double arrow

Глава 9. Накануне Великой Отечественной войны 3 страница

И в завершение этой темы нам осталось понять причины патологической ненависти Хрущева к Сталину. При жизни вождя эта ненависть никак не проявлялась. Но она буйным цветом расцвела после 5 марта 1953 года. Выступление Хрущева на XX съезде партии – лживое, полное передергиваний и фальсификаций – наиболее яркое тому свидетельство. Чего стоят слова Хрущева о том, что Сталин руководил боевыми действиями по глобусу: «Я звоню Василевскому и умоляю его: возьмите, говорю, карту, Александр Михайлович (т. Василевский здесь присутствует), покажите товарищу Сталину, какая сложилась обстановка. А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. (Оживление в зале.) Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта. Так вот я и говорю т. Василевскому, покажите на карте обстановку, ведь нельзя при этих условиях продолжать намеченную ранее операцию. Для пользы дела надо изменить старое решение»[333].

Сам Василевский говорил совершенно другое: «Полностью согласен с Г. К. Жуковым по поводу злополучного глобуса. Его в рабочем кабинете И. В. Сталина не было, он находился в его комнате отдыха, а туда мало кто приглашался. У Сталина всегда имелись подготовленные Генштабом рабочие карты по всем направлениям и театрам войны, в каких была необходимость»[334].

Большей чуши, чем сказал Хрущев, сложно себе представить – ведь он прекрасно знал, как обстояло дело на самом деле. Но врал прямо на партийном съезде. Ненависть ко всему сталинскому проявлялась у Хрущева даже в мелочах. Отдыхая на даче Сталина на озере Рица, в Абхазии, он отказывался жить в комнатах, где до этого жил Иосиф Виссарионович. И даже приказал пристроить к дому для себя совершенно отдельное помещение, размером с саму дачу.

Откуда же взялась эта ненависть? На личной почве. Удивительное дело – но у многих хулителей Сталина, начиная от Хрущева и кончая «Сванидзе», есть личная причина его ненавидеть. Но открыто об этом сказать нельзя – никто из них личные мотивы никогда не озвучивал. А с огнем в глазах клеймят такие деятели Сталина, на ходу выдумывая его вину во всем, что только можно придумать[335]. Во время войны с сыном Хрущева приключилась очень неприятная история. А поскольку Сталин ко всем, в том числе и к своим детям, подходил с одной меркой, то для сына Хрущева он также исключения делать не стал. Вот как об этом рассказывает Вячеслав Молотов:

– Хрущев в душе был противником Сталина. Сталин – всё и вся, а в душе другое. Личное озлобление его на любые шаги толкает. Озлобление на Сталина за то, что его сын попал в такое положение, что его расстреляли фактически. После такого озлобления он на все идет, только бы запачкать имя Сталина.

– Никита от сына отказался, да?

– Да…

– У него сын был вроде изменника. Это тоже о нем говорит. Хорош политический деятель, у которого даже сын и тот…[336]

Генерал-майор М. С. Докучаев, Герой Советского Союза, бывший заместитель начальника 9-го управления КГБ СССР (знаменитой «девятки», занимавшейся обеспечением безопасности высших государственных руководителей СССР), рассказал о том, что произошло. Этот рассказ привел в своей книге «Отцовская месть» Н. А. Зенькович. В начале марта 1943 года Сталину позвонил с фронта генерал-лейтенант Хрущев, который тогда был членом Военного Совета Юго-Западного фронта. Просил о личной встрече. Сталин дал согласие. О чем собирался говорить Хрущев, было понятно заранее. Его сын Леонид в пьяном состоянии застрелил майора. По законам военного времени за это преступление полагался расстрел. При этом сын Хрущева уже ранее «баловался» оружием, и тогда Сталин пошел навстречу просьбе Никиты Сергеевича и дело на Леонида было прекращено[337]. Ему дали возможность честно воевать за родину. И вот в итоге он теперь совершил убийство. Хрущев практически со слезами на глазах просил Сталина сурово наказать сына, но только не расстреливать его. Иосиф Виссарионович ответил примерно так:

Мне доложили о случившемся с вашим сыном. Я не сомневался, что у нас состоится встреча и разговор о вашем сыне. Только исходя из большого уважения к вам, товарищ Хрущев, я разрешил вам приехать с фронта в Москву. Партия высоко ценит ваш вклад в строительство социализма, в борьбу с троцкистами и другими оппозиционерами, ваши дела по укреплению советской власти на Украине и сейчас в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками… Мне очень хотелось бы помочь вам, Никита Сергеевич, но я бессилен сделать это. Однажды я поступился своей совестью, пошел вам навстречу и просил суд помиловать вашего сына. Но он не исправился и совершил еще одно, подобное первому, тяжкое преступление. Вторично нарушать законы мне не позволяют моя совесть и горе людей, ставших жертвами преступных действий вашего сына. В сложившемся положении ничем помочь вам не могу. Ваш сын предстанет перед судом в соответствии с советскими законами.

Генерал-майор М. С. Докучаев, на чье свидетельство ссылается Н. А. Зенькович, утверждает, что Хрущев упал на колени, зарыдал и умолял Сталина спасти сына. Сталин позвал охрану и попросил ее помочь товарищу Хрущеву прийти в себя…

Но вернемся к биографии Иосифа Виссарионовича и к трагическим и сложным событиям начала войны. Один из зловредных и лживых мифов, созданных врагами нашей страны, гласит: в смерти советских военнопленных, которых замучили и уморили голодом в немецких концлагерях, виноват Сталин (СССР), который не подписал Гаагскую конвенцию. Думаю, что читатели уже перестали удивляться, что, согласно западным историкам и нашим «Сванидзе», Сталин виноват всегда и во всем. В данном случае перед нами классический прием англосаксонской политики: вину за преступление возложить на жертву. Наших солдат нацисты не кормили, и мы же еще в этом и виноваты. На самом деле СССР не подписал Гаагскую конвенцию, но из этого не вытекало, что с военнопленными, попавшими в советский плен, будут поступать как-то особенно жестоко. Ничто не мешало Германии не издеваться над нашими солдатами и офицерами и не истреблять их. С англичанами, французами и американцами обращение в немецком плену было мягким. Почему? Потому что русских Гитлер хотел истребить. Он шел к нам «зачищать» территорию, а с Западом собирался сотрудничать. Вот и вся причина. Чтобы поставить точку в вопросе Гаагской конвенции, приведу один документ. В случае начала войны дипломатические миссии противников покидают столицу соперника и уезжают домой. Такова практика. Уехали в Берлин немцы, уехали в Москву русские из Берлина. Интересы стран в такой ситуации начинают представлять нейтралы. И вот 17 июля 1941 года Вячеслав Молотов в памятной записке миссии Швеции в СССР ответил на вопрос об отношении к вышеупомянутой конвенции:

В ответ на меморандум шведской миссии в Москве от 14 июля с. г., в котором шведское правительство просит сообщить, признает ли Советский Союз обязательной для себя в нынешней войне с Германией Гаагскую конвенцию от 18 октября 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны, Народный комиссариат иностранных дел имеет честь сообщить следующее:

Советское правительство признает для себя обязательной Гаагскую конвенцию от 18 октября 1907 г. о законах и обычаях сухопутной войны. Однако советское правительство считает необходимым подчеркнуть, что в войне с напавшей на СССР фашистской Германией Советский Союз имеет дело с таким врагом, который систематически грубо нарушает все международные договоры и конвенции. Это ставит советское правительство перед необходимостью соблюдать указанную выше Гаагскую конвенцию в отношении фашистской Германии лишь постольку, поскольку эта конвенция будет соблюдаться самой Германией[338].

СССР заявил об обязательном соблюдении им Гаагской конвенции. Заявил не шведам, а всему миру – ив первую очередь Берлину. Слова Молотова обращены к Гитлеру. Не будете соблюдать Гаагскую конвенцию, перестанем ее соблюдать и мы – вот что говорит глава нашего МИДа. Германия соблюдать правила обращения с пленными и мирным населением, как известно, не стала. Отсюда и колоссальные потери СССР – 27 миллионов, причем большая часть – это не военнослужащие, а мирные жители. Советский Союз конвенцию соблюдал, насколько это позволяли военные условия. Желания уморить голодом пленных и истреблять гражданское население Германии у Сталина никогда не было.

Однако боевые действия первого периода войны складывались не в нашу пользу. Уже 19 октября 1941 года Москва была объявлена на осадном положении[339]. Но Верховный главнокомандующий Сталин остался в столице, в которой на фоне приближающихся к столице немецких войск началась настоящая паника. Она была очень недолгой – Сталин был на месте. И категорически отказался из Москвы уезжать, хотя предложений и намеков со стороны окружения на необходимость и целесообразность отъезда было предостаточно. В качестве иллюстрации того, как Сталин вел себя в эти сложные дни, хочется упомянуть два примера, приведенные Александром Головановым, главным маршалом авиации, который всю войну подчинялся Сталину напрямую.

Как-то в октябре, вызванный в Ставку, я застал Сталина в комнате одного. Он сидел на стуле, что было необычно, на столе стояла нетронутая остывшая еда. Сталин молчал. В том, что он слышал и видел, как я вошел, сомнений не было, напоминать о себе я счел бестактным. Мелькнула мысль: что-то случилось, страшное, непоправимое, но что? Таким Сталина мне видеть не доводилось. Тишина давила.

– У нас большая беда, большое горе, – услышал я наконец тихий, но четкий голос Сталина. – Немец прорвал оборону под Вязьмой, окружено шестнадцать наших дивизий.

После некоторой паузы, то ли спрашивая меня, то ли обращаясь к себе, Сталин также тихо сказал: – Что будем делать? Что будем делать?!

Видимо, происшедшее ошеломило его. Потом он поднял голову, посмотрел на меня. Никогда ни прежде, ни после этого мне не приходилось видеть человеческого лица с выражением такой страшной душевной муки. Мы встречались с ним и разговаривали не более двух дней тому назад, но за эти два дня он сильно осунулся[340].

* * *

В один из тех дней в Ставке я стал свидетелем весьма знаменательного разговора, который ярко показывает роль Сталина в битве за Москву, в противовес злобным утверждениям Хрущева о малой значимости Верховного главнокомандующего в годы войны. Шло обсуждение дальнейшего боевого применения дивизии. Раздался телефонный звонок. Сталин, не торопясь, подошел к аппарату и поднял трубку. При разговоре он никогда не держал трубку близко к уху, а держал ее на расстоянии, так как громкость звука в аппарате была усиленная. Находящийся неподалеку человек свободно слышал разговор. Звонил корпусной комиссар Степанов – член Военного совета ВВС. Он доложил Сталину, что находится в Перхушково (здесь, немного западнее Москвы, находился штаб Западного фронта).

– Ну, как у вас там дела? – спросил Сталин.

– Командование ставит вопрос, что штаб фронта очень близок от переднего края обороны. Нужно штаб фронта вывести на восток за Москву, а КП организовать на восточной окраине Москвы!

Воцарилось довольно длительное молчание…

– Товарищ Степанов, спросите товарищей – лопаты у них есть? – спросил спокойно Сталин.

– Сейчас… – вновь последовала долгая пауза: – А какие лопаты, товарищ Сталин?

– Все равно какие.

– Сейчас… – довольно быстро Степанов доложил: – Лопаты, товарищ Сталин, есть!

– Передайте товарищам, пусть берут лопаты и копают себе могилы. Штаб фронта останется в Перхушково, а я останусь в Москве. До свидания.

Не торопясь, Сталин положил трубку. Он даже не спросил, какие товарищи, кто именно ставит эти вопросы. Сталин продолжил прерванный разговор. Эпизод весьма краткий, и вряд ли он требует дальнейших пояснений[341].

Действительно – добавить тут просто нечего. В самые сложные моменты Сталин сохранял спокойствие и равновесие. И думал о том, что боевой дух и уверенность в своих силах – это уже половина победы. Именно Сталин решил, несмотря ни на что, проводить парад 7 ноября 1941 года. Шел снег, войска проходили мимо трибуны Мавзолея, на которой стоял Сталин. И не просто стоял, а вновь выступил с блестящей речью. Его видели, его слушали и шли умирать за Родину Москва была сохранена, а накопленные резервы, которые Сталин сохранил и не растратил по частям для отражения немецкого натиска, позволили начать контрнаступление и погнать фашистов на Запад. Вот как авиконструктор Яковлев описал разговор с Верховным осенью 1941 года, когда судьба страны висела на волоске:

Мне очень хотелось задать ему еще один вопрос, но я все не решался, однако, уже прощаясь, все-таки не вытерпел:

– Товарищ Сталин, а удастся удержать Москву?

Он ответил не сразу, прошелся молча по комнате, остановился у стола, набил трубку свежим табаком.

– Думаю, что сейчас не это главное. Важно побыстрее накопить резервы. Вот мы с ними побарахтаемся еще немного и погоним обратно…

Он подчеркнул мысль о том, что Германия долго выдержать не сможет. Несмотря на то что она использует в войне ресурсы всей Европы. Сырьевых ресурсов у Гитлера надолго не хватит. Другое дело у нас. Сталин повторил несколько раз:

– Государство не может жить без резервов!

Этот разговор по возвращении в наркомат я записал дословно[342].

Как Сталин говорил, так все и вышло. Над немецкой армией замаячил призрак разгрома. Спасли германскую армию Адольф Гитлер и… англичане. Фюрер дал приказ, запретив всяческое отступление, а «союзники» так и не открыли второй фронт и позволили немцам перебросить войска из Европы. Описан случай, когда под Москву, готовясь к празднику ее взятия, немцы подвезли целые эшелоны вина в бутылках, которые все полопались от мороза[343]. Но теплой одежды не подвезли совсем. Солдаты были одеты в шинельки на «рыбьем меху» и в летние сапоги. Вот, например, как описывают переброску 81-й немецкой пехотной дивизии. 22 декабря 1941 года она находилась на Атлантическом побережье Франции. Через тринадцать дней непрерывной дороги их выгрузили в метровый снег при температуре минус тридцать. Нет ни одной зимней шинели, ни одной шапки. У всех только каски и пилотки. Нет теплых перчаток. Не успев ничего понять, многие отморозили себе пальцы ног и рук и уши[344]. Бардак в германской армии был не хуже нашего, просто во время наступления он был не так заметен, а вот когда вермахт покатился назад, тогда брошенная амуниция и тяжелое вооружение заполнили все подмосковные дороги.

Чем отличается простой военачальник от руководителя страны? Тем, что генералу или маршалу надо просто хорошо воевать. Он практически избавлен от протокольных мероприятий. А глава страны – нет. Поэтому 6 ноября 1941 года Сталин выступает с докладом на торжественном заседании Московского Совета депутатов трудящихся с партийными и общественными организациями Москвы. В своем докладе он со своей обычной прямотой говорит о том, на что надеялся Гитлер, совершая свое поистине самоубийственное нападение на СССР[345]:

На что рассчитывали немецко-фашистские стратеги, утверждая, что они в два месяца покончат с Советским Союзом и дойдут в этот короткий срок до Урала? Они серьезно надеялись создать всеобщую коалицию против СССР, вовлечь Великобританию и США в эту коалицию, предварительно запугав правящие круги этих стран призраком революции, и полностью изолировать таким образом нашу страну от других держав… Немецко-фашистские стратеги думали, что то же самое произойдет с Великобританией и США. Небезызвестный Гесс для того, собственно, и был направлен в Англию немецкими фашистами, чтобы убедить английских политиков примкнуть к всеобщему походу против СССР[346].

Не забывает Сталин упомянуть о важности помощи союзников. Этой помощи до сих пор нет. Нет никакого второго фронта против Германии:

Одна из причин неудач Красной армии состоит в отсутствии второго фронта в Европе против немецко-фашистских войск. Дело в том, что в настоящее время на европейском континенте не существует каких-либо армий Великобритании или Соединенных Штатов Америки, которые бы вели войну с немецко-фашистскими войсками, ввиду чего немцам не приходится дробить свои силы и вести войну на два фронта, на западе и на востоке. Ну а это обстоятельство ведет к тому, что немцы, считая свой тыл на западе обеспеченным, имеют возможность двинуть все свои войска и войска своих союзников в Европе против нашей страны. Обстановка теперь такова, что наша страна ведет освободительную войну одна, без чьей-либо военной помощи, против соединенных сил немцев, финнов, румын, итальянцев, венгерцев[347].

Сталин будет просить англичан и американцев открыть второй фронт в 1941 году. Они будут много обещать – ничего не делая. Почему? Потому что Западу нужно было не максимально быстро победить Гитлера, а затянуть эту войну для истощения России и Германии. Поэтому нечего удивляться, что и через год на очередной годовщине Октября, выступая перед теми же депутатами, Сталин вновь говорит о втором фронте:

Допустим, что в Европе существовал бы второй фронт, также как он существовал в Первую мировую войну, и второй фронт отвлекал бы на себя, скажем, 60 немецких дивизий и 20 дивизий союзников Германии. Каково было бы положение немецких войск на нашем фронте? Нетрудно догадаться, что их положение было бы плачевным. Более того, это было бы начало конца немецко-фашистских войск, ибо Красная армия стояла бы в этом случае не там, где она стоит теперь, а где-нибудь возле Пскова, Минска, Житомира, Одессы. Это значит, что уже летом этого года немецко-фашистская армия стояла бы перед своей катастрофой. И если этого не случилось, то потому, что немцев спасло отсутствие второго фронта в Европе[348].

Второй фронт не появится в 1942 году. Под разными предлогами англосаксы будут тянуть время. Один раз для того, чтобы «объяснить» Сталину и своей общественности свое собственное бездействие, они даже проведут пробный десант во Франции. Параллельно сделав все, чтобы немцы узнали время и место высадки этого десанта. Это случится 19 августа 1942 года в порту французского города Дьепп. Высадившиеся британские и канадские солдаты попадут в ловушку и будут частично перебиты, а частью взяты в плен. Те историки, кто не понимает тайных пружин политики, задают себе недоуменные вопросы: «До сих пор среди историков и различных исследователей не утихают споры, а каковы были цели этой десантной операции? Для чего возникла такая острая необходимость бросать лучшие, наиболее подготовленные британские спецвойска фактически на верную погибель?»[349]

Лето 1942 года. Через четыре дня немцы войдут в Сталинград, перед этим сровняв его ужасной бомбардировкой с землей. Английская тактика по-прежнему соответствует «лучшим» традициям британской дипломатии и полностью продолжает предвоенную линию Лондона. Столкнуть между собой Россию и Германию, максимально ослабить их во взаимной борьбе. А значит, нужно всячески войну затягивать, говорить о помощи, но реально ее не оказывать. После того как германская армия «покачнулась» зимой 1941–1942 года, весенняя кампания началась для немцев благоприятно. Окружив советские войска под Харьковом, они стремительно двинулись вглубь нашей территории и вышли к Сталинграду. С другой стороны вермахт двинулся к Кавказу, за которым находились Ирак, Иран и далее Индия. Задачей британской политики становится «отвод» Гитлера от прорыва через Кавказ к нефтеносным районам Ближнего Востока, в направлении Сталинграда. Сложность британской политики состоит в том, чтобы одновременно играть на обеих досках: обещать Сталину помощь, а Гитлеру – мир (в случае его успеха в России). Немцы и русские должны воевать, обескровливая друг друга. И при этом Сталин помощи получать не должен, что будет показывать немцам реальность британских предложений будущего мира между западными союзниками и Берлином в случае военного поражения СССР. В момент напряженной схватки за Сталинград в Москву с визитом и прибывает сэр Уинстон Черчилль.

«12 августа Черчилль впервые прибыл в Москву в качестве премьер-министра. Целью его визита было сообщить, что союзники в конечном счете не намерены предпринимать вторжение в Северо-Западную Европу в 1942 году, как это они обещали русским раньше»[350].

Черчилль действительно летел в Москву, прекрасно понимая, что Сталин будет требовать открытия второго фронта и высадки во Франции немедленно, летом 1942 года, чтобы ослабить натиск немцев на Сталинград. Премьеру Британии был нужен аргумент, чтобы потянуть время и пообещать десант позднее. Нужны были факты, чтобы наглядно объяснить невозможность высадки сейчас. В первой же беседе с британским премьером Сталин напомнил об обещании англичан совершить атаку на Францию и открыть второй фронт в 1942 году[351]. Поэтому через неделю и состоится «рейд на Дьепп», «атака» которого и будет одновременным выполнением обещания и наглядной иллюстрацией «невозможности» серьезных десантных действий союзников в Европе. Трупы сотен канадских солдат, плавающие в прибрежной воде, станут своеобразным алиби Черчилля. Мы ничем не можем помочь вам. Видите – у нас десанты захлебываются в крови. И такая вот неприятная правда находится за любой исторической «загадкой»…

Переговоры проходили сложно. Но при соблюдении всех дипломатических канонов – то есть за столом. Не обошлось и без инцидентов. Один из них описал переводчик Бережков.

Как раз тогда, когда за пломбиром и кофе между Сталиным, Черчиллем и Гарриманом шел оживленный разговор, неподалеку от их столика вдруг раздался грохот. Внимание всех привлекли резкий звон разбитой посуды, возбужденные возгласы. Обернувшись, мы увидели распростертого на полу человека. Рядом валялись черепки фарфора, бутылки и осколки стекла. Казалось, случилось несчастье.

Вокруг упавшего уже собирались другие гости, загораживая его от нас. Когда к месту происшествия подошли Сталин, Черчилль и Гарриман в сопровождении переводчиков, все расступились, и мы увидели, что лежавший на полу человек с налитым кровью лицом и глупо моргавшими глазами был личный телохранитель и дворецкий британского премьера командор Томпсон, или Томми, как его ласково называл не чаявший в нем души Черчилль. Рядом с ним стоял во весь свой незаурядный рост посол его величества Арчибальд Кларк Керр в парадном, расшитом золотом сюртуке с муаровой орденской лентой через плечо и палашом, украшенным драгоценными камнями. Но что у него был за вид! По сюртуку и муаровой ленте расползался розовый пломбир, палаш был испачкан кофейной гущей, а сам Керр с трудом старался преодолеть растерянность, готовясь ответить на недоуменный и тревожный взгляд Черчилля.

– Объясните, что здесь произошло? – спросил британский премьер.

Посол Керр, наконец, овладел собой и скороговоркой произнес:

– Вы же знаете, ваше превосходительство, Томми может выпить уйму вина и никогда не пьянеет…

– За это я его и ценю, – вставил Черчилль и улыбнулся, уже догадываясь, что ничего страшного не случилось.

– Но на этот раз он переоценил свои возможности, соревнуясь с русскими коллегами, – продолжал Керр. – И надо же было, чтобы в этот момент ему почудилось, что вы, ваше превосходительство, нуждаетесь в его защите. Он резко вскочил, но не смог сохранить равновесие, схватился за скатерть… и вот видите…[352]

Понимал ли Сталин, что англичане просто водят его за нос? Конечно. Ведь накануне «рейда на Дьепп» они хладнокровно и спокойно утопили свой собственный конвой, который вез оружие из США и Британии. Вез как раз к Сталинграду[353]И под предлогом больших потерь Лондон вообще прекратил проводку конвоев, оставив в решающий момент боев под Сталинградом СССР без помощи. Но тем не менее Сталин все равно старался с британским премьером договориться. Итогом переговоров стало возобновление конвоев из Британии – следующий караван PQ-18 отправился в сторону наших берегов в начале сентября. Второй фронт, высадка в Европе были обещаны, но ни в 1942-м, ни в 1943 году не были осуществлены англосаксами.

Несколько разрядило обстановку сложных переговоров приглашение Сталиным Черчилля к себе домой[354]. Вот одна сцена из тогдашнего визита сэра Уинстона, записанная переводчиком Бережковым. Сталин и Черчилль пили кофе за маленьким столом у Сталина дома и обменивались мнениями:

«Заговорили, в частности, о поездке леди Астор в Москву в тридцатые годы. Сталин сказал, что леди Астор уверяла, будто Черчилль конченый человек, что он никогда не будет играть никакой роли на политической сцене. Но Сталин был тогда иного мнения. Он сказал леди Астор:

– Если произойдет война, Черчилль станет премьер-министром.

Черчилль поблагодарил Сталина за такую оценку его качеств политического деятеля.

– При этом, – заметил Черчилль, – я сам должен признать, что далеко не всегда относился дружественно к Советскому Союзу, особенно сразу же после Первой мировой войны.

Сталин примирительно сказал:

– Я это знаю. Уж в чем вам нельзя отказать, так это в последовательности в отношении вашей оппозиции к советскому строю.

– Можете ли вы простить мне все это? – спросил Черчилль.

Сталин немного помолчал, посмотрел на Черчилля, прищурив глаза, и спокойно ответил:

– Не мое дело прощать, пусть вас прощает ваш Бог. А в конце концов нас рассудит история»[355].

«Надо отдать справедливость Черчиллю, он проявил совершенно исключительные твердость, последовательность и искусство в проведении своей линии…»[356]А какова же была эта линия, которую так стойко отстаивал британский премьер? Об этом красноречиво говорит текст телеграммы Сталина все тому же послу СССР в Англии Ивану Майскому (чью оценку линии Черчилля вы прочитали строчкой выше) от 19 октября 1942 года:

У нас у всех в Москве создается впечатление, что Черчилль держит курс на поражение СССР, чтобы потом сговориться с Германией Гитлера или Брюнинга за счет нашей страны. Без такого предположения трудно объяснить поведение Черчилля по вопросу о втором фронте в Европе, по вопросу о поставках вооружения для СССР, которые прогрессивно сокращаются[357].

28 октября 1942 года Сталин вновь пишет Майскому:

Черчилль заявил нам в Москве, что к началу весны 43 года около миллиона англо-американских войск откроют второй фронт в Европе. Но Черчилль принадлежит, видимо, к числу тех деятелей, которые легко дают обещание, чтобы так же легко забыть о нем или даже грубо нарушить его. Он также торжественно обещал в Москве бомбить Берлин интенсивно в течение сентября-октября. Однако он не выполнил своего обещания и не попытался даже сообщить в Москву о мотивах невыполнения. Что же, впредь будем знать, с какими союзниками имеем дело[358].

Надеяться Россия могла только на себя. А это значит, что Сталин и Красная армия должны были научиться воевать. Через кровь, через ошибки, через поражения. Нужно признать неприятную правду: в 1941-м и в первой половине 1942 года оперативное искусство немецких войск превосходило наше оперативное искусство. Но так было не всегда. Большой заслугой Сталина следует считать тот факт, что он сумел за время Отечественной войны подобрать, воспитать и выдвинуть на ответственные посты блестящую плеяду военных талантов, среди которых были Василевский, Конев, Говоров, Жуков, Ватутин, Черняховский, Антонов, Соколовский, Мерецков, Рокоссовский, Малиновский, Воронов, Толбухин, Яковлев, Малинин, Галицкий, Трофименко, Горбатов, Штеменко, Курасов, Вершинин, Голованов, Федоренко, Рыбалко, Богданов, Катуков, Лелюшенко и многие другие.

Битва под Сталинградом показала, что уровень управления войсками со стороны Ставки Верховного главнокомандующего вышел на новый уровень. Пока немцы в лоб штурмовали руины города, где когда-то Сталин задержал белых, он сам накапливал резервы. 19 ноября 1942 года советские войска в районе подступов к Сталинграду перешли в наступление. Удар был произведен по флангам, а потом по тылу немецких войск. Ловушка захлопнулась. В окружении оказалась лучшая армия Гитлера – 6-я, а также румынские и итальянские части. Немцы сопротивлялись, но поражение было неотвратимо. В плен попало около 100 тысяч солдат и офицеров противника, а хваленая военная машина вермахта начала хворать и хромать на обе ноги. Поражения в любой армии наступают не от «национальности» ее солдат, а от мощи и неожиданности удара ее противников. Причем серьезные проблемы у вермахта начались еще до разгрома под Сталинградом. Фотографии взятых в плен немцев известны почти всем: на них германские солдаты одеты кто во что горазд. Теплой зимней формы на них нет – редкие счастливцы экипированы по-зимнему. Возникает резонный вопрос: ну ладно, в 1941 году Гитлер не запасал зимнюю одежду, вводя Сталина в заблуждение и надеясь управиться с боевыми действиями до наступления холодов. Не получилось. А почему теплой одежды не привезли немецким солдатам к зиме 1942–1943 года? Забыли? При этом одежду к линии фронта немцы все же подвозили. Но какую?! Об этом мы можем прочитать в книге немецкого писателя X. Шретера, которая была написана по просьбе Гитлера еще в военное время, но не была напечатана в Третьем рейхе из-за общего удручающего впечатления от нее. Чтобы одеть солдат, немецкое командование присылало к линии фронта горы весьма странной одежды. Как пишет Шретер, «которые могли бы доставить много радости целому цыганскому табору»[359].

Голубые, красные и зеленые шали в полоску и в клетку. Светло-желтые пуловеры с длинными рукавами из ангорской шерсти, носки с узором колечками всех размеров, меховые жилеты с вязаными узорами в виде корон. Вязаные кофты. Дамские пальто (!). Муфты, перчатки. Чепчики с лентами и без них (!). Тапочки, домашние туфли из верблюжьей шерсти. Грелки для кофейника. Полусапожки для коньков (!).

Почти вся эта одежда была уничтожена немцами при отступлении или попала к нашим солдатам. Немного перепало и солдатам вермахта: «Счастливчики из 101-й пехотной дивизии вермахта, которые попали на склад, уходили в таком виде, словно им нужно было выступать в цирке, а не идти на передовую»[360]. А нормальной теплой строевой одежды почему-то на этих германских военных складах не было. Согласитесь, что в полусапожках для коньков не очень удобно идти в атаку, а в дамских пальто солдатам не только странно, но и несколько прохладно сидеть в окопе. Но то, что пишет немецкий писатель о снабжении окруженных войск фельдмаршала Паулюса, вообще выглядит скверным анекдотом[361]. В окруженные под Сталинградом германские части снабжение доставляют самолетами. Каждый день грузов прилетает меньше, чем нужно. В первую очередь нужны патроны, амуниция, продовольствие и горючее. В войсках уже начинается голод, есть острый дефицит бензина и оружия. И вот на аэродромы вблизи Сталинграда садятся германские самолеты, пробившиеся сквозь мороз, русские зенитки и истребители. Что за груз они доставили в котел?[362]Пять тонн леденцов! Несколько дюжин ящиков презервативов! Прилетают следующие два самолета. Они нагружены майораном и перцем. Четыре тонны специй. Садится следующий пилот. Что за груз? Пропагандистская литература и плакаты. Тонна целлофановых защитных пакетов для ручных гранат. Самих гранат нет. Зато есть шнурки для ботинок. И опять… перец!


Понравилась статья? Добавь ее в закладку (CTRL+D) и не забудь поделиться с друзьями:  



Сейчас читают про: