Почему молчал Сталин?

Сталин был в прострации. В течение недели он редко выходил из своей виллы в Кунцево. Его имя исчезло из газет. В течение 10 дней Советский Союз не имел лидера. Только 1 июля Сталин пришел в себя.

Дж. Люис, Ф. Вайтхед. «Сталин».

Нью-Йорк, 1990

22 июня, напомню, о начале войны советскому народу сообщил Молотов. Почему не Сталин? Речь Гитлера передали по радио. Даже Черчилль встрял, вставил свои пять пенсов. Почему наш-то молчал?

Думаю, это «почему» и породило миф о прострации вождя.

Историки, пытаясь его оправдать, высказывали мнение, что Сталин не был уверен, что началась настоящая война. Все надеялся, что это провокация, приграничный конфликт.

Вот вашему вниманию Хрущев на XX съезде со своим рассказом о 22 июня:

«Москва отдала приказ не открывать ответного огня. Почему? Потому что Сталин, несмотря на очевидные факты, думал, что война еще не началась, что все это было провокационным действием со стороны нескольких недисциплинированных частей немецкой армии и что наши ответные действия могли бы послужить основанием для немцев начать войну».

Но только это полнейшая чушь, Никита Сергеевич. Мало того, что Гитлер в эфире объявил войну России днем, так еще в 5.30 утра германский посол Шуленбург официально зачитал Молотову ноту об объявлении военных действий.

«Тов. Молотов спрашивает, что означает эта нота?

Шуленбург отвечает, что, по его мнению, это начало войны…

Посол просит разрешить эвакуировать германских граждан из СССР через Иран. Выезд через западную границу невозможен, так как Румыния и Финляндия совместно с Германией тоже должны выступить».

Муссировавшийся все 1960-е годы приказ Сталина «на провокации огнем не отвечать» постепенно — и, надеюсь, окончательно — ушел в область исторической мифологии. Так почему же молчал Сталин?

Думаю, Сталин не обратился к народу 22 июня потому, что понимал: сам факт такого выступления может породить в людях еще большую тревогу.

Дело в том, что Сталин не баловал свой народ публичными выступлениями. Историк И. Пыхалов пересчитал все их, публичные выступления, — в предвоенные годы[105]. Получается в среднем — одно-два в год. Из них в открытом эфире, по радио — несколько лет НЕТ ВООБЩЕ. Не то, что публичные политики: Черчилль, тем более Рузвельт, с его еженедельным радиообращением к американскому народу Итак:

1936 год, ноябрь. Речь «О проекте Конституции…».

1937 год. Два выступления на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) и одно в декабре — перед московскими избирателями (выборы в Верховный Совет).

1938 год, май. Речь перед работниками высшего образования.

1939 год, март. Доклад на XVIII съезде ВКП(б).

1940 год. Ни разу!

1941 год. Ни разу[106]… Вплоть до 3 июля и знаменитой радиоречи «Братья и сестры!».

Если бы после двухлетнего молчания Сталин заговорил именно в первый день войны, это вызвало бы не воодушевление, а панику. Выступил Молотов — второй человек в стране и руководитель советской дипломатии (что нам сегодня кажется странным).

Но над текстом выступления они работали вместе. 22 июня 1941 года генсек исполкома Коминтерна болгарин Георгий Димитров записал в дневнике:

«В кабинете Сталина находятся Молотов, Ворошилов, Каганович, Маленков. Удивительное спокойствие, твердость, уверенность у Сталина и у всех других. Редактируется правительственное заявление, которое Молотов должен сделать по радио. Даются распоряжения для армии и флота. Мероприятия по мобилизации и военное положение. Подготовлено подземное место для работы ЦК ВКП(б) и Штаба»[107].