Особенности научного знания о социальной реальности

Известный американский социолог Н. Смелзер дает такое определение: “Социология – это научное изучение общества и общественных отношений. Она черпает данные (факты) из реального мира и пытается объяснить их на основе научного анализа”[2]. Стало быть, прежде чем понять, что такое социология, нам предстоит разобраться с тем, что такое наука. Понятие наука тесно связано с глаголом “научиться”, “научаться”. Этим глаголом в русском языке, как известно, обозначают действия людей, направляемые на процесс получения ими новых знаний.

Мы не будем вдаваться здесь в чисто философский анализ понятия “знание”. Давайте посмотрим, как оно соотносится с некоторыми смежными понятиями – такими, скажем, как “познание”, “информация”. Оттолкнемся от определения, данного Советским Энциклопедическим Словарем, согласно которому знание – это “проверенный практикой результат познания действительности, верное ее отражение в мышлении человека”[3]. Таким образом, знание представляет собою не что иное, как совокупность сведений об окружающем и внутреннем мире, которые накапливает человек (или группа людей) в ходе восприятия информации – своеобразных “квантов” знаний, то есть тех отдельных сведений, которые воспринимаются человеком в процессе познания. Эти сведения мы получаем либо из непосредственного наблюдения, либо от других людей – прямо или опосредованно (через материальные носители информации) с помощью различных условных знаковых средств, устно либо визуально. Такие “квантованные” сведения постепенно аккумулируются и объединяются в единую систему с помощью определенной их интерпретации, толкования, то есть с использованием каких-то логических операций.

Для понимания сущности знания, а также того, как оно накапливается, систематизируется и используется на практике, вероятно, не последнюю роль играет способ, с помощью которого люди приобретают свои знания. Дело в том, что в нашей повседневной жизни мы познаем окружающие нас вещи и явления многими разнообразными способами. Мы можем, в частности, принимать на веру, то есть, не подвергая сомнению и критической перепроверке, все, что мы услышим от окружающих нас людей или прочтем в каких-то письменных сообщениях. “Верить – значит отказываться понимать”, как утверждал французский писатель Поль Бурже. В этом случае у нас вряд ли вызовет сомнение сообщение авторитетного для нас источника о том, что Земля – это огромный плоский диск, покоящийся на трех слонах (или китах), и мы просто включим эту информацию в состав уже имеющегося в нашей памяти комплекса сведений об окружающем мире. Назовем такие знания мифологическими. Они в значительной степени совпадают с религиозными (от лат. religio – набожность, предмет культа), однако отнюдь не исчерпываются ими.

Другой подход состоит в том, что мы могли бы подмечать и фиксировать отдельные разрозненные факты и, интуитивно соединяя, сопоставляя их, выявлять определенные закономерности в окружающем нас мире для того, чтобы использовать полученные таким образом знания в своей повседневной рутинной деятельности, начиная с твердо установленной и проверенной на собственной практике информации о том, что огонь жжется, то есть вызывает боль; о том, какую погоду предвещают те или иные внешние признаки в природной среде, какие действия необходимо предпринять, чтобы отправить письмо, и т. п. Накопленное таким образом знание именуется знанием здравого смысла. Оно является практическим, экспериментальным и критическим, но чаще всего отрывочно и непоследовательно – уже в силу способов своего приобретения. Повседневная жизнь и в самом деле представляет собой фундаментальную реальность, в рамках которой живет абсолютное большинство людей. Постижение этого мира характеризуется “естественным аттитюдом”[4], который принимает мир естественным, заданным и неизменным. Мир, постигаемый с помощью здравого смысла, бывает, как правило, непроблематичен и воспринимается неоспоримо – как данный.

Знание здравого смысла играет важнейшую роль в формировании общего тезáуруса[5] каждого человека. Во многом содержание знания здравого смысла составляет имплицитное знание, согласно теории которого человек знает гораздо больше, чем он в состоянии выразить словами. Имплицитное знание может выражаться, например, в каком-либо практическом умении и характеризуется невозможностью адекватно описать данное умение. Скажем, многие люди умеют ездить на велосипеде, но мало кто из них в состоянии описать эти навыки (как удержать равновесие на крутом вираже, почему велосипед более устойчив при быстрой езде, чем при медленной и т. д.). Таким образом, под имплицитным знанием следует понимать знание о различных взаимосвязях, которое можно использовать практически, хотя внутренняя причинность данных связей необъяснима.

Если же мы будем пропускать всю получаемую нами информацию через призму особых интересов той социальной группы (национальной, этнической, религиозной группировки или же экономической страты), к которой мы принадлежим, подразделяя полученные сведения в соответствии с этими интересами на хорошие и плохие, правильные и неправильные, полезные и вредные, – разумеется, прежде всего, для членов этой группы, – то получаемые в результате такой сортировки знания будут носить отчетливо выраженный идеологический характер.

Наконец, один из особых и чрезвычайно важных путей приобретения знаний – это научный способ. Полученное в результате научное знание отличается от знания, происходящего из мифов (и принимаемого на веру), случайных наблюдений, интуиции, веры или здравого смысла. Оно имеет свои определенные атрибуты, либо совершенно не свойственные другим типам знаний, либо проявляющиеся в них в иной форме.

Поскольку для нас особый интерес представляет именно научное знание, давайте, прежде всего, выделим главные качественные характеристики этого типа знания, а затем рассмотрим их более подробно. Качественная определенность любого феномена лучше всего постигается в том случае, если сравнить ее атрибуты с соответствующими признаками других, схожих (или рядоположенных) с ним. Попытаемся проделать такой анализ, сравнив качества научного знания с соответствующими качествами мифологического, идеологического, а также знания здравого смысла.

В своей оценке научного знания мы опираемся на работу Дженнет Джонсон и Ричарда Джослина “Методы исследования политической науки”[6] и исходим из того, что оно отличается следующими специфическими чертами; это знание:

1) эмпирическое;

2) поддается эмпирической проверке;

3) ненормативное;

4) передаваемое;

5) общее;

6) объясняющее;

7) временное.

Если попытаться сопоставить наличие или отсутствие того или иного качества у каждого из перечисленных нами типов знаний (обозначив наличие знаком «+», а отсутствие - знаком «–»), то мы получим своеобразную матрицу (табл. 1.1).

Таблица 1.1