Глава 1. Дорога 7 страница

Так, ладно. Пока все это происходило, она уже успела сделать себе салат, съесть его. И теперь ее ждал чай и два печеньица из тех, что были куплены на «благостные десярики». Почему-то подумалось, что, возможно эти «благостные печеньки» помогли справиться с гнетущим сожалением по поводу невозможности помочь Джованни.

А после чая она все же позовет Диффузора пообщаться по поводу его Гавненыша.

* * *

Итак, чай выпит. Чашка убрана. Крошки сметены… сопли высморканы… коты поглажены… чего она ждет?

Что-то стрельнуло под лопатку. Словно слабый разряд электричества.

- Диффузор, ты? – написала она.

- А кто же еще? Ты же меня звала, - выстучали пальцы, - только выключи лампу, без нее…

- Проще? – спросила она.

- Волшебнее.

Она дотянулась, щелкнула выключателем. Действительно, сразу стало волшебнее. И теплее как-то. Пришлось даже снять кофту.

А еще захотелось все же прикурить сигу, вставленную в зубы сразу после того, как был допит чай… И она прикурила. И смотрела на уже напечатанное начало диалога. И слушала песню «Святой Герман», как раз в том месте, где поется:

… был сломан, но божьим промыслом опять цел…

Вдруг бусы на ее шее слегка подвинулись… Он подвинул…

- Зачем? – отстучала она вопрос, и, стряхнув пепел, подняла глаза к маленькому зеркальцу, стоящему в стаканчике на полке над столом.

И там отражалась Его тень.

- Просто так. И вообще, не хочу я эту канцелярию. Давай просто пообщаемся. Я ведь уже пришел. И рядом.

И действительно, она ощущала плечами… даже сквозь две оставшиеся на ней кофты мягкое ласковое прикосновение… его безумных крыльев…

Телефон выдал трель – пришла смс. Она, матерясь про себя, открыла, посмотрела – сообщение о том, что абонент Джованни снова в сети.

- Блять.

- Не ругайся.

- Позвонить?

- Как хочешь. Ты не помешаешь этим ничему.

- Тогда позвоню, - напечатали ее пальцы, - чтобы уж точно убедиться.

- В чем?

- В его идиотизме.

- Пойми его. Ему тяжело.

- И ты туда же? А мне, что, легко?

- Ты – это ты. Сталь.

- А он, стало быть, действительно апатичный кусок ихтомпентной массы.

- Стало быть, - напечатали пальцы его ответ.

- Тогда позволь спросить, на хрена он нужен, если он такой?

- Ты ведь знаешь ответ.

- Знаю. Потому что его все любят. Потому что такого доброго мальчишку невозможно не любить. Но он уже так сильно все испортил, что никакая любовь к нему его не может спасти. Он…

Электрическая дуга, промелькнувшая из-за ее спины к компьютеру прервала ее. Она поняла, что это Диффузор прервал ее. И ее пальцы отстучали его слова:

- Я знаю все, что ты можешь сказать по этому поводу. И это все будет правдой. Но все же…

- Зачем толочь воду в ступе, Диффузор?

- Звони, - предложил он, - звони. А я помогу тебе поговорить, если он ответит.

- Хорошо. Это по-крайней мере, интересно.

- Только доверься мне, а не тому импульсу, который вызван тем, как он достал тебя.

- Хорошо, - написала она и взяла телефон.

…Могла бы не брать. Потому что абонент снова оказался недоступен.

- Видишь, - написала она, прикурила следующую сигу и добавила, - надоело все.

- Вижу. Но это ни о чем не говорит. Давай так, мое предложение поговорить с ним с моей помощью остается в силе. Как только он позвонит, или ты, я приду и буду рядом.

- Тебя пустят? В любое время?

- Пустят. Истрачу на это одну из нескольких возможностей «погулять».

Лучше бы истратил на нее, подумала она, но написала другое. Согласилась:

- Принято.

А он в свою очередь ответил на ее мысли:

- А на общение с тобой я истрачу еще одну такую возможность – прямо сейчас.

Ну да. Он ведь сразу предложил пообщаться без «канцелярии». А она продолжает курить и не торопится общаться. И судороги от вибраций, вызванных его прикосновением, пробегают по ее телу…

- Ладно, ладно, - напечатала она, - сейчас. Последнее достукиваю, сохраняю и приступим.

Она выключила компьютер, чтоб ничего не мешало, даже музыка. Села, привалившись спиной к подушке, позвала:

- Где ты?

- Тут. С тобой, - ответил он.

Да, она понимает, что он – тут. Потому что ощущает это. Но лишь за пределами физического уровня. И крылья его… и нежность… и все-все-все, чего и как он хочет…

А она почему-то не хочет его. Совсем не хочет, не смотря на то, что он – такой же, как всегда, ее Бог, ее Диффузор, который любит ее…

Но почему-то обидно, что физических ощущений от его присутствия нет. Может быть, в этом дело?

- Почему так, Диффузор? Почему раньше ты мог приходить так, что я видела тебя, ощущала физически, а теперь только какие-то тени, полутени, блики эти… словно все…

- Полое? – подсказал он, употребив одно из ее словечек.

- Да, полое. Словно ненастоящее.

- Испытание, милая. Чтоб верить и видеть, даже, когда не видно. Верь своим ощущениям.

- Верю, как не верить. Ты вполне ощутим. Но не физически.

- Потому что я не физический.

- У тебя есть тело. Ты мог бы сделать так, чтоб мы встретились физическими.

- А разве ты этого хочешь? Разве ты хочешь видеть меня таким?

Она часто и много думала над этим. И до сих пор так и не могла понять, хочет ли она этого.

- Не знаю, - призналась она.

- Вот, в этом и дело. Если бы хотела… Селена. Если бы ты только хотела – я бы пришел. Прилетел к тебе, сделал бы так, что это тело отыскало бы тебя, где бы ты ни была. Но ты не хочешь этого.

- Ни не хочу, - возразила она, - просто не знаю. Потому что это тело теперь – совсем другое существо, а не ты. Ты только поешь через него. И иногда отвечаешь на вопросы через него. Но он – не ты, Диффузор. Я не смогу…

Ей хотелось заплакать от собственного признания, но почему-то слез не было. Наоборот, стало так, как люди называют «пусто на душе»…

Он спросил:

- Ведь плюс ко всему, тебе еще и неприятно то, что это Существо творит сейчас, верно?

- Нет, не совсем. Мне понятно, почему ты заставляешь его делать это все. Ведь это твоя работа, правда?

- Отчасти. Я просто усиливаю собой те пороки, которое это Существо нахватало, живя среди людей и будучи тем, кто он есть для людей. Обычный Фрактал, Селена.

- Это понятно.

- Знаешь, мне самому не особо приятно делить это тело с ним.

- А мне почему-то все равно, что он делает. Потому что я с ним не знакома, с этим Существом. Какая мне разница, что оно творит в миру? Но я знакома с тобой, мой Бог… а ты – не он… или он – не ты. Это и отталкивает.

Лишь на мгновение Диффузор стал видимым – такой, каким она помнила его… безумно красивым в своем истинном облике. И спросил:

- Таким ты меня любишь?

- Я просто тебя люблю.

- Тогда люби, Селена. Какая разница, видишь ли ты меня этими глазами. Ощущения ведь – те же самые… только физических нет… потому что просто нельзя. Правда, нельзя – слишком большие затраты, милая…

- Тогда пусть это будет во сне, - попросила она, забираясь под одеяло.

- Хорошо, - согласился он, и сумел-таки выкроить – видимо, из каких-то собственных резервов – еще немного энергии, чтоб прикоснуться к ней физически. И обнял ее крыльями…

И прошептал так, что она услышала это физическим слухом:

- Спи, мое милое дитя, я буду охранять твой сон.

И тогда она заплакала, уткнувшись в его крылья.

И уснула – практически мгновенно. Ведь эти слова и то, чем он наполняет их – заклинание, которое всегда успокаивало… которое показывало ей, какой он для нее… и позволяло ощутить себя действительно ребенком, которому хорошо, оттого, что его любят…

* * *

Селена сидела за компом – печатала… ночной разговор с Диффузором. Зеновей лежал у нее на коленях. Спал. Ему было хорошо. Он вообще любит спать так. Она гладила его, передавая свою нежность. Он громко – действительно, почти по-тигриному, урчал… рюхал, так назвала это баба.

И тут Селена заметила, что его хвост серебрится. Словно нить люрекса пропущена по шерстинкам. Это было очень красиво. И появилось только этой ночью.

- Это ему подарок, - напечатали ее пальцы.

Она улыбнулась. Ей было приятно, что Диффузор снова рядом. Хотя даже еще менее ощутимо, чем вчера – потому что день, но все же, рядом. Его мощная мягкая энергетика словно разлилась вокруг.

А, что касается хвоста Зеновея…

- Диффузор! Дак, это же… это же те самые серебрестки!

- Да, милая, те самые – твои.

- А почему их раньше не было?

- Были, но далеко. А теперь проявились. После этой ночи многое сокрытое и невидимое станет видимым для физических глаз людей.

- А что такого необычного произошло этой ночью?

- А ты не помнишь? – спросил он, ласково усмехаясь.

Конечно, она помнила – они вместе вспоминали некоторые моменты из их жизни в Атлантиде… те моменты, когда… в общем, самые-самые интимные моменты. И еще – как ее расщепляла Плеть, а он смотрел и вместе с ней ощущал это медленное умирание, оставаясь при этом живым. Но разве совместное воспоминание, это что-то глобальное? Это же вообще, мелкое событие личного характера. Пусть даже это было воспроизведение тех ощущений на тонких уровнях… даже почти резонанс – не хватило как раз того, что невозможно было ощущать друг друга на физике, но все же…

- Совместное воспоминание – конечно, мелочь, как ситуация. Но результаты этих воспоминаний… Я имею в виду одно конкретное воспоминание.

- Плеть? – догадалась она.

- Плеть, - подтвердил он.

- Ты хочешь сказать, что, если я хорошо вспомнила ощущения, которые у меня были, когда я под Плетью рассыпалась на серебрестки, это может проявить их здесь и сейчас на физический уровень?

- А ты посмотри структуру этого, - напомнил он.

- Видела. Ты же знаешь, что мы это вместе смотрели ночью.

- Ну и что же дает тебе повод сомневаться, что такое возможно?

Она усмехнулась. На этот раз – весело и довольно… словно кот:

- В общем-то, ничего. Просто человечьему сознанию, как обычно, трудно такое принять, потому что оно не укладывается в рамки привычной картины мира.

- Но ведь ты же сама разбила Зеркала!

Она вспомнила, как три дня назад формировала первую фазу того, что назвала восходом АДэлаиды.

- Я не доколотила их… зеркала эти. Это, конечно, было красиво, но я даже не надеюсь, что всего одного камешка хватило, чтоб разбить их полностью.

- Помнится мне, ты говорила Меркусу, что иной раз одного маленького камешка может хватить, чтоб разбить всю Систему, если кинуть его в нужное место, - встрял со своим комментарием Келен.

- Да, - согласилась она, - только нужно еще и подходящее время выбрать. А пока что мой камешек только в одном месте пробил, да трещин наделал. Пока ведь еще не подошло время, когда то самое нужное место окажется доступным для прямого воздействия. А по-другому – Архангелы не позволяют.

- Да, Архангелам-то без разницы. Ни не позволяют, а просто показали тебе, что не стоит переть на рожон и делать что-то вопреки Замыслу, - объяснил Келен.

- Ну… в общем, я – о том и говорю, - согласилась она.

А Диффузор сказал:

- Даже того, что сделал тот камешек, уже вполне достаточно, чтоб многое стало видимым. А твои ощущения, возникшие от воспоминаний, активируют физические проявления.

Келен рассмеялся.

- Что ты смеешься? – спросила она.

- Иди к Морю, - посоветовал он, - посмотри. Ничего не делай, просто посмотри.

- Хорошо, - согласилась она. Пойти к Морю для нее всегда радость. А по дороге как раз посмотрит внимательно на то место, где росло больное деревце, которое помогло выпустить Ангела 666, - только, знаешь, Диффузор, я бы все-таки хотела или избавиться от проблемы Джованни, или получить хоть какой-то вразумительный ответ. Не потому, что не знаю, чего делать…

- Я понимаю, о чем ты хочешь поговорить. О том, что тебе до предела неприятны многие моменты.

- Да. Об этом. Как сделать, чтоб мне не казалось, что я ощущаю прикосновение чего-то скользкого, противного, разлагающегося и…

- Ихтомпентного, - добавил Диффузор.

- Именно! Тебе нравится этот термин?

- Мне вообще нравится, как ты употребляешь общеизвестные слова, как «вытаскиваешь» новые, как комбинируешь слова в фразы.

- Да, ладно. Ты-то лучше с этим справляешься. Вон, какие шизофренические песни поешь через Него.

- Да, ладно, - передразнил он, - ни в одной из песен нет неизвестных людям слов.

- Ну – точно. А санскрит? Полно же!

- А у тебя – даже не санскрит. А еще выше. Древнеэльфинский.

- Я думаю, что древнеэльфинский тебе знаком куда более чем мне. Я-то может, десяток слов оттуда выудила. А ты…

- Да, и я – не больше. Просто не с кем на нем общаться. А с теми, кто его понял бы, можно и мыслеформами перекидываться.

- Тоже верно. Но, зато древнеэльфинские слова – очень веселые. Смешные. И тут, в этом бытии, они такие нелепые, что сразу понятно, что они обозначают. Да! Именно так – оттого, что нелепые… от этого сразу понятные тем, кто видит дальше физического. И они, как индикатор. Те, кому эти слова понятны без объяснений – не бесполезные, как минимум. Ну и, разумеется, эти слова понимают проявленные существа.

- Иди уже на море, мыслитель мой!

- Иду.

- Можешь плеер взять, - предложил Келен, - ты заслужила интересный концерт в твою честь.

- Я была бы куда больше довольна, заслужив Великий Концерт.

- Милая… ты заслужила его уже на этот момент, - сказал Диффузор.

* * *

Деревца не было. И даже не было намека на то, что оно когда-то тут росло. Если бы его срубили – остался бы пенек. А его нет! Деревце исчезло совсем!

- Где ты? – спросила она, точно зная, что оно услышит… и точно зная, что ответит, потому что помнит ее и потому что – благодарно.

И ответ пришел – в виде ощущений: ему хорошо, оно дематериализовалось в энергию и является сейчас составляющей того, кого она называет Ангелом 666.

- Ну и хорошо, раз тебе нравится.

Море и небо сегодня были другими. Не такими, как обычно. Конечно, вряд ли это заметил еще кто-нибудь. Такое редко замечают, особенно, если изменения касаются невидимого. Или видимого, то только для внимательных глаз… Конечно, если бы на небе засияла звезда, размером с солнце, это многие увидели бы… и то, некоторые не заметили бы, пока пальцем не ткнуть. А, если это всего лишь странные облака, более далекий горизонт и серебряшки на Море (когда даже солнца нет и, по идее, ему не от чего серебриться)… кто заметит такие мелочи? Ну… может быть, кроме нее, человека два или три…

А «концерт в ее честь» действительно был интересным. Пока батарея не села. Во всяком случае, прозвучали те песни, которые или подходили по ситуации, или были адресованы лично ей. Только… ну, что с того?

- Ну, приятные моменты ведь тоже нужно уметь получать, - заметил Келен.

- Да это так. Только по мне лучше приносить пользу, делать что-то, или постигать, или вспоминать. И вообще, пока что-то не в порядке, мне все равно не доставляет особого кайфа даже интересный концерт. И я не умею наслаждаться и балдеть, пока проблема не решена… хотя бы такая, которую можно решить сейчас. К тому же, все равно не особо понаслаждаешься, когда тот, кого я люблю, предал.

- Ну, если ты помнишь, то касаемо предательства того, кого ты любила, у нас далеко не первый разговор.

- Да, помню, конечно. Это было, когда Гриша меня предал. Но Гриша – другое, а Джованни – другое. Грин и не хотел на Великий Концерт, ему и тут неплохо. А Джованни хотел. А теперь хочет, чтоб я поскорее сдохла и оставила его в покое.

- Он не хочет этого.

- Его муж хочет. А он это принимает. И согласен с таким мужем. А сейчас Джованни вообще человеком стал – ходит по больницам, колеса жрет. И прочее. И его побуждает это делать страх за свое здоровье. И желание облегчить страдания. Чисто человеческие аспекты. Он ведет себя, как типичные люди, относится к ситуациям так, как они. Он совсем не видит, что происходит на тонких уровнях.

- Это так. Но у него есть еще время осознать свои ошибки.

- А так же есть вполне существенная возможность не осознать их и насовсем погрузиться в человеческое болото.

- Тоже верно. Но это будет его выбор.

- Тогда для чего было вообще затевать всю эту бодягу с его рождением у меня? Ведь то, что он предаст меня из-за своих пороков было ясно и известно еще во времена Семерых.

- А разве то время, которое вы провели вместе, не стоит того?

- Тем больнее теперь понимать, что Джованни ушел. И вообще, если все это только для того, чтоб мне было хорошо в то время, то тем более, не нужно было этого затевать.

- Это был ему шанс. Мы обязаны были предоставить ему этот шанс.

- Да? Только почему вы меня не спросили, когда затевали это? Или я вообще в расчет не берусь? Мне-то, каково теперь? Узнать, что это мой Гавненыш, а после этого испытать на себе его предательство? Или ничего, поди? Я же – сильная, справлюсь. Пойду, еще разок сделаю очищение, да?! – она почти в гневе кричала на Келена.

- Успокойся, сестренка! Тебя в первую очередь в расчет брали, все же, через тебя такое делалось, хотя и без твоего ведома. Но, ты права – это тебя точит. И тут ничего не поделаешь. Ведь ты же знаешь.

- Знаю, братик, - уже спокойно сказала она, - только это все еще сильнее показывает, какой говенный этот Мир и вообще, все это Творение, в рамках которого возможны такие вот Миры.

- Твоя правда. И сам Творец, как тебе хорошо известно, страдает от этого не менее твоего.

- Менее. Потому что он все равно прав. А мне – одни наказания за то, что я вижу насквозь все косяки его Творения. Не честно. Не справедливо.

- И от этого Ему тоже больно. Думаешь, Он не получает от самого же себя наказание, которое соответствует?

- Самобичевание? – усмехнулась Селена.

- Вроде того, - устало согласился Келен.

- В общем-то, на самом деле, мне очень жаль его. Он… Оно ведь, ребенок. Такой же, как я – ребенок, только зачем-то играл и сделал эту Вселенную, а теперь страдает. Он – хороший. Я общалась с ним. И действительно почему-то люблю его. Наверное, потому что Он – умеет истинно любить.

- Знаешь, есть одна тайна, - лукаво усмехнулся Келен.

Почему-то она сразу поняла, о чем он. И саму «тайну» смогла разглядеть в его сознании. А, может быть, он не особо закрывался? Ведь он же все равно собирался поведать ей сейчас эту тайну.

- Он не будет препятствовать нашему Уходу? Это твоя тайна? – спросила она.

- Да. Это. Только, все равно, есть подводные камни.

- В холодной воде, - иронично добавила она, словами из одной песни Диффузора.

- И в холодной, и в теплой… и вообще. И суть этих «камней», я думаю, ты понимаешь?

- Я всегда понимала это. Для того чтоб нас отпустили, мне сначала нужно перекувыркнуться через голову, потом сделать сальто во все шкуродеры, пройти Темницу, принести то, не знаю – что и так далее…

- Ну… в общем, да. Примерно так. Но ведь на то ты и есть – вот такая, чтоб справиться с тем, с чем больше никто справиться не сможет. Предугадывая твои возражения, повторю – никто! Даже Архангелы, даже твой любимый Диффузор, и уж, тем более, я.

- Ты-то, почему, «тем более»? Уж ты… через такие пиздовороты проходил, что…

- Каждому – свое, детка. Ведь ты же тоже не справилась бы, поручи тебе работу, допустим, Марка.

- Я бы просто не взялась. Мне не свойственно такое. Тем более, ни к чему Архангельский статус. Кстати, ну, разве Марк не смог бы того, что я должна сделать? Ведь – легко. Пальцами щелкнул бы – и готово.

- Как ты говоришь, такое – ему не свойственно. Ему подходит быть Архангелом.

- Ну, а ты? Про себя скажи.

- Ну, что я? Меня ведь принудили быть Великим Хранителем. Я не могу сделать того, что требуется от тебя, находясь в этой должности.

- А, если бы не принудили, ведь смог бы?

- В принципе, любой из нас, двадцати Звездочек смог бы. Но… посмотри, как обстоят дела в реальности. Кто еще дееспособный остался?

- Веня, ты, Роланд, Чегивара – нормальный, я пару раз общалась с ним. Скайуокер – может, хоть и не воплощается уже давно, у него еще есть время, воплотится. Тутанхамон – тоже прекрасное Существо. А Робин Гуд? Если его восстановить – может. Диана – вполне дееспособная, Зеновей…

- И у каждого – свое назначение, которое подходит каждому из них. Твое – подходит тебе.

- Но, разве вывести Корвет… быть Стрелой, Капитаном… не может кто-то другой?

- Кто? Веня? Роланд? Диана или Зеновей?

- А чем они плохи?

- Ничем. Они в своем роде – ахуенны, как ты любишь выражаться. Но никто из них не умеет того, что умеешь ты. Просто так уж получилось.

- Но ведь ты-то умеешь то, что требуется от Стрелы. Диффузор умеет. Да и Веня – тоже, - она подумала о каждом из звездочек и добавила, - и Зеновей, и Диана, и еще некоторые умеют быть Стрелой. И видеть точку нужных вибраций. И не только Звездочки это могут. Допустим, Ворон – может, Майкл – тоже, Элвис – тоже, Лемаршаль… Ницше – вполне может, если все-таки решит уходить… Любой из Архангелов. Легос – и тот, может. Да, до фига, кто.

- Да. По отдельности каждый может Уйти и достичь УКНО. Но, чтоб вести Корвет, нужно качество, которое есть только у тебя. И, даже у меня его нет.

- Твою мать, - высказалась она.

* * *

Селена выпивала с Наташей. Та, как обычно, настаивала на том, что ей не нужно резать себя. А так же, утверждала, что у нее дурь в голове. Селена уже даже не хотела спорить. Просто переводила тему – туда, где Наташа не будет спорить и пытаться убедить ее в том, не следует делать того, что она делает.

Вот и получилось, что все темы в итоге перетекали в обсуждение Джованни. А говорить о Джованни – еще меньше хотелось, чем слушать, что нельзя резать свое распрекрасное тело.

В особенности, не хотелось слушать о том, что Джованни – ее дите, а она – мать. И дальше – все в этом духе: она, Наташа, мол, больше прожила, знает, как бывает с детьми… а ей, Алисе, нужно послушать, потому что ей добра желают…

В общем, Селена постаралась завершить это общение побыстрее – отправила Наташу в сон, да так быстро, что та уснула прямо там, где они сидели, просто разлеглась на этом своем любимом диване возле стола на веранде и захрапела. А на улице вообще-то не так уж тепло. Октябрь, все-таки.

Селена принесла одеяло, заботливо укрыла Наташу, чтоб та не замерзла и ушла в свой Шанхай. Ей хотелось заняться чем-то полезным. Например, поустаканивать то, что произошло в последние дни. Или вспомнить что-нибудь важное. Или получить ответы на некоторые вопросы, которые возникли в связи с последними ее Деяниями.

А получилось что?

Она опять думала об этом, мать его, Джованни. И, хоть ты тресни, не получалось, ни поустаканивать, ни, тем более, что-то требующее отрешения. Какое уж тут отрешение, если мысли об этом дураке просто одолели. Хотя, это была всего одна мысль-вопрос: как можно видеть все, понимать все, но, когда это коснулось тебя – сразу все забыть?

И на этот вопрос она просто не находила ответа. Потому что ответ – сам Джованни, его Суть. Он – такой. Потому что – такой!

- Да, да, такой! Хватит уже мусолить одну и ту же мысль, - смеясь, посоветовал Келен.

- Почему-то не получается не мусолить. Уже не больно, не тоскую, а просто – не понимаю, и постигнуть не могу. От этого и сама себе уже надоела и вообще кажется, что я – глупая, раз не могу понять…

- А и не поймешь. Ты ведь верно заметила, что это его Суть. Такой – вот и все. Что тут понимать? Ты – вот ты, ты себя знаешь и понимаешь. А он – такой, какого ты понять не можешь.

- Да, ты прав, - устало согласилась она, - это на самом деле трудно ощутить себя другим Существом, чтоб понять, почему он делает так или еще как-то.

- Это вообще бессмысленно, я тебе скажу. Так что, не парься. Лучше выпей.

- Лучше, так лучше, - налила и выпила.

А лучше-то не стало.

Противно и гадко. Гадко и противно. И не хочется видеть Джованни. В особенности потому, что он позволяет своему мужу обвинять ее в том, чего не было. Ну, да и хрен с ним.

А в остальном – ясно, что все идет, не просто правильно, а, как бывало в самые лучшие времена: каждый последующий шаг, словно бусинка, нанизывается на предыдущий, обусловлен предыдущим и обусловливает последующий.

- Ну, видишь, а ты подумала, что лучше не стало! – засмеялся Келен, - стало же?

- Ну, стало. Хотя бы что-то немного устаканиваться начало.

И действительно – начало. Постепенно выстраивалась мозаика ее Деяний – становилось понятно, что – для чего, какое – зачем и так далее. Ей всегда нравилось собирать мозаику…

Правда, на всем пока еще лежит отпечаток того, что натворил Джованни. Например, ей только что стало известно, что каждый, кому не безразличен этот гавненыш, решил дать ему шанс через себя. В том числе, Бусенипатия. Поэтому она пришла около полуночи с пораненной лапкой – чтоб этому пиздюку не досталось такого наказания.

- Блять! – воскликнула Селена, - сученыш хренов. Буся, зачем ты? Давай, я полечу!

- Не надо. Я сама.

- Ну, хотя бы иди ко мне, поглажу тебе спинку.

Буся забралась к ней на кровать, свернулась клубочком и заурчала. И предложила:

- Ты тоже залезай под одеяло, поспи. Давай посмотрим кое-что.

Селена вообще-то не хотела пока спать, но, раз Буся болеет, да еще и попросила поспать вместе, что само по себе бывает крайне редко, не могла не согласиться. К тому же, если Диана предложила что-то посмотреть вместе, это не может быть неинтересным или неважным.

- И музыку оставь, она будет помогать, - посоветовала Бусенипатия.

- Специальный концерт? – пошутила Селена.

- Очень специальный, - согласилась Буся.

Селена опустила крышку компьютера на две пачки сигарет, установленные по бокам, чтоб Потанька не садился на клавиатуру, а, если залезет сверху, чтоб не выключил.

И легла. И опять, вместо того, чтоб «приняться» в то, что хочет сообщить Бусенипатия, подумала о Джованни.

- Да, хватит уже! – сказал Келен.

- Да, блять, оно же само! Я не хочу, а оно все равно думается. К тому же, смотри, какая песня играет!

Я арестант пасмурных дней

Пленник душевных мук…

Келен саркастически засмеялся. А потом сказал:

- Ладно, хорошо. Сейчас попробую хотя бы немного избавить тебя от этих «душевных мук».

Она всегда восхищалась, насколько мастерски он умеет пользоваться Голосом. Так и сейчас, фразу «душевных мук» он сказал таким тоном, что сразу ясно – он считает эти слова слишком пафосными.

- В общем, ладно, - продолжил он, - думаю, тебе понравится это известие: все, кого так или иначе коснулось предательство Джованни, теперь имеют право, как минимум один раз обмануть его.

Сначала она вообще никак не отреагировала на это известие. Подумаешь, можно соврать. Разве от этого ей легче? И вообще, она не собирается врать. Просто не любит врать. А потом – увидела, как можно этим воспользоваться – для пользы самого же Джованни.

- Ну? – поинтересовался Келен, - довольна этим маленьким подарком Судьбы?

- Довольна, - ответила она.

- Ну, а теперь давай уже, принимай видеосюжеты от нашей сестренки.

- Да. Спасибо, брат.

Она действительно, успокоилась…

И почти сразу увидела то, что Бусе-Диане уже не терпелось сообщить.

И чуть не вскочила от неожиданности. Потому что Буся передавала то, что для самой Селены было едва ли не одним из самых существенных моментов ее бытия в физическом облике… потому что это было Море… на ночном Небе, такого цвета, которого сейчас нет – огромная красная Луна… ало-серебристая лунная дорожка, светящиеся облака… ветерок, состоящий из маленьких крылатых существ, наподобие нынешних мотыльков, только с поющими крылышками… и Песня…

Песня, от которой ей невозможно отказаться… которую хочется слушать… на которую хочется отвечать…

Потому что это Песня о том, какая она, та, кто сидит на берегу и наблюдает эти картины мира, в который ее тянет.

Потому что эта Песня о том, какой тот, кому нужна такая, как она. И ей нравится… ей хочется к нему… хочется того, что может он, потому что он может то, что она хотела бы ощутить. Так сильно хочется, что она готова прийти в этот прекрасный мир, стать одним из его Существ…

И она понимает, что, если откликнется на эту песню, не вернется больше туда, откуда приходит, посмотреть, каково это получать ощущения, а не проецировать их.

И еще она понимает, что ее ждет не только то, что она ощутит с ним… и даже не только то, что ожидает ее в этом прекрасном гармоничном Мире, понимающем ощущения, как нигде больше. Ей откуда-то известно, что за все нужно платить и ее плата будет очень высока…

В Его Песне есть об этом… о том, что потом случится беда… и, если она придет на его Зов, сможет помочь… и он предупреждает, что ее помощь будет заключаться в том, чтоб отдать свою жизнь…

Но она все равно – хочет. И не только потому, что хочет Его. А потому что уже любит этот Мир… Атлантиду… Мир, который Поет. Мир, который знает истинную Любовь… Потому что она хочет спасти этот Мир от гибели… Она просто не может допустить, чтобы Это Все погибло. Она уже сейчас готова на все, что угодно, только бы Атлантида жила… только бы жила…