2015-05-12
504
РГ: Но давайте вернемся к нашему Герою. И писать это слово буду с большой буквы.
Гладков: У Николая Кузнецова даже должность была неимоверная, уникальная в советской спецслужбе: особо засекреченный спецагент с окладом содержания по ставке кадрового оперуполномоченного центрального аппарата. И окладом довольно большим. Но ни звания, ни удостоверения. Все видели, что он активно общается c иностранцами. Было вон столько доносов.
РГ: Вы показали - будто двухтомник.
Гладков: Так целая куча. Читал я их. Ну, скажу я вам, и писали. Самый активный сочинитель - сосед по его еще коммунальной квартире: иностранцев водит и вообще.
РГ: Но доносы попадали в одно и то же место?
Гладков: По идее должны бы. Но из-за некоторой неразберихи взяла Кузнецова в разработку и наша контрразведка, установила за ним слежку. Даже клички ему давали: "Франт" - за элегантность в одежде и "Атлет" - за мускулистую фигуру. Могли его рано или поздно взять.
РГ: Разве люди из разведки не предупреждали о Кузнецове своих более простых и обученных в основном лишь привычным действиям коллег?
Гладков: Никогда. Это было бы для него еще опаснее. Разведчик не имел права назвать свои связи даже соседу по кабинету. Кузнецов - та кошка, которая гуляла сама по себе. Опасно. Могли, ох могли свои же и прихватить. Так, известного, но лишь в сугубо определенных сферах разведчика, который завербовал в Париже генерала Скоблина, свои же и расстреляли. Хотя он и говорил им, кто он. Было это на Украине, а его искал Центр, утративший с ним связь. Кузнецов же из-под наблюдений уходил. Вербовал немцев. Добывал секретные документы. Компрометировал чужих дипломатов, заставляя работать на нас. Теперь часто публикуют фото Николая Кузнецова тех времен: он в форме старшего лейтенанта советских ВВС. Но вот что интересно, или даже характерно. Той летной формы ему никто не выдавал. Об этом рассказывал мне генерал Райхман, которому и подчинялся Кузнецов: "Сам достал". Где-то раздобыл, придумал легенду и по ней действовал.
РГ: Но почему старший лейтенант?
Гладков: Кузнецов сообразил, что как раз возраст для лейтенанта. Легенда, которая притягивала чужих: работает в Филях, на заводе, где выпускаются самолеты. Выдавал себя за инженера-испытателя. Купил фотоаппарат и быстренько переснимал передаваемые ему секретные документы. Машину научился водить тоже сам. Мне Райхман подтвердил: "Мы его ничему не учили". Хотел послать в спецшколу, но биография была такой... Его б кадровики не в школу, а на посадку. И какая школа, когда работать было надо сегодня. В пакт разведчики не верили, Райхман со товарищи даже написали об этом рапорт. Но Меркулов, их тогдашний шеф, бумагу разорвал со словами: "Наверху этого не любят, но работайте так, как вы здесь мне все изложили". Кузнецов был страшно нужен. Был момент, и его хотели назначить администратором в Большой театр - завязались серьезные связи в этом мире.
РГ: И некоторые заканчивались спаньем с балеринами?
Гладков: В том числе и с теми, у которых кроме него были и богатенькие поклонники, не только советские. Зарплата у девушек не очень, а иностранец и чулочки привезет, и тушь из Парижа, и еще что-то подкинет. Так что Кузнецов никого никому не подкладывал, прекрасные дамы и без него свое дело знали. Но среди балерин были и его источники, многое Кузнецову рассказывавшие.
РГ: Удивительно, что на старшего лейтенанта Шмидта так клюнули.
Гладков: Удачно придумано - Рудольф Вильгельмович Шмидт. То бишь в переводе на русский - Кузнецов: говорит по-немецки, родился в Германии. А что если попытаться использовать, разработать? На такую заманчивую приманку сложно не клюнуть любой разведке. К тому же советский офицер по виду истинный ариец, и как прямо по-немецки подтянут, какая выправка. Но в армии никогда не служил. Ему бы в актеры. Одарила его способностями разведчика мать-природа. Впитывал все, как губка.
РГ: А откуда такое знание языков?
Гладков: От все той же природы. Мальчик из деревни Зырянка, теперь это в Талицком районе Свердловской области, с 84 дворами и 396 жителями, овладел в совершенстве немецким. Так сложилась судьба - в его глухомань, до ближайшего уездного города 93 версты, занесло образованных людей, которым бы преподавать в гимназиях, а набирался у них знаний деревенский паренек Ника Кузнецов. Потом познакомился с лесником - немцем, бывшим солдатом австро-венгерской армии, и нахватался такой ненормативной лексики. Увлекся эсперанто, и даже перевел на него свое любимое "Бородино". Учась в лесном техникуме, наткнулся на немецкую "Энциклопедию лесной науки", которую никто и никогда не открывал, и перевел на русский. Когда работал в Свердловске уже как секретный агент, то была у него приятельница полька - актриса местного театра. Играючи изучил польский, который ему тоже пригодился. Испанцы, служившие в лесах под Ровно в отряде Медведева, вдруг забеспокоились, доложили командиру: боец Грачев понимает, когда мы говорим на родном. А это у Кузнецова, с его лингвистическим талантом, открылось понимание незнакомого до того языка. Освоил шесть диалектов немецкого и, встречаясь где-нибудь за столиком с их офицером, моментально определял, откуда тот родом, и переходил на другой диалект.
РГ: Но зачем? У двоих земляков разговор пошел бы откровенней.
Гладков: Самое страшное для разведчика-нелегала - нарваться на земляка: а кто у тебя в нашей любимой школе преподавал химию? Вот он, провал, совсем близко. Ведь в Германии Кузнецов - с его-то биографией - никогда не бывал.
РГ: А почему в начале беседы вы назвали Кузнецова личностью "трагической"?
Гладков: Тяжело у него складывалась жизнь. Ему многие завидовали. Яркий человек всегда вызывает сложные чувства. Дважды исключали из комсомола. Сначала за то, что отец - кулак и белогвардеец. Вранье, кулаком не был, у белых не служил, а вот в армии Тухачевского воевал. И какое там высшее образование - не дали Николаю даже техникум окончить, - выкинули из училища и из комсомола. С трудом, но восстановился и там, и там. Но диплом защитить не разрешили - ограничились бумажкой о прослушанных курсах. А потом, когда работал таксатором, его старшие товарищи попались на махинациях с карточками. Он же их и выдал милиции.
РГ: Ничего себе.
Гладков: А как вы думали. Они получили по четыре - восемь лет тюремного заключения, а Кузнецову - всего-навсего год исправительных по месту работы минус 15 процентов зарплаты. Говорили, будто отнесся к этому спокойно - мол, ерунда, формальность. Да нет. Травма на всю жизнь, и судимость на нем оставалась. Да еще личная жизнь не сложилась. Развелся с женой - 4 декабря 1930-го - счастливая свадьба, и бац, уже 4 марта 1931-го - развод. Почему, отчего - абсолютно непонятно. Ведь была Елена Чугуева женщиной очень достойной, окончила потом медицинский. Завершила войну в звании майора и демобилизовалась после победы над Японией. Никому не рассказывала, не хвасталась: я - жена Героя.
РГ: Но был же, как рассказывают, в начале 40-х и серьезный роман с московской художницей.
Гладков: Был. По-моему, Кузнецов по-настоящему влюбился в светскую львицу, назовем ее Ксаной О. Известен он ей был как Рудольф Шмидт. А перед надвигающейся войной к немцам уже относились настороженно, могли и по головке не погладить. И Ксана, говоря по-современному, свою любовь по этой причине и кинула. А Кузнецов при всем обилии связей страдал. В партизанском отряде просил Медведева: вот адрес, если погибну, обязательно расскажите обо мне правду Ксане. И Медведев, уже Герой Советского Союза, отыскал после войны в центре Москвы эту самую Ксану, выполнил волю другого Героя.
РГ: И последовала сцена раскаяния?
Гладков: Ничего похожего. Полное равнодушие и безразличие.
РГ: Может, ревновала? Приходилось Кузнецову спать с женщинами разных стран и профессий?
Гладков: В оперативных целях. К примеру, с дамой из немецкого посольства. Она навыдавала ему столько...
РГ: Пошли какие-то разговоры о детях, если конкретнее - то о дочери.
Гладков: Детей не было. Слухи о дочери действительно поползли, и их проверили. У Героя отыскалась прямая наследница? Оказалось неправдой. Остался лишь племянник. А Кузнецов тогда, в конце 30-х - самом начале 40-х оказавшись в Москве, вспомнил не только своих родственников, но и обидчиков. Даже писал злейшему врагу письма: я в столице и на особой работе, объездил всю Германию, воевал с финнами. Сплошной вымысел, чистая мистификация. Никогда за границу не выезжал.
РГ: Есть тут явные признаки авантюризма.
Гладков: У многих великих они присутствовали.
РГ: Прав я или нет: на той судимости его органы и прихватили, завербовали?..
Гладков: Так обычно и бывает. А тут, к моему удивлению, несколько иная история. Однажды в Коми Кузнецов лихо отбился от напавших на него бандитов. И попал в поле зрения оперуполномоченного Овчинникова. Коми-пермяк по национальности, тот с удивлением обнаружил, что недавно приехавший сюда молодой русский не только храбр и силен, но говорит - и свободно - на его родном. Да, он завербовал Кузнецова, быстро поняв, что пусть и случайно, но попал на самородка. И потом в Коми оторвали такой талантище от себя, отдали москвичам. А мог бы Николай так и трудиться в своем далеке.
РГ: Но не был же Кузнецов просто банальным стукачом?
Гладков: Нет, конечно, нет. Спецагент, сотрудник негласного штата Николай Кузнецов на "Уралмаше" - центре военно-промышленного комплекса - без дела не сидел. Там - масса иностранных специалистов, в том числе и немцев, приехавших еще во времена кризиса 1929 года. Естественно, были и их агентура, и фашисты. Многие уехали, но остались ими завербованные люди. И Кузнецов вел себя, но не явно, не в лоб, как человек, заинтересованный в знакомстве с иностранцами. Сообщал о настроениях, выявлял агентов. Тут и наводка, и вербовка, и проверка, и установка. Работал Кузнецов и по сельскому хозяйству: в район, где он трудился в Коми, ссылали кулаков. И там имели место кулацкие восстания, настоящие, а не липовые вредительства, убийства селькоров. И Кузнецов, будучи таксатором, получил право ношения оружия. Не только винтовки, как все лесники, - у него был наган. Человек уходил в лес, а там убивали почтальонов, таксаторов, тех, кто представлял власть. Какой там стукач! Мне рассказывал о Кузнецове генерал Райхман, один из мужей недавно ушедшей балерины Ольги Васильевны Лепешинской. По работе был знаком с неким Журавлевым. И направили этого партийного работника для усиления в Коми, скоро назначили наркомом внутренних дел. Позвонил он Райхману: у меня есть один прекрасный парень, которому нечего тут делать. Назначили Кузнецову встречу в Москве.
РГ: Вот и знакомство с Лубянкой.
Гладков: В здании на Лубянке Кузнецов ни единого раза в своей жизни не был.
РГ: Но почему? Боялись пускать?
Гладков: Таких агентов было немного. Их не светили никогда. Могли сфотографировать, когда человек входит в это здание, и конец работе. Первая встреча около памятника первопечатнику Федорову. Потом на конспиративных квартирах, в Парке культуры, в саду имени Баумана. Там ему дали квартиру на улице Карла Маркса - это Старая Басманная, и он жил под фамилией Шмидта. Квартира была напичкана разной техникой.
И говоря о душевных переживаниях Кузнецова, я замечу: одно то, что его приняли в отряд Медведева, где собрались люди исключительно проверенные, уже свидетельство большого доверия. Но оставалось у Кузнецова после всего пережитого чувство, может, и обиды, желания доказать: я - лучший, я нужен стране. Иногда говорил во сне, причем на русском. И врач партизанского отряда Цесарский, с которым они делили кров, его тормошил, будил. И отучил-таки от этой привычки.
РГ: Читал об этом в ваших книгах.
Гладков: Но вот что именно говорил Кузнецов, я узнал у Цесарского совсем недавно. Разведчик повторял: "Я еще им всем покажу, кто настоящий патриот". Слово в слово. Сидела в нем эта боль, не давала покоя. И прорывалась вот так. Когда он уходил на задания, вернуться с которых было чудом, оставлял прощальные письма. И командир отряда Медведев однажды как-то сказал ему: "Николай Иванович, вы знаете (Медведев был почти со всеми на "вы". - Т.Г.), с таким похоронным настроением идти на задание нельзя". Одно письмо Медведев даже разорвал. Но в этом и был весь Кузнецов: полная готовность к самопожертвованию, мысли о смерти, к великому сожалению, в нем присутствовали. Та, прошлая судьба, на нем висела. И вот эта готовность отдать жизнь могла в тяжелейший момент сыграть свою трагическую роль. Он себя не щадил.
