Дружелюбие и враждебность

5 ноября 1549 года Франсис Хавьер в своем первом обстоятельном послании к собратьям сообщает:

«Я имел продолжительные беседы с несколькими учеными бонзами, особенно с одним из них, который пользовался всеобщим уважением за свою ученость, благочестие, высокое положение и почтенный восьмидесятилетний возраст. Его имя — Нинсицу, что по-японски означает «Сердце истины». Остальные почитают его как епископа, и если он соответствует своему имени, то воистину отмечен благодатью. Во время наших многочисленных бесед я заметил, что он испытывает сомнения по поводу бессмертия нашей души. Иногда он отвечал «да», а иногда — «нет». Боюсь, что другие ученые монахи похожи на него. Отрадно лишь то, что этот человек стал мне близким другом».

Нинсицу, настоятель дзэнского храма Фукусайдзи, основанного близ Кагосимы в 1394 году, был одним из наиболее уважаемых людей в своей секте. Его близкая дружба с первым христианским миссионером свидетельствует о его искренности и человечности. После его смерти ученики настоятеля унаследовали многие из присущих ему качеств. Два друга нередко прогуливались по монастырским покоям среди монахов, восседавших в медитации. Пораженный сосредоточенностью, умиротворенностью и смирением монахов, Хавьер спросил настоятеля: «Чем занимаются эти люди?» И тот со смехом ответил: «Одни из них подсчитывают доход, полученный от последователей; другие думают о том, как получить новую одежду; есть и такие, кто мечтает об отпуске и приятном времяпрепровождении. В действительности никто не думает о чем-то важном».

В другом случае Хавьер спрашивает: «Какой период жизни вы считаете лучшим — юность или преклонные годы, когда вы поняли собственную душу?» После недолгого колебания настоятель отвечает: «Юность».

На вопрос о том, почему он сделал такой выбор, настоятель поясняет, что в юные годы тело свободно от болезней и немощей и человек волен поступать сообразно собственным желаниям. Хавьер пытается развить его мысль и задает очередной вопрос: «Если вы видите корабль, который вышел под парусами из гавани и неизбежно должен приплыть в другую, какой момент будет самым приятным для пассажиров: когда они находятся в открытом море, отданные во власть ветра, волн и бури, или когда они приблизились к тихой заводи и уже пересекли черту, за которой их ждет отдых от штормов и ненастья?» На это Нинсицу отвечает следующее: «Святой отец, я вас прекрасно понимаю. Конечно, я знаю, что вид тихой гавани более приятен для тех, кто к ней приближается. Однако если я до сих пор не решил, который из портов является наилучшим, я не знаю, где и как мне следует выйти на берег». Образный язык Хавье-ра по своему стилю очень напоминает буддийскую форму изложения. Без труда европейский проповедник находит путь к сердцу своего восточного друга, хотя и не может убедить последнего принять крещение.

Нинсицу не был единственным дзэнским бонзой, с которым Хавьер свел близкое знакомство во время своего краткого пребывания в Японии с 1549-го по 1551 год. Миссионеры, которые остались после него в Стране восходящего солнца, последовали его примеру и всячески стремились установить дружеские контакты с японскими бонзами. Настоятель дзэнского храма Нанриндзи и ученик Нинсицу подружился с братом Альмейдой и втайне желал получить от него крещение, ибо высокое положение не позволяло ему открыто перейти в христианскую веру. На этот смелый поступок решился другой монах из Дайтокудзи:

«[Он] был пожилым человеком, почти восьмидесяти лет от роду, который в силу возраста и убожества одиноко влачил свои дни в домике в Мияко. Это был человек благородный, имевший склонность творить милостыню и сострадать ближнему. По прибытии в скромное жилище [отца Вилела] он начал предлагать ему обычные вопросы, которые люди задают из чистого любопытства ‹…›. После того как отче удовлетворил его интерес, он в свою очередь спросил старца, не желает ли тот узнать о новом религиозном учении. Со смехом старик ответил, что о спасении ему уже все известно и он лишь хочет узнать о странных вещах, которые происходят в Индии и Европе ‹…›. На следующий день, сжалившись над чужестранцем, он принес ему в дар великолепно приготовленную пищу. Им пришлось затворить дверь, так как уличные мальчишки издевались над ним и бросали в него камни. Отче выразил свою благодарность и начал рассказывать гостю о Боге, душе и вечной жизни. Его слова вызвали живой интерес [у старого монаха], и он стал внимательно слушать. Наше послание вызвало у него великий восторг и восхищение, и под влиянием нашей проповеди добрый старик принял святое крещение и был наречен Фабио Мейсен…»

Прямодушный и дружелюбный старик умилил отца, которого он наблюдал пьющим холодное вино из серебряной чаши во время утренней мессы. Он посылает европейскому священнику новый чайник с небольшой медной печкой, который, по его словам, «будет ему подспорьем на алтаре, согревая руки и вино, которое он будет пить. Ибо холодное вино по утрам до добра не доведет».

Настоящую сенсацию в столице произвело обращение дзэнского мастера Кэссю, чье просветление было дважды подтверждено авторитетными источниками. Фроис перевел на португальский язык стихи, которые Кэссю посвятил своему просветлению: