Беззастенчивая самобытность

Еще одна отличная идея устроителей — представить на выставке полотна Сезанна, Гогена, Матисса, Дерена и Ван Донгена из собрания Музея изобразительных искусств в Москве. Большинство из них некогда экспонировалось на выставках «Бубнового валета» непосредственно рядом с работами их русских последователей, так что сегодня мы вновь можем сопоставить учителей и учеников.

Так, второй зал открывается «Женским портретом» Ван Донгена и заканчивается его же «Дамой с черной перчаткой». И это помогает осознать удивительный факт. В то время как первая работа выглядит на фоне окружающих ее ранних полотен бубнововалетовцев именно произведением мэтра, вторая вчистую проигрывает по выразительности своим соседям по развеске. Рядом с красным «Дровоколом» Наталии Гончаровой, производящим на зрителя впечатление, равное удару под дых, «Дама с черной перчаткой» смотрится бледной немочью.

Всего лишь одного зала оказалось достаточно, чтобы показать, как из ученического искусства родилась совершенно самобытная живопись. Да, не всегда изящная и порой даже сознательно грубая, как «Испанский танец» Петра Кончаловского, но задора, буйства, экспрессии — хоть отбавляй.

Изящен ли кусок сырого мяса? Зато как плотски вещественен! Кончаловский даже позволил себе однажды обыграть эту вещественность, подшутив над покупателями картины, изображавшей, как сейчас мы бы выразились, хлебобулочные изделия. На ее фоне он подвесил на ниточке калач, и покупатели не замечали его до тех пор, пока художник этот калач не раскачал.

Визуальное сходство для бубнововалетовцев не обязательно, важно ухватить суть, плоть натуры. Отсюда и внимание к Сезанну (вспомним название первой выставки в Монако). Для многих из них натура становится только поводом разгуляться, возможностью запечатлеть неистовство красок, а не образцом для копирования и тем более подражания.

Классическим примером красочного фейерверка выглядит громогласная живопись Лентулова, в частности хрестоматийный «Небозвон». У него же угадываются будущие модернистские игры с цитатами и аллюзиями: так, «Портрет Лентуловой с розами» — это не что иное, как Малявин, скопированный Пикассо.

На фоне всеобщего «громокипения» особенно драматично, даже трагично выглядит сдержанный Роберт Фальк. Оказывается, экспрессия — это не обязательно крик, негромкая лапидарность может быть не менее выразительна. Например, «Автопортрет на фоне окна» по-немецки жутковат, хоть и написан в весьма лаконичной манере. На память приходят не только очевидные параллели с экспрессионизмом, но и гораздо более неожиданные ассоциации: легкое портретное сходство в сочетании с каким-то тюремным настроем картины напоминает о судьбе Иосифа Бродского и его вынужденном отъезде с Родины.

Но в целом настроение выставки весьма позитивное. Московское жизнелюбие сделало живопись этих хулиганов от искусства какой-то радостно полнокровной.

Да, современники все это иначе как мазня не называли. «Эта беззастенчивая карта... напоминает скорее лечебницу для душевнобольных, чем выставку художественных произведений», — писали тогдашние газеты. Но мы сегодня научились смотреть шире и вполне можем получить истинное удовольствие от уникальной по полноте и выразительности экспозиции работ мастеров знаменитого художественного объединения начала ХХ века.