Глава 45. Сибирь-кочевье

Почему всё так трясётся? Почему меня всё время трясут? Не могу вспомнить, что произошло. Почему такой беспомощный? Не понятные образы заполняют голову, путают мысли. Облака, комары, река, снег - холодно, солнышко - тепло, кони, люди, разговаривают, не понятно, не понимаю… Зима, лето, опять зима, рыба, опять рыба…

То лес, то горы, то степь. Жизнь кочевая. На нас нападают, убивают, грабят. Мы нападаем, убиваем, грабим. Бегством спасаемся. Куда спешим, от кого убегаем?

Стал осознавать себя как личность, годам к двум, или к трём. Всё складывалось не просто. Наплывающие воспоминания не увязывались с настоящей действительностью. По ночам мне снились удивительные сны. Красивые города, автомобили, самолёты. Иногда лица знакомые и не знакомые. Учителя, коллеги по какой-то совершенно невероятной работе. После таких снов не хотелось просыпаться. Во сне разговаривал, спорил, спрашивал, мне отвечали, на простом понятном русском. Проснувшись, окунался в языковую тарабарщину, состоящую из татарского, бурятского, китайского языков, и каких-то наречий. Встречались и русские слова.

Какой год? Какой век? Что за местность? Что за общество? Всё в нём подчинено коллективному выживанию. Деление на твоё и моё началось, по-видимому, относительно недавно. У семьи: яранга или юрта, одежда, оружие, а результаты охоты, продукты питания, предметы обмена, табуны лошадей и овец - общие. Руководство осуществляет «Совет старейшин». К нему прислушиваются и пока подчиняются, но раскол назревает. Не согласные уходят. Выше всего ценится сила.

Сны продолжались, и вместе с ними возвращалась ассоциативная память. Способность читать чужие мысли, анализировать и предвидеть возможные события, обнаружилась рано. Наверно вместе с рождением. Она не раз спасала мне жизнь. Другие способности приходили

постепенно, вместе с взрослением. К 10-ти годам своей жизни узнал об окружающем довольно много. Мы, не большая группа кочевников, а где-то рядом другая жизнь, которой сторонимся и избегаем.

Научился пользоваться периферийным зрением и стал не плохим охотником. За несколько километров замечал и зверей, и людей, и отряды сборщиков дани. Русские регулярно обходили заселённые участки. Меняли соль, одежду и разные безделушки на пушнину. Уговаривали перейти на оседлую жизнь, заняться землепашеством. Обещали помощь и защиту. Если обмен не получался, забирали силой. У этих отрядов были ружья, которых мы очень боялись. Наше кочевье обходило селения стороной, от сборщиков дани прятались, да ещё потомки Кучума, своими набегами докучали. Жадные и кровожадные. Русские хоть не убивали, но и не

церемонились. Забирали всё, и не только общественное, а иногда и людей уводили. Во мне всё больше крепло желание уйти к другим людям. Вот только не знал куда? Однажды на охоте заметил отряд вооружённых людей, русских, возвращающихся с добычей. План созрел сразу. Идти за ними на расстоянии. Искать не станут.

Возвращение, так назвал своё путешествие. Возвращение к цивилизации. Не знаю, что ждёт. Но появилась надежда на более счастливую жизнь.

Шёл на юг и путь был долгим. Месяц, а может дольше. Со стойбища вышел по талому снегу, а сейчас весна. Листики, травка. Лес не пугал. В нём всегда есть еда и кров. Близко не приближался. На расстоянии подслушивал разговоры и сканировал мысли. Всё было интересно. Отряд возвращался в Уртамский острог на р. Иксе, важный транспортный пункт на Московско-Сибирском тракте, но сначала зайдут в острог Умревинский, где к ним присоединятся обозы с ясаком, прибывшие из других районов. Иногда употребляли до боли знакомые названия: Малая Ояшинское поселение, Усть–Инское. Крохалевская, Криводаново. Долго не мог определиться со временем, пока не услышал о прошедшем недавно венчании Петра І на Екатерине Алексеевне, придворной девице, лютеранке, не то литовского, не то латышского происхождения. Очень возмущались и ругали царя. Значит век 18-ый и на престоле Пётр І. А год, какой? Не упоминают, не говорят. Но где-то в начале века. Себя казаками называют беломестными. Спешат. Землю пахать пора. От царя батюшки жалования за службу не получают, с земли кормятся, а повинности многообразные и по несению караульной службы, и ремонту зимовий и дань собирать, и от набегов Джунгарии защищать. В устье рек Бии и Катуни Бикатунскую крепость построили, полегче стало, поспокойнее.

Показалось первое поселение. Избы, огороды, поля, на которых люди, лошади, дети, полосы земли

вспаханной. Чуть дальше стена деревянная, с башнями по углам. Люди с ружьями, ворота открыты, в них обозы въезжают. На опушке остался и настолько увлёкся увиденным, что совсем про осторожность забыл. Не почувствовал, как сзади двое всадников подъехали. Схватил один меня за руку и поднял над землёй, что бы мне в глаза заглянуть. Пока поднимал, свободной рукой нож достал и к его горлу подставил:

-Отпусти, дядя, не то бороду отрежу!

От неожиданности мужик разжал кулак, и я очутился на земле. Демонстративно повернулся спиной и сделал вид, что продолжаю рассматривать деревню. На самом деле очень внимательно следил за этими двумя, готовый в любой момент нырнуть в сторону.

Оцепенение прошло, и они рассмеялись.

-Шустрый! Как зовут?

Простой вопрос, сложный ответ. Имени у меня не было. Иногда ко мне обращались, пренебрежительно «Уу-л», что означало «Странный, непонятный, дикий, сумасшедший». Нового имени не придумал и повторил:

-Уу-л.

Стражи вновь рассмеялись.

-Ладно, шустрый, пошли в крепость, с боярином познакомишься. Ему нужны, такие как ты.

Умревинский острог

Поняв, что мне ничего не грозит, шёл спокойно, рассматривал избы и дворовые постройки. Так и дошли до ворот. Весь двор уставлен гружёными повозками, готовыми к отправке. Меня подвели к человеку в каком-то бархатном

халате украшенным золотым шитьём, и отороченный мехом. Почему-то подумалось, халат китайский. Стражник что-то сказал Халату, тот повернулся и спросил:

-Откуда пришёл?

Скрывать мне нечего. Рассказал что знал, как жил, как охотился, и как за обозом шёл. Халат выслушал с нескрываемым интересом. Не перебивал, не переспрашивал.

Рассказ лаконичен, по существу. Приказал стражнику меня к Дьякону отвести и добавил:

-Пусть вымоет, как следует, и переоденет. Воняет на всю округу.

Стражник поманил пальцем и повёл к церкви, стоящей посередине острога. На крыльце тощий человек с хиленькой бородкой осенял крестным знаменем подводы, людей, лошадей и что-то бормотал.

-Принимай татарчонка! Вымыть, накормить, переодеть! И в христианство не забудь обратить!

Прокричал стражник и захохотал. Тощий человек уставился на меня, но бормотать не перестал. Вздохнул и повёл в дальний угол острога. Туда, где не было сторожевой башни. Под навесом большая кадка с водой. Жестом приказал раздеться и залезть в неё. Уговаривать не требовалось. Вся кожа чесалась от всяких паразитов, поселившихся в моих шкурах. Нашлось и мыло, чёрное с запахом кедра. В этой жизни никогда не держал в руках, но память подсказала его назначение, и не только. Всплыло неясное воспоминание о тёплой ванне, душе, блестящем кране, зеркале, кафеле на стенах, махровом полотенце… Воспоминания прервал тощий дьякон, которому надоело смотреть на мои плескания. Вооружившись пучком пакли, принялся мыть меня сам. Закончив, взял ножницы и остриг мои длиннющие волосы под горшок. Затем, надел на меня мешок, с дырками для головы и рук, обрезал подол, обвязал верёвкой, вместо пояса, и повёл в пристройку у церкви. Через ворота выезжали последние обозы, двор казался пустым.