Первый рейс

Шел 1966 год. Страна жила в каком-то радостно-приподнятом настроении. Еще где-то раздавались отголоски хрущёвской «оттепели». Люди доедали кукурузу и продолжали распахивать целину. Народ, по привычке, рассказывал анекдоты про Хрущёва, поминутно выглядывая из окна во двор, чтобы не пропустить грузовой мотороллер с продовольственными пайками, и все ждал, что вернётся старая цена на сливочное масло.

Уже почти забылись радостные крики детей во дворах, когда с балконов дождем сыпались денежные знаки старого образца, потому что после смерти очередной бабушки родственники перетряхивали матрацы и подушки. Страна действительно входила в нормальный ритм жизни и, как всегда, верила в светлое будущее с ее новым лидером.

Автобус ЛАЗ, видавший виды, набитый до отказа пассажирами ехал привычным маршрутом от Центрального рынка Севастополя до поселка Камышовая бухта. Там находилось Севастопольское управление океанического рыболовства – СУОР. Работа в этой организации давала возможность людям побывать за границей, а главное, получать хорошие по тем временам зарплаты.

Остановившись на конечной остановке, автобус выдавливал из себя пассажиров, которые, глотнув наконец-то свежего воздуха и разминая затёкшие ноги, устремлялись по своим делам. Большинство из них сразу направлялись к двум старым зданиям, одно из которых, раньше служило конюшней рыболовецкого колхоза, а теперь в нем располагался отдел кадров рыбаков. Там работали люди, с которыми считалось за счастье поздороваться за руку, а инспектор по комплектованию плавсостава по своей значимости мог смело соперничать с популярной кинозвездой.

В числе других шел молодой человек 19 лет от роду. В руке он держал газету, сложенную вчетверо. В ней находились документы и заветное направление на работу, выданное молодому специалисту после окончания учебного заведения.

От быстрой ходьбы и давки в автобусе белая нейлоновая рубашка была мокрой, хоть выжимай. Июль выдался на редкость жарким. Впереди показалась небольшая аллея, засаженная кипарисами и манящая прохладой, с бетонной лавкой, покрытой крашенными деревянными рейками.

«Надо бы остыть и посидеть минут десять», – мелькнула мысль у юноши, но почему-то он прошёл мимо лавки, словно какая-то сила толкала его вперед.

У всех людей есть «что-то», что диктует собственный образ жизни и поступки. Это «что-то» нам не подвластно. Мы подсознательно ему подчиняемся.

У юноши не было часов, иначе бы он не спешил. В СССР практически повсеместно обеденный перерыв в госучреждениях был с 12 часов. Время на часах, у кого они были, в тот момент показывали начало обеденного отдыха, а, следовательно, спешить совершенно не имело смысла.

Найдя кабинет и для приличия постучав в дверь, он вошел. В небольшом кабинете за обычным канцелярским столом сидел худощавый человек с цепким взглядом, разговаривая по телефону. Телефонный аппарат был несколько необычный – без номеронабирателя. Это была «вертушка местного значения», т.е. прямая связь для руководства.

Подняв глаза на посетителя, хозяин кабинета молча кивнул на часы, висящие на стене, и отвернулся, выслушивая по телефону что-то, видимо, не очень приятное для себя. Наконец дослушав, он спокойным голосом кому-то ответил, что за срыв выхода судна сегодня в рейс, ответит, но у него под дверью в данный момент не стоят четвертые электромеханики с готовыми на отход документами. Сейчас обеденный перерыв, и ни одного инспектора на рабочем месте нет, да к тому же им необходимо время для поиска.

Положив трубку, он спросил:

– Что вы хотите юноша?

– Да вот, направлен к вам на работу судовым электромехаником, – и парень протянул документы.

Что-то дрогнуло во взгляде Юрия Николаевича (так звали шефа инспекторов по комплектованию экипажей):

– У вас есть медкомиссия, паспорт моряка, рабочий диплом? – без всякой надежды на положительный ответ спросил он. Получив утвердительный ответ, улыбнулся. После небольшой паузы совсем тихим голосом спросил: – И вы можете сегодня уйти в рейс?

– Да, конечно, – не раздумывая, ответил посетитель.

Через два часа Валерий, всё еще не веря своему счастью, подходил к борту своего первого судна. Его фотография до сих пор висит у него в кабинете на стене, возглавляя целый ряд снимков других судов на которых Валерию суждено было работать. Прежде чем подняться по трапу, будущий моряк прошел вдоль борта и, дойдя до носа судна, обратил внимание на киль, который выступал за нос корабля метра на три. Из теории он знал, что эта конструкция увеличивает скорость судов.

– Кораблик не маленький, – отметил новоиспечённый четвёртый электромеханик, представляя себе, как эта бульба будет разрезать волну.

В это время по трапу поднимались пограничные и таможенные власти. Необычный, как потом выяснится, понедельник, 13 июня, заканчивался через шесть с небольшим часов. Облокотившись на леерное ограждение, уже чувствуя себя морским волком, Валерий с удовольствием вспоминал весь день.

Не знал он, да и никто не мог знать, что с этого момента стала складываться цепь роковых случайностей, которая привела в конечном итоге к трагедии, принёсшей в жертву несколько десятков людей и огромные материальные убытки.

Но, наверное, все-таки Бог есть на свете! Он явно хотел помочь разорвать эту роковую связку.

По судну объявили: «Двум членам экипажа, Сидоренко и Паньшину, срочно явится в кают-компанию». Там уже находились пограничники, сверяющие судовые роли с наличием паспортов моряков. Двух матросов не хватало. Появился шанс отложить рейс до завтра.

Сидя в кресле, капитан, а звали его Олег Викторович, внимательно изучал отходной приказ на очередной рейс. Он недавно получил долгожданный диплом капитана дальнего плавания. И это был его первый рейс в должности капитана.

Общий тоннаж груза, планируемый под загрузку, был явно завышен. Сколько он ни доказывал, что это превышает норму, – не помогло. Что греха таить, у него не хватило решимости отказаться от дополнительной загрузки.

Правда, и помогают существенно – вон 4-ого электромеханика срочно прислали. Все заявки выполнили, что бывает крайне редко.

«Ладно, будем надеяться на лучшее», – подумал он.

Объявление по судовой трансляции совпало со стуком в дверь. Вошел старпом, Михаил Васильевич, пожилой человек с хмурым издерганным лицом, и сообщил усталым голосом:

– На борт не явились два матроса. Учебные тревоги отработаны без замечаний. Таможенная проверка подходит к концу.

Доложил коротко, по-военному: бывший отставник, службу знает. Старпомом не первый рейс, но капитаном его не утверждают, т.к. у него есть недостаток: в минуты сильного волнения заикается, вплоть до ступора речи. Правда, бывает это очень редко. В этот рейс старпом идти не собирался, но уговорили. Капитан молодой и на этом типе судов не работал.

В роковой цепи появилось еще одно звено, которое в критический момент сыграет свою зловещую роль.

– Сколько у нас есть времени? – спросил капитан. Хотя и без старпома знал ответ. Спросил чисто машинально…

– Думаю, что час-полтора, не более, – ответил старпом не сразу. Настроение капитана стало портиться.

– Да сядьте вы ради Бога, не стойте. Что будем делать, если матросы все-таки не появятся?

Старпом был старше капитана и проработал на этом судне много лет. По его мнению, в этот рейс он должен был идти капитаном, но видно, не судьба. Раздраженный голос капитана вернул его в действительность.

– Экипаж итак идет с сокращённым штатом. Вам решать.

Капитан, потерев переносицу, махнул рукой:

– Ладно, идите, Михаил Васильевич, подождем немного.

В свои 34 года Олег Викторович выглядел моложе своих лет. Морская форма с тремя шевронами на погонах неплохо на нем смотрелась.

– Если отменить отход, то завтра опять все отходные процедуры надо повторять сначала, – рука машинально потянулась за сигаретой, взгляд упал на календарь.

– Господи, этого еще не хватало!

На календаре стояло 13 число, понедельник.

– Приплыли, твою мать.

Морской закон, не гласный, конечно, рекомендует морякам 13-го числа, да еще в понедельник, не выходить в море. Но приказ есть приказ – выход судна сегодня, 13 июня.

– Первый рейс капитаном и начать сразу с нарушения – не очень приятная перспектива.

Размышления прервал телефонный звонок: вахтенный помощник вызывал его в кают-компанию.

В кают-компании было накурено и душно. Курил майор- пограничник, споря о чём-то с представителем администрации. Судя по их лицам, оба были в хорошем настроении. Подозрительно, что отсутствовали таможенники. Наверное, водку по каютам «шманают», пардон, конфискуют.

– Ну что, капитан, проверки подходят к концу, – вместо приветствия обратился к нему представитель управления. Голос его звучал устало. – По матросам решим так, в принципе, это наша вина, но отход из-за этого откладывать не надо. Мы дадим радиограммы на суда, которые будут разгружаться на ваш борт, с указанием выделять вам необходимое количество людей. Согласны?

«Можно подумать, что если я не соглашусь – отход отложат», – подумал Олег Викторович.

– Согласен, – кивнул он.

На окончание всех формальностей, ожидание подхода буксиров и лоцмана, вывод судна из акватории порта на внешний рейд ушло около полутора часов. На отходных документах стояла дата выхода – 13 июня 1966г. Судно слегка покачивало на внешнем рейде.

Зазвонил телефон, капитан взял трубку. Старпом предлагал встать на якорь на час-полтора и навести порядок на палубе. Немного подумав, Олег Викторович приказал сниматься и идти полным ходом на Босфор.

– Завтра с утра у вас будет время для этого. Пусть люди отдыхают, – добавил он.

За кормой медленно таяли огни небольшого рыбацкого городка Камышовой бухты. Чуть подрагивая, судно форштевнем легко разрезал морскую гладь. Транспортный рефрижератор «Лазурный» полным ходом держал курс на Босфор. До трагедии оставалось 20 часов.

В роковой цепи не хватало еще двух звеньев. Но они, на беду, появятся.

В рулевой рубке было темно, и только приборы управления мерцали фосфоресцирующим светом, показывая параметры движения. Капитан, загасив сигарету, бросил взгляд на указатель курса авторулевого и сравнил его с проложенным курсом на штурманской карте. Всё было в норме. Пора идти отдыхать. Завтра – трудный день. Проход узких проливов – дело серьёзное. Времени для отдыха не будет. Судовые часы показывали 02.30.

Около двухсот жителей маленького турецкого городка, что на правом берегу пролива Дарданеллы не могли знать, что стальная махина весом более десяти тысяч тонн неотвратимо движется навстречу им со скоростью двадцать узлов в час. Предотвратить эту смертельную для многих «встречу» уже не было возможности.

Стамбул виден был как на ладони. Судно стояло на якоре, ожидая лоцмана. Олег Викторович в форме, выбритый, немного отдохнувший, выглядел достаточно свежим, но походка была несколько вялой. Сказывались волнение и чувство ответственности. С правого борта подходил турецкий лоцманский катер. Судно осторожно направилось в пролив.

По обоим бортам медленно проплывали удивительные по своей красоте виды старинного города. Рядом по шоссе неслись машины, шли люди, не обращая внимания на проходившее мимо судно. Для жителей многомиллионного города это была обычная картина.

Свободные от вахты члены экипажа облепили верхнюю палубу, комментируя происходящее. Валерий фотографировал необычную панораму бывшей столицы Византийской империи. Особенно его поражали минареты, похожие на космические ракеты, установленные в стартовом положении, вот-вот готовые устремиться в безбрежные дали Вселенной. Молодые члены экипажа, с любопытством разглядывая проплывавшие мимо них кварталы Стамбула, вдруг увидели справа по борту разрушенное трёхэтажное здание, стоящее прямо на набережной. Разрушение было необычным. Со стороны пролива здание было разрезано почти пополам.

«Говорят, что в это здание года два назад ночью врезался наш сухогруз. Отказало рулевое устройство», – пояснил второй механик.

Валерий, услышав подобный комментарий, невольно вздрогнул, представив себе эту ночную трагедию.

Отдавая указания рулевому, лоцман ходил по рулевой рубке с борта на борт. Движение по фарватеру было очень оживленным. Особенно мешали мелкие местные суденышки и паромы. Дважды лоцман что-то орал очередному капитану парома, который не уступал дорогу «Лазурному». Но всё обошлось благополучно. Лоцман сообщил по рации портовым властям об окончании проводки. Пожелав капитану удачи, он спустился по штормтрапу на свой катер. Судно вышло в Мраморное море.

Глядя на спокойную изумрудную поверхность моря, ощущая приятное тепло ветерка и любуясь закатом солнца, капитан вдруг почувствовал тревогу. Что-то было не так.

«Странно, сколько ходил по этому месту, но подобного чувства не было», – пронеслось в его голове.

Какая-то гнетущая тишина, нарушаемая только шумом систем судовой вентиляции, давила на голову. Чего-то не хватало.

«Стоп! Нет птиц! Обычно в этом районе много чаек и бакланов. Так часто бывает перед штормом. Этого только не хватало», – с досадой подумал капитан.

Олег Викторович подошёл к барометру – стрелка чуть-чуть отклонилась вниз. Усталость всё больше давала о себе знать, но он решил остаться в рубке. По судну объявили ужин. Темнело довольно быстро. Стрелка барометра падала. Судов поблизости было сравнительно мало. Видимость превосходная. По развертке локатора уже проглядывался вход в пролив Дарданеллы. Судовые часы показывали 20.45. До трагедии оставалось 63 минуты.

Паромное сообщение, единственная возможность транспортного общения между турецкими городками, расположенными по обоим берегам пролива Дарданеллы.

Последний паром всегда уходил в 21.00. В этот день желающих было больше, чем обычно. Капитан парома до хрипоты орал на матросов, чтобы те убирали трап. Простояв лишние десять минут, судно тяжело отвалило от причала.

На «Лазурном» объявили о начале демонстрации художественного кинофильма..

Встречный ветер усиливался. Судно вошло в пролив Дарданеллы. Справа по борту виднелись огни поселка. Местные рыбаки возвращались с очередного улова. Их фелюги лезли под борт судна, заставляя штурмана «Лазурного» подавать короткие гудки. В ходовую рубку поднялся старпом:

– Олег Викторович, сходите, поужинайте.

Капитан посмотрел в локатор: светящихся точек было мало, только справа в нескольких милях наперерез шло судно.

– Ладно, спущусь в кают-компанию. Следите за целью с правого борта, – дал он указание вахтенному штурману.

Капитан, загасив сигарету, вышел. Он не посмотрел на барометр, стрелка которого резко упала вниз. Старпом сверял курс, склонившись над картой в штурманской рубке.

Шквальный ветер ударил настолько неожиданно, что вахтенный штурман поперхнулся дымом собственной сигареты, куря на левом крыле ходовой рубки. Все уставились на барометр, комментируя происходящее. Штурман уткнулся в локатор, ища цель, которая ранее пересекала курс. Она пропала. Цель была уже в «мертвой» зоне. Локатор ее «не видел».

Переполненный паром шел своим курсом, торопясь в порт назначения. Море было спокойным. Небольшая волна ритмично била в правый борт парома. Уставший за целый день капитан, дав указания рулевому, чтобы тот внимательно следил за целью слева, прошёл к кормовой части рулевой рубки. Паром немного заваливало на левый борт. Надо было убедиться в безопасности автомашин, стоящих впритык на рабочей палубе.

Вдруг шквальный ветер резко ударил в правый борт. Капитан бегом бросился обратно. Слева по борту на него надвигалась стальная масса большого корабля. Паром ветром сносило на него. Внутренним чутьем он понял, что опоздал с маневром и, если тот корабль не даст полный назад, столкновение неизбежно.

Старший помощник «Лазурного», выйдя из штурманской рубки, обратил внимание на столпившихся вахтенных в районе барометра.

– В чём де…. – поворот головы в правую сторону заставил его сердце остановиться. «Лазурный» несся на светящийся всеми огнями паром.

«Полный назад! Право руля» – мгновенно дал команду мозг, но из горла вырывался только хрип.

Последнее звено замкнуло смертельную цепь трагедии.

Через минуту сильный удар потряс корпус рефрижератора. От удара включилась аварийная сигнализация ходовых огней, наполнив рубку резкими звонками. Ужас, охвативший людей в рулевой рубке, парализовал их действия. Старший помощник, первым придя в себя, перепрыгнул через рулевого, лежащего на палубе, дотянулся до телеграфа, установив его в положении «СТОП». Штурман добежал до щита ходовых огней и, не найдя в темноте тумблер отключения сигнализации, выключил весь щит.

В рулевую рубку вбежал старший электромеханик. Включив освещение рубки, он отключил на щите ходовых огней сигнал «неисправность» и включил весь щит. Передний топовый огонь на мачте не работал. Очевидно, от сильного удара лампочка ходового огня вышла из строя. Необходимо срочно её заменить. Он сам объявил по трансляции: – Четвёртому электромеханику Никулину срочно прибыть на бак.

Шквальный ветер бил в иллюминаторы, залепляя их мазутом и сажей, бьющей из пробитых трубопроводов и дымовой трубы парома.

Еще живой, паром, сверкая огнями, прилип к корпусу рефрижератора. Разрезанный почти до середины мощным форштевнем «Лазурного», он висел на «бульбе», которая, пробив подводную часть борта, вошла в машинное отделение, не давая парому утонуть. Морская вода хлынула внутрь и загасила начавшийся там пожар. Два моториста машинной вахты парома погибли мгновенно, так и не успев понять, что же произошло. Генераторы парома отключились.

Судно погрузился в полную темноту. Окровавленные тела пассажиров, погибших в первую минуту при столкновении, лежали на верхней палубе, заливая кровью переборки и оставшихся в живых. Пассажирский салон, сплюснутый форштевнем «Лазурного», намертво раздавил людей, находящихся внутри салона, заклинив входные двери. Над всем этим ужасом нависал огромный нос корабля, который по инерции продолжал двигаться вперед.

Весь этот ужас Валерий увидел, находясь уже на передней мачте «Лазурного». Копоть, брызги мазута, несущиеся со стороны гибнущего судна, застилали ему глаза. С трудом заменив вышедшую от удара лампочку, он осторожно спустился на палубу. Противный привкус соляра во рту и промокшая от него же одежда издавала резкий запах. Проведя рукой по волосам, Валерий увидел на руках толстый слой чёрной грязи.

На рефрижераторе загремела общесудовая сигнализация, и хриплый от волнения голос капитана объявил аварийную тревогу. Он отдавал указания коротко и чётко. Включив всё палубное освещение, капитан увидел страшную картину трагедии. С правого крыла ходового мостика слышались крики и стоны людей.

Валерий остался на баке и вместе с матросами аварийной команды, руководимой старпомом, помогал разматывать штормтрапы, бросая их за борт прямо на палубу парома. Вот уже первые пострадавшие стали взбираться на борт «Лазурного» и, безумно озираясь по сторонам, бежали вглубь корабля – подальше от тонущего судна. Их становилось всё больше и больше.

С высокого борта «Лазурного» была видна невообразимо страшная картина. Люди с парома, давя друг друга, лезли к штормтрапам, которых явно не хватало. Взрослые, держа детей на руках, пытались зацепиться за балясины штормтрапов, но их отталкивали обезумевшие от страха другие пассажиры.

Полная турчанка, зажатая толпой, высоко подняв двух грудных детей, пыталась передать их мужчине, который одной рукой держался за штормтрап. Мужчина успел схватить одного из детей, как вдруг толпа оттолкнула женщину, и та выронила второго ребёнка за борт. Под напором людей рядом стоящий автомобиль сдвинулся с места и прижал женщину к леерному ограждению. Обезумевшая мать потеряла сознание.

С двух бортов «Лазурного» спустили спасательные шлюпки. По всей поверхности моря в районе трагедии барахтались люди, моля о помощи. Течение сносил их, увлекая в кромешную темноту. Каждую минуту с рефрижератора запускали осветительные ракеты и зажигали фальшфейеры.

На поданный сигнал бедствия ответа не было. Эфир молчал. Все запросы о срочной помощи не давали результатов. Спущенные на воду шлюпки, с трудом справляясь с сильным ветром, упорно шли вперед, вылавливая людей в море. С парома всё отчетливее стали слышны крики о помощи и стоны раненых. Уже больше половины людей были на борту рефрижератора. Спасательные шлюпки подошли, наконец, к тонущему судну.

Пассажиры парома стали прыгать в шлюпки, давя находившихся там людей. В это время корпус рефрижератора неожиданно стал двигаться: «Лазурный» дал задний ход.

Никто до сих пор не знает, почему капитан допустил эту страшную ошибку. Вероятнее всего, оба судна сносило ветром, и капитан, боясь сесть на мель, дал задний ход. Он не учел, что держал паром на плаву корпусом своего судна. В рулевой рубке капитан был один. Все его помощники были в аварийных партиях.

Тонкий, раздирающий душу звук скрежетания металла о металл, раздавшийся при выходе стальной бульбы из пробитого борта парома, дал отсчёт последним минутам жизни мечущимся на пароме людям. Нос парома стал медленно подниматься вверх. Корма – опускаться. Паром, приняв вертикальное положение, с шумом пошел ко дну. Обезумевшие люди падали в море, разбиваясь о плавающие внизу предметы. Штормтрапы, привязанные к чему-то на пароме, лопнули. Десятки тел посыпались в воду. Люди, втягиваемые воронкой тонущего судна, исчезали в темной пучине.

С борта «Лазурного» полетели десятки спасательных кругов. Тонущие вырывали их друг у друга, пытаясь спастись. Спасательные шлюпки были до отказа заполнены пассажирами парома и уже начали бортами черпать воду. С верхней палубы рефрижератора в воду полетели надувные спасательные плоты, дав возможность спастись остальным, кто ещё держался на плаву.

С мостика не поступало никаких команд. Старпом в мокрой, пропитанной соляром и сажей одежде, с трудом передвигая ноги от усталости, вошел в рулевую рубку. На палубе лежал капитан. Его поднятая вверх правая рука держала рукоятку машинного телеграфа. Он был мертв. Сердце не выдержало ужаса последствий его последней роковой ошибки.

Спасённые пассажиры, укутавшись в одеяла, затравленно смотрели на членов экипажа «Лазурного». Тяжелораненых сносили в медсанчасть, остальных пытались напоить горячим чаем и накормить. На судне стояла тишина, прерываемая только стонами и криками пострадавших.

В свете судовых прожекторов море было пустынным. И только пятна мазута, всплывая из глубины, напоминали о недавней катастрофе.

Эта трагедия навсегда оставила свой след в душе Валерия. Упавший за борт ребёнок и женщина, придавленная автомашиной, часто снятся ему по ночам, напоминая о начале взрослой жизни.

И ещё. Валерий много раз задавал сам себе вопрос: произошла бы эта катастрофа, не войди он в кабинет руководителя отдела кадров в тот роковой день и час?