Здесь нам не равнина

Ребёнок своей беззащитностью увеличивает отцовскую силу.

Цитата из нашей жизни

Зачем мужчина заводит детей?

Первый раз мы задали этот вопрос на родительском собрании, выступали в школе. Ближе всех сидел пожилой человек, толстенький, как капелька. Он ответил почти возмущенно:

— Как зачем??

А потом не совсем уверенно:

— Чтобы продолжить свой род!

С тех пор мы услышали от мужчин не одну тысячу ответов. И почти все отвечали так же. Может быть, зрелый человек и думает о своем роде. Но когда об этом говорят парни восемнадцати лет, я вспоминаю, как это обычно случается. В жизни, не в книжке.

- - -

Обычно не бывает так, чтобы мужчина задумался и сказал себе: "Ага! Дай-ка я продолжу свой род!" И с этими мыслями начинает подступать к жене.

Обычно они завтракают, и жена, между прочим, намекает на задержку некоторых процессов в организме. А муж, просматривая газету, рассеянно роняет:

— Да?.. Ну ладно... Если что — прокормим!

Зачем мужчина заводит детей? Этот вопрос — из главных в жизни. Но именно об этом мужчина не думает. Или почти не думает. Как почти не думал глупый я.

Лет десять назад я, кажется, понял.

- - -

Борису шел пятый год, Глебу третий. Днем я уложил их поспать на диване. А сам стоял на полу, на коленях. Они никак не засыпали, я их долго гладил по головам. Наконец заснули.

Тогда нам со Светланой, после разводов с прежними супругами и объединением в новую семью, было тяжело.

Друзья куда-то подевались; дураки полезли со всех сторон; подлецы уверяли, что помогут, дадут работу и любовались, как мы корчимся; и те, и другие, и третьи ждали, когда же мы разведемся. И столько сил забирала тогдашняя жизнь, что у меня возле спящих детей оттаяли две слезинки.

И вдруг Борис, не раскрывая глаз, поднял руку и погладил меня по голове. Потом повернулся, обнял Глеба, стал спать дальше.

А я... Я встал... И мне не был страшен никто! Никакие подлые рожи!

- - -

Вот зачем дети. В трудную минуту сынок подставляет плечико, и отец распрямляется. Ребенок своей беззащитностью увеличивает стократно силы защитника.

Глеб защищал меня в детском саду. Когда я приходил, он бежал ко мне громко и сразу. А Борю уже обтесали, он, хоть и хотел сразу бежать, как нормальный ребенок, сначала к воспитательнице подходил, разрешения спрашивал, а потом шел. (Шел, черт бы вас, методистов, побрал! Хоть и хотел бежать, бежать!).

Однажды, когда мы со Светланой выступали у них в детском саду, Глеб вдруг встал, подошел и молча сел на мое колено. Так и сидел, пока мы с ребятами выясняли, зачем человеку работа и как приготовить обед по-пиратски.

- - -

Мне особенно нравится, что он защищал маму. Всегда брал у нее сумки. Не очень плакал, когда пробил руками стеклянную дверь, от ладоней до локтей разрезы, кровь хлестала на стены. И не хныкал, когда лежал с переломом ключицы. Да, он защищал нас тогда, не боялся.

Кажется, он вообще не боялся никого. Во втором классе он сказал мне, что его в драке побил семиклассник. Я всегда разыскивал обидчиков сыновей, мы ходили по дворам, в школу; разговаривали, мирились. Но тогда я не поверил — полезть на семиклассника!

Мы нашли его через пять месяцев, в зимние каникулы; Глеб разглядел в темном дворе. Оказалось, точно — из седьмого класса. Разговор тот кончился как обычно: они пожали друг другу руки. Тогда, четыре года назад, было проще — они пожимали руки и улыбались.

Но времена меняются, вскоре после своего перелома он пошел с Борей за хлебом, а на обратном пути их остановила стая. Повалили в грязь, стали топтать. Борис крикнул, что у брата перелом. Бить перестали. Один оправдывался: "Я же не знал!".

- - -

Мои дети живут в городе. А в городе разные законы. Есть и волчьи.

Против волков нужна сила, и мои дети стали силу наращивать. Я заключил с ними договор. Каждый день они отжимаются, подтягиваются и обливаются холодной водой. Работают. За это я плачу им деньги.

Когда мы начинали, я и не думал, что меня могут обогнать. Моя обычная норма в отжиманиях на кулаках 55 раз, потом минута отдыха и еще 25 в широком отжиме. Глеб и Борис начали с пяти. Борис прибавлял, как обычный человек, а Глеб...

Через полгода он отжимался, я смотрел на его спину, на трицепсы, вслух произносил: "Семьдесят... Восемьдесят...". Рядом стоял Борис, мы покачивали головами. "Сто десять... Сто двадцать...".

Когда еще через три месяца он сделал больше двухсот, я понял, что разорюсь на премиальных (за рекорды полагалась премия) и ввел другую систему оплаты. Кроме того, я опасался за его связки.

Мышцы у него другие. Не те, что у нас. Я же знаю, что такое отжимания, тут нужна скоростная выносливость, как в беге на 400 метров. У Глеба в каждой мышце сидит аккумулятор. Природа!

Природе нужны такие. Природе нужны всякие. Зачем-то ей нужны шесть процентов талантливых в искусстве, столько же гомосексуалистов, два процента шизофреников и один Пушкин на все времена.

- - -

У трех моих сыновей разные характеры. На меня похож только Борис. Осторожен, но если полезут — даст в морду. Иван слишком мягок, а Глеб слишком боевит. Из таких, как Глеб Жаров, получаются десантники, спецназовцы, мотогонщики или спасатели. Или бандиты.

Что главное в воспитании? Контакт. Чтобы можно было поговорить. Проговорить. Облегчить душу, и ребячью, и взрослую.

Я всегда с ними разговаривал. Всегда считал это главным. Выступал у них в классе, в Глебовом чаще всего. И Глеб единственный, кто выступал со мной в паре, в соседней школе.

Пробовал и "метод Ивана". Когда с Иваном случалась какая-то неприятность, мы тут же писали новую главу. Заметили, это ему помогало — когда он проговаривал свою оплошность, стараясь помочь будущим читателям. В книге "Я просто Ванька" есть главы: "Сладкое воровство", "Объятие табачного змея", "Чем ребенок отличается от поросенка"; а книга " Как жить, когда тебе 12" начинается главой "Зачем тебе не нужны родители".

С Борисом и Глебом мы для этой же книги написали главу "Если у тебя брат" и насобирали немало хороших слов.

- - -

Есть природа. Там, где одному сыну хватит двух разговоров, другому не хватит тысячи.

Опомнится или нет? Щелкнет что-то в голове? Испугается ли нормальным, спасительным страхом? Ответ у природы.

- - -

Воспитание — это внушение. Любой разговор — внушение. Любой поступок — тем более внушение. Но внушаю-то не только я. Когда в середине дня, на большой улице, возле мебельного магазина, где всегда много людей, к моим детям подошли пятеро и заставили старшего снять кроссовки - это сверхвнушение. Что там было, в душе у Глеба, когда он смотрел, как Борис развязывает шнурок? У Глеба, который, я знаю, не боится ничего.

Недавно под правым глазом у него нарисовался классический синяк. На все вопросы был классический ответ: "Упал".

Я стал учить его гитаре; для этого нужна любимая песня. Он выбрал Высоцкого, "Здесь вам не равнина, здесь климат иной".

А через две недели мне сочувственно сказали в милиции:

— Ваш сын совершил преступление.

Да, совершил. Он, семиклассник, разбил нос парню из девятого класса; и что из того, что бились один на один, — рядом стояли дружки моего сына, двое, тоже семиклассники; и что из того, что рядом были приятели того паренька, — троица была наглее и сильнее; и что из того, что Глеб не бил его ногами, - били дружки, а сын мой стоял и смотрел, как пинают лежачего. Он стоял и смотрел, как животное, мой сын. А впрочем, почему как?

Потом он скажет, что за пару дней до этого его повалили и били ногами четверо. А он был один. Но что это меняет, сынок? И почему ты ничего не сказал мне? Ты решил, что уже вырос и можешь сам решать свои проблемы? Тогда почему ты не пошел со мной извиняться перед тем пареньком и его мамой?

Что ж, я сходил один — но как дальше у нас будет с тобой?

Ты решил, что обойдешься без меня, понимаю. Но жизнь длинная. Ты в свои тринадцать лет сидишь теперь в милицейских компьютерах, и дай бог чтобы ты сидел только там.

Наверно, ты считаешь, что я виноват перед тобой. Да, виноват, прошу прощения. Приезжаю всего раз в неделю, прихожу к тебе домой и в школу не так уж часто. Виноват, что не полностью положил под детей свою жизнь.

Но признаюсь, надеялся на твою природу. Ты же был как братья, как Борис и Иван. Я помню наши разговоры, когда тебе было четыре, например, года.

— На что похожа совесть?

Ты (закрыв глаза):

— На жирафа!

Через пару дней.

— На что похожа совесть сегодня?

— На мышь. Она такая маленькая, крошечная.

Борис:

— На космический корабль. Потому что в сердце, в душе темно, а в космосе тоже темно.

Ты:

— У меня душа похожа на стену. Потому что она — прямоугольная.

Я надеюсь на твою нормальную природу, сынок. Но пока сбывается наблюдение Бориса:

— Глеб — вояга, старый вояга.

С тех пор прошло девять лет. Ты глядишь мимо меня, в стену. Что ж, я приготовился. Я мысленно уже съездил к тебе, в это "спецучреждение", и ты, конечно, гордо ко мне не вышел. Ты всегда был гордецом, едва затопал. Но ты уже не младенец. И тебе пора защищать свою маму.

Пока ты на нее нападаешь. Не знаю, понял ли ты, что этот разговор втроем поворачивает твою жизнь? Отец говорит, что надо извиниться, мать с отцом согласна, но ты говоришь: "Нет". Понимаешь ли ты, что извинение не прихоть, а первый шаг к человеку в себе? И если ты не хочешь найти в себе человека, то я не буду потакать твоему зверю.

- - -

Знаю: главное — не терять контакт с сыном. Но бывают случаи, когда единственный способ не потерять контакт — прекратить контакты.

Теперь твоя очередь, сынок. Твой ход. Будешь ли думать, что ничего особенного, всего лишь "прессанули лоха", или природа твоя все-таки спасительная, не гибельная. Тебе решать. Я только напомню, чем кончается книга " Как жить, когда тебе 12".

"Вопрос напоследок:

— Чем мы отличаемся от зверей?

Просто определить, что такое лапы, клыки, добыча — каждый видел.

И очень сложно — что такое душа, достоинство, стыд, — их не видел никто.

Но именно это, невидимое, отличает человека от животного.

Мужчина без души — это человекообразный кулаконос.

Женщина без достоинства — это серьгоухая ехидна.

Не смейся после этих слов — в каждом из нас так мало человека. Так мало человека...".

- - -

Держись, мальчик, держись! Пора подтягиваться до мужчины.

1996 год.

СВЕТЛАНА