Социальное происхождение региональных лидеров

Фактор социального происхождения региональной элиты — один из тех, что оказывал постоянное и долговременное воздействие на ситуа­цию в обществе. В определенном смысле можно сказать, что.на ее судьбе не меньше, чем крупные политические потрясения, сказалось изменения параметров социального происхождения элиты. Нередко само руководство страны подталкивало их, не предполагая тех долго­временных побочных результатов, которые будут во много раз превос­ходить и по разнообразию, и по объему ожидавшиеся следствия.

Октябрьская революция 1917 г. осуществлялась под флагом осво­бождения трудящихся страны от эксплуатации и угнетения. Цель — социальное освобождение трудящихся — стала трактоваться как созда­ние условий для преимущественного продвижения трудящихся рабоче-крестьянского происхождения во все сферы жизни. В конституциях страны вплоть до 1936 г. сохранялись социальные ограничения на реализацию ряда гражданских прав для некоторых категорий населе­ния. В Конституции РСФСР 1918 г. указывалось семь категорий граж­дан, которые «не избирают и не могут быть избранными», в т. ч. и «лица, прибегающие к наемному труду с целью извлечения прибыли»¹. При приеме в КПСС, без чего было невозможно продвижение во власть, вплоть до XVIII съезда КПСС сохранялись социальные ограничения, которые создавали преимущества при вступлении в партию про­мышленным рабочим с производственным стажем более пяти лет². В дальнейшем они продолжили свое существование (в 1950-1980-е гг.) в форме политики по социальному регулированию состава партии.

Фактор социального происхождения выполнял важные функции как в обществе в целом, так и в сфере властных отношений и их структуриро­вании. В обществе на протяжении нескольких десятилетий параметры социального происхождения выступали средствами контроля, классово­го регулирования, проведения партийного курса. С точки зрения дости­жения целей, поставленных советским государством, это был един­ственно возможный вариант политики, поскольку отход от нее грозил включением стихийных процессов трансформации власти, в частности, возвышением более образованных и квалифицированных слоев населе­ния, пополнением ими в первую очередь органов власти.

С внешней стороны может возникнуть представление, что продвиже­ние представителей рабочих и крестьян на руководящие посты изна­чально было нецелесообразно, поскольку приводило к снижению уровня

Глава 4. Динамика социального происхождения и становления., элиты 167

руководства, многим ошибкам, невысокой эффективности управленчес­ких действий. Однако именно выдвижение «передовых рабочих и кол­хозников» на руководящие посты позволяло сохранять главное — поли­тическую линию, основы власти. Сложился симбиоз власти и широких слоев населения (но не всего народа), в основе которого был консенсус по стратегическим ориентирам развития. Власть пополнялась за счет представителей народа, что создавало не только видимость, но и реальное состояние социально-политического союза. Для массовой пропаганды не составляло труда представить факты, и весьма многочис­ленные, показывающие, что партийные и советские лидеры вышли из самых низов общества.

Фактор социального происхождения сыграл в истории советского общества значимую роль, являясь условием выживания или гибели целых слоев населения. Естественным было бы ожидать, что и для самой элиты этот фактор стал одной из основ, организующих ее внутреннюю жизнь. Параметры социального происхождения играли роль социального регулятора при формировании кадрового корпуса элиты, определяя возможности ее развития, продвижения.

Вплоть до второй половины 1950-х гг. достаточно частыми были внутрипартийные разбирательства, связанные с тем, что некоторые руководители были «неискренними перед партией», скрывая свое соци­альное происхождение. Так, в декабре 1952 г. был исключен из КПСС заведующий отделом пропаганды и агитации Андижанского горкома С. Маматханов. Выяснилось, что он происходил из байской семьи, его отец был тесно связан с басмачами, его дед был крупным землевладель­цем, имевшим хлопкоочистительный завод с сотней рабочих³.

В Пермский обком поступил запрос из Мордовского обкома КПСС с просьбой выяснить социальное происхождение заместителя председа­теля Совета Министров Мордовской АССР, который, как предполага­лось, был из кулацкой семьи. Проверка не только подтвердила это обстоятельство, но и обнаружила дополнительно много любопытного: отец коммуниста раньше имел водяную мельницу, многочисленный сельскохозяйственный инвентарь, до 8 лошадей, нанимал батраков; дядя тоже был кулак, расстрелянный за участие в организации антисо­ветского восстания ⁴. Такого рода «неискренность» не прощалась. Да­лее следовали исключение из рядов КПСС, снятие с должности. Обра­щает на себя внимание, что случаи неискренности перед партией были далеко не единичными.

В этой связи было бы весьма существенно выяснить, во-первых, насколько адекватно социальный состав политической элиты отражал социальный состав общества в целом и населения соответствующего региона в частности. Была ли политическая элита репрезентативным представителем населения, которым руководила, была ли она действи­тельно открытой, народной, массовой? Существовала ли система соци­альной замкнутости или политическая верхушка страны сумела создать механизм отбора в элиту, позволявший поддерживать тесные организа-

т

В П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

ционные связи с массой? Удалось ли решить проблему институционали-зации рекрутирования элиты или каналы и механизмы рекрутирования менялись в соответствии с изменением политической ситуации в стране?

Во-вторых, и это вытекает из первой проблемы,— можно ли обнару­жить основного «социального поставщика» кадров для элиты? Создава­лась ли региональная политическая элита «сверху», с помощью волевых усилий правящей партии, или же, наряду с политическими факторами, пробивала себе дорогу объективная социальная тенденция, ставившая и общество, и КПСС перед необходимостью проведения единственно возможной политики?

В-третьих, насколько адекватно реагировал социальный состав поли­тической элиты на экономическое и социальное развитие? Существова­ло ли какое-либо соответствие между тенденциями социального разви­тия элиты и развития общества? Данные проблемы не исчерпывают всего круга вопросов, которые возникают при изучении региональных элит, но ответы на указанные позволили бы сделать достаточно важные выводы о природе и направлениях эволюции элит.

Исследовать все факторы, определявшие облик и изменения элиты, вряд ли возможно ввиду масштабности задачи. Поэтому инструменталь­но выделим основные из них, в рамках которых попытаемся проанализи­ровать тенденции развития региональной элиты. Базой изучения послу­жил как анализ уже опубликованных результатов исследований ⁵, так самостоятельно выполненный анализ биографий первых секретарей райкомов и горкомов КПСС и председателей исполкомов гор- и райсо­ветов Пермской области за 1950-1990 гг. (с интервалом в пять лет)⁶. Всего были изучены биографии работников 1627 должностных позиций, что составляет 99,93 % от числа всех отмеченных выше должностных позиций за период 1960-1990 гг. и 75,3% за 1950 г.⁷ В дальнейшем в тех случаях, когда речь будет идти о политической элите уровня города и района, будут использоваться данные исследования по Пермской области, если не оговорено другое.

4.1.1. Факторы социального происхождения

Факторы, характеризующие собственно социальное происхожде­ние, условно можно разделить на три группы, в зависимости от того, что находится в основе их выделения. К первой группе факторов нужно отнести экономико-географическую характеристику местности, в кото­рой родился представитель элиты. Ко второй можно было бы отнести факторы, характеризующие социальное положение родителей члена элиты. Данный показатель на протяжении многих лет играл роль социальной метки, с помощью которой на первичной стадии происхо­дило опознание достойных для продвижения кандидатур в режиме «я —свой». Наконец, третью группу факторов образуют социально-демографические показатели, такие как пол, возраст, национальность. Хотя они и не столь значимы, как факторы первых двух групп, однако

Глава 4. Динамика социального происхождения и становления.. элиты_____ 169

они позволяют получить представление о «внешнем» облике поли­тической элиты.

Первое, что бросается в глаза при анализе социального происхожде­ния региональной политической элиты (в дальнейшем РПЭ), это ее преимущественно сельское происхождение. Речь в данном случае идет о том, что абсолютное большинство представителей элиты родилось не в городах.

Конечно, это достаточно условное деление, поскольку рабочие по­селки при заводах, рудниках, железнодорожные станции уже нельзя считать сельскими населенными пунктами, но еще нельзя видеть в них очаги городской культуры. Воздействие индустриального уклада на их жителей несомненно, однако оно более значимо, по всей видимости, в сфере трудовых отношений. В повседневной жизни в небольших насе­ленных пунктах с промышленными или транспортными предприятиями сохранялось еще влияние сельского образа жизни. Это вполне есте­ственно, если учитывать преимущественно сельский состав населения царской и советской России первой половины века. Таблица 31 ясно показывает тенденцию повышения удельного веса выходцев из городов в составе руководителей городов и районов.

Происходит не просто увеличение удельного веса «горожан», но и постепенное выравнивание их представительства в различных катего­риях элиты. Если в 1950 - первой половине 1960-х гг. значения удельных весов представительства «горожан» в различных категориях элиты различались между собой в 1,5-4 раза, то в 1985-1990 гг. - не более чем в полтора раза. Главной категорией, в которой начиная с 1980-х гг. концентрировались в большей степени горожане, были первые секрета­ри горкомов и райкомов КПСС. Быстрый рост городских представите­лей в категории секретарей объясняется, по-видимому, тем, что на эту должность избирались, как правило, работники народного образования, которые начинали свой трудовой путь как выпускники вузов, оказавшие­ся в сельской местности по распределению.

Анализ таблицы 32 позволяет выявить некоторые тенденции в изме­нении источников социального происхождения лидеров городов и райо­нов. Достаточно явно прослеживается большая стабильность в сельских районах и большая динамичность в городах области. По крайней мере, наибольшая амплитуда изменений характенра для удельного веса выходцев из городов в составе лидеров городов. Совершенно отчетливо просматривается тенденция на «самовоспроизводство» кадров городс­кими и сельскими центрами. Если в начале 1960-х гг. подавляющее большинство политических кадров городов и районных центров постав­ляло село, то с начала 1970-х гг. стало наблюдаться расхождение источниковой базы пополнения элиты: село по-прежнему пополнялось в основном за счет уроженцев села, во главе городов постепенно начина­ли становиться выходцы из городов. Определенный рубеж был пройден в 1990 г., когда более половины политических лидеров городов роди­лись и прошли политическую социализацию в городах.

В П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

В течение тридцати лет удельный вес «горожан» рос в первую очередь среди городских руководителей практически по всем категори­ям работников. Причем впервые на рубеже 1980-1990-х гг. в массе своей руководители городов стали городскими не только по назначе­нию, но и по происхождению — впервые доля выходцев из городов превысила 50 % от всего количества состава РПЭ. Доля «горожан» среди руководителей села оставалась стабильной (см. табл. 32). Это немаловажно для представления о процессах, происходящих в стране в целом, поскольку динамика урбанизационных процессов, индустриаль­ного развития в России по многим параметрам была схожей.

Переходный характер эпохи отразился и на социальном составе высших эшелонов политической элиты. В составе Политбюро ЦК КПСС соотношение между выходцами из сельской и городской местностей менялось незначительно. Так, если в 1956 г. 47,4 % состава Политбюро происходило из сельской местности, то в 1961 г.— 56,2 %, в 1966 г.— 52,6 %, в 1971 г.-57,1 %, в 1976 г.-59,1 %, в 1984 г.-36,8 %, в 1990 г. (XXVIII съезд КПСС) — 41,7 %⁸. Крайне мало было выходцев из крупных городов, областных центров. В составе Политбюро с 1956 по 1976 г. только 7 чел. (13,7 %) были из крупных городов — областных центров (из Горького, Ленинграда, Воронежа, Алма-Аты, Куйбышева). В «андропов-ском» Политбюро таких стало уже 21,1 %, в 1990 г.— 29,2 %. Аналогич­ные тенденции, как можно полагать, существовали и на уровне ЦК КПСС⁹, руководства региональных партийных комитетов ¹⁰.

Данное явление примечательно в двух отношениях. Во-первых, оно характеризует переходный этап в развитии советского общества, в рамках которого цели модернизации, в том числе и индустриализация, достигались людьми, выросшими в селе, воспитанными селом. Историче­ский парадокс, по всей видимости, заключался в том, что диктатура города и крупной фабрично-заводской промышленности по отношению к селу, на что, кстати, делал ставку В. И. Ленин, не могла быть осуществлена в «чистом» виде. Политический персонал общества все-таки нес на себе «родимые пятна» прежней эпохи. Этот этап нельзя было обойти или перешагнуть какими-либо искусственными мерами. Только время могло привести к постепенному изменению состава правящей верхушки общества.

Во-вторых, влияние города на ситуацию в деревне в кадровом отношении было чрезвычайно слабо. Несмотря на все кадровые «влива­ния» в село с помощью распределения выпускников вузов, ротации кадров, трудовых мобилизаций и т.д., удельный вес горожан среди сельских руководителей был стабильно низким. Вероятно, в этом есть свой положительный момент: сельскими районами руководили те, кто не понаслышке знал их специфику. Однако начинающаяся социальная дивергенция с точки зрения происхождения могла таить в себе ростки социокультурных противоречий между городом и селом, а точнее — между различными типами руководителей.

Если в 1950-1960-е гг. социокультурный тип руководителя в городе и на селе был примерно одним и тем же, что предполагало (кроме всех

Глава 4. Динамика социального происхождения и становления, элиты_____ 171

иных оснований) общую логику действий, основанную на едином типе культурных традиций, то теперь можно увидеть, что единое социокуль­турное пространство стало распадаться на две субкультуры, основанные на различных траекториях происхождения. Конечно, количественно состав этих субкультур вряд ли правомерно определять, исходя только из признаков места рождения, но использовать их в качестве одной из меток определенного процесса вполне допустимо.

Любопытно, что роль главного поставщика кадров городского про­исхождения играли небольшие и средние города, не являющиеся областными центрами. Данные исследования показывают, что на протя­жении 1960-1990 гг. основные пропорции, определяющие место данной группы пополнения в составе городской когорты, практически не изме­нялись. Удельный вес выходцев из небольших и средних городов в составе РПЭ поднялся до одной пятой, имея некоторую тенденцию к повышению. Единственное, что заслуживает внимания, это устойчивое снижение доли данной группы в составе городского пополнения первых секретарей, которое отражает возрастающее значение выходцев из крупных городов (Москва, Ленинград, республиканские и областные центры). Аналогичные тенденции существовали и в Политбюро: 35,3 % в 1956 г., 27,3 % в 1976 г. и 20,8 % в 1990 г. составлял удельный вес родившихся в малых и средних городах страны ¹¹.

Складывается вполне объяснимая ситуация: в то время как основную массу населения России (73,9% на 1 января 1991г.) составляло городс­кое население (в том числе в Пермской области - 77,5%), более двух третей состава лидеров городов и районов области (66,8%) формирова­ли в 1990 г. выходцы из сельской местности ¹². Данный факт означает, что в индустриальной державе местная власть даже в индустриально развитой области оказывалась в руках бывших сельских жителей.

Согласно данным табл. 33 средний год рождения РПЭ поколений 1950г. находился в интервале 1907-1911 гг., 1960 г.— 1916-1922 гг.; 1965г.—1922-1926 гг.; 1970 г.— 1925-1929 гг.; 1975 г.— 1929-1932 гг.; 1980 г.—1930-1937 гг.; 1985 г.—1936-1940 гг.; 1990г.—1943-1946 гг. В то же время удельный вес городского населения по России составлял в 1913 г.- 17,4 %; в 1926 г.- 18 % (СССР); в 1940 г.- 34,5 %; в 1950 г.— 39 % (СССР)¹³. В Пермской области городское население составляло в 1917 г.- 12,8 %, в 1926г.- 18,2 %, в 1939г.- 39,7 %¹⁴.

Отсюда следует, что поколение руководителей — выходцев из горо­дов шло с определенным временным лагом, отставая от изменений в социальной структуре общества, причем размер лага постоянно увели­чивался. Данное обстоятельство можно объяснить спецификой полити­ческого развития страны в 1970-1980 гг., когда естественная сменяе­мость поколений была нарушена на низшем властном уровне, в силу чего поколения политических работников с «соответствующим» проис­хождением просто не получили доступа во властные структуры. В конце 1980-х гг., когда искусственные ограничения на сменяемость кадров канули в Лету, начал действовать другой фактор: молодые, динамичные

В. П Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг)

руководители стали стремительно переходить в другие сферы деятель­ности, например в экономическую.

Показатель социального происхождения, конечно же, не является абсолютно точным и универсальным при определении «социальных корней» РПЭ. При анализе данного показателя, вероятно, нужно учиты­вать, что при установлении социального происхождения номенклатур­ных работников существовали приоритеты, связанные с официальными идеологическими установками. Так, рабочее происхождение было пред­почтительнее, чем крестьянское; крестьянское все же предпочтитель­нее, чем из служащих, и т. д. Поэтому, если родители были заняты в разных сферах народного хозяйства, возникала возможность «выбора» своего социального происхождения ¹⁵.

Конечно, не нужно абсолютизировать эти данные, поскольку в СССР принципы отнесения к категориям рабочих и крестьян менялись часто. Достаточно вспомнить массовые преобразования колхозов в совхозы с соответствующим изменением социального положения их работников. Не меньшую сложность образует и другая статистическая данность: работники колхозов входили в одну категорию колхозников, независимо от характера и содержания труда. Представляется, что в настоящем исследовании соотношение между колхозниками и рабочими совхозов не могло существенно повлиять на структуру социального происхожде­ния членов РПЭ, поскольку в 1940 г. и ранее (а это среднее время рождения членов РПЭ в 1990 г.) доля рабочих совхозов в структуре населения, занятого сельским хозяйством, была несущественна. Так, среднегодовая численность рабочих и служащих, занятых в совхозах, составляла около 8 % от среднегодовой численности рабочих и служа­щих, занятых в народном хозяйстве. В то же время в структуре занятого населения рабочие и служащие составляли 37 % против 44 % колхозни­ков, занятых в общественном хозяйстве колхозов и в личном подсобном хозяйстве ¹⁶. Лишь в 1985 г. численность работников, занятых в хозяй­ствах колхозов и совхозов, примерно сравнялась ¹⁷.

Особенно тонкие маневры совершались с таким параметром как «социальное положение» работника. При выдаче партийных документов согласно «Инструкции о порядке учета и выдачи партийных билетов и кандидатских карточек образца 1954 года» социальное положение работников, принимаемых в КПСС из кандидатов в члены КПСС, определялось следующим образом: рабочие и крестьяне, несмотря на то, что за время прохождения кандидатского стажа они становились служащими, относились к социальной группе рабочих или крестьян; служащие и крестьяне, ставшие во время прохождения кандидатского стажа колхозниками, относились к социальной группе крестьян; служа­щие, ставшие во время прохождения кандидатского стажа колхозника­ми, относились к социальной группе крестьян '⁸. Тенденция в «идеологи­ческой корректировке» параметров социального состава очевидна.

В конце 1980-х гг. методика определения социального состава КПСС, опиравшаяся на данные о приеме в кандидаты в члены КПСС,

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления элиты_____ 173

была признана несостоятельной и устаревшей. Эта методика сильно искажала социальную картину партии, искусственно увеличивая удель­ный вес рабочих и колхозников ¹⁹.

Таблица 34 достаточно четко показывает основные тенденции: воз­растание с 1960 г. удельного веса пермской региональной политической элиты, происходящей из семей рабочих и служащих (примерно в равных пропорциях), постепенное уменьшение роли семей крестьян в качестве источника воспроизводства политической элиты. Если в 1960 г. удель­ный вес семей рабочих был почти в шесть раз меньше, чем семей крестьян, то в 1990 г. семьи рабочих дали в полтора раза больше представителей политической элиты, чем крестьяне.

Обращает на себя внимание факт инверсии социального состава элиты: если в 1960 г. более 70 % представителей элиты происходили из семей крестьян, а остальные — из семей рабочих и служащих, то в 1990г.— наоборот, около 70 % из них было из семей рабочих и служащих. Если даже не учитывать изменения характера труда в колхозах и совхозах, а также возможных различий в положении и профессиональной принадлежности колхозников, то в любом случае можно констатировать самую настоящую «социальную революцию», суть которой — в изменении социальной базы рекрутирования регио­нальной элиты.

Для поколения 1960 г. она выглядит еще вполне патриархально: сельскохозяйственное производство являлось главной сферой трудовой деятельности родителей будущих лидеров городов и районов. Поколе­нию 1990 г. соответствует в основном уже индустриальный уклад, в рамках которого происходила социализация родителей представителей элиты регионов конца XX века. Конечно, как можно судить из рассматри­ваемых данных, речь могла идти для большинства семей, вероятно, только о первом поколении индустриального труда. Тем не менее на рубеже 1970-х гг. была пройдена граница, которая отделяла собственно сельскую, патриархальную в основе (и по месту рождения, и по сфере труда родителей) базу воспроизводства региональной элиты от индуст­риальной, хотя еще не «полностью» городской.

Если проанализировать роль крестьянских семей в пополнении регио­нальной элиты (см. табл. 35), то видно, что особенно быстро их значение падает в городах области и более плавно — в сельской местности: за сорок лет в областном центре их удельный вес понизился более чем в четыре раза, в городах области — более чем в 5 раз (с 1960 г.), в сельских центрах — в 2 раза. Самое большое изменение веса крестьянского пополнения произошло в 1960-е гг.— первой половине 1970-х гг. Уже все 1980-е гг. прошли под знаком преобладания тех, кто родился и сформиро­вался в семьях рабочих и служащих (в том числе и на селе). Общее сокращение роли «крестьянского» пополнения составило около 50 %, что характеризует огромной значимости социальный сдвиг.

Полагаем, что было бы небезынтересно определить влияние «рабо­че-крестьянского происхождения» на формирование политической эли-

В П Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг)

ты, учитывая значимость данного параметра для должностной карьеры политических работников (см. табл. 36). Картина в целом вырисовыва­ется достаточно определенная: большинство представителей полити­ческой элиты были «из народа», однако данная составляющая имела тенденцию к уменьшению. Это, впрочем, вполне объяснимо, т. к. разрас­тание административного аппарата, с одной стороны, и расширение слоя инженерно-технических работников, с другой стороны, стали оказы­вать существенное влияние на формирование социальной базы элиты.

1980-е гг. стали тем рубежом, когда доля лиц «рабоче-крестьянского происхождения» в составе РПЭ и в городах, и на селе приблизилась к одной отметке — 60%, причем впервые и рабочие, и крестьяне были представлены примерно в равной пропорции. Таким образом, лишь в 1980-е гг. политическая элита региона стала в буквальном смысле «народной», перестав быть в основном крестьянской по происхождению. Данный факт значим и в другом отношении: основная масса лидеров РПЭ была выходцами из семей, в которых родители были заняты преимущественно физическим трудом. Проведенное в 1974-1975 гг. исследование в 29 горкомах и райкомах партии России, Украины, Белоруссии, Узбекистана, Молдавии, Латвии, Таджикистана показало, что в аппарате всех изучаемых комитетов выходцы из рабочего класса и крестьянства превышают 86,2 %²⁰. Выходцы из «простого» народа со­ставляли основу региональной элиты.

Среди первых секретарей обкомов в начале 1960-х гг. две трети составляли выходцы из крестьянских семей, 30 % — из семей рабочих²¹.

На высшем уровне политической элиты — в Политбюро ЦК КПСС — ситуация была несколько иная. На протяжении 1950-1980-х гг. в его составе преобладали лидеры рабоче-крестьянского происхождения: в Президиуме ЦК КПСС, избранного на XIX съезде КПСС — 66,7 %, в 1956 г.- 58.8 %, в Политбюро в 1966 г.— 78,9 %, в 1976 г.- 81,8 %, в 1986 г. (XXVII съезд КПСС) —73,7%. В составе Политбюро ЦК КПСС, избранного на XXVIII съезде КПСС, впервые значимо были представлены выходцы из семей служащих — 41.7 %²². Характерно, что в «брежневскую» эпоху количество выходцев из крестьянских семей в составе Политбюро равнялось или даже превосходило количество выходцев из рабочих семей.

Анализ возрастной структуры РПЭ показывает, что существовали базовые возрастные категории, в которых концентрировалось до полови­ны и более состава РПЭ (см. табл. 37). Отчетливо выделяется два периода, которые отличаются друг от друга возрастной базой. Если в 1950-е гг.— начале 1970-х гг. основой лидеров городов и районов были тридцатилетние (50-60%), то с середины 1970-х гг. происходило быст­рое старение состава РПЭ, причем это произошло как за счет уменьше­ния доли руководителей в возрасте до 40 лет, так и путем увеличения возрастной когорты в возрасте старше 50 лет. Базовой возрастной категорией становятся сорокалетние. Это привело к тому, что, хотя средний возраст РПЭ повысился сравнительно немного —на 4-6 лет, внутри самой РПЭ была нарушена нормальная преемственность поколе-

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления элиты____ 175

ний. Если в 1950 г. на каждого пятидесятилетнего руководителя приходи­лось по 23 в возрасте до сорока лет, в 1960 г.— по пять человек, то на протяжении всех 1980-х гг. их доли были примерно равными.

Наличие небольшого количества молодых руководителей, безуслов­но, сужало возможности кадрового маневра. Было и другое обстоятель­ство, о котором следует сказать особо: сужались возможности не только «верхов» в выборе перспективных руководителей, но и резко ограничи­вались возможности самих лидеров РПЭ в определении путей своей дальнейшей карьеры. Складывалась ситуация, когда для определенной части руководителей оставался единственный шанс в своей властной деятельности - продолжать работать на той же должности во что бы то ни стало, поскольку для закрепления на новой должности, для «обраста­ния» необходимыми связями уже не оставалось времени.

Старение кадрового корпуса в 1960-1980-е гг.— закономерность, которая проявляла себя на всех уровнях власти. В Пермской области средний возраст РПЭ постепенно поднимался с 40-41 года в 1950-

1960 гг. до 42,4 года в 1970 г., 44,9 года в 1980 г., 46,4 года в 1985 г.,
45 лет в 1990 г.; в т. ч. среди первых секретарей горкомов и райкомов
партии с 41,9 года в 1960 г. до 48,7 года в 1985 г.

На уровне первых секретарей обкомов и крайкомов РСФСР сред­ний возраст составлял:²³ 44 года в 1950 г., 50 лет в 1961 г., 53 года в 1966 г., в 1978 г.- 55,7-57.8 года²⁴, в 1989 г.- 53,7 года²⁵, 1990 г.— 52,4 года.²⁶ Еще быстрее происходило повышение среднего возраста в составе высших руководящих партийных органов. Среди членов По­литбюро (Президиума) ЦК КПСС он составлял в 1952 г.— 53,7 года, в

1961 г.—56,1 года, в 1971 г.—59,7 года, в1981 г.—67,7 года, в 1990 г.—
53,6 года ²⁷.

Сравнение представленных данных показывает: чем выше был уро­вень партийной власти, тем сильнее происходило старение кадрового корпуса руководящих органов, тем больше нарушалась естественная преемственность поколений политической элиты, увеличивался возрас­тной разрыв между различными уровнями власти.

Участие женщин в политической жизни регионов отличалось своеоб­разием. Декларируемое влияние на политическую жизнь и реальное отличались существенно. В соответствии с официальными советскими воззрениями роль женщин в политической жизни общества постоянно возрастала, что находило свое отражение в увеличении их представи­тельства в различных государственных органах и органах управления общественных организаций. В частности, в составе формальных элит (парткомов всех уровней, советов) доля женщин составляла 25-30 %. Однако в составе реальных элит удельный вес женщин резко сокращал­ся, достигая 11-14 % от численности РПЭ (см. табл. 38). Правда, даже этот «процент» давался партийным органам «большой кровью», поскольку мужское большинство не особенно хотело допускать к власти женщин.

Лишь благодаря настойчивой линии центрального руководства уда­лось добиться реального сдвига в представительстве женщин в органах,

ьии i 1Ы4Й-1991 ГГ '

_косшоно ответственных за принятие решений на местном уровне. Харак­терно, что село всегда выступало как более консервативный элемент, несмотря на то что риск выдвижения женщин на селе был значительно меньше, чем в городе. Удельный вес женщин среди сельских политичес­ких руководителей был всегда ниже, чем в городе. По данным за 1957 г., женщины среди секретарей обкомов, крайкомов, ЦК компартий союз­ных республик составляли 2,8 %, среди секретарей горкомов и райко­мов в городах—16,1 %, сельских райкомов —5,8 %²⁸. Но даже эти цифры искажают реальную картину, поскольку женщины допускались к реальной власти лишь в порядке исключения.

Легко заметить, что представительство женщин на «первых» позици­ях во властной иерархии выглядит скорее исключением, чем правилом. Фактически действовал принцип: чем более ответственен пост, тем меньше шансов у женщины занять его. Так, в среднем за тридцать лет женщин в составе первых секретарей райкомов и горкомов Пермской области было 1,7 %, среди председателей исполкомов — 3,0%, вторых секретарей — 5,4 %, секретарей — 34,8 %. Должности первых секрета­рей региональных комитетов и председателей исполкомов региональ­ных Советов были сугубо мужскими.

Удельный вес женщин в составе ЦК КПСС также был незначителен: 3-4 % за период 1956-1976 гг.²⁹, 3,8-5,3 % в 1980-е гг.³⁰ За весь период существования Политбюро ЦК КПСС в него было избрано только три женщины: Фурцева Е. А. (в 1956-1957 гг.— кандидат в члены Политбю­ро, в 1957-1961 гг.— член Политбюро ЦК КПСС), Бирюкова А. П. (кандидат в члены Политбюро в 1988-1990 гг.), Семенова Г. В. (член Политбюро в 1990-1991 гг.), что составляет 1,9 % от всех членов и кандидатов в члены Политбюро.

Для женщин была «предназначена» должность секретаря ОК, ГК, РК КПСС, курировавшего вопросы культуры, идеологии, народного обра­зования и т. д. И практически весь женский состав пермской региональ­ной политической элиты — от 75 до 90 % — концентрировался именно на должностном уровне секретарей. Таким образом, лишний раз подтвер­ждалось правило, что женщины в составе РПЭ выполняли скорее представительскую функцию, чем реальную властную.

Между тем присутствие женщин во властных структурах призвано было выполнять несколько важнейших политических и идеологических функций. С точки зрения идеологии факт расширения участия женщин в деятельности властных структур должен был быть свидетельством рас­тущего советского демократизма, реального воплощения равенства прав и возможностей мужчин и женщин, единения всех слоев народа. Курс на выдвижение женщин во властные структуры был достаточно последовательным, но лишь до тех пор, пока существовала удовлетво­рительная база для их отбора, пока возможности женщин-руководите­лей контролировать ситуацию на подвластной территории не уступали способностям мужчин. Особенно существенно для понимания сложнос­ти проблемы первое условие.

f [

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления., элиты 177

I Несложно заметить, что рекрутирование в состав элиты могло идти более-менее успешно лишь при наличии широкого поля кандидатур, удовлетворявших ряду условий, в числе которых были опыт руководя­щей деятельности в отраслях материального производства, опыт обще­ственной деятельности и т. д. Однако широкий слой женщин-руководи­телей, причем лишь на уровне небольшого трудового коллектива, сложился только в сферах народного образования, обслуживания насе­ления, в которых приобрести опыт руководящей деятельности большого масштаба было весьма сложно.

Поэтому для женщин выделялась ниша властной деятельности, кото­рая к рассматриваемому периоду перестала носить сущностно важный характер. Эта ниша — идеология. Здесь можно было удачно сочетать как «плюсы», так и «минусы» руководителей-женщин. С одной стороны, природная мягкость, душевность, обаятельность помогали «доносить» слово партии к народу, придавать доверительный и привлекательный характер как самой идеологии, так и руководству партийной организа­ции. С другой стороны, недостатки в сфере идеологии, даже в случае неудовлетворительной организации дела, не были столь заметны, как в экономике. Старательность, исполнительность, аккуратность, эмоцио­нальность женщин стали предметом эксплуатации ради достижения вполне определенных идеологических целей. Удобным было и то, что женщины, находясь на четвертой ступеньке властной пирамиды в должности секретаря, не могли сколько-нибудь самостоятельно влиять на принятие решений. Они могли его корректировать, ссылаясь на те или иные идеологические следствия принимаемых решений.

Основная масса женщин, пришедших на руководящую работу в органы власти, так или иначе была связана с народным образованием, что облегчало им профессиональную деятельность, поскольку учителя, научные работники часто становились ответственными за ведение идеологической работы в своих парторганизациях. С этой точки зрения было несомненно эффективнее использовать способности именно жен­щин как организаторов и пропагандистов, тем более что им был хорошо известен и предмет деятельности, и особенности конкретных исполни­телей, и содержательная сторона идеологии (по крайней мере, по сравнению с большинством руководителей-мужчин, для которых идео­логия была не более чем дань определенному ритуалу и традиции, символом веры).

И все же следует признать, что выдвижение женщин в состав РПЭ носило несколько искусственный характер. Всегда рядом с кандидатурой женщины на пост руководителя было несколько кандидатур мужчин, которые не уступали ей по своим качествам. Не следует сбрасывать со счетов и своеобразный мужской шовинизм при решении кадровых вопро­сов. Причем нередко против выдвижения женщин на руководящую работу возражала «семья», поскольку рабочий день партийного работника не­редко продолжался по 10-11 часов. Не случайно то. что пп

В. П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

щихся в Академии общественных наук ВПШ не имели полноценной семьи ³¹. И если бы не официальные партийные установки на выдвижение женщин, то их доля в составе РПЭ была бы минимальной. Это, кстати, и произошло, когда вместе с крушением КПСС рухнули какие-либо регуля­торы социального состава РПЭ. В составе народных депутатов, а затем членов выборных органов власти различного уровня численность женщин немедленно снизилась до предельной отметки.

Таким образом, за послевоенный период в составе региональной элиты произошли важные изменения: она стала происходить в основном из семей рабочих и служащих, все больше в ее составе было выходцев из городов. Состав руководителей региона начинали определять люди, сформированные городской культурой.

4.1.2. Образовательный уровень

Образование — один из ключевых факторов, влиявших на формиро­вание элиты. Во многом это был вопрос стратегии советского руковод­ства, вопрос большой политики. Внимание к нему было связано с растущими масштабами производства, с резко усложнившимися зада­чами по управлению обществом. Еще в конце 1940-х гг. руководство ЦК КПСС стало ощущать, что низкий уровень управленческих кадров, особенно политических, сказывается на результатах деятельности.

Взятый КПСС курс на заполнение рядов элиты людьми с высшим и средним специальным образованием, специалистами народного хозяй­ства был необходимым с многих точек зрения. Во-первых, повышалась компетентность руководства, которое оказывалось в состоянии ориен­тироваться в меняющейся ситуации в общественном производстве. Во-вторых, создавался новый имидж власти как наиболее образованной части общества, а потому действительно умеющей управлять. Это было тем более важно, что в стране стремительно увеличивалась численность специалистов с высшим и средним специальным образованием. Поли­тический вес власти должен был быть дополнен моральным авторитетом образования. Нелишне отметить, что в 1960-е гг., когда «производство» специалистов с высшим образованием еще не превратилось в конвейер с низким качеством конечного продукта, в обществе сохранялось устой­чивое уважительное отношение к образованию вообще, к образован­ным людям в частности. В-третьих, создавались предпосылки для органичного союза политической власти и технократической элиты, что становилось одним из условий взаимопонимания и взаимодействия различных элит в обществе. В обществе, в котором хотя и ограниченно, но развивались отдельные элементы научно-технической революции, власть могла поддерживать свое существование за счет союза с основ­ными слоями технократической элиты.

Еще в 1946 г. было принято специальное постановление ЦК КПСС о подготовке и переподготовке партийных и советских работников, со­гласно которому реорганизовывалась система политической подготов-

Глава 4. Динамика социального происхождения и становления.. элиты_____ 179

ки региональной политической элиты страны³². Появление данного постановления было далеко не случайно, поскольку за годы войны произошло значительное обновление кадров руководства. На смену выдвиженцам эпохи «Большого террора» пришли те, кого выдвинула война. Они слабо знали марксистскую теорию в ее советском варианте, слабо представляли себе тонкости современных взглядов руководства партии. Но главное было в том, что подготовка и переподготовка кадров нужна была как средство идеологического воспитания нового поколения руководителей и как средство контроля над средним уровнем полити­ческой власти. Одновременно решалась и задача повышения уровня культуры региональной элиты, ее политической компетентности. Те задачи, которые можно было решать в годы войны с помощью приказа, теперь требовали совсем иного подхода. В заключении о работе первого секретаря одного из райкомов партии писалось: «Тов. NN имеет большой опыт партийной работы, в прошлом был один из лучших секретарей райкомов партии, но, имея очень низкий общеобразова­тельный уровень, начинает выдыхаться...»³³.

Решением ЦК создавалась стройная система партийных учебных заведений, включавшая в себя Высшую партийную школу при ЦК КПСС, республиканские, областные и краевые партийные школы, курсы пере­подготовки при ВПШ и при местных партийных школах, Академию общественных наук при ЦК КПСС. Эта система просуществовала с некоторыми изменениями до распада КПСС.

Учебные планы партийных школ были подчинены задаче идеологи­ческой обработки слушателей. Достаточно отметить, что в учебном плане ВПШ доля исторических дисциплин (история ВКП(б), история СССР, всеобщая история, история международных отношений и внеш­ней политики СССР) составляла 30,8 %, а удельный вес дисциплин по руководству отраслями народного хозяйства не превышал 19,2 %, по партийному строительству — 7,8 %³⁴.

Тем не менее даже такая подготовка имела свое значение, поскольку повышала статус работника, прошедшего обучение в партийных шко­лах. Обучение в ВПШ завершалось получением диплома об окончании высшего партийного учебного заведения, а в региональных партийных учебных заведениях - получением диплома об окончании партийной школы. Это было особенно существенно, если учесть, что среди секре­тарей райкомов, горкомов, окружкомов партии в 1946 г. было 81,3 % работников со средним образованием и ниже, в т.ч. 25,4 % — с началь­ным образованием³⁵, а среди секретарей обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик — соответственно 49,8 и 10,8 %³⁶.

В 1950-1960 гг. высшее образование еще не стало ни естественным элементом биографии, ни базовым условием для назначения на долж­ность. Однако рост числа лиц с высшим образованием в составе РПЭ достаточно интенсивен (см. табл. 39).

Всего за период 1947-1956 гг. все виды партийных школ окончило около 80 тыс. чел., в т. ч. 3500 чел. окончили ВПШ ³⁷. К весне 1954 г.,

В. П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

когда была проведена очередная реорганизация аппарата сельских райкомов и введена должность секретарей РК по МТС, более половины из них (54,9 %) имели партийно-политическое образование, в т. ч. 0,5 % — высшее и 51,6 % — незаконченное высшее³⁸. И хотя доля лиц с высшим партийным образованием в составе всех имеющих высшее образование среди РПЭ была пока невелика (в вышеприведенном примере 0,5 % против 11,3 %)³⁹, свою задачу партийные школы выпол­нили, проведя подготовку и переподготовку политических работников, имевших среднее образование.

Реформы Н. Хрущева не могли не затронуть сферу расстановки и подготовки кадров. На XX съезде КПСС Н. Хрущев возмущался тем, что партийные учебные заведения готовили работников, «сплошь и рядом не знающих основ конкретной экономики»⁴⁰. Как следствие, он потребо­вал решительно перестроить систему партийного обучения. Учитывая, что значительная часть политических кадров уже прошла подготовку, ЦК решил сократить существовавшую сеть партийных школ и создать ряд крупных межобластных партийных школ, которые бы давали слушате­лям законченное высшее партийно-политическое образование⁴¹.

Решительно была изменена структура учебных планов партийных школ, которые перешли на четырехгодичный цикл обучения. Теперь исторические дисциплины стали занимать всего 18,1 %, а экономичес­кий цикл дисциплин — 55,3 % учебного времени⁴². Вводились такие дисциплины как «Экономика, организация и планирование предприятий промышленности, строительства и транспорта», а также сельскохозяй­ственных предприятий, «Энергетическая база промышленности», «Тех­нология важнейших отраслей промышленности», «Производственное и гражданское строительство», «Животноводство», «Торговля, финансы и кредит» и др. Выпускники партийных школ должны были стать универса­лами в вопросах экономики и «немного» — партийного строительства (около 5 % учебного времени).

Другое важное направление в кадровой работе, которое получило закрепление в резолюции XX съезда КПСС, было связано с увеличени­ем в составе партийных и советских работников, особенно на селе, людей, знающих производство⁴³. Впрочем, это было продолжением курса сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС на укрепление сельс­ких райкомов и райисполкомов «опытными, хорошо знающими сельское хозяйство кадрами»⁴⁴. Однако здесь руководство партии столкнулось с тотальным саботажем региональной элиты. Несмотря на многочисленные реорганизации партаппарата и советских органов, многочисленные кам­пании по выдвижению работников «снизу» и посылке кадров «на укреп­ление отстающих участков», ситуация принципиально не менялась.

В 1960 г., анализируя итоги выдвижения специалистов сельского хозяйства и промышленности на партийную и советскую работу, ЦК обнаружил, что «практически эта задача решается очень медленно». За период после сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС в составе первых секретарей сельских райкомов число специалистов с высшим

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления элиты 181

сельскохозяйственным образованием увеличилось всего лишь на 25 че­ловек (9,7 % от всех секретарей), а среди первых секретарей горкомов и райкомов в городах число инженеров возросло на 49 человек (28,6 % от всех секретарей). Среди председателей городских и районных в городах исполкомов советов число инженеров не превышало 21,2 %⁴⁵. В РСФСР в 21 областях не было ни одного первого секретаря, а в 20 областях — ни одного второго секретаря с высшим сельскохозяйствен­ным образованием ⁴⁶.

Вместе с тем в стране уже было достаточно много квалифицирован­ных кадров, которые можно было бы выдвигать на руководящие должно­сти. Так, число специалистов с высшим сельскохозяйственным образо­ванием в 17 раз превышало численность должностных позиций полити­ческих руководителей в сельских районах (если учитывать только специ­алистов, работающих в сфере сельского хозяйства,— в 9 раз). В городах разрыв был еще большим: число инженеров, занятых в народном хозяйстве, в 300 раз превышало численность должностных позиций политической элиты в городах^4У.

Впрочем, следует признать, что определенные сдвиги все же про­изошли. По данным на октябрь 1958 г. (по РСФСР), специалистов народного хозяйства с высшим образованием (инженеров, архитекто­ров, агрономов, ветеринарных врачей, зоотехников, экономистов-пла­новиков и др.) среди секретарей горкомов и райкомов в городах было 30,0 %, в т.ч. инженеров и архитекторов 27,6 %; среди секретарей сельских райкомов — 6,8 %, в т.ч. специалистов сельского хозяйства — 3,0 %. Среди секретарей обкомов, крайкомов РСФСР удельный вес специалистов народного хозяйства составлял 39 %⁴⁸.

Как представляется, в данном факте проявилось скрытое сопротив­ление старого поколения «практиков» партийной и советской работы, которые «академиев не кончали», но прочно держались за свои номен­клатурные должности. Партийно-политическое образование давало им шанс на выживание и в новых условиях, обеспечивая статус руководите­ля с высшим или средним партийным образованием, хотя, конечно, партийно-политическое образование никак не могло претендовать на полноценную замену базового вузовского образования.

В 1960-е гг. завершается процесс комплектования РПЭ за счет специалистов с высшим образованием. Теперь не только ее высший эшелон стал в большинстве с высшим образованием (эта задача была решена еще при И. Сталине), но и ее низший уровень. Именно во времена реформ Н. Хрущева региональная элита стала приобретать «просвещенный» облик.

Смена власти в октябре 1964 г. в очередной раз повлияла на содержание обучения в системе партийного образования. На первом же после смещения Н. Хрущева съезде партии было заявлено, что «пред­стоит серьезно улучшить подготовку и переподготовку партийных, со­ветских и хозяйственных кадров»⁴⁹. Последовавший затем ряд поста­новлений ЦК внес изменения в структуру, организацию системы высше-

"182 ^в П Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг)

го политического образования, и что особенно важно — в структуру учебных планов ⁵⁰. Сокращалось изучение технологических предметов, вместо них вводилось изучение основных направлений научно-техничес­кого прогресса и передового опыта. В 1972 г. подготовка региональных политических кадров была переориентирована на «глубокое» изучение марксизма-ленинизма, исторического опыта КПСС, принципов партий­ного и государственного руководства, процессов перерастания социа­лизма в коммунизм и др.⁵¹ Усиливалось значение изучения основ политической работы (основ партийной пропаганды, социальной психо­логии и педагогики в партийной работе, вопросов культурного строи­тельства).

Фактически это означало, что от «экономизации» партийного образо­вания был совершен поворот в сторону усиления его политического характера. Важность такого перехода объяснялась как местом партии в обществе, так и характером образования кадров, которые приходили учиться в систему партийного образования. Все больше внимания стало уделяться переподготовке политических работников с «гражданским» высшим образованием. Учитывая, что среди партийных и советских руководителей в 1970-1980-е гг. преобладали специалисты народного хозяйства, ЦК КПСС должен был усилить образование и воспитание кадров в духе «партийного» государства.

При всех недостатках партийно-политического образования (схолас­тика и догматизм в обучении, излишнее теоретизирование, отсутствие преподавания конкретных методик политической работы и т. д.) оно приносило определенный эффект. Во-первых, оно систематизировало представления о той идеологии, основы которой нужно было защищать. В сознании членов элиты вместо представлений о необходимости отстаи­вать идеи социализма и коммунизма формировались представления о самих идеях. Для советского периода истории данное обстоятельство представляется немаловажным, поскольку любые политические повороты сопровождались соответствующим идеологическим камуфляжем. На про­тяжении всей советской истории неосведомленность массы партийных и советских работников в основах господствующей идеологии использова­лась для вольного обращения с ней, включая «подгонку» высказываний «классиков» под очередную политическую кампанию.

Хотя времена идеологических ересей давно канули в прошлое, широкая пропаганда основ мировоззрения имела существенный «ми­нус», о значении которого в тот период никто не задумывался. Систем­ное изложение основ учения создавало легальные основания для срав­нения политических ориентиров КПСС с теоретическим образцом. Изменения политического курса, обосновывавшиеся одними и теми же аргументами классиков, ставили как элиту, так и массы в двойственное положение. Нужно было ставить под сомнение либо основы учения, либо конкретную политику. Впрочем, раздвоенность сознания вполне могла существовать в СССР достаточно длительное время, поскольку любые попытки ее преодоления могли закончиться репрессиями.

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления элиты 183

Во-вторых, для региональной элиты, особенно ее низового звена, получение политического образования было связано, как правило, с выездом за пределы той территории, на которой они работали, неред­ко— за пределы области. Это был способ расширения кругозора, расширения контактов с коллегами из других регионов.

Диплом об окончании ВПШ, в том числе и в заочной форме, был дипломом о высшем образовании. В нем так и отмечалось: «окончил полный курс Заочной Высшей партийной школы при ЦК КПСС, сдал государственные экзамены в соответствии с учебным планом и получил высшее образование»⁵².

В-третьих, пропаганда и разъяснение основ марксизма-ленинизма подразумевали критику идеологических противников. По всей видимос­ти, для большинства местных руководителей это была первая встреча со сколько-нибудь систематизированным изложением в негативной форме взглядов идеологических оппонентов ⁵³. Конечно, это не было подроб­ным анализом существа расхождений по коренным мировоззренческим проблемам, но это было ознакомлением со спектром наиболее важных возражений советскому строю и коммунистической идеологии.

Руководство ЦК в 1960-е гг. осуществило еще один серьезный поворот в кадровой политике: усилилось выдвижение на партийную работу специалистов народного хозяйства. К середине 1970-х гг. более 70 % секретарей ЦК компартий союзных республик, обкомов и крайко­мов КПСС ⁵⁴ и 60 % секретарей горкомов и райкомов имели инженерно-техническое и сельскохозяйственное образование⁵⁵; к концу 1987 г.— соответственно 84,5 % и 68,8 %⁵⁶.

На региональном уровне проявила себя любопытная закономер­ность: в 1962-1976 гг. среди первых секретарей региональных комите­тов РСФСР с высшим образованием поровну были представлены специалисты-инженеры и специалисты сельского хозяйства⁵⁷ Этот факт отражал долговременную тенденцию в развитии высшего слоя региональных элит. По мнению Т. Ригби, логика развития, сформиро­вавшаяся при Сталине, заключалась в том, что местные партийные функционеры занимались больше проблемами сельского хозяйства, чем проблемами промышленности, поскольку она управлялась в основ­ном централизованно через министерства. Эта тенденция была усилена при Н. Хрущеве при проведении многочисленных кампаний по подъему сельскохозяйственного производства ⁵⁸.

Сравнение с данными по составу ЦК КПСС показывает, что там ситуация была иной. С 1961 по 1976 г. численность лиц с высшим инженерно-техническим образованием изменилась с 35,9 до 43,2 %, с сельскохозяйственным образованием — с 10,9 до 13,4 %⁵⁹. Аналогич­ная тенденция существовала среди членов Политбюро (Президиума) ЦК КПСС: за 1956-1976 гг. соответствующее соотношение измени­лось с 23,5 и 5,9 % до 45,4 и 4,5 %⁶⁰. Очевидно, что в высшем выборном органе партии, в котором были представлены промышлен­ный генералитет, министры, роль инженерного образования станови-

-(84 ^в- ^п- Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

лась определяющей. Конец 1980-х гг. обозначает торжество инженер­ного образования на высших этажах политической власти. В 1989 г. по сравнению с 1980 г. удельный вес лиц с высшим инженерным образо­ванием изменился среди членов Политбюро с 64,3 до 50 %, среди кандидатов в члены Политбюро— с 37,5 до 62,5 %, среди секретарей ЦК КПСС с 40 до 50 %. Инженерное образование было у 90 % председателей Советов Министров союзных республик и у 73 % чле­нов Президиума правительства СССР ⁶¹.

На примере Пермской области можно рассмотреть «географию» высшего образования. Основную роль в подготовке специалистов с высшим образованием для области играли вузы других регионов (см. табл. 40). Выпускники местных вузов составляли в 1960-1970-е гг. лишь от 17 до 35% от общей численности РПЭ. Лишь в 1980-е гг. область стала готовить основу кадров политической элиты в своих гражданских вузах. Для периода 1960 г. характерно преобладание среди получивших высшее образование выпускников вузов европей­ской части России, в том числе вузов Москвы и Ленинграда. В своей совокупности они поставляли более половины выпускников вузов, находящихся за пределами Пермской области. Вторым по значимости поставщиком кадров с высшим образованием стали вузы Урала. С начала 1980-х гг. «лидерство» в подготовке кадров с высшим образо­ванием (из числа вузов за пределами Пермской области) перешло к вузам Урала, которые стали поставлять более половины выпускников соответствующей категории.

Это говорит о том, что Центр утрачивает роль поставщика образован­ных кадров и постепенно их производство концентрируется в области и ближайшей географической периферии. Регион становится самодоста­точным с точки зрения подготовки основного объема кадров для народ­ного хозяйства области, «образовательная зависимость» от Центра ослабевает. Если в 1960 г. обеспечить минимальный уровень высшего образования членов РПЭ было невозможно без привлечения вузов других регионов, то с конца 1980-х гг. наблюдается другая картина: вузы Перми и Свердловска подготовили до трех четвертей всего состава элиты Прикамья данного периода. Местная политическая элита в осно­ве становится обязана высшим образованием своему региону.

У региональной политической элиты в рамках рассматриваемого периода меняются и образовательные траектории.

Для периода 1960-х гг. можно условно выделить два типа образова­тельных траекторий, которые играли основную роль в формировании элиты. Первая — гражданская — связана с получением высшего образо­вания в молодости в гражданских вузах. Высшее образование в данном случае выступает как элемент внутренней потребности человека в саморазвитии. Абсолютное большинство выпускников вузов начинали свою послевузовскую деятельность учителями, мастерами, инженерно-техническими работниками, линейными руководителями на производ­стве и т. д. Работа во властных структурах здесь скорее исключение, чем

Глава 4 Динамика социального происхождения и становления элиты____ 185

правило, и лишь в том случае, если образование приобреталось в заочной или вечерней форме. Последующая карьера была следствием личных способностей и обстоятельств.

Вторая траектория в получении высшего образования была связана с партийно-политическим образованием, которое становилось необходи­мым атрибутом должности. Абсолютное большинство получивших поли­тическое образование находилось на руководящей партийной или советской работе, причем высокого уровня. Гражданская профессия, работа на невластных должностях в данном случае исключение. Получе­ние высшего политического образования не снимало вопроса о качестве образования и прочности профессиональных навыков и умений. Разли­чие в качестве подготовки в любом случае сохранялось.

В 1970-1990-е гг. уровень и характер образования РПЭ кардинально меняется. Достигается полный охват высшим образованием всех слоев РПЭ. Уменьшается средний возраст получения высшего образования, особенно среди секретарей РК КПСС. Гражданское высшее образова­ние становится первым высшим образованием для большинства членов политической элиты.

Соотношение образовательных траекторий также претерпело значи­тельную трансформацию. Первый тип становится доминирующим, а по некоторым должностным категориям - практически единственным. Вто­рой тип образовательной траектории становится редким, он актуален либо лишь как резервный вариант для работников, которых нужно сохранить для руководящей работы, а возрастные рамки и служебные обязанности не позволяют получить образование в гражданском вузе, либо как факт биографии работников, оставшихся на своих постах с 1960-1970-х гг.

Пребывание на элитных должностях после получения высшего обра­зования, как это было в 1960-е гг., начинает встречаться значительно реже, обычным становится уровень секретаря первичной партийной организации, инструктора РК, ГК КПСС или административной должно­сти аппарата партийного комитета, исполкома совета. Если для поколе­ния 1960 г. получение высшего образования в половине случаев означа­ло переход на работу в органы власти (как правило, на более высокую ступеньку) или проходило одновременно с работой в органах власти, то для поколения элиты 1990 г. получение высшего образования в 70 % случаев означало переход на работу в качестве хозяйственных руково­дителей различного ранга, специалистов народного хозяйства, учите­лей и руководителей школ.

Роль партийно-политического образования меняется: оно становится среди региональной политической элиты вторым базовым образовани­ем, своего рода свидетельством лояльности режиму. В 1990 г. среди секретарей райкомов, горкомов, окружкомов КПСС было 47,8 % лиц с партийно-политическим образованием, среди секретарей обкомов, край­комов, ЦК компартий союзных республик —69,3 %⁶². Получает распрос­транение новое поветрие —защита кандидатских диссертаций. К 1990 г.

В. П. Мохов Региональная политическая элита России (1945-1991 гг.)

среди секретарей райкомов, горкомов, окружкомов было 2,3 % работни­ков, имевших ученую степень; среди секретарей обкомов, крайкомов, ЦК компартий союзных республик 24,0 % работников⁶³.

Таким образом, на рубеже 1950-1960-х гг. завершилась эпоха, которая была порождена «второй великой революцией в России» (1928-1938). Это было время власти «выдвиженцев», т. е. тех, кого призывала партия для управления обществом, опираясь только на их политическую преданность. Их слабая подготовленность вошла в противоречие с потребностями развития производства и управления. Партийная стра­тегия на повышение образовательного уровня своих кадров, хотя и с определенным временным лагом, способствовала смене поколений и самого типа политического руководителя. Как писал Е. Шнайдер, «ин­женерное образование обучает мышлению в категориях технического решения проблем. Из инженеров техники можно легко стать инженера­ми власти»⁶⁴.

Главное, что изменилось в образовательных траекториях полити­ческой элиты региона, заключалось в инверсии жизненных этапов: в 1960-е гг. должность (руководящая, как правило — в органах полити­ческой власти) предшествовала или сопутствовала образованию, в 1980-1990-е гг.— наоборот, образование предшествовало должности в органах власти. Высшее образование потеряло свой «политический» характер, оно стало действительно гражданским, определявшим на­чальный этап деятельности широких слоев населения. Высшее образо­вание стало обязательным условием для вхождения в региональную политическую элиту.

4.1.3. Начало трудовой деятельности

Одним из выигрышных моментов советской идеологии был тезис о рабоче-крестьянском, народном происхождении руководителей обще­ства. Кроме явных идеологических выгод (подтверждалась верность марксистско-ленинского учения о социализме как власти народа и о дальнейшем развертывании демократии при советской власти), суще­ствовали и политические выгоды: народность власти с точки зрения происхождения ее представителей была фактом, который осознавался в массах. Для широких слоев населения власть, оставаясь стоящей над народом, тем не менее не была чем-то недосягаемым, дело было лишь в талантах, способностях, которые могли бы быть замечены «наверху».

Народный характер власти широко пропагандировался, различного рода агитационные материалы подробно рассказывали о количестве рабочих и крестьян в советах, выборных партийных органах. На XXIV съезде КПСС Л. Брежнев с гордостью сообщил, что начинали свою деятельность рабочими и крестьянами 80 % секретарей ЦК компартий союзных республик, обкомов, крайкомов, председателей Советов Ми­нистров, краевых и областных исполкомов и около 70 % министров и председателей государственных комитетов СССР ^6S.

Глава 4. Динамика социального происхождения и становления.. элиты_____ 187

Даже во внутрипартийной статистике существовала графа «Из обще­го числа работников было раньше рабочими или колхозниками». В этой графе всегда стояли цифры, убедительно свидетельствовавшие о том, что абсолютное большинство руководителей городов и сел были в прошлом людьми «из народа», хорошо знали и представляли проблемы и нужды населения. Правда, официальная пропаганда допускала пере­бор, поскольку фактор социального происхождения, а тем более работы в начале трудовой деятельности на должностях «простых» рабочих и колхозников еще совсем не означал народности политики.

Тем более, нельзя было говорить о сохранении связи лидеров власти со своим социальным прошлым лишь на основании работы на рядовых должностях десять-двадцать лет назад. Характерно, что еще В. И.Ленин писал, что настоящими рабочими можно было бы считать только тех, кто «на самом деле по своему жизненному положению должен был усвоить пролетарскую психологию. А это невозможно без многих лет пребыва­ния на фабрике без всяких посторонних целей, а по общим условиям экономического и социального быта»⁶⁶.

Анализ начального этапа трудовой деятельности дает возможность оценить ряд основополагающих советских постулатов, характеризую­щих основы власти в СССР. Дальнейший анализ проведен на материа­лах Пермской области, кроме особо оговоренных случаев. Анализ таблицы 41 дает представление об основных тенденциях в изменении рода занятий на первой работе будущих представителей элиты Перм­ской области. Необходимо отметить стабильность структуры занятости на первой работе и основных пропорций между группами занятий. В частности, можно особо выделить, что от 70 до 80 % будущих предста­вителей элиты начинали свой трудовой путь в гражданском секторе⁶⁷ с одной из трех п