Кельтский эпос

Из всех полуварварских народов, выступивших на арену миро­вой истории после крушения Римской империи, островные кельты (ирландцы, шотландцы, уэльцы) в первом тысячелетии н. э. пережи­вали наиболее архаическую ступень культуры. Замедленность у них общественного развития, проявившаяся в устойчивости родового строя, была отмечена Энгельсом, который писал: «Древнейшие из сохранившихся кельтских законов показывают нам род еще по­лным жизни; в Ирландии он, по крайней мере инстинктивно, живет в сознании народа еще и теперь, после того как англичане насиль­ственно разрушили его; в Шотландии он был в полном расцвете еще в середине прошлого (т. е. XVIII.— А. С.) столетия и здесь был также уничтожен только оружием, законодательством и судами англичан»¹. (1 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Изд. 2, т. 21, с. 130.)

В наиболее законченной форме мы находим культуру родового строя и порожденную им литературу в Ирландии, которая после занятия ее кельтами (приблизительно в VI в. до н. э.) до первых на­бегов скандинавов в конце VIII в. не знала иностранных вторжений и развивалась вполне самобытно. В период с III по VIII в. н. э., когда формировался ирландский героический эпос, в Ирландии гос­подствовали все те учреждения и обычаи, которые характерны для родового строя. Это общинное землевладение, натуральное хозяйство, власть вождей или старейшин (называвшихся «королями»), общее народное собрание всех взрослых мужчин, парный брак, с пережит­ками группового брака и матриархата, обычай усыновления, кров­ная месть, нередко, впрочем, уже заменявшаяся выкупом, культ племенных богов, природных сил и всякого рода духов, широкая практика магических обрядов и заклинаний. [18]

Правда, даже в эту древнюю эпоху наблюдаются определенные признаки разложения родового строя, выразившегося в значитель­ном имущественном и правовом неравенстве разных слоев населе­ния и в захвате части земель в личную собственность вождями или старейшинами. Однако к феодализму в подлинном смысле это ни тогда, ни позднее, после англо-нормандского завоевания, не приве­ло. Точно так же и христианизация Ирландии, происшедшая в V в., в значительной мере стараниями военнопленного уэльца Патрика (прозванного «апостолом Ирландии») не оказала особенного влия­ния на устройство и нравы древнеирландского общества.

На этой основе, из родовых и местных преданий, вырос насы­щенный мифологическими представлениями героический эпос, ко­торый рано перешел в руки профессиональных сказителей. Перво­начально хранителями всякого поэтического предания здесь были старейшины родов, которые являлись одновременно жрецами, пев­цами-заклинателями, колдунами, знахарями и судьями. С течением времени, однако, произошла дифференциация. Раньше всего выде­лились жрецы-заклинатели, получившие название друидов. Около этого же времени певцы-рассказчики разделились на две корпорации — бардов и филидов.

Барды разрабатывали ли­рическую (в широком смысле слова) поэзию, связанную с музыкой. Но так как сюда входили также песни хвалебные, слагавшиеся в честь князей и героев, а с другой стороны, позорящие, напра­вленные против личных или родовых врагов, то в поэзии бардов содержится немало упоминаний о различных исторических и полу­легендарных происшествиях. Различались барды оседлые, т. е. со­стоявшие на службе у какого-нибудь князя, и бродячие, жившие сбором: добровольных пожертвований слушателей за исполнение песен.

Филиды, другая корпорация, были прорицателями, законоведа­ми, знатоками генеалогий главнейших родов, старых верований и преданий, занимая в качестве таковых места ближайших советни­ков князей. Наряду с этим филиды были также певцами и рассказчиками.

Главной их специальностью было рассказывание эпических преданий, которые были ими систематизированы и подвергнуты сложной литературной обработке. В долгие зимние вечера филиды развлекали собравшихся у очага обитателей княжеского дома рас­сказыванием эпических повестей. С самого начала эти повести (скелы) имели прозаическую форму, вследствие чего их часто назы­вают сагами (по аналогии с называвшимися так прозаическими по­вестями скандинавских народов). [19] [20 – Рисунок из древнеирландской рукописи]

Но очень рано филиды стали вставлять в них стихотворные отрывки, передавая стихами исключительно речи действующих лиц в тех местах, где рассказ достигает значительного драматического напряжения. Число таких поэтиче­ских вставок с течением времени изменялось, обычно возрастая. Но и прозаическая канва саги не всегда была вполне устойчивой. Очень вероятно, что при переходе саги от филида к его ученику послед­ним нередко заучивался не весь текст, а только схема саги и самые существенные ее части; в соединительных же частях пре­доставлялась свобода для импровизации рассказчика. Это касается главным образом таких мест, как описания пиров, вооружения ге­роев, поединков и т. п., для которых существовали традиционные стилевые формулы (как во всяком устном эпосе), переносившиеся рассказчиками из одной саги в другую.

Первые записи ирландских саг были сделаны в VII—VIII вв., уже после того как филиды прекратили свое существование, мона­хами, которые подвергли их некоторой христианизации. Однако эта христианизация не была особенно глубокой. Ирландское духовен­ство было местного происхождения, и церковь Ирландии сохраняла независимость от Рима, который не присылал в Ирландию своих ставленников для занятия высших церковных должностей и прове­дения соответствующей политики. Поэтому духовенство было здесь глубоко связано с местным населением, среди которого еще долгое время после христианизации держалось «двоеверие». Вследствие этого ирландские монахи, записывая старые саги, проявляли довольно большую терпимость к содержавшемуся в них языческо­му элементу. Иногда особенно яркие черты языческого культа опу­скались или даже присочинялся в христианском духе новый конец саги; однако обычно монахи-переписчики сохраняли все упомина­ния о колдовстве, заклятиях, столкновениях или любовном обще­нии людей с сидами (духи вроде эльфов и фей) и т. п.

Благода­ря этому ирландский эпос богаче эпоса всех остальных западно-европейских народов пережитками верований и представлений эпохи родового строя.

Древнейшей частью ирландского эпоса является уладский цикл, сложившийся на севере Ирландии, среди племени уладов (в области, теперь называющейся Ольстером). Центральная фигура, объединяющая его — король уладов Конхобар (живший будто бы в I в. н. э.), главный герой — племянник Конхобара, Кухулин. По­следнему посвящен ряд эпизодических саг, которые, если разместить их в определенном порядке, могут составить легендарную биографию этого героя.

Кухулин - сын Дехтире, сестры Конхобара, и бога света Луга. По другой вер­сии, его прижил сам Конхобар с Дехтире (представление, восходящее к периоду матриархата).

Когда Кухулин стал юношей, женщины и девушки Ирландии начали влюблять­ся в него за его красоту и подвиги. По настоянию уладов он решил жениться, но отец девушки, к которой он посватался, потребовал от него исполнения ряда трудных задач, надеясь, что Кухулин погибнет. [21] Кухулин, однако, вышел победите­лем из всех испытаний и женился на девушке. Во время этого опасного сватовства Кухулин побывал в Шотландии, где одна богатырша обучила его всем тонкостям боевого искусства. Там он слюбился с другой богатыршей, которая родила ему сы­на Конлайха. Когда Конлайх вырос, он отправился в Ирландию разыскивать отца. Они встретились, сразились, не узнав друг друга, и отец убил сына.

В возрасте семнадцати лет Кухулин совершил свой величайший подвиг. Королева Коннахта (западная область Ирландии, издавна враждовавшая с Уладом-Ольстером), желая во что бы то ни стало добыть необычайно рослого и красивого бы­ка, принадлежавшего одному уладу, который не хотел его продать, снарядила огромное войско и вторглась в Улад. Она избрала для этого время, когда все улады были поражены магической болезнью, раз в год повергавшей в полное бес­силие всех, кроме Кухулина, который был свободен от этого недуга в силу своего божественного происхождения. Вынужденный один оборонять свою родину, Куху­лин залег у брода, через который должно было пройти неприятельское войско, и выставил таблички с заклинанием, обязывавшим врагов переходить брод по одному, поочередно вступая с Кухулином в единоборство. Без отдыха он победо­носно выдерживал эти поединки в течение трех зимних месяцев, пока, наконец, улады не исцелились и не пришли к нему на выручку (сага «Похищение быка из Куальнге»).

В одной из саг описывается, как Кухулин состязался с другими героями уладов. Он превзошел их всех в храбрости, приняв вызов волшебника Курой, который предложил желающему отрубить ему голову с условием, что потом сам он, если сможет, сделает с противником то же самое. Кухулин отрубил Курой голову, кото­рая немедленно приросла, и затем положил свою голову на плаху, но Курой объя­вил, что это было лишь испытанием его смелости.

Облик и характер Кухулина насыщены мифическими чертами. Он обладает целым рядом чудесных свойств и способностей. Когда он приходит в «боевую ярость», то необычайно вырастает и весь искажается; на конце каждого его волоска выступает капля крови; от его тела исходит необыкновенный жар; он может, воткнув копье в землю, взлезть на вершину его и стать босой ногой на его нако­нечнике; он почти обладает способностью летать; в трудных слу­чаях он пускает в ход «рогатое» копье (с разветвленным наконечни­ком), которое мечет во врага не рукой, а пальцами ноги, стоя в воде.

Вместе с тем в образе Кухулина древняя Ирландия воплотила свой идеал доблести и нравственного совершенства. Он великоду­шен к врагам, отзывчив ко всякому горю, вежлив со всеми, всег­да — защитник слабых и угнетенных. Характерна в этом отношении сага о его смерти. В ней рассказывается, как он гибнет, став жер­твой собственного великодушия и благородства.

Другой большой цикл, сложившийся на юге Ирландии, имеет своим главным героем Финна, вождя фенниев. Так называлась особая организация воинов, необыкновенно искусных в ведении боя и в физических упражнениях, занимавшихся будто бы только вой­ной и охотой и не подчинявшихся никакой власти в Ирландии, кро­ме власти своего вождя. Наряду с Финном в этих сагах упоми­наются его сын Ойсин, или Оссиан, искусный в сложении песен, и внук Осгар. [22]

Цикл сказаний о Финне был впоследствии обработан в виде сти­хотворных народных баллад, получивших широкое распростране­ние не только в Ирландии, но и в Шотландии. Там с ними познако­мился около 1760 г. Джемс Макферсон, который использовал некоторые их сюжеты в своей гениальной имитации народной по­эзии — сборнике «Песни Оссиана». Сборник этот стал известен в многочисленных переводах и подражаниях на разных европейских языках.

Из других циклов выделяется группа саг о чудесных плаваниях. Древние ирландцы были смелыми мореплавателями, и есть сведе­ния, что еще до скандинавов они достигли берегов Америки. Впе­чатления от необыкновенных явлений природы, которые им при­шлось наблюдать на островах Атлантического океана, смешались с представлениями о чудесном обиталище духов женского пола — сид, о «кельтском Элизиуме», куда доступ открыт лишь из­бранным героям. Отсюда — повести о фантастических плаваниях героев в «чудесную страну» или «страну блаженства», где обитают только прекрасные женщины и где царит вечная юность. Триста лет, проведенные там героем, кажутся ему тремя днями. Если он, вернувшись домой, ступит ногой на родную землю, то сразу стано­вится дряхлым старцем и рассыпается в прах (сага «Плавание Брана»).

В другой кельтской области, Уэльсе, существовала не менее раз­литая литература. Но в то время как до нас дошла богатая лириче­ская поэзия древнеуэльских бардов (начиная с IV в. н. э.), от уэльского эпоса почти ничего не сохранилось. Мы можем судить о нем лишь по аналогии с ирландским эпосом, а также по отражениям уэльских сказаний во французских романах «бретонского цикла» (см. главу 11).