Проблема описаний 8 страница

Хотя Гитлер не уведомлял никого из своих союзников о сроках реализации конкретных планов войны против СССР и во избежание утечки информации, это его письмо Муссолини во многом психологически достоверно. И оно показывает, что Сталин был прав: непреклонно требуя от своих военачальников не допускать провокаций на границах с Германией, не поддаваться на провокации и не раздувать инциденты на границе, он до самого начала войны оставлял Гитлеру возможность преодолеть наследие его происхождения, его концепций и отказаться от его прошлых обязательств. Договор же о ненападении и бурное развитие Советско-Германского сотрудничества в период 1939 — 1941 гг. было лучше, чем отказ СССР от переговоров и договора с Германией просто потому, что договор создавал благоприятную психологическую атмосферу для того, чтобы руководство третьего рейха могло освободиться от гнета на политику происхождения, концепций и прошлых обязательств перед никчемными союзниками по “оси” и перед “мировой закулисой”. Если бы договор был не оглашен, то над руководством третьего рейха сверх психологического гнета тех факторов, о которых Гитлер написал Муссолини, ещё довлело бы и вооруженное молчание Советского Союза, которое создавало бы пугающие неопределенности для Германии и закрывало бы возможности окончательного замирения обоих государств.

То обстоятельство, что Гитлер не нашел в себе сил воспользоваться ко благу Германии предоставленными ему Советско-Германским договором возможностями изменения своей политики в мире и в пределах Германии, ни коим образом не является виной Сталина. Это — вина Гитлера, которую свалили на Сталина. Сталин, как это видно из письма Гитлера к Муссолини, был очень глубокий психолог и правильно оценивал не только военные аспекты ситуации, но и психологическую подоплеку бушевавшей в Европе войны.

* *
*

Уже в 1970 г., когда “Воспоминания и размышления” вышли из печати первым изданием, Г.К.Жуков отмечал: «Сейчас у нас в поле зрения, особенно в широких, общедоступных публикациях, в основном факты предупреждений о готовившемся нападении на СССР, о сосредоточении войск на наших границах и т.д. Но в ту пору, как это показывают обнаруженные после разгрома Германии документы, на стол к И.В.Сталину попадало много донесений совсем другого рода».

Далее сообщается об издании Кейтелем 15 февраля 1941 г. специальной “Директивы по дезинформации противника”, в соответствии с которой в массовом количестве печатались топографические карты Англии; к войскам прикомандировывались переводчики английского языка; были разработаны операции “Гарпун” и “Акула”; в войсках распространялись слухи о договоренности с СССР о пропуске контингентов вермахта в Индию и отдыхе в восточных регионах рейха перед вторжением в Англию.

При этом необходимо помнить, что нападение на СССР противоречило долгосрочным интересам Германии, поскольку затяжной характер войны не вызывал сомнений ни в СССР ни у трезвых военных специалистов Германии, что предопределяло по крайней мере если не полный разгром Германии, то её полное истощение в длительной войне. Ошибка высшего руководства страны в том, что гитлеризм им рассматривался как КОНЦЕПТУАЛЬНО САМОСТОЯТЕЛЬНОЕ ЯВЛЕНИЕ, неспособное к политике самоуничтожения.

Кроме того, И.В.Сталин и высшее государственное руководство не получили систематического военного образования, не имели практического опыта командования большими массами войск, штабной работы, а только осуществляли общее руководство деятельностью Наркоматов обороны и ВМФ в общегосударственной жизни. В пользу этих утверждений говорят и слова И.В.Сталина вечером 21 июня при обсуждении проекта директивы о приведении войск в боевую готовность, приводимые Г.К.Жуковым: «…нападение может начаться с провокационных действий немецких частей. Войска приграничных округов не должны поддаваться ни на какие провокации, чтобы не вызвать осложнений». Но никто, судя по всему, не возражал, что нападение может начаться внезапным массированным ударом. Г.К.Жуков и Н.Ф.Ватутин пошли готовить директиву согласно указаниям И.В.Сталина, хотя ехали в Кремль вместе с К.С.Тимошенко, договорившись во что бы то ни стало добиться приведения войск в полную боевую готовность. Был и проект иной директивы, отвергнутой И.В.Стали­ным как преждевременной, текст которой Г.К.Жуков не приводит.

Похоже, что высшее руководство страны не знало, что и как спросить у военных об обеспечении согласованности внешней политики и мероприятий по обеспечению обороноспособности страны, при которых исключен удар противника по небоеспособным войскам. Военные же верноподданно избегали подсказок и советов высшему руководству государства. Во всяком случае, нигде не отмечено, чтобы профессионалы-военные доложили руководству государства, что на приведение всех вооружённых сил в полную боевую готовность (ЭТО ГЛАВНОЕ!), согласно оперативному плану, им требуется столько-то часов от момента получения такого указания Наркомом обороны в зависимости от времени года и времени суток. Если такое указание не поступит своевременно, то противник нанесет удар по небоеспособным частям и будет КАТАСТРОФА. Сухопутные войска сделали вид, что ночь начала русско-японской войны, когда в Порт-Артуре флот понёс потери в результате внезапного нападения, сухопутных войск никоим образом не касается. Флот извлек уроки — армия ограничилась тем, что в знак презрения за Цусиму её офицеры перестали отдавать воинскую честь офицерам флота, но армия ничего не изменила в своей организации в своем стиле мышления до самого 1941 г.[217] Сухопутные войска верноподданно ждали директивы правительства, не задумываясь о способности правительства вовремя выдать директиву. После же смерти И.В.Сталина всю ответственность за «внезапность», КОТОРАЯ «ПОЧЕМУ-ТО» МИНОВАЛА ФЛОТ, столь же верноподданно возложили на И.В.Сталина.

Эти вопросы тем более актуальны, что Флот теперь подчинен Министерству обороны, во главе которого стоят сухопутные военные, выросшие на армейской культуре верноподданности, а не САМОДЕРЖАВИЯ. Будь это в 1941 г., Флот вряд ли бы встретил войну по боевой тревоге. Вооружённые СИЛЫ СССР стали полностью верноподданными с объединением их в одном министерстве. Это, конечно, обеспечивает единство командования, но в связи с сопутствующей этому верноподданностью возникают вопросы: «Знают ли Министр обороны СССР и все президенты, сколько требуется времени, чтобы привести в полную боевую готовность хотя бы стратегические силы всех видов Вооружённых Сил и ПВО/ПРО страны? И знают ли это же самое Министр обороны США и их президент? И где знают лучше: в СССР или в США?»

После 1945 г. уровень военного профессионализма высшего руководства СССР изменялся следующим образом.

И.В.Сталин — Генералиссимус СССР. Квалификационный уровень подтвержден подготовкой страны к войне 1941 — 1945: гг.; победой в ней под его общим руководством фронтом и тылом; закладкой основ научно-технических и военных программ, позволивших обеспечить к началу 60-х годов военно-стратегический паритет СССР и НАТО; поддержанием военного рейтинг СССР на достаточно высоком уровне, что позволило избежать ядерного нападения, пока СССР не обладал ядерным оружием (по американским расчетам 1947 г выходило: 70 бомб в первом ударе по СССР, и через месяц русские танки на берегу Ла-Манша).

Н.С.Хрущев — генерал-лейтенант. Квалификационный уровень отчасти подтвержден в годы войны участием в работе штабов; на посту главы Советского государства квалификационный уровень подтвержден реализацией научно-технических и военных программ эпохи «сталинизма», позволивших добиться военно-стратегического паритета к началу 60-х годов. Но уже имели место откровенные глупости и подлость — увольнение Н.Г.Кузнецова и Г.К.Жукова, понимавших в вопросах обороноспособности больше, чем он; начал кампанию по дискредитации командования Вооружённых Сил; приступил к разоружению в одностороннем порядке, что само по себе не является преступным, но оно сопровождалось преступным нарушением сбалансированности средств вооруженного воздействия разных видов Вооружённых Сил СССР; не заложил научно-технических программ поддержания паритета; будучи мерзавцем спровоцировал Карибский кризис.

Л.И.Брежнев — комиссар, что в переводе с французского на русский означает приказчик. Жена — еврейка, дети тоже: чурбановщина — сионистская мафия; раздавал чины, награды, должности, в том числе и по просьбе жены. Л.И.Брежнев — приказчик от сионизма. И.В.Сталин же был хозяин, что по Словарю В.И.Даля означает: владелец, властный распорядитель, управитель, старший, голова, большак.

Министром обороны после смерти А.А.Гречко Л.И.Брежнев избрал Д.Ф.Устинова, промышленника, а не военного-единона­чаль­ника, 22.06.1941 г. он находился в своем рабочем кабинете. Как пишет В.Г.Грабин, Д.Ф.Устинов «бледный, полуодетый (он ночевал в кабинете после закончившейся глубокой ночью, как было принято в то время, работы) сидел за столом, закрыв лицо руками и растерянно повторял:

— Что же делать? Что же теперь делать?

Все присутствующие молчали.

Это было очень тяжелое зрелище. Я подошел к нему и тронул за плечо:

— Дмитрий Федорович, откройте сейф, там мобилизационные планы…»

Естественно, что в мемуарах Д.Ф.Устинова этого эпизода нет, а мемуары В.Г.Грабина вышли из печати в 1989 г., спустя 9 лет после смерти автора и уже после смерти Д.Ф.Устинова.

М.С.Горбачев — все воинские звания получены при службе в запасе; по вольному найму в Вооружённых Силах тоже не служил. О квалификационном уровне говорит развал сельского хозяйства в годы «застоя», потеря управления народным хозяйством в целом в годы «перестройки», вспышки гражданской войны, полная подчиненность государственности СССР сионо-интернацизму НАТО и ООН в вопросах внешней и внутренней политики.[218]

Прогрессивное падение уровня военного профессионализма высшего руководства отражалось на службе личного состава Вооружённых Сил (дедовщина и прочее), на их развитии и на оценках высшим руководством СССР того, что в армии и флоте хорошо, а что плохо. Трансформацию оценок «хорошо»/«плохо» можно проследить на примерах нарушения границ СССР самолётами и кораблями стран НАТО.

Во времена Г.К.Жукова, в начале 50-х гг., американские самолёты-разведчики ночью с территории Ирана над Каспийским морем выходили в район Астрахани. Когда это приняло характер ежедневных акций, то командующий войсками ПВО страны, лично находясь на КП, наводил на цель истребители-перехватчики. Хотя отметки цели и перехватчиков на экране радара наземной станции наведения полностью сливались, но летчик ПВО страны цели не видел и не мог пресечь полет нарушителя. Это было оценено как «плохо» и послужило основанием для создания всепогодных перехватчиков с бортовой системой целеуказания оружию. Создание перехватчиков было оценено как «хорошо».

После полетов высотного бомбардировщика “Канберра” в 1956 г. над территорией СССР и ГДР, когда опять не нашлось средств пресечь полет, это тоже было оценено как «плохо». Форсирование работ по созданию и развертыванию систем зенитных ракет было оценено как «хорошо», что нашло подтверждение в уничтожении У-2, пилотируемого Пауэрсом.

20 апреля 1978 г. южно-корейский «Боинг-707» был принужден к посадке на лед озера в Карелии. В высшем руководстве страны уже был «плюрализм» по поводу, что такое «хорошо», а что такое «плохо»; это нашло отражение и во взглядах высшего кабинетного командования.

“Красная Звезда” (15 марта 1991 г.) приводит воспоминания генерал-полковника Владимира Царькова, руководившего перехватом “Боинга”:

«Только посадили “Боинг”, как позвонил тогдашний главком войск ПВО: “На какое расстояние самолёт вторгся в наше пространство?” “Километров на 150 примерно”, — отвечаю. “Вы будете уволены, генерал”, — отрезал он. Не успели мы познакомиться с радиоперехватом (разыскивается южно-корейский “Боинг” с сотней пассажиров на борту), опять звонок главкома. Докладываю о радиоперехвате и слышу: “Царьков, вас будет судить международный трибунал…” А ведь наш главком не из робкого десятка…»

После 4 апреля 1983 г., когда палубная авиация ВМС США имитировала бомбометание над Курилами, на заседании военного совета округа состоялся следующий диалог при разборе инцидента.

«И.Третьяк, командующий войсками округа: “Почему вы не вступили в бой?”

Командир соединения: “Я не хотел начинать войны. Бой мог перерасти в военный конфликт, на его развязывание у меня не было полномочий”.

И.Третьяк: “Будь на вашем месте фронтовик, он немедленно послал бы истребители на перехват американцам. Вы заслужили снятия с должности”» (“Красная звезда”, 13.03.91).

1 сентября 1983 г. был сбит южно-корейский “Боинг-747”. Если по меркам времён Сталина и маршала Жукова — плохо то, что он был сбит не над Камчаткой при первом вторжении, а над Сахалином перед выходом из воздушного пространства СССР после вторичного вторжения. Если по меркам современной советской прессы — плохо то, что он вообще был сбит. Но в то же время та же пресса тычет в глаза войскам ПВО страны “Сесну” М.Руста, которого просто пожалели, памятуя о “Боинге”, и не разметали в пух и прах реактивной струей двигателей истребителей безо всякого применения оружия. “Йорктаун” за несколько лет до вторжения в территориальные воды СССР в районе Севастополя вторгся в территориальные воды СССР в районе Камчатки. ВМФ в обоих случаях проявил снисходительность и оружия не применял. По мнению прессы плохо, что ПВО страны пожалело М.Руста и он долетел до Москвы, но то, что в отношении “Йорктауна” ВМФ проявил снисходительность — это «хорошо», хотя инциденты эти «одного поля ягоды».

А плюрализм мнений прессы по этому поводу отражает самое обыкновенное непонимание высшим руководством страны того, для чего в СССР в мирное время существуют Вооружённые Силы. И это хорошо видно из официальных сообщений ТАСС сентября 1983 г., сначала отрицавших факт уничтожения “Б-747”, затем признававших его постепенно и нагородивших столько противоречий, что высшее руководство СССР добилось только одного: дискредитировало страну и её вооружённые силы. Хватило бы тогда и одного сообщения:

«Уничтожен неопознанный разведывательный самолёт, не вступивший в радиосвязь, отказавшийся подчиниться командам истребителей ПВО страны. Если это был ваш “Б-747”, то вы — подонки, пославшие пассажирский лайнер в разведку».[219]

По этой причине встают вопросы о целесообразности провокаций такого рода с точки зрения НАТО; целесообразной реакции на них Вооружённых Сил СССР; целесообразной реакции руководства государства на провокации и действия военных по их пресечению.

С точки зрения НАТО, одиночные провокации целесообразны, поскольку позволяют вскрыть характер взаимодействия средств СССР в ходе их реакции на провокации и получить при этом определенные разведданные. Но целесообразность массовых провокаций, с точки зрения НАТО, определяется реакцией на них правительства СССР.

Правительство печется об улучшении международной обстановки. Инциденты, подобные случаям с “Боингами” и У-2 Пауэрса, вызывают обострение отношений СССР с внешним миром, что не нравится “элитарному” руководству страны. Но вразумить директораты зарубежных авиакомпаний о ЗЛОНРАВНОМ ХАРАКТЕРЕ их сотрудничества с ЦРУ и использования лайнеров с пассажирами в разведывательных целях Советское правительство не может. Не может оно вразумить и командование НАТО о недопустимости вторжения военных кораблей и самолётов в чужое пространство и проведения в нём учений. Оно может только вразумить своё командование после того, как лайнер сбит, о недопустимости сбивать пассажирские самолёты, поскольку это подрывает усилия Правительства по улучшению обстановки в мире.

Но когда кто-то вторгся в воздушное пространство, практически невозможно разобраться в темпе принятия решения: вторгся “Б-747” с 300 пассажирами или “Б-52” с 80 тоннами боевой нагрузки. Что вторглось, зачем, как, какую реальную опасность оно представляет, — это все выясняется достоверно только после уничтожения ЦЕЛИ. Ночное небо — не авиасалон в Ле-Бурже с экскурсоводами, а КП района ПВО работает не по киносценарию, а по обстоятельствам. Однако, чем дальше от эпохи Г.К.Жукова, тем хуже эти элементарные вещи укладываются в головы политического руководства СССР. И все вопросы решаются не исходя из внутренних интересов СССР, а исходя из враждебных по отношению к СССР интересов конгломерата в полном соответствии с американской доктриной ядерного сдерживания, по своему существу являющейся доктриной постепенного принуждения. Поэтому «раздолбон» катится вниз по служебной лестнице, и в итоге уже после вторжения военных самолётов командир соединения оправдывает своё бездействие: «Я не имел полномочий начинать войну». А если командир, ведущий вторгающиеся самолёты, уже имеет полномочия начать войну? — Тогда повторение всех “прелестей” лета 1941 г., но на более высоком научно-техническом уровне, и потому более страшных. И кто за это ответит: Кремль или командир? И будет ли кому за это спросить?

Командир соединения ПВО, ВМФ, ПРО должен быть вправе, должен иметь полномочия начинать войну, пресекая вторжение извне, в пределах своей зоны ответственности, ПОСКОЛЬКУ ОН НЕ ЗНАЕТ ВСЕЙ ОБСТАНОВКИ ВНЕ ЗОНЫ ЕГО ОТВЕТСТВЕННОСТИ. Это должно делать решительно и эффективно.

Единственное исключение из этого — введение в действие стратегических наступательных вооружений; это — ответственность Главнокомандующего и Генштаба.

Если каждый командир не вправе отразить вторжение в свою зону ответственности, то все вместе они прозевают войну, которая начинается одновременным вторжением в зоны ответственности всех командиров; все они кинутся за разъяснениями и указаниями к вышестоящим начальникам, и произойдет потеря общего управления, даже если к тому моменту вышестоящее командование будет работоспособно. А если оно будет в трансе бормотать: «Что же теперь делать?» В толпо-“элитарном” обществе такой вариант закономерен, поскольку вышестоящие штабы засоряются карьеристами, неспособными к выработке и принятию решений и ответственности за них.

Преследование и угрозы в отношении командиров СА и ВМФ, принявших решительные и эффективные меры к пресечению вторжения в пределах их зон ответственности, — ПРЕСТУПЛЕНИЕ перед народом со стороны старших начальников, руководства государства и прессы.

По этой причине, с точки зрения военной безопасности СССР, возможно признание только такого разграничения ответственности:

· авиакомпании и авиалюбители отвечают за то, что их самолёты следуют вне воздушного пространства СССР или в нём по всем известным коридорам под управлением службы воздушного движения;

· в случае навигационных ошибок, которые вполне возможны всегда, командиры гражданских судов оповещают сами диспетчерские службы о потере ориентации, либо те оказывают им содействие сами, обнаружив отклонение от маршрутов;

· ПВО страны при вторжении самолётов в воздушное пространство и выходе из коридоров предпринимает меры к выдаче целеуказания для уничтожения прежде всего. Уничтожение производится, если самолёт-нарушитель не подчиняется командам ПВО. Запрет на уничтожение может быть дан вышестоящим командованием, но оно же несет ответственность за последствия запрета.

ПВО страны должно отвечать только за НЕПРИНЯТИЕ своевременных эффективных мер к пресечению полета нарушителей.

Это же касается и отношения к вторжению кораблей иностранных ВМС. Если они отказываются покинуть территориальные воды СССР, то против них должно применяться оружие. Поскольку пославшее их командование преследует свои интересы, то целесообразно удовлетворение и своих военно-технических интересов за счёт интересов потенциального противника. В частности, имевший место «абордаж» “Йорктауна” с “Беззаветным” для обеих сторон интереса не представлял; но что было бы с “Йорк­тау­ном” в результате ракетного залпа по нему даже не самой новой ракетой — представляет ВЗАИМНЫЙ интерес для ВМФ СССР и ВМС США. Если же принято решение, что вторжение “Йорк­тауна” — просто идиотская шутка Пентагона, то нечего и спектакль с «абордажем» устраивать; это не оправдано ничем и представляет опасность для своего корабля.

НАТО ведёт себя безответственно нагло: единственный способ вырабатывать в нём ответственность и здравомыслие — бить по зубам в случае вторжения в территориальные воды и воздушное пространство СССР. Потакание провокациям не ведёт к снижению напряженности, но парализует свои вооружённые силы и снижает военный рейтинг страны, поскольку в понимании западного толпаря в медной каске всё это выглядит так: “Раз нас не бьют — значит нас боятся!”. Иного в их головы не вмещается. Такого рода дурь, как показывает опыт истории, большей частью выбивается из головы вместе с мозгами в результате применения оружия, но при этом умнеют и проникаются гуманизмом и многие оставшиеся в живых[220].

Поэтому ЗДРАВОМЫСЛЯЩЕЕ правительство должно оценивать улучшение международной обстановки не по фактам пассивности своих вооружённых сил, деморализованных правительством же, в провокационной обстановке, а по СОКРАЩЕНИЮ ЧИСЛА ПРОВОКАЦИЙ, предпринимаемых против страны.

Фактически же с брежневских времён проводится та же политика в отношении Вооружённых Сил СССР, что и в 1941 г.: «не поддаваться на провокации». И делают это подчас те же люди, что критикуют И.В.Сталина за все, включая и требование «не поддаваться на провокации». Но сторона, идущая на провокацию, также не желает влезать в незапланированную ею войну, как и мы сами не хотим войны. Причина же, позволяющая принять к исполнению очередной план “Барбаросса”, — падение военного рейтинга, в том числе и за счёт игнорирования провокаций и боязни низших начальников пресечь провокацию, поскольку по-прежнему, как и во времена Сталинизма, высшего начальства и руководства государства они боятся больше, чем потенциального противника. Всё это вкупе создаёт предпосылки к возникновению иллюзии или обоснованной уверенности в безнаказанности, и потенциальный агрессор развязывает горячую войну.

К июню 1941 года имело место и нарушение сбалансированности сухопутных войск: укомплектованность средствами радиосвязи составляла от 30 до 60 % по разным видам; была нехватка автоматического стрелкового оружия. Массированный удар по небоеспособным войскам и инфраструктуре привел к уничтожению на земле большей части авиации западных округов, что ещё более усугубило разбалансированность сухопутных войск и обеспечило господство немцев в воздухе.

Диверсии и военное уничтожение объектов проводной связи в сочетании с нехваткой средств радиосвязи привели к потере управления войсками, после чего оперативный план Генштаба на 1941 год стал бесполезной бумагой, т.е. произошло опрокидывание существовавшей концепции ведения войны и наступило концептуальное безвластие над вооружёнными силами. Оно длилось до восстановления управления войсками на всем протяжении линии фронта.

Характерно, что Одесский военный округ не потерял управления войсками и его авиация в меньшей степени пострадала на земле, чем авиация его северных соседей. Причина этого не столько в том, что он находился в стороне от направления главного удара Германии, сколько в том, что его командование по собственной инициативе предприняло меры по повышению боеготовности частей округа, не дожидаясь директив московского начальства.

В перестройку были высказаны мнения, что это было связано с большим личным риском, поскольку де нарушало указание «не поддаваться на провокации». Однако этот “риск” был действительно несколько больше, чем “риск” командующих флотами и Наркома ВМФ, но не по причине “мстительности” единовластца И.В.Сталина, а по причине традиционной для армии верноподданности высокого московского сухопутного начальства.

Д.Г.Павлов (1897 — 1941), командующий войсками Западного Особого Военного округа на направлении немецкого главного удара, не предпринял мер, аналогичных мерам, предпринятым в Одесском военном округе, и был расстрелян фактически за верноподданность. Верноподданные современники осуждают И.В.Ста­лина и за это. Н.С.Хрущев посмертно восстановил Д.Г.Павлова в воинских званиях с полной реабилитацией его. И.В.Сталин при обсуждении одного назначения на должность сказал:

«Толковый специалист, но ставить на руководящую работу нельзя. Слишком угодлив. Такой из любви к начальству наделает вреда больше, чем самый лютый враг. И не спросишь за это — мнение-то согласовано с руководством».

Катастрофа прекратилась, когда было восстановлено управление войсками на всем протяжении линии фронта и началась стратегическая оборона. Переход от стратегической обороны к стратегическому наступлению стал возможен только после восстановления структурной сбалансированности сухопутных войск, достижения численного равенства и превосходства в технике, обретения реального боевого опыта всем личным составом. Последний фактор имеет особое значение. Даже если бы правительство и командование успели бы к 22 июня 1941 г. реализовать все меры, предусмотренные оперативным и мобилизационным планами, но отсутствие реального боевого опыта всё равно не позволило бы выиграть ту войну на вражьей земле малой кровью, могучим ударом.

Из анализа событий 1930-х гг. можно сделать следующие выводы. Дабы у потенциального агрессора не возникло желания начать войну обычными видами вооружений (6 приоритет), необходимо, чтобы:

· поколение военной техники, стоящее на вооружении, не исчерпало своего модернизационного запаса и поддерживалось на качественном уровне, соответствующем уровню потенциального агрессора, или несколько превосходило его;

· спектр средств вооружений был шире, чем у потенциального агрессора;

· к моменту исчерпания 50% запаса на модернизацию существующих образцов вооружений уже имелся новый образец с изрядным модернизационным запасом, готовый к постановке на серийное производство. При этом там, где это возможно, ДОЛЖНА обеспечиваться агрегатная и элементарная преемственность, дабы упрощалась эксплуатация и освоение новой техники войсками и не перегружалось понапрасну народное хозяйство;

· высшее руководство государства отдавало себе отчет в последствиях своего вмешательства в ограничение боеготовности Вооружённых Сил;

· реально существовала единая система управления боеготовностью всех видов вооружённых сил. Характеристики её быстродействия должны быть одинаково хорошо известны и высшему государственному руководству, и командованию;

· было обеспечено непрерывное посменное дежурство в угрожаемый период всех отдельных войсковых частей в приграничных округах и всех частей ПВО/ПРО страны в целях недопустимости превентивного удара, решение о котором может быть вызвано как ошибкой, так и злонамеренностью потенциального противника. Главные силы при этом должны находиться в глубине территории в повышенной готовности, дабы они не подвергались угрозе внезапного массированного удара и не изматывались непрерывным боевым дежурством, а имели время на развертывание боевых порядков до соприкосновения с главными силами противника. По отношению к войне обычными средствами потенциальный агрессор должен быть уверен, что первый массированный удар:

· не выведет из строя главных сил и инфраструктуры управления ими;

· не падёт на небоеспособные части и в силу этого не будет потеряно управление войсками, а стратегическая оборона не будет сломана.

Только при этих условиях он будет уверен, что блицкрига не будет, а будет длительная война с неопределенным исходом до полного истощения и уничтожения военно-экономического потенциала стороны, терпящей поражение.

К концу второй мировой войны появилось ядерное оружие. В 1947 г. США уже имели план ядерной войны против СССР. Несмотря на ядерную монополию США, сдерживающим фактором тогда явился именно потенциально затяжной характер войны и полная уверенность, что СССР способен повторить танковый марш через Европу. Кроме того, ожидалась и мощная прокоммунистическая пятая колонна в странах Запада.

Впоследствии ядерное оружие стало массовым видом вооружений, применение которых стало возможно на тактическом уровне даже полевой артиллерией калибра от 150 мм и выше, т.е. в том числе и весьма мобильными тяжелыми самоходно-артиллерий­ски­ми полками.

По отношению к ядерному оружию (и другим видам оружия большой разрушительной силы) сдерживающим фактором стала высокая неопределенность способности первого ядерного удара быть обезоруживающим в такой степени, чтобы собственная система ПРО/ПВО агрессора смогла справиться с ответным ударом жертвы агрессии с приемлемым для агрессора ущербом.

Развитие стратегических ядерных сил шло по этому пути. С целью повышения неопределенности последствий ядерного удара ядерное оружие размещалось в хорошо укрепленных стационарных шахтах; на подвижных средствах запуска носителей ядерных зарядов морских, воздушных, сухопутных; повышалась скрытность подвижных носителей — гонка смены поколений АПЛ, которую СССР проиграл по скрытности ПЛ полностью.

При этом такая характеристика, как подлетное время ракет, имеет реальное значение только для первого удара, претендующего быть обезоруживающим. Поэтому превосходство США в скрытности подводных лодок позволяет им сократить подлетное время при стрельбе из оперативной зоны МВФ СССР или даже из советских территориальных вод.

Для ответного удара, наносимого либо после первых взрывов, либо после фиксации массового старта ракет до первых взрывов на своей территории, значение подлетного времени имеет второстепенное значение. Первостепенное значение для ответного удара имеет количество носителей, с которыми предстоит иметь дело системам стратегической ПВО/ПРО агрессора, и краткость интервала времени, в течение которого они будут входить в зону действия ПВО/ПРО, дабы система обороны захлебнулась: теннисист даже с двумя ракетками не может отразить 5 мячей одновременно.

Поэтому размещение ядерного оружия на подвижных средствах запуска — поездах, судах внутреннего плавания, надводных кораблях, подвижных пусковых установках, даже при использовании в первом ударе высокоточных систем доставки с самонаведением, ставит перед наносящим первый удар вопрос о точной идентификации достаточно большого числа подвижных средств запуска. Если это не обеспечено, то первый удар не будет обезоруживающим и станет бессмысленным, что и требуется обороняющейся стороне.