Глава 4. Наследники маршала Тухачевского 56 страница

— «Что это даст?»

— «Несколько дней жизни».

— «…Это не стоит того». Так решила Айви Вальтеровна Лоу. Кто-то расслышал, как Литвинов выдохнул: скорей бы… Англичанка вернулась домой в новогоднюю ночь и объявила: It`s all over. Он им не достался. Да, к сожалению, в эту минуту она выразилась именно так».

Что? Очень похоже на последствия автокатастрофы? Тогда зачем вся эта придуманная история?

Но, Анастас Иванович продолжил свой рассказ Бережкову, дополняя его новыми, леденящими душу, подробностями:

«Я хорошо знаю это место, неподалеку от дачи Литвинова. Там крутой поворот, и когда машина Литвинова завернула, поперек дороги оказался грузовик…

Все это было подстроено. Сталин был мастером на такие дела. Он вызывал к себе людей из НКВД, давал им задание лично, с глазу на глаз, а потом происходила автомобильная катастрофа, и человек, от которого Сталин хотел избавиться, погибал. Подобных случаев было немало. Такая катастрофа произошла и с известным актером еврейского театра Михоэлсом, и с советским генконсулом в Урумчи Апресовым, и с другими».

Так и просится вопрос Анастасу Ивановичу Микояну: «Откуда дровишки?». Если задания «людям из НКВД» давались Сталиным «лично, с глазу на глаз», то откуда об этом узнал Микоян. Неужели на Политбюро «пытали» Сталина — расскажи, дорогой, что сделал? да как получилось?

Но самое «удивительное», во всей этой истории то, что и «дорогой Никита Сергеевич», в курсе этого происшествия: как будто, вместе читали «Дело об убийстве Литвинова». Хрущев тоже вспоминает, буква в букву:

«Когда подняли ряд документов после смерти Сталина и допросили работников МГБ, то выяснилось, что Литвинова должны были убить по дороге из Москвы на дачу. Есть там такая извилина при подъезде к его даче, и именно в этом месте хотели совершить покушение. Я хорошо знаю это место, потому что позднее какое-то время жил на той самой даче».

Почему после отъезда Литвинова в Америку осенью 1941 года Хрущев забрал его дачу себе? Что, не надеялся, что хозяин вернется живым? Или по каким иным причинам? И при написании мемуаров, почему-то вешает смерть Максима Максимовича, именно на Сталина? Почему не на Берию? Лаврентию Павловичу приписать лишнюю жертву, ведь, гораздо удобнее — не перегрузишь. На том свете, наверное, тот со счета сбился, когда узнал, какой ему Никита Сергеевич список жертв приволок?

С какой целью и что именно, хотел прикрыть Хрущев этой обозначенной схемой? Неужели, то, тайное предвоенное событие июня 1941 года?

А Микоян так поясняет мотивы «покушения» на Литвинова:

«К убийству Литвинова имелось у Сталина двоякое побуждение. Сталин считал его вражеским, американским агентом, как всегда называл все свои жертвы агентами, изменниками Родины, предателями и врагами народа. Играла роль и принадлежность Литвинова к еврейской нации».

И этот, ударил в тот же, еврейский «бубен». Но, Хрущев, все же, хитрее Микояна. Он и соврал-то мастерски. Пойми Хрущева: убили в дорожной катастрофе Литвинова или не убили? А вот Микоян «прокололся». В 1951 году уже не было «людей из НКВД». Связи с реорганизацией правительственных учреждений весной 1946 года появятся министерства. Следовательно, описываемые события более раннего периода. Тогда зачем «приплели» к этому делу Литвинова?

Никита Сергеевич же, тонко «прикрывает» это, якобы, происшествие людьми из Министерства госбезопасности (был куратором этого ведомства), так как более осведомлен об этом деле и не допустил явных промахов в своих воспоминаниях. Помните, как в рассказах Микояна, тот «выгораживал» Хрущева? — то, от причастности к созданию Ставки; то, от причастности «образования» ГКО? А как врал нам, читателям, о, якобы, поездке к Сталину на дачу 29–30 июня? А как исказил приезд Сталина к военным в Наркомат обороны? Неужели и в этом «деле о покушении на бывшего наркома» решил поведать правду? Со смертью Литвинова тоже, как мне кажется, не все так гладко. А то, взял, да умер 31 декабря — как раз под Новый год! А кто же еще у нас так неожиданно скончался в предпраздничную ночь? На следующий год, в то же самое время умер Пуркаев Максим Алексеевич. В июне 1941 года, помните, Пуркаев был начальником штаба Юго-Западного фронта, куда 22-го июня прибыли Жуков и Хрущев после образования Ставки?

А в 1956 году, тоже в новогоднюю ночь с 31-го декабря на 1 января будущего года, скончался Авраамий Павлович Завенягин. Он был правой рукой Л.П.Берии по атомному проекту, а на тот момент, заместитель предсовмина СССР. Во многом, благодаря Завенягину, вовремя была сделана советская атомная бомба. Год смерти, уж больно знаковым, оказался. Как же, знаменитый ХХ съезд партии состоялся. Хотя не на Новый год, но можно к необычным смертям, в этот год, приплюсовать директора ЗИСа Ивана Алексеевича Лихачева, который приказ о бронированном автомобиле пописывал, помните? Царство ему небесное! А чуть позже, в 1958 году после тяжелой болезни покинул своих товарищей, бывший министр черной металлургии Иван Тевадросович Тевосян. В 1961 году смерть подкосила известного производственника, бывшего наркома Михаила Васильевича Хруничева. Выкашивал Хрущев сталинские кадры беспощадно.

В деле Литвинова, Хрущев, видно, хотел убить двух зайцев: прикрыть смертью Литвинова другое событие, которое ему, видимо, не давало покоя и пустить следствие по ложному следу, обозначив еврейскую тему. В «деле врачей» Хрущеву и компании этот трюк удался, почему бы не попытаться и в этот раз. Помните, как Хрущев делом Майского прикрыл арест Мерецкова? Что ж, язык и рука, набиты в подаче вратья своим читателям.

Микоян, в деле покушения на Сталина, тоже не отстает от своего друга Хрущева. Как же отвести от себя подозрение, в этом деле со Сталиным, произошедшем в канун войны? Самое лучшее, что можно придумать, это устроить в дальнейшем, покушение против собственной персоны. Давайте ознакомимся с одним из вариантов данной версии (http://avi.udm.ru/Avto-сеntr /466).

«В ноябре 1942 года в Москву проник дезертир Савелий Дмитриев, который решил отомстить Сталину за своего раскулаченного отца».

Ну, уж если мстить, так мстить. Значит, за отца — не меньше, чем Сталин, должен ответить! А уж, вершить суд — то, только в Москве, да на Красной площади! Можно было бы и на Лобном месте, да жаль народ на смотрины не соберешь — война. К тому же, как ни дезертиру осуществить эту дерзкую операцию. Кстати, по каким документам он прибыл в столицу нашей Родины Москву? Или дезертирам выдавали спецпропуска на проезд в столицу, тем более, крутиться в военное время около Кремля?

«В течение нескольких дней он наблюдал за работой сотрудников службы безопасности на выезде из Кремля. Террорист заметил, что генсек(?) всегда ездит на переднем сиденье своего авто».

На «генсека» похоже не стоит обращать особого внимания — это так, мелочь.

Как удалось осуществлять наблюдение гражданину Дмитриеву на Красной площади, видимо, известно было только следствию и автору заметки. Особенно умиляет «генсек… на переднем сиденье своего авто». Власик, видимо, как барин, дремал во время поездки на заднем сиденье?

«Шестого ноября Дмитриев появился на Красной площади на «эмке», в которой была спрятана винтовка и представился сотрудникам безопасности как назначенный на этот участок для усиления охраны в предпраздничные дни».

Вообще-то, весь автотранспорт в военное время был под строгим контролем и учетом. А чтобы, вот так, дезертир на легковой машине, да без специального пропуска мог появиться вблизи Кремля, — фантазия чистой воды. Особенно умиляет фраза: «назначенный на этот участок для усиления охраны». Жаль, что один пошел на такое опасное дело, надо было прихватить с собой еще несколько дезертиров — сразу, многократно увеличилась бы огневая мощь.

«Около трех часов дня из Спасских ворот Кремля выехала машина, в которой сидел усатый пассажир в полувоенном френче. Дмитриев вскочил вовнутрь Лобного места и открыл оттуда огонь по лимузину. Он стрелял метко и расчетливо, но его пули отскакивали от брони автомобиля. Водитель, почувствовав удары по стеклам, быстро свернул к Васильевскому спуску и ушел от обстрела».

Поражает и тупость тех, кто готовит подобную глупость, и тех, кто готов поверить в нее. Что, на всё Кремлевское руководство пришлось всего два человека, с усами: Сталин и Микоян? Анастас Иванович, тоже хорош, ничего не скажешь. Не мог приспустить стекло в двери автомобиля и крикнуть Дмитриеву что, мол, тот обознался: Сталин едет в другой машине. В смысле, чтоб патроны приберег для другой цели. Ну, что с дезертира взять: ни воевать толком не умеет, ни стрелять по цели не может.

«В этой истории вождь не пострадал и не мог пострадать, поскольку преступник спутал Сталина с Микояном, у которого также были усы и похожая одежда. Один из охранников успел метнуть гранату и тяжело ранил нападавшего. 25 августа 1950 года по приговору военной коллегии Верховного суда СССР Дмитриев был расстрелян».

Вообще-то, глядя на фотографию А.И.Микояна, трудно свыкнуться с мыслью, что он «как две капли воды» похож на собрата по Политбюро И.В.Сталина. Дмитриев, судя по всему, был социально чуждый элемент в советском обществе и, наверное, не ходил на праздничные демонстрации 1-го мая и 7-го ноября. В колоннах трудящихся того времени было очень много портретов советских вождей, в том числе и Сталина, и Микояна. Если приглядеться повнимательней, то можно было найти в портретных изображениях определенные различия этих людей. Сталин, например, курил трубку (шутка).

Это послевоенная фотография, на которой запечатлены: Сталин, Микоян, Молотов и другие государственные мужи. Время года: или ранняя весна, или поздняя осень. А в нашем, приведенном случае, время — 6 ноября. Вполне подходит по сезону. Видите, как одет Сталин? На нем плащ военного покроя. Вряд ли он снимал верхнюю одежду, перед тем как садиться в машину, тем более раздевался внутри нее? У нас в описании указан пассажир «в полувоенном френче». Как это понимать? Не подходит.

Кроме того, знаете, в какую машину садится Сталин с пассажирами на данной фотографии? ЗИС- 110, с характерными белыми обводами колес. В бронированном варианте ЗИС- 115 этих белых обводов нет (см. предыдущее фото). Так что о «патологическом страхе» за свою жизнь упрекать Сталина все же не следует.

Теперь, по поводу охранника бросившего гранату. Впервые прочитал, что в экипировку вооружения бойца Кремлевской охраны входила граната? Тем более, ее применение на Красной площади? В другом изложении данного «покушения» осколочная граната заменена на газовую. Якобы, Сергей Берия, сын Лаврентия Павловича, тоже, засомневался по поводу применения осколочной гранаты и решил осовременить эпизод. Но, по военным годам, все возможно. А как же в нашем случае проистекали дальнейшие события? Тяжелораненого террориста сначала, видимо, лечили, затем допрашивали, потом пришел 1947 год и отмена смертной казни. Еще немного подождали до января 1950, когда вернули смертную казнь для таких как Дмитриев: чего зазря хлеб на них переводить и, лишь только после всех перипетий, согласно автору данной статьи — расстреляли. Хотя бы пару строчек из данного дела? Молчок. Месть за отца и точка. Зато, Микоян с «гордостью» мог сказать Сталину, что и на него тоже было совершено покушение. И знакомый нам журнал «Автолегенды» № 16 тоже приводит данный эпизод, но без присущей данному жанру патетики, хотя доля антисталинизма присутствует.

«В ноябре 1942 года на вождя была предпринята попытка покушения, правда, неудачная. Тогда дезертировавший из Красной армии Савелий Дмитриев, спрятавшись на Лобном месте на Красной площади, произвел три выстрела по правительственной машине, выезжавшей из Спасской башни Кремля. Одна из попавших пуль только разбила фару, да и сама машина оказалась Анастаса Ивановича Микояна, а вовсе не Сталина».

Исчез из рассказа раскулаченный папа, месть приобрела размытые очертания: лишь бы пальнуть по правительственной машине. Как понимать? — «машина оказалась Анастаса Ивановича Микояна». Что, случайно под руку подвернулась? А на кого тогда было произведено покушение? О самом стрелке молчу, как и в первом случае. Разброс пуль просто потрясает: одна из них «разбила фару». Все бы это смахивало, как бы, на хулиганство, но с учетом военного времени, нахождение вблизи Кремлевских ворот и стрельба, хотя и без определенной цели (желание террориста нам неизвестно) — наводит на определенное подозрение. Кстати, сам Микоян об этом случае в своих мемуарах не упоминает.

Но точку в этой истории все же, поставим чуть попозже. У Евгения Жирнова в «Коммерсант-Власть» за 26.06.2001 год прочитаем следующее:

«Во время войны, в 1942 году, когда Меркулов возвращался с Дальнего Востока, он неожиданно попросил посадить самолет в Свердловске, где в это время служил его сын, а также привезти лейтенанта Меркулова на аэродром. По сути, он ничего особенного сыну не сказал. Какие-то общие слова. Но потом оказалось, что в этот день на Красной площади солдат Красной армии с Лобного места стрелял в машину Микояна…»

Удивительное совпадение. Отсутствие заместителя Л.П.Берия по вопросам госбезопасности Всеволода Меркулова в Москве, сразу создало «напряженную» обстановку в столице. Безобразие! Палят, понимаешь, из ружей, по членам Политбюро у стен Кремля. Куда смотрят органы?

Микоян, по примеру Хрущева, тоже провел неплохую двойную комбинацию: и себя обелил (стреляли же, — почти покушение), и под Меркулова «подкоп» произвел (видимо, с подельниками планировал заменить его своим человеком).

Но, Всеволод Николаевич остался на своем посту. Более того, связи с «делом волчат», госбезопасность в июле 1943 года, опять выделили в самостоятельное подразделение подчиненное непосредственно главе государства, т. е. Сталину. Он, т. е. Меркулов, и накажет детишек Микояна по этому делу, правда, не по полной программе, но, все ж память о нарах останется на всю жизнь. Об этом деле, ниже, в другой главе.

Продолжим о предполагаемом покушении на дороге. Кто из врачей Кремлевки мог приехать к Сталину, попавшему в дорожную переделку, в ночь с 18 на 19 июня? Историк В.Жухрай хочет нас уверить, что это был профессор Б.С.Преображенский. Но мне думается, что Сталин вряд ли, в тот момент повредил гланды и нуждался в помощи врача-отоларинголога, каким был Борис Сергеевич. Скорее всего, доставили терапевта Виноградова В.Н., как лечащего врача Сталина. Но, тут есть одна тонкость. Вспомните 1953 год. Когда у Сталина произошел инсульт, туда ведь, на дачу, приехал не один врач, а целая группа. Для чего? Дело же ответственное. Надо провести консилиум и принять решение. Групповая ответственность «размажет» ответственность каждого врача и в случае летального исхода пациента будет затруднительно найти виновного, так как было принято коллегиальное решение. Собственно говоря, дело житейское. Кому охота оказаться за решеткой из-за ошибки при диагнозе? Тем более что еще не закончилось «дело врачей». Но и в случае 1941 года Виноградов, вряд ли бы поехал один, помня о коллегиальной ответственности, кроме того у него был ученик, с которым он всегда консультировался по важным моментам. Это хорошо известный читающей публике врач-терапевт М.С.Вовси, проходивший по «делу врачей», между прочим, как и сам В.Н.Виноградов. Я категорически не исключаю профессора Б.С.Преображенского. Вполне мог приехать в составе группы врачей. Не в нем суть дела.

Дочь профессора Вовси на радио «Эхо Москвы в свое время давала интервью и много чего рассказывала о своем отце.

Л.Вовси. - … Поскольку папа был консультантом Кремлевской больницы, он в какой-то степени соприкасался с довольно высокопоставленной публикой и нашими деятелями.

М.Королева- корреспондент: — Рассказывал когда-нибудь об этом?

Л.Вовси. — Это не полагалось, мы только знали некоторые фамилии, и он особенно не распространялся на эти темы. Но у него были хорошие добрые отношения именно на почве того, что они ему доверяли, и он их лечил.

М.Королева. — А со Сталиным встречался, не говорил об этом?

Л. Вовси- Нет, это я могу сказать твердо, что нет. Лечащим врачом Сталина был профессор Виноградов, и это был папин учитель.

Не совсем понятно, по какому поводу, Любовь Мироновна выразилась «я могу сказать твердо, что нет». То ли не встречался, то ли не говорил? Думаю, о последнем. Действительно, врач должен хранить служебную тайну, тем более, такой врач, который обслуживал правительственные персоны. Почему я настаиваю, что профессор Виноградов брал с собою Вовси? Дело в том, что дочь, Любовь Мироновна написала еще и воспоминания, где приведены, вот какие ее слова:

«Вся медицинская Москва прекрасно знала, что именно профессор Виноградов является личным врачом Сталина и именно в силу этого, а не за свои действительно выдающиеся качества диагноста, целителя и преподавателя, он обычно бывал особо отмечен, награждён и обласкан».

Поэтому без консультантов Виноградову было бы трудно обойтись. А здесь под боком ученик, имя которого было известно всей Москве, т. е. случись со Сталиным какая-либо неприятность, то уж Виноградов и Вовси в обязательном тендеме прибыли бы на дачу к вождю. А как вы, читатель, отнесетесь вот к другому отрывку воспоминаний дочери Вовси, Любови Мироновны из ее изданной книги?

«Летом 1941 года началась Отечественная война. Как раз накануне папа собирался поехать со мной в Латвию, навестить 80-летнего отца, моего дедушку; но по случайному стечению обстоятельств наш отъезд отложился на неделю. И это нас спасло — как стало известно после окончания фашистской оккупации, дедушка был убит сразу, а папин брат с семьей провели более двух лет в гетто и были уничтожены перед приходом Красной Армии».

Папа, Мирон Семенович Вовси, собирался с дочерью выехать в Прибалтику, как раз накануне войны. Почти история с И.Т.Пересыпкиным. Правда, того умышленно пытались спровадить в Прибалтику, а Мирон Семенович собирался поехать руководствуясь личными пожеланиями. Но, согласитесь, какие вдруг случайные обстоятельства могут задержать врача, являющимся консультантом у самого Виноградова, который в свою очередь, есть лечащий врач Сталина? Не находите ли странным совпадение, что М.Вовси пришлось отложить поездку на неделю. Ведь, именно неделю Сталин и отсутствовал в Кремле. Судя по всему, Мирон Семенович показал себя с наилучшей стороны, если почти через месяц после начала войны, 9 августа 1941 года, он был назначен Главным терапевтом Красной Армии. По-моему, это лучшая рекомендация его врачебной деятельности со стороны Верховного главнокомандующего. И дочка подтверждает сказанное.

«Вскоре после начала войны возникла необходимость организации терапевтической помощи раненым и больным военнослужащим. Опыт предыдущих войн, в том числе и финской кампании 1940 года, показывал, что очень велики потери от осложнений после ранений, от обострения хронических заболеваний, обморожений, инфекционных болезней. И тогда, помимо существовавшей должности Главного хирурга Красной Армии, были учреждены должности Главного терапевта и Главного инфекциониста».

Когда у нас Сталин полностью взял в свои руки военное руководство Красной Армией? Исходя из ранее написанного, 19 июля 1941 года. Примерно, совпадает. Разгреб дела после Тимошенко и через три недели озаботился об улучшении медицинского обслуживания бойцов Красной Армии, назначив М.С.Вовси Главным терапевтом.

А после войны, в конце 1952 года появилось это странное «дело врачей». Что характерно, именно «паровозиком» шел по этому делу М.С.Вовси. Незадолго до ареста, он имел беседу со своей дочерью.

«В дни ноябрьских праздников 1952 года я, по установившейся традиции, приехала из Ленинграда в Москву к родителям с трехлетним сыном Боренькой.

На следующий день мой папа, вечно занятой и замученный необходимостью «лечить всю Москву» (как в сердцах говорила мама), вдруг предложил мне пойти погулять. Я с радостью согласилась и мы отправились, оторвавшись от вечно звонившего телефона, по старому привычному Арбату, через Арбатскую площадь, в сторону Кремля, по улице Калинина… Когда мы с папой уже проходили мимо Ленинской библиотеки, как раз напротив Кремлевской больницы, папа сказал мне: «Знаешь, на днях арестован Петр Иванович Егоров. И был очень странный юбилей Владимира Никитича Виноградова». Странность этого юбилея состояла в том, что он прошёл очень тихо, без всяких наград и приветствий…

Я поняла, что папа очень взволнован, так как с обоими этими людьми он был тесно связан и деловыми, и личными отношениями на протяжении многих лет… Но с В.Н.Виноградовым постоянно продолжались встречи на консилиумах, на заседаниях в редколлегиях журналов и, особенно, на собраниях Московского и на съездах Всесоюзного Общества терапевтов.

А с П.И.Егоровым папа сотрудничал во время Великой Отечественной войны. Петр Иванович был Главным Терапевтом Западного, а позднее Ленинградского фронта. А 1943 году он стал заместителем Главного Терапевта Красной Армии, т. е. папиным заместителем и помощником. В 1947 году он стал начальником 4-го Главного Управления Минздрава СССР, к которому принадлежали Кремлевская больница и поликлиника. Большинство участников последовавшей вскоре драмы «дела врачей» 1952-53 гг. в той или иной степени работали в этих учреждениях.

Эти оба папиных сообщения встревожили меня, но всю трагичность последствий я, конечно, не могла оценить. Через несколько дней я поняла, что эта «прогулка» и этот разговор были папиной попыткой предупредить меня и как-то морально подготовить к тому, что неотвратимо надвигалось на нас, и чьё страшное дыхание папа, при своем уме, чуткости и жизненном опыте, не мог не ощущать заранее…»

Вообще, аресты начались раньше и совсем по другому поводу. Это было связано со странной смертью А.А.Жданова и, если копнуть поглубже, А.С.Щербакова. Но, Любовь Мироновна, тактично обошла эту тему.

«Так, в декабре 1951 года был арестован профессор Я.Г.Эттингер, которого папа высоко ценил, часто консультируясь с ним в тяжёлых случаях. Папа, суеверно относившийся к лечению членов своей семьи, не брал на себя, такую «ответственность» и, когда я подростком тяжело заболела, водил меня к Якову Гилярьевичу. Правда, папа всегда с опаской относился к манере Якова Гилярьевича громко пересказывать услышанные им новости из передач всяких «вражеских голосов» и новости, прочитанные им в столь же «опасных» газетах. Эттингер прекрасно владел иностранными языками. Его нисколько не смущало присутствие при этих разговорах окружающих случайных слушателей. Так что его арест в условиях тогдашней жизни был как-то объясним».

Понятно, что его арестовали за громкое звучание голоса, а умер-то, Эттингер в тюрьме от чего? От тоски? Не с кем, видимо, было словом перекинуться, так что ли? Но, дочь Вовси, тактично промолчала и не стала развивать и эту тему.

Хотелось, однако, заострить по ходу исследования о «деле врачей» одну особенность лечащей врачебной братии. Почему-то им очень хорошо удавалось лечить посторонних людей, но, как правило, в отношении близких и своего собственного здоровья, как видно из прочитанного выше, они бывали порой по-детски беспомощны и доверчивы. Наверное, это присуще всем московским медицинским «светилам». К этому мы вернемся чуть ниже. Говорят, что Сталин не доверял врачам. Наверное, у него были на то основания. Видимо, каждый умный человек, должен знать и понимать, как функционирует его организм. Сталина, с какой стороны на него не посмотреть, к глупцам не отнесешь. Отсюда и малая потребность во врачах, если сам человек понимает, что может навредить его здоровью. Конечно, есть моменты, когда без врачебной помощи не обойтись. Но, это, как правило, крайние меры, как в данном случае, автокатастрофа.

А наша Любовь Мироновна вспоминает, что

«в 1952 году была арестована близкая знакомая нашей семьи Е.Ф.Лившиц. Она была вдовой талантливого профессора М.А.Лясса, который во время Отечественной войны был главным терапевтом Карельского фронта; после войны он начал очень успешно работать в Московском главном госпитале и активно занимался обобщением итогов работы военных медиков. Но весной 1946 года, будучи ещё совсем молодым человеком, он скоропостижно скончался. Папа, вызванный Евгенией Фёдоровной, не успел даже доехать до их близко расположенного дома. Для папы это была горькая потеря, т. к. Мирон Акимович был и прекрасным врачом, и блестящим, остроумным и мудрым человеком».

Кому же «перешел дорогу» или для кого являлся нежелательным свидетелем профессор М.А.Лясс? Обратите внимание, на скорость, с которой скоропостижно скончался друг семьи Вовси. Если после звонка жены Лясса, Евгении Федоровны (видимо, было сообщено, что Мирону Акимовичу стало плохо), сам Вовси не успел даже доехать до близлежащего дома друга.

Но от всех этих арестов, давайте сразу перейдем к марту 1953 года, когда из жизни страны ушел Сталин. Что нам интересного, по этому поводу, скажет Любовь Мироновна?

«Второго марта появилось сообщение о болезни Сталина. Эта тема никогда раньше не звучала, не затрагивалась и не освещалась. Ибо само собой разумелось, что такой человек бессмертен и обычные человеческие хвори его не могу касаться».

Не могу упрекнуть дочь Вовси в трактовке данных событий. Ведь сама же признавалась, что папа держал «рот на замке» в отношении своей деятельности с Кремлевскими небожителями. Кто же знал историю болезни Сталина? Для всех простых, вождь, действительно выглядел всегда здоровым и бодрым человеком. Продолжаем.

«Поэтому сейчас можно было предположить, что болезнь очень тяжёлая. Следующие три дня прошли в напряжении, в ожидании новых сообщений. Сейчас трудно себе представить то ощущение катастрофы, в котором мы находились в течение последних месяцев. И, как это ни невероятно звучит, мы с ужасом (!) ждали последнего сообщения. Ведь всякая перемена должна была принести ещё большие страдания, ускорить развязку, приблизить полную катастрофу. Какие ещё могли случиться страшные события по сравнению с уже пережитым, объяснить невозможно. Никаких здравых размышлений, никакой логики — один только ужас перед неумолимо надвигающейся силой, которая должна была уничтожить родных людей, раздавить и изломать наши жизни и судьбы наших детей. А ведь Сталин, приказав арестовать лучших московских врачей, включая В.Н.Виноградова, оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи. Об этом рассказывали в своих воспоминаниях все, кто присутствовал в то время в его нелюдимой даче».

Если выбросить всю мудреность ее переживаний, то получается, что она сама не знала: радоваться ей тяжелому состоянию Сталина или нет? А вдруг со смертью вождя события приобретут необратимый характер и папу не выпустят? Но главное, что она, не являясь медицинским работником, поставила очень правильный диагноз произошедшим событиям: «Сталин… оставил себя в свой последний час без должной медицинской помощи».

К сожалению ни Виноградов, ни Вовси, ни кто другой из арестованных врачей не смог прибыть на дачу к умирающему вождю в первые мартовские дни. А врачей-терапевтов густо посажали по инициативе Рюмина. Кроме Виноградова В.Н. и Вовси М.С., за решеткой оказались два брата — Коган М.Б. и Коган Б.Б., сам Егоров П.И., Фельдман А.И., Майоров Г.И… Это не считая коллег прочих врачебных специальностей. А ведь, могли же подсобить, в те трагические дни своим товарищам-эскулапам, прибывшим на дачу Сталина, «по зову партии». А насчет Сталина, Любовь Мироновна, как и многие читатели, ошибается, приписывая арест врачей делу рук Иосифа Виссарионовича. Он к этому «делу врачей» не имел никакого отношения. Мы же договорились, чтобы Сталина к глупцам, не относить. Поэтому, те, кто готовил расправу над вождем при помощи отравляющего препарата, заранее побеспокоились об изоляции ведущих медицинских специалистов. Но «дело врачей» явилось, как бы завершающим аккордом, а началось оно гораздо раньше, тише и тоньше. Ведь был же «мозговой центр» всей этой заговорческой организации, который разрабатывал подобного рода комбинации. Поверить, что подобное мог провернуть один Хрущев, как-то не очень получается.

Слово предоставляется непосредственному участнику «дела врачей», арестованному в то время, Якову Львовичу Раппопорту.

«Летом 1952 года (а некоторые в 1951 году) из кремлевской больницы были изгнаны без объяснения причин многие выдающиеся клиницисты, работавшие там много лет в качестве консультантов, лечившие выдающихся деятелей Советского государства. В их числе — М.С. Вовси, В. Н. Виноградов. Арестованы: бывший начальник санупра Кремля, т. е. кремлевской больницы А. А. Бусалов, профессор П. И. Егоров, профессор Я. Г. Этингер, врач С. Е. Карпай. Отстранены от работы: академик А. И. Абрикосов и его жена Ф. Д. Абрикосова-Вульф (патологоанатом) и многие другие. Я не беру на себя функции и роль историка "дела врачей", не изучая специального документального материала, был вдалеке от того, что происходило в центре деятельности "врачей-убийц" — в кремлевской больнице. Могу лишь сообщить только о событиях, сведения о которых доходили из случайных источников, а нескромный интерес к ним в ту пору (да и позднее) мог иметь тяжелые последствия. Однако и у близких к этим событиям сотрудников этой больницы, с которыми у меня были случайные встречи, была только растерянность, а не осведомленность о причинах этих грозных событий, их существе, иногда некоторые из них с большой осторожностью делились со мной, отмечая полное непонимание происходящего».