилось, но всё население СССР, а евреи — прежде всего, отчётливо почувствовали новый курс правительства в еврейском вопросе.

Население этот новый курс встретило полным одобрением (хотя и молчаливым, ибо в СССР правительство ни одобрения, ни неодобрения не терпит).

Всё же еврейство, как СССР, так и заграничное, усмотрело в этомновом курсе «дискриминацию и преследования» евреев в СССР и всё остриё своего негодования и возмущения направило, прежде всего, на диктатора — Сталина.

Конечно, немало было евреев, граждан СССР, отдававших себе отчёт в том, что усомниться в «благонадёжности» евреев, в случае конфликта с Израилем или его покровителями и союзниками, основания есть, и немалые.

Но страх быть обвинёнными, что они выступают «против еврейства», нарушают тысячелетнюю традицию расово-религиозной солидарности евреев, заставлял их молчать. Даже твердокаменных сторонников коммунистической теории и сталинской тактики и практики.

Во всей же стране, среди рассеянных по всем её просторам евреев росло недовольство новым курсом в еврейском вопросе, главным виновником которого считали Сталина, который, без шума и большой огласки, неуклонно проводил свою линию.

А во всём мире настроения еврейской этнической группы в СССР вызывали и питали враждебное отношение не только к Сталину и его режиму, но ко всему русскому народу, считая его виновным в «преследовании» евреев.

Так продолжалось до второй половины 1952 года, когда было выдвинуто обвинение группе врачей в попытке, путём неправильного лечения, отравить самого Сталина.

А врачи-то, наиболее приближённые к кремлёвским верхам, были, в большинстве, евреи. Как и почему случилось, что именно евреям была доверена забота о здоровье Сталина и его сотрудников — объяснять вряд ли нужно.

Они остались там с тех времён, когда евреи везде и всюду занимали ответственные должности. И их никто не смещал, даже после переломного 1948 года.

Выдвинутое против врачей обвинение и соответствующая кампания в советской печати населением, а в особенности, евреями, толковались распространительно — как сочувствие тем, кому предъявлялись обвинения.

Москва была полна слухов о предстоящих репрессиях по отношению ко всем евреям и о предстоящей их высылке на Дальний Восток.

«Начали паковать чемоданы, дёшево распродавать обстановку и ложились спать с мыслями, что, вероятно, ночью будут арестованы»... — так описывает настроения московских евреев Давид Бург в своей, упомянутой выше, статье.

Настроение больше чем полумиллиона московских евреев, начиная с октября 1952 года и до смерти Сталина, было паническим.

Никто не сомневался, что так же, как, в начале войны, были выселены целые народы из Крыма, с Кавказа и Поволожья — будут выселены и евреи, не только из Москвы, но и из всех мест, где они живут.

Скоропостижная смерть Сталина всё изменила. «Заговор врачей» был объявлен фальшивкой. Среди евреев наступило успокоение.

Но о возвращении еврейской этнической группы в прежнее положение правящего класса уже нечего было и думать.

Политика правительства СССР в еврейском вопросе неуклонно шла к приведению в соответствие числа евреев интеллигентных профессий и на ответственных местах с их числом в стране и процентным отношением ко всему населению.

Политика эта проводилась не спеша, без шума и потрясений, вызывая одобрение всего населения СССР и возмущение и негодование его еврейского однопроцентного меньшинства, которое это квалифицировало, как дискриминацию и преследование.

Да и то, не всего еврейского меньшинства.

Немало есть в СССР и таких евреев, которые сознательно стали на путь совершенно добровольной ассимиляции, безусловной лояльности по отношению к СССР, полного не только вхождения и включения в русскую культуру и быт, но и растворения в нём, что значительно облегчалось отходом от иудейской религии, ревниво оберегающей чистоту расы, неразрывно связывая её с религией.

Смешанные браки, о которых с ужасом говорят раввины, значительно содействуют этому процессу. Содействует ему также и потеря еврейством своего разговорного языка — «идиш» и замена его языком русским: больше 80% евреев в СССР не умеют ни читать, ни писать на «идиш».

С еврейской этнической группой в СССР происходит то же самое, что произошло с евреями в Западной Европе в средние века: они забыли свой язык и в быту приняли, без всяких принуждений, язык немецкий — «идиш».

Тогда только наличие «гетто» помогло сохранить еврейству свои племенные особенности и религию и предотвратить его полное растворение в немецком море. Сейчас нет ни «гетто», ни безусловного подчинения авторитету раввинов.

А потому, процесс ассимиляционный, несмотря на все протесты и наличие государства Израиль, идёт неуклонно. Не считаться с этим нельзя, а предотвратить его вряд ли возможно.

Этот неотвратимый и непредотвратимый процесс ассимиляционный, с одной стороны, и потеря евреями СССР привилегированного положения, с другой, порождают и питают антирусские настроения у всего еврейства диаспоры, а также и весьма значительной части (вероятно, подавляющего большинства) евреев СССР, не могущих так легко примириться с утерей своего привилегированного положения.

«Об этих антирусских настроениях, переплетающихся с настроениями антисоветскими, говорит в своей статье Давид Бург (см. выше), о них же пишет и Юлий Марголин, обосновывая и оправдывая эти настроения.

В № 1604 от 15 ноября 1960 года, в издающейся в Париже на русском языке газете «Русская мысль», в своём «Тель-Авивском блокноте» Юлий Марголин пишет следующее:

«На особом положении под скипетром Никиты находится один единственный еврейский народ, осуждённый на потерю национальности и постепенную ликвидацию, в качестве исторической и культурной особи.

Конечно, Никита милостив и гуманен; он далёк от гитлеровского людоедства; речь идёт не о поголовном физическом истреблении, а об «евтаназии»: безболезненном, насколько возможно, удушении и духовном замирании целого народа, у которого отнято право располагать своей судьбой.

Отнято оно и у других народов советской империи. Но этим народам, по крайней мере, в ближайшие столетия, не угрожает опасность денационализации: русские останутся русскими, украинцы — украинцами, грузины — грузинами.

Только евреи «атомизированы» и подвергнуты «особому режиму». И, как следствие, те из них, кто приветствует национальное самоубийство, проявляютисключительное усердие... а другие этот режим ненавидят с силой беспримерной, ибо только в одной этой ненависти и может выразиться их национальное самоутверждение.

Я беру на себя смелость утверждать, что о глубине и качестве этой бездонной ненависти не имеют представления даже самые «непримиримые» из эмигрантов, мирно доживающие свои дни по разным углам Запада».

Признание Марголина. что евреи ненавидят режим, ими же, в своё время, созданный (о чём Марголин забывает), казалось бы, должно было породить и стремление этот режим свергнуть, как когда-то царский. Однако, об этом стремлении еврейства СССР Марголин не говорит...

Зато, об этом говорит, достаточно подробно и убедительно, Давид Бург, родившийся и выросший в Москве, где он получил и высшее образование, а после этого, эмигрировал в 1956 году.

Настроения еврейства СССР, вообще, а многосоттысячных евреев-москвичей, в особенности, Бург, конечно, знает гораздо лучше Марголина, а потому и пишет отчётливо о настроениях, стремлениях и опасениях евреев в СССР.

В своей статье (упомянутой выше) Бург употребляет слова «антисоветский» и «антирусский», как синонимы.

Конечно, это — не случайно, ибо евреи, недовольные новым курсом политики правительства в еврейском вопросе, сами переплетают эти два понятия, как это делают их единоплеменники вне СССР.

Вот, что пишет по этому вопросу Давид Бург (см. стр. 504, II часть).

«Дискриминация (он считает уравнение дискриминацией) усиливает еврейский национализм и стремление в Израиль. В то время, как поколение 30-х годов относилось с безразличием к вопросу о своей принадлежности к еврейству, подавляющее большинство нынешних молодых евреев настроены весьма националистически. Однако, этот национализм вовсе не обусловливается религией.

У большинства, особенно у молодых евреев, этот, возникший, в результате враждебной к евреям политики правительства, национализм совмещается с резко антисоветской установкой. Однако, это — не всегда так. Одним опасность антисемитизма «снизу» кажется большей, чем опасность антисемитизма «сверху».

Они рассуждают так: правительство хотя и давит на нас, но всё же, допускает нам существовать. Если же наступит революционная смена, то во время неизбежной анархии переходногопериода мы будем попросту перебиты. Поэтому будем лучше держаться правительства, как бы плохо для нас оно не было. У людей этих установок антирусские настроения и стремления в Израиль особенно сильны»...

Приведённые выше высказывания двух авторов-евреев заслуживают особоговнимания, как потому, что они новейшего датума (1957 и 1960 годы), так и потому, что оба автора много и часто пишут по «еврейскому вопросу» в периодической печати на русском языке и единодушны в своей оценке инастроений еврейства в СССР, и отношения всего населения к своим согражданам — евреям.

При этом, оба автора старательно замалчивают подлинную причину, вызвавшую эти настроения и пространно говорят об «ограничениях» и о «дискриминации», когда, на самом деле, как видно из их собственного изложения, вопрос идёт только об уравнении в правах и возможностях не-еврейского населения с евреями, которые 30 лет занимали привилегированное положение в СССР.

О том же времени, когда фактически проводилась дискриминация по отношению к коренному населению, когда однопроцентное еврейское меньшинство давало 80, а то и 90 процентов дипломатов и советских вельмож — об этом ни Марголин, ни Бург не пишут...

Хотя, им, как евреям, и следовало бы об этом написать и попытаться объяснить и, если можно, оправдать ту «обратную пропорциональность» евреев на руководящих постах в стране, в которой они появились всего меньше, чем полтора столетия назад и составляли всего один с небольшим процент населения.

О настроениях евреев в СССР говорят оба автора. Марголин, который в СССР на свободе не жил и мог общаться только со своими единоплеменниками-евреями, попавшими в концлагеря после 1939 года (преимущественно из Польши), говорит о «бездонной ненависти» их к режиму. О настроениях же остального населения, не-евреев, к евреям Марголин не пишет.

Зато, об этом недвусмысленно говорит Давид Бург словами: «Если наступит революционная смена, то, во время неизбежной анархии переходного периода, мы будем попросту перебиты».

Сказано достаточно ясно. А настроения населения СССР Бург, надо полагать, хорошо знает, хотя, с его утверждением, что все евреи в СССР будут перебиты, вряд ли можно согласиться. Но, что, в случае безвластия, будет немало антиеврейских эксцессов — в этом вряд ли можно сомневаться.

Отсутствие сколько-нибудь достоверных данных о настроениях населения СССР по отношению к евреям не позволяет нам ни подтверждать мрачные прогнозы Бурга, ни их опровергать. А потому, приходится ограничиться только приведением этих высказываний в нашем кратком изложении 20-летнего послевоенного периода.

Сообщая о «бездонной ненависти» евреев к режиму, Марголин обходит молчанием вопрос об отношении не только евреев, но и всего населения СССР, как к режиму, так и к евреям.

Но, вопроса о том, идёт ли эта ненависть евреев к режиму до желания свергнуть ненавистный режим или только ограничивается ненавистью, без возможности её проявить — Марголин не касается, как не касается и вопроса, распространяется ли эта ненависть и на весь русский народ.

Бург говорит о другом — об отношении не только русского народа, но и всего населения СССР не к режиму, а к евреям и сообщает, что евреи, независимо от своего отрицательного отношения к режиму, опасаются его свержения и режим поддерживают.

О неприязненных отношениях к евреям, как правительства СССР, так и всего населения, много и часто пишется в печати всего мира, причём, как правило, правительство отождествляется почему-то именно с русским народом (великороссами), не распространяя это на другие народы страны, хотя бы на украинцев, имеющих давние и старые счёты с еврейством.

А нередко, сообщая о проявлении антиеврейских настроений населения, заграничная еврейская печать все инциденты и эксцессы на этой почве объясняет инициативой правительства, замалчивая вопрос о настроениях самого населения по отношению к евреям.

Так, например, в журнале «Социалистический Вестник» (орган еврейского «Бунда» и «Российских» меньшевиков), выходящем на русском языке, в номере за декабрь 1959 года (стр. 241) напечатана следующая летучка:

«Войдя в магазины, лавочки второго Иерусалима (Малаховки) вы всюду видите их сальные и надменные рожи, которые презрительно смотрят на русского. И где это? На нашей русской земле иудейский род вознёсся так высоко, хает русский народ «дурачьём» и «ваньками», а мы всё терпим... Но, до каких пор это будет?

Мы спасли их от немцев, которые более рассудительны насчёт этой нации, приютили их. А они так быстро обнаглели, что русский народ не понимает, «кто же на чьей земле». Народ ропщет (теоретически), но не далеко и до практики. Если прямо говорить, большевики зря поторопились приравнять эту нацию.

Её можно опустить в низы, а она вылезет, как пырей, засорять чистую добрую душу русского народа. Так оно и случилось. Не тот сейчас наш народ. От евреев он заразился бюрократизмом, жадностью, выгодой, негостеприимством. Нет той открытой сердечной русской души, которая теперь существует лишь в деревне».

Подписана эта летучка так: «Б.Ж.С.Р. и за О.Р.Н.», что расшифровывает «Социалистический Вестник» так: «Бей жидов, спасай Россию!» и «за Освобождение Русского Народа».

Летучка эта распространялась в Малаховке — пригородной местности под Москвой, где раньше евреям селиться не разрешалось, а теперь там много евреев и даже есть две синагоги.

Редактор «Социалистического Вестника» Р. Абрамович полностью напечатал эту летучку в своём журнале, добавивши от себя, что, по его мнению, она сфабрикована самим правительством СССР, во главе которого тогда стоял Н. Хрущёв.

Насколько точно утверждение Абрамовича — неизвестно. Никаких, хотя бы косвенных данных в подтверждение этого Абрамович не приводит.

По мнению же бывших советских граждан, не-евреев, находящихся ныне в эмиграции, содержание летучки (не касаясь её стиля), в основном, соответствует мнению о евреях и их роли в СССР всего населения страны.

В условиях советской цензуры мнение это не может быть высказываемо публично, но, что оно существует — в этом вряд ли можно сомневаться.

А высказывание Бурга об угрозе уничтожения всех евреев не правительством, а населением подтверждает наличие соответствующих настроений у всего населения.

Характерно в этой летучке и ещё одно: отсутствие каких-либо указаний на религиозно-расовые причины отрицательного отношения к евреям, т.е., на то, что и есть «антисемитизм».

Причины приводятся совсем другие — чисто материального характера: недовольство и возмущение привилегированным положением еврейской этнической группы, захватом ею всех лучших положений в стране и пренебрежительно-презрительном отношением этого нового правящего класса к коренному населению страны.

Бездоказательное же утверждение «Социалистического Вестника», что летучки сфабрикованы самим правительством принимать всерьёз не приходится.

В своё время евреи твердили, а за ними повторяла и вся мировая печать, что погромы в дореволюционной России — результат приказов правительства.

После революции, когда все архивы полиции стали доступны евреям, пришедшим к власти, ни одного такого или подобного приказа не было обнаружено.

Бездоказательные утверждения или обвинения, или же, выражения «общеизвестно» или «как известно» не делает чести тем, кто к ним прибегает, не будучи в состоянии фактами и документами подтвердить свои обвинения.

Напомним здесь один случай, хорошо известный «обвинителям» России и её правительства в организации еврейских погромов.

После самого большого, по числу жертв, погрома в Одессе в 1905 году (см. стр. 108 настоящей книги) еврейская партия «Поалей-Цион» командировала в Одессу своего представителя, который, после всестороннего изучения всех обстоятельств дела написал: «Я ездил в Одессу именно затем, чтобы найти чисто провокаторский погром, но — увы! — не обрёл его».

* * *

На этом заканчивается описание последнего 20-летнего периода (послевоенного), каковое, как указано выше, не претендует на то, что в нём документально и всесторонне освещены все события этого периода.

Причина — отсутствие нужных данных и возможности проверки мнений и высказываний разных лиц. Многое ещё подлежит проверке в будущем, что, надеюсь, и будет сделано теми, кто займётся этим вопросом.

Заканчивается и весь очерк «Евреи в России и в СССР», который, как показывает самое название, ограничен и временем и территорией: во времени ограничен только теми, сравнительно короткими периодами, когда еврейская этническая группа жила на русской земле; территория — только территория Государства Российского, переименованного ныне в СССР.

Вопросов, связанных с пребыванием евреев вне этой территории и их взаимоотношений с теми народами, среди которых они жили или живут, пребывая в рассеянии, мы не касаемся, ибо это выходит за рамки намеченного труда.

* * *

В заключение, мы имеем возможность привести статистические данные, дающие ясное представление о степени участия евреев — граждан СССР в культурной жизни страны, в которой они составляют 1,1% населения.

По данным переписи 1959 года, население СССР было 208 828 000. Из них евреев было 2 268 000, что составляет 1,1%.

Процент евреев в отдельных интеллигентных профессиях — следующий:

· врачи — 14,7 %;

· научные работники — 11%;

· юристы — 10,4 %;

· писатели и журналисты - 8,5%;

· работники искусства (артисты, художники) — 7 %.

Зная все эти данные, точность которых никем не оспаривается, можно только удивляться утверждениям о «дискриминации» и «преследовании» евреев в СССР, о чём так много и так часто говорится и пишется на всех языках мира.

На вопрос о преследованиях иудейской религии в СССР, государстве, где всякая религия провозглашена «опиумом для народа» и с ней ведётся борьба, можно утверждать, что иудейская религия находится в лучшем положении, чем все остальные.

Как уже упомянуто в предыдущем изложении, даже выпечкой мацы занимался в предвоенные годы Московский Горсовет, в то время, как куличи и пасхи не только не приготовлял горсовет, но это было запрещено делать всем булочным, кондитерским и пекарням, каковые в СССР находятся в руках государства.

Евреи в Москве имеют отдельные еврейские кладбища, что не разрешается ни одному вероисповеданию, кроме иудейского.

А в дни больших еврейских праздников в Москве невозбранно, даже под охраной милиции, происходят многосоттысячные иудейские религиозные манифестации, сопровождающиеся песнями и плясками.

Две самые распространённые американские газеты: «Дэйли Ньюс» от 18 октября 1965 года и «Нью-Йорк Таймс» от 19 октября того же года, сообщают подробности этих торжеств.

«Дэйли Ньюс» пишет о «полумиллионе московских евреев, певших и плясавших на улицах, прилегающих к синагоге» и сообщает, что манифестация эта длилась от 6 часов вечера до полуночи.

«Нью-Йорк Таймс» пишет об этом подробнее, но говорит не о «полумиллионе», а о «десятках тысяч молодых и старых евреев», которые приняли участие в этих торжествах, причём, целый блок улиц, прилегающих к синагоге, был закрыт для движения.

Поющие и пляшущие евреи заполнили Архиповский переулок, на котором находится большой госпиталь, и милиция не препятствовала им петь и плясать до полуночи.

Приведённый выше факт, в достоверности которого нет никаких оснований сомневаться, без всяких слов, свидетельствует насколько в Москве «притесняется» иудейская религия.

И, в то же время, в Москве немыслимы крестные ходы с десятками тысяч участников, да ещё под охраной милиции.

Зная всё вышеизложенное, трудно согласиться со всеми теми, которые, во всех газетах мира, пишут о религиозных преследованиях евреев в СССР, забывая, при этом, что все другие вероисповедания в СССР, в вопросе свободного исполнения своих религиозных праздников и обычаев, стеснены неизмеримо больше, чем евреи.

* * *

Беспристрастная история, располагая строго проверенными данными, которые нам, современникам, ещё недоступны, не сможет не признать, что ни в одной стране, ни у одного народа за всё своё двухтысячелетнее пребывание в рассеянии, евреи не имели таких возможностей и не достигали такого положения, как в России-СССР, особенно в тридцатилетний период от 1917 до 1947 года, когда они фактически были правящим классом страны.

И если они это положение не удержали и потеряли его безвозвратно — не русский народ и не всё население двухсотмиллионного государства несут за это вину.

Искать её надлежит в особенностях самого еврейского народа, который отрицательное к себе отношение (именовавшееся раньше «юдофобия», а теперь называемое «антисемитизм»), приносил с собой, как утверждают и многие евреи, начиная со Спинозы и кончая профессором Соломоном Лурье, автором исследования об антисемитизме в древнем мире, который, в 1922 году, высказал это мнение.

Но вопрос этот, во-первых, спорный, а, во-вторых, выходит за рамки настоящего очерка, а потому, нашему рассмотрению не подлежит.

Задача настоящего труда ограниченная — сказать правду в жизни и положении евреев только и исключительно за время их пребывания на территории России и СССР. Насколько это выполнено — решит читатель.