Но я ему — 12 страница

Рифмы классифицируются прежде всего в зависимости от положения ударения, считая от конца слова. Если ударение

стоит на самом конце, то это — мужская рифма, например: певе́ц — образе́ц, темнота́ — из-за куста́. Другой класс — жен­ские рифмы. В женских рифмах ударение стоит на предпо­следнем слоге, например: карти́ны — доли́ны. Эта терминология имеет французское происхождение и объясняется общим прави­лом образования прилагательных во французском языке, где в прилагательных женского рода ударение стоит на предпослед­нем слоге, а в прилагательных мужского рода ударение стоит на последнем слоге. Там мужское и женское окончания определяют род прилагательных. Отсюда перенесение на характер рифмы грамматического термина, определяющего род прилагательных. Эта особенность французского языка механически перенесена в некоторые другие европейские языки, в том числе и в русский,

Указанными двумя родами не исчерпываются рифмы. Правда, в большинстве случаев мы имеем дело с мужскими и женскими рифмами. Более редкими являются рифмы, где ударе­ние стоит на третьем от конца слоге. Эти рифмы называются дактилическими, например: но́вая — торго́вая. Почему они называются дактилическими — понятно: потому что эти три по­следних слога образуют сочетание — один ударный, два неудар­ных, напоминающее построение дактилической стопы.[131]

Эти три формы — мужская, женская и дактилическая — почти исчерпывают все случаи рифмовок. Но тем не менее в виде исключения можно встретить стихи, в которых ударение на рифме стоит еще дальше, чем на третьем от конца слоге, на­пример — на четвертом. Возьмем такие рифмы: схва́тывая — ага́товая. Здесь ударение падает на четвертый от конца слог. Эти рифмы именуются гипердактилическими, т. е. сверхдактилическими. Так как это, собственно говоря, естественный предел слова, то уже дальше рифмы не различают. Да и гипердактили­ческие рифмы встречаются как необычайно редкое исключение, хотя в русском языке имеется возможность найти такое созвучие, где ударение стояло бы и дальше, чем на четвертом от конца слоге, например: обра́довалися— скла́дывалися, — ударение на пятом от конца слоге. Вообще русский язык отличается от других языков тем, что у него свобода ударения гораздо большая, чем в других языках; поэтому ударение может стоять очень далеко- от конца — вплоть до седьмого слога. Вот образец такого созву­чия: нака́ливающиеся — разва́ливающиеся. Но на практике по­добные созвучия не встречаются, кроме чисто эксперименталь­ных стихотворений, написанных специально для того, чтобы зарифмовать такие слова. В. Брюсов занимался в свое время сочинением таких стихов, но они писались нарочно для того,

чтобы показать возможность поставить рифму на седьмом от конца слоге.

Существует, таким образом, три рода рифм: мужские, жен­ские и дактилические. В качестве редкого исключения встре­чаются рифмы гипердактилические, с ударением на четвертом от конца слоге, а затем начинаются фокусы своего рода, которые можно довести до рифмы с ударением на седьмом от конца слоге.

Можно сделать такой общий вывод: для рифмовки двух слов нужно, чтобы ударение отстояло от конца на одинаковое коли­чество слогов. В этом состоит правило звукового соответствия.

Следует остановиться и на других условиях звукового соот­ветствия. В каких же случаях можно считать, что два слова рифмуют? Если мы скажем просто — тогда, когда они созвучны, то этим мы ничего не определим, потому что созвучность может быть самого различного свойства. Созвучность значит сход­ство звуков, а звуки могут быть сходными на разных основаниях и в разной степени. Классическая рифма есть определенное со­звучие, и это созвучие сводится к следующему. Для рифмовки двух слов необходимо, чтобы совпадали их ударные гласные и все звуки, которые за ними следуют, — иначе говоря, заудар­ные звуки, — и в своем числе, и в своем качестве. Отсюда и получается, что в рифме ударения должны стоять на одинаковом расстоянии от конца. Если звуки, идущие после ударения, совпа­дают, значит и количество слогов совпадает.

Прежде всего в качестве нормы русской рифмы нужно отме­тить ее независимость от правописания. Рифма — явление зву­ковое, а не графическое. Поэтому не важно, как пишутся два разных слова, а важно, чтобы они звучали одинаково. Иначе говоря, для того чтобы обнаружить рифму и записать ее, нужно обращаться не к обыкновенной орфографии, а к так называемой фонетической транскрипции. Вот примеры того, что рифма не зависит от правописания, от орфографии. В таких двух рифму­ющих словах как далёко — глубоко одна ударная гласная пи­шется через ё, другая — через о. Значит буквенно, графически ударные гласные не совпадают. Но в звуковом отношении они совпадают, потому что это е на самом деле означает 'о, т. е. звук о с предшествующим смягчением (апостроф после соглас­ного означает смягчение данного согласного). Или возьмем та­кую пару: клад — говорят. Во-первых, здесь не совпадает самое написание ударных гласных — в одном слове а, в другом — я. Но я — не что иное, как смягченное а; следовательно, пишется различно, а звучит одинаково. Во-вторых, после ударных глас­ных идут согласные, которые изображаются различно: в одном случае д, в другом случае т, что не мешает рифмовать этим сло­вам, потому что в слове клад вместо д звучит т. Таким образом, оба слова в звуковом отношении оканчиваются на сочетание ат. Возьмем в качестве примера еще рифму: ночного—слово. Здесь пишется в одном случае г, в другом — в. Но это не мешает

рифме, потому что окончание родительного падежа мужского рода прилагательных произносится со звуком в. Следовательно, в звуковом отношении окончания тождественны. Или: сдаётся — у колодца. Пишутся различно, звучат одинаково, — значит слова рифмуют. Или еще один пример несколько иного свойства. Мы. встречаем у поэтов начала XIX в. такую рифму: скучно — равно­душно. Можно подумать, что это — не рифма. Но следует при­нять во внимание, как рифма звучала в произношении тех, кто ее писал. А по правилу старого российского, московского произношения слово скучно надо произносить скушно. Следовательно, скушно рифмует с равнодушно. Теперь под влиянием орфогра­фии распространяется книжное произношение, и при этом про­изношении скучно и равнодушно не есть рифма.

Рифма зависит от орфографии лишь в такой степени, в какой само произношение зависит от орфографии. Бывают так назы­ваемые книжные рифмы, но они бывают только тогда, когда имеется книжное произношение. Например, по нынешним вре­менам от местоимения она родительный падеж — её, а раньше, по прежней орфографии, от она родительный падеж был ея, хотя и произносили её. Однако под влиянием орфографии, наряду с правильным произношением её, развивалось и книжное произ­ношение ея. Отсюда — наличие у старых поэтов рифмы типа семья — ея. Не нужно думать, что это — чисто глазная рифма, т. е. рифма только для глаз; это — рифма и в произношении, но произношение было книжное, т. е. создавшееся под влиянием орфографии. Следовательно, орфография может влиять на рифму только через произношение. При чтении классиков довольно часто встречаются и такие примеры. Теперь от местоимения он и она мы имеем во множественном числе одинаково — они, а по- старому— от он было они, а от она—оне (онгь). Так было в орфографии, а в произношении в обоих случаях говорили они, несмотря на то, что писали онгь. Но и здесь под влиянием напи­сания, параллельно с живым произношением они в мужском и женском роде, развилось произношение они и вапвпвапвапссп. При этом надо сказать, что эти формы произношения очень часто путались, т. е. иногда онгь произносили в мужском роде, а они — в жен­ском роде. Это показывают рифмы того времени. У Лермонтова, например, можно найти онгь в мужском роде. И вот, под влия­нием такого искусственного произношения онгь создается и рифма: оне — в огне. Это не графическая рифма, а произноси­тельная, но произношение — книжное, испытавшее влияние орфографии.

В рифме надо различать ударную гласную и послеударные, или заударные, звуки, которые мы тоже будем рассматривать отдельно — гласные и согласные. Следовательно, нам надо рас­смотреть, какое должно быть тождество для ударных гласных, какое должно быть тождество для послеударных, или заударных,

гласных, и какое должно быть тождество для заударных со­гласных.

Обратимся прежде всего к ударным гласным. В русской рифме различаются пять ударных гласных: а, о, у, и, е. Кроме этих пяти, никаких других ударных гласных русская рифма не знает. Эти пять ударных гласных совпадают с пятью гласными фонемами русского языка. Если же брать с звуковой точки зре­ния, то имеется больше, чем пять ударных звуков, почти у каж­дого из этих пяти звуков есть разные оттенки. Так, если мы возьмем тот ударный звук а, который имеется в словах баня и няня, и выделим его, отбросив всё остальное, то получатся два разных звука. Но это различие не мешает их рифмовке.

Итак, если два оттенка принадлежат одному из пяти типов, то они рифмуют между собой. На звуке а — это не особенно отчетливо; оттенок этот незначителен, разница акустическая (слуховая) и произносительная незначительна (примерно те же органы работают и получается такой же, очень похожий звук). А в некоторых случаях расхождение бывает довольно сильное; например для звука е насчитывают три оттенка (некоторые насчитывают еще больше, чем три). Звук е зависит от того, ка­кими согласными он окружен. Если он окружен твердыми со­гласными, то звучит по-одному, а если он окружен мягкими со­гласными, то звучит по-другому. Совершенно нетрудно, напри­мер, различить на слух е в слове цеп и е в слове лель. Здесь разница в звуках гораздо сильнее, чем по отношению к а или о или у в аналогичных случаях. Тем не менее все эти оттенки не различаются в рифме. И совершенно как тождественные прини­маются такие рифмы, как: сидели — цели. А вслушайтесь в эти звуки, и вы услышите, что они разные: в слове сидели звук е ближе к и, а в слове цели звук е тянется к а. Но несмотря на то, что эти звуки разные, в рифме они считаются тождественными, потому что принадлежат одному и тому же из этих пяти типов, а оттенки мы не различаем. Самое заметное здесь то, что под ударением рифмуют ы и и. Это — варианты одной фонемы, и в рифме они не различаются. Так, слова милый и унылый риф­муют между собой. Это — самый заметный случай, хотя бы уже по одному тому, что здесь два оттенка и, в отличие от е, изоб­ражаются даже разными буквами. Но это два оттенка одного звука. Дело в том, что ы появляется всегда после твердого согласного, а и после мягкого согласного. Если предшествует этому звуку мягкий согласный, появляется и, или, если этот звук стоит в начале слова, то обязательно появляется и. После твер­дого согласного и как звук появиться не может. В начале слова никогда не бывает ы. Но, с другой стороны, возьмем слово изба. Никто не будет сомневаться, что это слово начинается с и. А произнесите вместе из избы. После твердого з и автоматически переходит в ы. Мы видим, что в самом языке и и ы не разли­чаются. В слове живо мы произносим ы, хотя пишем и, потому

что ж в русском языке всегда твердый звук. А почему пишется после ж—и? Потому, что когда-то звук ж был не твердый, а мягкий, и тогда установилась такая орфография. Теперь звук ж отвердел, а орфография механически сохранилась старая.

Мы говорили об условиях, которым подчинено совпадение ударных гласных. Перейдем к безударным гласным, стоящим после ударных.

Вы знаете, что если в русском языке на гласном не стоит уда­рение, то гласный меняет качество и отчетливость произношения. Это явление называется редукцией гласных. Значит, не под уда­рением гласные редуцируются, т. е. они не так отчетливо произ­носятся и меняют свое качество. В частности, в русском литера­турном языке есть явление так называемого «аканья». Что такое аканье? Аканье — это такое произношение, при котором неудар­ные а и о произносятся одинаково, а = о в неударном положении. Мы знаем, что под ударением а и о никак не рифмуют, и если а и о попадают в область заударной части рифмы, то там они рифмуют, например: повар — говор. Это — рифма, хотя в словах разные гласные. Или: мошка — окошко. Произносятся эти слова, после ударного звука, совершенно одинаково, потому что здесь а и о в неударном положении. Это не значит, что они произно­сятся как звук а. Звук здесь не похож ни на а, ни на о; это — новый звук, но в обоих словах одинаковый. Акающие говоры отличаются именно тем, что у них а и о сливаются в неударном положении в один звук. В окающих северных говорах не под ударением отчетливо слышны а и о; там они не смешиваются, а в акающих говорах, к которым принадлежит и литературный язык, они смешиваются. Одним словом, когда мы имеем заудар­ные гласные, то надо принимать во внимание качественную ре­дукцию. Так как редукция делает гласные менее отчетливыми, чем под ударением, то по отношению к заударным гласным поэты не так строги, как по отношению к ударным гласным.

Перейдем к вопросу о согласных. Там то же самое, что выте­кает из первого положения. Но следует учитывать, что согласные, в зависимости от того, как они комбинируются между собой и где они находятся, могут, переходить из звонких в глухие и из глухих в звонкие. Значительная часть русских согласных — пар­ные согласные, т. е. имеются соответствия звонких и глухих. Например, звонкий д — глухой т, звонкий б — глухой п; так для большинства согласных. Но у нас есть такие глухие, которые не имеют соответствующих звонких, например к имеет соответствую­щий звонкий г, а х не имеет в русском языке соответствующего звонкого (в украинском имеется звук т). Тем не менее при той или иной комбинации звуков чаще всего звонкий переходит в глухой. В каких условиях? На конце слова. На конце слова мы никогда не произносим звонких согласных, если существуют к ним парные глухие. Точно так же, если за звонким следует глу­хой, то звонкий произносится как глухой. Это надо учитывать

при анализе рифм. Например, слово ложь рифмует со словом хорош, хотя орфографически они очень непохожи. Мы понимаем, что ь — это чисто орфографическое украшение, удовлетворяющее некоему грамматическому правилу, по которому слова, оканчи­вающиеся на согласный, тогда бывают женского рода, когда они сопровождаются этим значком ь. Для тех согласных, кото­рые допускают смягчение, ь их смягчает, но ж никогда не смяг­чается, поэтому здесь ь имеет чисто грамматико-орфографическое значение и с ним в звуковом отношении можно не счи­таться. Если на конце слова стоит твердый ж, а концевой звон­кий никогда не произносится, то этот звонкий ж переходит в пар­ный глухой, т. е. произносится лош, а следовательно, вполне уместно это слово рифмует с хорош.

Или возьмем другой пример: год — ждет. В концевом поло­жении д и т рифмуют. Точно так же рифмуют раз — вас. Рифмы мы имеем и тогда, когда звонкие находятся перед глухими, на­пример: беседки — ветки, локти — когти (есть еще произношение кохти, тогда рифмы не будет).

А вот обратное явление. Иногда бывает, что глухой соглас­ный, если за ним следует звонкий, приобретает звонкость, и по­этому возможна такая рифма: не соврать бы — свадьбы. При произношении слов не соврать бы вместе, без перерыва, глухой т, мягкий, переходит в соответствующий звонкий звук дь, так как после него идет звонкий б, ив результате получается рифма: не соврать бы — свадьбы. Но это—сравнительно редкий случай. Главным образом мы имеем обратное явление, когда звонкий переходит в глухой.

Сам по себе звонкий согласный звук никогда не может риф­мовать с глухим. Поэтому невозможна рифма: кожа — ноша. Если бы за ж и ш следовал глухой согласный или если бы они были на конце, то это рифмовало бы, но между двумя гласными ж не теряет своей звонкости, и, следовательно, рифма невоз­можна.

Из наших парных согласных долгие согласные, которые по- русски изображаются двумя одинаковыми буквами подряд, не рифмуют с краткими согласными. Поэтому нельзя рифмовать: озаренный — зеленый.

Не рифмуются твердые и мягкие согласные. Например: из кустов — вновь; из кустов на конце ф твердый, а в слове вновь на конце ф мягкий.

Дополним эти правила еще двумя. Рассмотрим слово окно. По тем правилам, о которых мы говорили, для того чтобы подо­брать к нему рифму, достаточно взять любое слово, оканчиваю­щееся на о ударное, так как за ударным о других звуков нет. Например: слово перо. Но это не будет рифма. Рифма, в которой не участвуют согласные, — не рифма. Обязательно нужно, чтобы участвовали согласные, а в том случае, когда мы имеем дело -с мужской рифмой, оканчивающейся на гласный, необходимо,

чтобы совпадал не только этот гласный, но и предшествующий согласный. Предшествующая ударному гласному согласная на­зывается опорной согласной. Значит, если мужская рифма окан­чивается на гласную, то необходимо дополнительное совпадение опорной согласной. Поэтому перо не будет рифмой к слову окно. А какая же возможна рифма? Например: окно — темно — это рифма, потому что опорные согласные совпадают. Или возьмем такие рифмы: меня — дня; облака — слегка. Эти слова рифмуют между собой, потому что, кроме ударных гласных, совпадают и опорные согласные. Кстати, это правило обыкновенно выра­жают таким образом: для мужской рифмы на открытый слог (если слог оканчивается на гласный, он называется открытым) необходимо совпадение опорной согласной.

Так что для одного рода рифм, именно для мужских рифм на открытый слог, требуется дополнительное условие, которое для других рифм не требуется, — совпадение опорной согласной. А есть один случай, который вместо дополнительного условия допускает, наоборот, дополнительную свободу. (Это. преиму­щественно, женские рифмы). Считается, что слова богатый и палаты рифмуют между собой. Некоторые очень строгие поэты старались избегать таких рифм, но большинство поэтов подоб­ные рифмы принимали. Чем богатый отличается от палаты? Тем, что в слове богатый на конце есть звук, изображаемый через й, или в фонетической транскрипции через j, а в слове палаты на конце отсутствует этот j. Такие рифмы называются усеченными. Усеченные рифмы допускаются среди женских рифм, а в мужских рифмах, вообще говоря, не допускаются. Значит, в женских рифмах мы имеем особый класс усеченных рифм, которые, ка­залось бы, противоречат общему правилу, но тем не менее при­нимаются в качестве законных рифм. Почему противоречат? Потому, что в слове богатый после ударной рифмы три звука, а в слове палаты — только два звука. Следовательно, даже коли­чественно нет соответствия между звуками. И тем не менее по­добные рифмы считаются законными. Это — рифмы типа: ге­ний — тени, силу — помилуй. Возможны здесь и дактилические рифмы, например: порченый — скорчены.

Здесь мы наблюдаем странное явление: как будто для за­ударных гласных созданы более строгие правила, чем для удар­ных. Мы видели, например, что ы и и под ударением рифмуют между собой. Но нельзя поставить ы и и не под ударением, например: гуляли — балы. В чем же дело? Неужели под ударе­нием это — одинаковые звуки, а как только они попадают в по­ложение звуков редуцированных, ослабленных, они начинают противоречить друг другу?

Дело в том, что звуку и всегда предшествует согласная мягкая. Значит, в слове гуляли л мягкий, а в слове балы л твер­дый. Следовательно, если гуляли и балы не рифмуют между со­бой, то только потому, что согласные разные. Вот почему в

заударном положении не может рифмовать гласный, изобра­жаемый буквой а, и гласный, изображаемый буквой я. Здесь не совпадают согласные, а не гласные.

Таковы правила, которыми руководствовались поэты так. называемого классического периода и которыми продолжают руководствоваться большинство современных поэтов.

Сказанного совершенно достаточно для того, чтобы понять, как строится рифма — строгая, точная, классическая рифма. Но на самом деле мы имеем обычно подобную точную рифму только как некоторую норму, которой большая часть рифм удовле­творяет, но от которой возможны уклонения.

Какие же уклонения в пределах классического стихосложе­ния принимались? Считалось, что хорошая рифма должна удовлетворять норме, т. е. все те правила, о которых я гово­рил, должны быть удовлетворены. Но допускалось, что они могли быть удовлетворены не совсем, и поэтому рассматри­вали три вида рифм.

Приблизительная рифма

Те рифмы, которые я описал, это так называемые точные рифмы. Допускались, кроме них, еще так называемые приблизительные рифмы. Основной класс приблизительных рифм — это такие рифмы, в которых заударные редуцированные гласные не совпадают. Заударные гласные не очень отчетливо произно­сятся, поэтому разница между заударными гласными на слух. не очень сильно чувствуется. Все эти заударные гласные тяго­теют к какому-то среднему звуку в более или менее нейтраль­ном положении органов произношения, и поэтому они гораздо больше похожи друг на друга. Там и допускается относительно большое уклонение одного гласного от другого. Возьмем, на­пример, рифмы: суровым — словом. Если их отчетливо произ­нести (не подчеркивая, а как в живом произношении, только не скороговоркой), то чувствуется, что здесь в заударном поло­жении — два разных гласных звука: ы и о. Как они изобража­ются — не важно, но вы их различаете на слух. А если их произ­нести скороговоркой, оба эти звука превратятся в совершенно одинаковый звук. Следовательно, разница между ними не так велика; она отчетлива только при ясном произношении, а при сколько-нибудь ускоренном произношении оба звука сливаются. Такая рифма и называется приблизительной. Здесь похожие, но не совпадающие звуки. Особенно отчетливой бывает эта неточ­ность, когда одним из этих гласных является гласный у, напри­мер: разум — проказам. У при любой редукции не теряет своего характеристического тембра, а в слове проказам заударный гласный совсем другой, так что ни при каком темпе произноше­ния эти звуки не сливаются. Тем не менее здесь имеется рифма, но рифма приблизительная. Это — один класс приблизительных рифм.

Другим классом приблизительных рифм являются рифмую­щие между собой (опять-таки в заударной части; в ударной части должны обязательно совпадать) пары согласных, которые отличаются, например, тем, что один согласный — твердый, другой — мягкий, или один — долгий, а другой — краткий. Например: страшный — вчерашний-, в слове страшный н твер­дый, в слове вчерашний н мягкий. На худой конец это сойдет в качестве рифмы класса приблизительных рифм. Или: вдохновенной — сценой; в первом случае н долгий; во втором случае н краткий. Вообще говоря, такое сочетание не следует применять, в точной рифме оно запрещено, но опять-таки к этому относятся терпимо, считая приблизительной рифмой. Эти пары согласных — твердый и мягкий, долгий и краткий — в приблизи­тельной рифме приравниваются. Или звуки — разлука плохая рифма, но все-таки считается приблизительной, потому что з слове звуки к мягкий, а в слове разлука — к твердый. Кроме того, и гласные не совсем совпадают. Затем в мужских рифмах на открытый слог, если нет совпадения опорного согласного, то это все-таки допускается как рифма приблизительная. Напри­мер: любви — мои. Это — приблизительная рифма, так как не соблюдено совпадение опорного согласного. Но такая рифма только тогда допускается, когда на конце стоит гласный, смяг­чающий предшествующий согласный, ы было бы нехорошо. Пора и рука — даже как приблизительная рифма нехорошо, а руки́, любви, мои — это можно, но опять-таки рифма будет приблизительная,,

И, наконец, последний класс приблизительных рифм. В усе­ченных рифмах у, стоящий на конце, как бы не считается. Иногда посредине слова стоит j, и он тоже как бы не считается. Но если в середине слова стоит j и мы имеем, например, такую пару: сиянье — желаний, то здесь рифма получается приблизительная. То, что в слове желаний имеется j, который не имеет соответствия в первом слове, — это не страшно; это была бы простая усеченная рифма. Но в слове сиянье j стоит посредине, а здесь после и сразу идет гласный, и это уже не хорошо. Рифма такая счи­тается приблизительной.

Неточная рифма

Кроме приблизительных рифм, бывают еще рифмы неточные. Если в приблизительных рифмах мы имеем некоторое уклонение от нормы, некоторое ослабление правил, то неточные рифмы — это прямое нарушение правил, допускаемое совершенно сознательно и применяемое в определенных литературных школах (направ­лениях). Под неточными рифмами мы подразумеваем такие рифмы, в которых состав заударных гласных неодинаков. Например: свободный — подобный. Здесь ударные о совпадают, но после ударных о в одном случае следует дн, а в другом слу­чае— бн; б и д — это не совпадающие согласные и даже не пар­ные, а просто разные согласные. Такая рифма будет неточной.

Или возьмем такую пару: пепел — светел. Ударение на е, но после ударного гласного в первом слове мы имеем звук п, а во втором слове — т. Подобная рифма — неточная. Или такая рифма: слышен — дышит. На конце в одном случае н, а в дру­гом — т, т. е. опять неточная рифма.

Неточные рифмы в определенные периоды русской поэзии специально культивировались, и считалось, что есть какая-то осо­бая красота в том, что даются такие неточные созвучия. Они как бы вносили разнообразие в однообразные созвучия. Это — нечто вроде музыкального диссонанса, который допускался для боль­шего эффекта. В частности, Державин очень часто употребляет неточные рифмы. Не потому, что он не умел подыскать рифмы, а потому, что его увлекало подобное употребление неточных рифм; ему казалось, что они украшают стихотворение. После Державина неточные рифмы были некоторое время довольно распространены, пока они снова не были вытеснены точными.

В начале лицейского периода Пушкин находился под неко­торым влиянием державинской традиции, и у него можно найти неточные рифмы. Затем он переходит на новую систему точных рифм, освобождается от державинской традиции. В конце XIX и особенно в XX в. наступила новая пора, когда стали культиви­ровать совершенно сознательно неточные рифмы из художествен­ных соображений.

Такова расценка рифм с точки зрения, их звукового состава: хорошей рифмой считается точная, а для некоторых школ — неточная. Слабой рифмой, но все-таки терпимой, считается при­близительная рифма.

Рифмы богатые и бедные

По звуковому составу рифмы еще делятся на богатые и бедные. Бедными мы называем рифмы, которые только-только удовле­творяют точности. А если сверх этой точности имеется совпадение опорных звуков, предшествующих ударным гласным, то такие рифмы называются богатыми. И вот бо­гатые рифмы всегда предпочитались бедным. Но это богатство не обязательно, ни от кого не требовалось, чтобы была богатая рифма. Однако, если находили богатую рифму, то считали, что это улучшает качество стиха, качество рифмы. Например: строг — острог — рифма богатая, потому что рифмующему ударному о предшествуют три одинаковых согласных.

Надо сказать, что в этой области обогащения рифмы, т. е. в требовании, чтобы поэт не только удовлетворил необходимой норме, но и пошел бы дальше, есть некоторая граница, потому что, когда очень сильно поэт заботится об обогащении рифмы, это производит впечатление несколько натянутой искусственной формы. Здесь есть предел — мера вкуса, и богатством рифмы не надо злоупотреблять. При очень сильном обогащении рифмы получается комическое впечатление, как будто поэт работал только для рифм, которые назывались каламбурными.

В этих рифмах почти полностью совпадали слова в звуковом составе. Такими каламбурными рифмами отличался Д. Д. Ми­наев. Например:

Область рифм — моя стихия,

И легко пишу стихи я;

Без раздумья, без отсрочки

Я бегу к строке от строчки,

Даже к финским скалам бурым

Обращаясь с каламбуром.

(«В Финдляндии», 1876).

Или:

Какие ни выкидывай курбеты,

А все-таки, друг милый, не Курбе ты

(«Н. Ге», 1880).

Здесь много входящих в рифму звуков вообще, да имеются еще и Опорные согласные, да к тому еще это — составные рифмы (когда одно слово соответствует двум словам); все это игровые, каламбурные рифмы, которые в классической поэзии применя­лись только в юмористических произведениях.

Вот еще примеры составных рифм, когда одному слову в рифме соответствуют два слова: говорит он — напитан. Это — приблизительная рифма, но терпимая, а основное ее качество, что она составная: два слова соответствуют одному. Или цвели мы — палимы, где вы — девы, до Киева — не губи его. Последняя рифма не очень точна, приблизительна, но это рифма тоже со­ставная. Эти составные рифмы также отчасти причислялись к рифмам каламбурным.

Есть еще критерий для рифмовки: бывают слова, которые созвучны и по смыслу очень близки, т. е. близки по ассоциации. В таких случаях они всегда естественно приходят. И такие слова начинают надоедать, поскольку рифмы получаются баналь­ные, т. е. привычные, стертые, слишком легкие рифмы. По этому поводу Пушкин писал: «Рифм в русском языке слишком мало. Одна вызывает другую. Пламень неминуемо тащит за собою камень. Из-за чувства выглядывает непременно искусство. Кому не надоели любовь и кровь, трудный и чудный, верный и лице­мерный и прочее». («Путешествие из Москвы в Петербург», гл. «Русское стихосложение», 1833—1834).

Действительно, это такие пары, которые постоянно встре­чаются. Возьмем такие рифмы, как челн и волн: обязательно, когда описывают море, то появляется этот челн среди волн. Или, если пишут м ope, обязательно вспоминается горе. Эти рифмы и становятся банальными. Пушкин в «Евгении Онегине» об этих банальных рифмах сказал очень выразительно:

И вот уже трещат морозы

И серебрятся средь полей...