2015-06-30
397
Любовь древних греков к мальчикам столь известна, что педерастию давно уже стали называть "греческой любовью" (Eglinton 1964). У древних греков любовь к мальчикам - педерастия - была так же освящена обычаем, как и у первобытных племен Австралии и Новой Зеландии (Bornemann 1977), и точно так же ей приписывалось педагогическое значение (Bethe 1907; Dover 1978; Burriere 1980; Cartledge 1981; Patzer 1982; Percy 1996; на русск. яз. см. соответствующие главы в: Сосновский 1992; Тэннэхилл 1996; Кон 1998: 116-143).
Но примитивная вера в благотворное воздействие воспринимаемой спермы уступает здесь место убежденности в том, что возлюбленному передаются душевные качества воина и его опыт. Принято было дарить избраннику небольшие подарки (Koch-Harnack 1983). Родители мальчика одобрительно относились к ухаживанию воина за ним и гордились, что выбор пал на сына. На многих античных изображениях можно видеть бородатого воина, одной рукой треплющего мальчика за подбородок (типичный ласкательный жест древних греков), а другой ласкающего его гениталии. Обычно ласки завершались не анальным сношением, а сношением между бедер. Мальчик должен был, конечно, играть пассивную роль. Выросши, он сам найдет себе мальчика.
Судя по изображениям, избирался мальчик, еще не достигший половой зрелости. Но известнейшему географу Страбону принадлежит такое суждение:
"Цвет юности двенадцатилетнего мальчика поистине желанен, но в тринадцать лет он еще более восхитителен. Еще слаще цветок любви, расцветающий в четырнадцать лет, а к пятнадцати годам его очарование возрастает. Шестнадцать лет - это божественный возраст" (Strabo, XII, 4 - Antologia Palatinus).
Страбон явно предпочитает более мужественных любовников.
Ницше (1990: 377) так оценивал эту особенность античной греческой цивилизации:
"Эротическое отношение мужчин к юношам было в недоступной нашему пониманию степени необходимой, единственной предпосылкой всего мужского воспитания <...>, весь идеализм силы греческой натуры был направлен на это отношение, и, вероятно, никогда уже молодые люди не получали столько внимания и любви, такого культивирования их лучших качеств, как в шестом и пятом веках...".
Однополая же любовь взрослых мужчин считалась приемлемой в обществе, ее не стеснялись, если речь шла об исполнении мужской роли. К мужчине в женской роли относились с более или менее заметным презрением. Эта роль отводилась мужским проституткам, рабам или очень развратным юношам.
Вообще об однополой любви спорили, поскольку одним она нравилась, другим нет.
Философ Платон ("Пир") в уста одного из своих героев (Аристофана) влагал такие рассуждения:
"...каждый из нас - это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, - и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину". Если это были двуполые существа, то половинки ищут половинку другого пола: мужчины - женщин. "Зато мужчин, представляющих собой половинку прежнего мужчины, влечет ко всему мужскому: уже в детстве, будучи дольками существа мужского пола, они любят мужчин, им нравится лежать и обниматься с мужчинами. Это самые лучшие из мальчиков и юношей, ибо они самые мужественные.
Некоторые, правда, называют их бесстыдными, но это заблуждение: ведут себя они так не по своему бесстыдству, а по своей смелости, мужеству и храбрости, из пристрастия к своему подобию. Тому есть убедительное доказательство: в зрелые годы такие мужчины обращаются к государственной деятельности. Возмужав, они любят мальчиков, и у них нет природной склонности к деторождению и браку: к тому и другому их принуждает обычай, а сами они вполне довольствовались бы сожительством друг с другом без жен. Питая всегда пристрастие к родственному, такой человек непременно становится любителем юношей и другом влюбленных".
Другой герой платоновского "Пира" (Павсаний) говорил, что войско, состоящее из одних влюбленных и любимых, было бы очень сильным, потому что они стыдились бы покидать друг друга. В доказательство он ссылается на то, что фиванцы и элейцы придерживаются этого мнения. Сами они тех любимых мальчиков, с которыми спят, ставят около себя во время сражения. Ксенофонт, однако, оспаривает идею Павсания: люди, привыкшие быть бесстыдными друг перед другом, разве будут стыдиться позорного поступка? (Ксенофонт, "Пир").
Герои романа Ахилла Татия "Левкиппа и Клитофонт" вели длинные споры о преимуществах одного вида любви перед другим: одни были за любовь мужчин к женщинам, другие - к мужчинам. Таков же и пространный диалог римского писателя Лукиана "Две любви".
Насколько либеральным было отношение римского общества к гомосексуальности показывает пример Юлия Цезаря, который в молодости был известен своими сексуальными и в частности гомосексуальными похождениями. Его называли "мужем всех жен и женой всех мужей в Риме" (Светоний Курций) и "подстилкой" вифинского царя (поскольку в юности он был любовником этого государя). Когда он, возвращаясь из победоносных походов, ехал в триумфальной колеснице, его ветераны, шедшие за ней, горланили про него неприличные песни.
В Древнем Китае последних веков до н. э. и первых веков н. э. сношения между мужчинами были весьма распространены при дворе. Первые три императора династии Хань держали при себе напудренных нарумяненных мальчиков. В IX - Х вв. сношения с мальчиками были в Китае нормой, и арабские путешественники отмечали, что китайцы занимались педерастией даже в своих святилищах. Когда иезуит Маттео Риччи посещал Пекин в на рубеже XVI - XVII веков он ужаснулся тому, что мужская проституция практиковалась совершенно открыто, и никто не видел в этом что-то дурное. И он, и через два века англичанин Джон Барроу в книге "Путешествие по Китаю" описывают, что за каждым крупным чиновником следует юноша четырнадцати - восемнадцати лет приятной наружности, который считается носителем трубки, но чиновники и не скрывают, что юноша предназначен для телесных утех (Barrow 1804; Karlen 1971; Hinsch 1990).
Японские самураи относились к однополой любви так же, как античные греки (lhara Saikaku 1972; 1990; Roberts 1989; Watanabe and Iwata 1989). Среди самураев было весьма популярно изречение Ихары Сайкаку: "Подросток без старшего любовника - всё равно, что женщина без мужа" (Цунэтомо 1998:114).
Ислам заимствовал от Библии неодобрительные оценки гомосексуальности, но практика исламского мира этому противоречит (Schmidt and Sofer 1992; Murray and Roscoe 1997). В арабских странах сношения между мужчинами осуществляются запросто. Горцы Северного Марокко убеждены, что мальчик не сможет постичь Коран, если учитель не осуществит с ним половой акт, а ученик торговца не научится торговать, если не ляжет под хозяина. У меня есть письма европейских гомосексуалов об их регулярных отпусках, проводимых в Тунисе, Алжире и Турции. По их описаниям, курорты этих стран кишат молодыми людьми, готовыми отдаться за небольшое вознаграждение и даже без оного. Письма подтверждены огромным количеством совершенно недвусмысленных фотоснимков. На них рядом с респондентами парни восточного облика обнажены с орудиями наготове. В Персии классическая любовная лирика поэтов обращена к мальчикам и юношам, а не к женщинам.
В Древней Европе за пределами античного мира гомосексуальные отношения были, видимо, перед распространением христианства так же обычны, как и в античной Греции (Boswell 1985; 1996; Boswell and Brundage 1988; Sergent 1986). Диодор Сицилийский так описывает кельтов:
"У них красивые жены, но они редко спят с ними. Как это ни кажется непостижимым, чаще всего они предпочитают безнравственные объятия других мужчин. Их обычай - спать на земле на шкурах диких зверей и предаваться утехам сразу с двумя партнерами, по одному с каждой стороны. Живительнее всего то, что они отдают свои прекрасные тела другим мужчинам без сопротивления и не видят в таких делах ничего постыдного. Напротив, они сами предлагают свою благосклонность и считают себя оскорбленными, если их отвергают" (Diod. Sic., 32,7).
В Швеции археологи обследовали наскальные культовые изображения бронзового и железного века, темой которых является половой акт, и с удивлением обнаружили, что многие из этих изображений представляют сношения двух мужчин, один из которых, сугубо фаллический, вооружен и побольше ростом, другой - без оружия и поменьше, а рядом помещается фигура высокая (видимо божество) и с поднятым топором. Тим Иейтс связал эти изображения с обрядами наделения мальчика мужеством, весьма схожими с обрядами австралийцев, африканцев и проч. (Yates 1990; 1993). Есть достаточно оснований подозревать, что педерастическая инициация была достаточно древним индоевропейским ритуалом (Bremmer 1980).
О Древней Руси я уже говорил.
Словом, в разных культурах отношение к гомосексуальности очень различается, различны оценки, различно само восприятие. Так в средние века в некоторых культурах не пол возлюбленных важен был для оценки, а способ сношения: анальное сношение было запретным для обоих полов, а мастурбация даже однополая не считалась большим проступком. Во многих культурах главное оценочное разделение проходит не между гетеросексуальными сношениями (одобряемыми) и гомосексуальными (постыдными), как в иудейско-христианской традиции, а между активной позицией в сексе (почетной или во всяком случае допустимой) и пассивной (позорной для мужчины).
Для одних (Россия) гомосексуал - "голубой". Это типичный эвфемизм: замена слова, которое не очень прилично произносить, другим, нейтральным, частично совпадающим с тем по звучанию (в данном случае две первых буквы те же) - подобно тому, как неприличное (матерное) выражение из трех слов заменяется возгласами "ёлки-палки", "ё-моё", "едрит твою мать". Правда, И. С. Кон (Кон 1998: 12) указывает, что гомосексуальные районы Парижа назывались когда-то голубыми, а один альбом о "другой любви", выпущенный в Германии (Beurdeley 1977), носит французское название "Голубая любовь" ("L'Amour bleu"). Но от старинного ныне забытого названия парижских районов перекинуть мостик к сугубо современной (послевоенной) российской кличке совершенно невозможно. В английском языке blue ("голубой") и сейчас означает "непристойный", "неприличный". Но это значение редкое, малоупотребительное - как оно проникло в послевоенную Россию? С русским обозначением "голубых" совпадение явно случайное.
Для других (для англоязычного мира) гомосексуал - "розовый" (pink). Возможно, это как-то связано с представлениями о цвете, приличном для одежд и колясок младенцев (у мальчиков - голубой, у девочек - розовый). Но скорее причина в том, что в гитлеровских концлагерях гомосексуалам нашивали опознавательный знак - розовый треугольник (политзаключенным - красный, уголовникам - зеленый и т. д.). Так что некоторые названия рок-групп содержат непонятные у нас намеки на "розовость" - по-нашему "голубизну" ("Пинк Флойд").
В начале века опознавательным цветом американских гомосексуалов был красный. Один из основателей сексологии Хэвлок Эллис сообщал: "Примечательно, что в последние годы завелась мода на красный галстук как опознавательный символ извращенцев. Это особенно отмечается в Нью-Йорке среди "ферий" (как здесь называют любителей фелляции)". И он приводит письмо знакомого гомосексуала из Америки:
"Красное стало почти синонимом для половой извращенности не только в умах самих извращенных, но и у публики. Носить красный галстук на улице значит навлечь на себя замечания продавцов гзетчиков и других... Приятель рассказал мне однажды, что когда группа уличных мальчишек увидела красный галстук, который он носил, они начали сосать свои пальцы, имитируя фелляцию. Мужские проститутки, прогуливающиеся по улицам Филадельфии и Нью-Йорка, почти неизменно носят красные галстуки. Это символ всего их племени. В оформлении комнат многих моих извращенных друзей преобладает красный цвет." (Ellis 1915: 299-300).
Я могу добавить, что в современной нашей тюрьме (я знаю это по личному опыту) красный цвет считается цветом педерастии, так что его старательно избегают все остальные. От трусов, маек, даже зубных щеток красного цвета все отказываются. Может быть, это связано с популярным выражением "посадить на красного коня" (изнасиловать).
А в прошлом веке во Франции цветом педерастии считался зеленый...
Культурные нормы гораздо шире биологических и на кривой распределения обычно не имеют форму острого пика, характерного для биологической нормы. Культурные нормы скорее выглядят как округлые вершины с очень пологими скатами или даже как плато, а иногда имеют форму многовершинных кривых. То есть культурная норма вполне может быть расширена так, чтобы включить в себя гомосексуальные отношения - как она включает в себя ношение очков. "Очкарики" - тоже инвалиды с медицинской точки зрения, но очки стали нормальным элементом культуры, даже престижным (как одно время золотые зубы - "фиксы"). Их иногда надевают и люди с абсолютно здоровыми глазами. Есть даже мода на разные виды очков, эстетика очков.
Наконец, и в современном обществе в определенных кругах есть нечто вроде моды на гомосексуальность - она рассматривается как способ приобщиться к богеме, выделиться из заурядной среды, стать оригинальным, интересным. Образ гомосексуала может придать поп-артисту или писателю скандальную известность - это инструмент рекламы. Тот же Жан Жене заявил:
"Лично я очень многим обязан своей гомосексуальности. Вы можете считать это проклятием, но для меня это всегда было благословением. <...> Это сделало из меня писателя и позволило лучше понять людей. <...> Возможно, я и не поддержал бы Фронт Национального Освобождения, если бы не спал с алжирцами. <...> Может быть, именно моя гомосексуальность позволила мне понять, что алжирцы не отличаются от других людей. <...> Гомосексуальность ставит мужчину "вне общества", и это вынуждает его пересматривать общепринятые ценности. Часть женственности, таящаяся в гомосексуальности, как бы обволакивает юношу и делает его более чутким. <...> Ломая традиционные представления о поведении самца, мужчина как бы разбивает свою скорлупу, и в нем просыпается чувственность, которая в обычном состоянии оставалась скрытой." (Жене 1995: 276-277).
Харитонов с вызовом, отчасти наигранным, в своей "Листовке", обращенной к гетеросексуалам, противопоставлял им гомосексуалов:
...это "наш гений процвел в балете" - "нами он и создан". "Мы втайне правим вкусами мира. То, что вы находите красивым, зачастую установлено нами, но вы об этом не всегда догадываетесь <...> Уж не говоря о том, что это мы часто диктуем вам моду в одежде, мы же выставляем вам на любование женщин - таких, каких вы по своему прямому желанию, возможно, и не выбрали бы. Если бы не мы, вы бы сильнее склонялись во вкусах к прямому, плотскому, кровопролитному. С оглядкой на нас, но не всегда отдавая себе в этом отчет, вы придали высокое значение игривому и нецелесообразному." (Харитонов 1993: 248- 249).
Словом, как называют свои статьи геи, ратующие за равноправие (Kameny 1969; Shelley 1972), "Голубое - это хорошо" (Gay is good). Само слово "гей" (gay) как общее обозначение гомосексуалов мужского рода новое. Оно возникло в американских правозащитных организациях сексуальных меньшинств, как уверяют сами геи, из аббревиатуры Good As You - 'хорош как и ты', 'ничем не хуже тебя'. Но в английском языке слово gay имеет и собственное, старое значение. Оно значит 'веселый', 'беспутный', 'яркий' и 'пёстрый'. Всем этим характеристикам можно найти подтверждение в жизни геев, так что любая из них могла мотивировать наклейку этого ярлычка. Американцы считают, что такое употребление этого слова коренится в поэзии Уитмена. Но в Европе есть и более древние употребления этого слова именно для обозначения гомосексуалов.
7. Одержимость
Несмотря на эти восхваления и соображения, не только обычные, гетеросексуальные люди, но и гомосексуально ориентированные, как правило, не хотят, чтобы их дети оказались гомосексуальными. Правда, у гомосексуалов это вызвано тяжелым положением сексуальных меньшинств в современном обществе. Даже когда прямое преследование (по закону) отменяется, неловкость и отчужденность остаются, остается затрудненность адаптации к среде. Эти трудности по-видимому не исчезнут в ближайшей перспективе. Уже не государство, а само общество сурово наказывает за иной образ жизни - насмешками, унижением, отвержением, ограничениями. Так, считается, что гомосексуальный мужчина не должен преподавать в школе: он может подвергнуться искушению совратить мальчиков. Верно, в принципе может. Но ведь обычному, гетеросексуальному мужчине не отказывают в должности учителя на том основании, что он мог бы покуситься на девочек!
Вторая проблема, которая беспокоит любых родителей при мысли о будущем детей в "голубой" перспективе, это проблема СПИДа. Правда, в последнее время большинство "голубых" ушло от этой опасности - неукоснительно пользуется презервативами, избегает глотать сперму, старается иметь постоянных партнеров или, по крайней мере, пореже их менять. Но всё же есть один тип геев, очень сексуально возбудимых, которые не могут от всего этого отказаться.
Такие люди, часто меняющие партнеров, есть и среди гетеросексуальных мужчин - медики называют их "промисками" (от слова промискуитет - беспорядочные половые сношения). Но, пожалуй, среди геев их всё-таки больше: их не связывает брак и нацеленность на него.
В романе английского писателя Риса "Цвет его волос" сюжетом является смелая и трогательная любовь двух школьников Доналда и Марка. Название романа - намек, что гомосексуальность так же присуща личности, как цвет волос. В первой части любовь развивается в отчаянной борьбе с гетеросексуальной средой, и если бы роман этим и ограничился, он был бы тривиальным и, так сказать, ангажированным - необъективным. Но во второй части своего романа Рис описывает, как его Доналд превратился в рискового охотника за сексуальными приключениями. После десяти лет брака с Марком, он бросил Марка ради молодого студента Рика и стал все быстрее менять партнеров. Марку на прощанье он напомнил, что привлекал его в их отношениях именно секс.
"Ты помнишь первые слова, которые я тебе сказал? Много лет назад в школьной раздевалке у душа? Ты редко появлялся там, и вот ты появился, и тебя дразнили из-за огромности твоих яиц. Помню свое впечатление: величиной со сливы, и они покачивались. Я сказал: "Я тебе завидую, иметь такую пару!" <...> Секс! С тринадцати лет я помирал по члену, который бы входил в мою жопу! Я шатался без чувств от одной лишь мысли об этом! И ты хотел вонзать его туда! Это было фантастически, правда; мне всё время было мало. И тебе. Как мы дрожали, и стонали, и просили друг друга остановиться; и кончали, кончали, кончали! Однажды моя сперма долетела до самого потолка! А ты говоришь о любви, об экстазе, и снова о любви...<...> Ты хочешь, чтобы я поверил, что всё это позволительно только когда любовь; а меня это возмущает. Ты хочешь, чтобы я думал, что она была, а ведь ее не было... Всё это слякотные эмоции! Когда на деле это траханье. Почему ты не желаешь понимать, что просто два парня дают друг другу великолепные ощущения - руками и ртами и членами и "очком"?
Потом он признал, что, может, и была любовь, но она ему наскучила. "Каждый раз, когда я хочу секса, ты уже на взводе, как... ну как мартовский кот. А где игра, забава, охота, трепет? Всё ушло". Единственное, что Марк мог возразить: "Ты схватишь СПИД".- "Нет, если буду предохраняться". Они расстались. По вечерам Доналд стал частым посетителем Вересковой Пустоши Хэмпстед - известного в Лондоне места.
"Здесь в Пустоши было наиболее возбуждающее место для секса, для того именно рода секса, в котором Доналд нуждался на этом этапе жизни. В кустах руки невидимых в летнем мраке чужаков, мужчин, чьи силуэты только намечались в темноте, медленно расстегивали его рубашку, раскрывали молнию, сдергивали его джинсы донизу, прижимали ему к носу бутылки с зельем, исследовали его член, залезали пальцами ему в задницу. Это было фантастическое возбуждение, когда четверо или пятеро из них делали ему то же самое одновременно, и кому он позволит дать ему наслаждение кончить? Сдерживая себя, он переходил от одного к другому, так что это длилось час, два часа, пока его ноги не уставали так, будто пробежали много миль. Лучше всего если не знать, в какой рот фонтанируешь, тянуть, пока зелье все еще держит тебя в экстазе, чьи-то руки всё еще заняты твоими ягодицами, бедрами, яйцами, сосками; а твои руки и рот всё еще наслаждаются членом, мошонкой, яйцами: отбирают лучшие, наибольшие яйца, члены, суживающиеся на конце, как ракеты, - толстенные твердые члены, держащиеся на крепких юношеских телах, которые содрогаются и вскрикивают и кончают в тот самый момент, который ты выбираешь, чтобы спустить свою сперму. <...> Темнота помогала: отключка зрения позволяла сильнее действовать другим чувствам, особенно остро - воспринимать на слух и на ощупь, судить о качествах оргазма другого человека по его дыханию, дрожи наслаждения, и только рука или рот решали, прекрасен член или нет".
Через некоторое время Доналд проснулся с лихорадкой, врач сказал, что это воспаление легких, в больнице нашли в них каверны и анализ показал СПИД. Вирус был подхвачен давно, еще при жизни с Марком, когда он изменял Марку, не пользуясь презервативом. Болезнь прогрессировала быстро. Марк присутствовал при его последних словах. Заплетающимся языком Доналд проговорил: "Они огромные. Как сливы. Я никогда не смогу их попробовать снова".
У Марка анализы оказались хорошими (Rees 1989: 80-81, 99-100, 133).
Что ж, роман, художественная литература. Кто может сказать, как далеко увела писателя-гомосексуала его разнузданная фантазия? Но вот достоверная реальность жизни, из автобиографии известного английского режиссера Дери-ка Джармена. Первый настоящий опыт секса пришел, когда Дерик гостил у женатого друга.
"Однажды мартовским вечером я вернулся с прогулки рано, когда Майкла еще не было, а за роялем сидел молодой канадец. Это был студент-психолог из университета Альберты. Мы были сверстники, обоим по 22. Я пропустил последний автобус, и Бренда предложила мне "Не лечь ли тебе в кровать Майкла, уже очень поздно, и он уже явно сегодня не вернется". Когда я заснул, Рон пересек комнату, и забрался ко мне в постель. Это было так неожиданно. Я не ассоциировал "голубых" с молодыми. Мне казалось, что они всегда пожилые, какими они описываются в газетах. Когда Рон оказался у меня в кровати, я был так поражен, что просто лежал в его объятиях". Но когда на следующий день Рон не пришел, Дерик к ужасу хозяев дома пытался покончить с собой. Рона отыскали. Пришла любовь, еще очень скромная. Потом Рона сменил Маршалл. Но и "секс, который у меня был с Маршаллом, не был глубоким, проникающим; так, взаимная мастурбация". " Разгул начался с поездки в Нью-Йорк. Вскоре по приезде пригласили Дерика на "голубую" вечеринку. Суета оказалась неинтересной. Но:
"...попался черный парень, которому было тоже не по себе, как и мне, он затащил меня в спальню, где были свалены шубы. У нас был секс. Это был у меня первый настоящий секс. <...> Этот парень был с большим сексуальным опытом. Он знал, что к чему. Мы делали любовь". Эти воспоминания уже из интервью. Корреспондент:
"- Так вы вернулись домой уже гомосеком?
- Определенно. И с мондавошками." (Jarman 1992: 44).
Насекомые были предупредительным сигналом, но он не был услышан. Далее описывается целый ряд разнообразных приключений. Очень примечателен один рассказ. Дело происходит на окраине Лондона, в "кустах оргий" - в Вересковой Пустоши Хэмпстед.
"Прошлым вечером я увидел парня, окруженного четырьмя или пятью мужчинами. Дождило и было страшно холодно. Он сосал им. Он был чрезвычайно красив, и это отличало его от тех вокруг него, хотя, вероятно, внутренне они были очень деликатными людьми. Я поднял его с земли. К моему удивлению, он не оттолкнул меня, а вздохнул, но подчинился.
Я обнял его. Он отдал мне свою последнюю сигарету. Хоть я и не курю, я принял ее и пошел с ним. Я хотел уйти из Пустоши и привести его к себе домой, но знал, что этого не получится. <...> У него были темные волосы и солдатская стрижка - короткие виски и затылок. Ему было примерно 25 или немного меньше. "Почему ты здесь?"- спросил я его. "Ну, не заснуть, мне надо приходить сюда время от времени, вот я и здесь".- "Что ж, я и сам такой",- ответил я.
Я шел с ним минут пять или шесть, потом обнял его на прощанье. Он сказал: "Чтобы попасть на Кинг Кросс, мне надо пойти обратным путем". Я чувствовал, что он не собирается ни на какую станцию, а хочет вернуться, чтобы сосать этим людям.
Почему те, кто не здесь, не верят, что мы, кто здесь, в силах принимать ответственные решения насчет своей сексуальности? Люди должны сами принимать решения о себе. Даже если человек бросает в жертву свою жизнь, что сомнительно, это его решение, и оно не хуже, чем идти на войну и умереть за веру." (Jarman 1992: 21-23).
Дерик Джармен занимал воинственную позицию отстаивания и пропаганды голубого секса, сколь угодно вольного. В конце своей книги "На ваш собственный страх и риск. Завещание святого" он поместил свою беседу 1988 г. с корреспондентом телевидения, которую закончил призывом:
"Я надеюсь, парни будут продолжать влюбляться в парней, а девчата в девчат, и те там не найдут способа изменить это. Устройте мне государственные похороны: пошлите всех парней в сауны, дайте им загореть на солнце, чтобы они могли маршировать по улицам Лондона совершенно голыми, бронзовыми и красивыми. Сделайте Палату Общин притоном, где могли бы переночевать не достигшие 21 года." (Jarman 1992: 103).
Двадцать один год - это был тогда рубеж самостоятельности в Англии, а Джармен требовал самостоятельности для более юных. Бронзовыми, голыми и красивыми полон его фильм "Себастиан". Всю жизнь Джармен отстаивал свое право на риск. Беседуя с корреспондентом, он уже знал, что заражен и не скрывал этого. Через несколько лет, успев похоронить многих своих друзей, в том числе Фреда Меркюри, и написав книгу-завещание, он умер от СПИДа.
В воспоминаниях Джармена привлекает внимание рассказ о встрече в Вересковой Пустоши. Это та самая Вересковая Пустошь Хэмпстед в Лондоне, о которой писал Рис. Пустошь бесшабашной и опасной охоты за сексом, пустошь обжигающей и манящей разнузданности, пустошь разврата. Нечто подобное существует и в Нью-Йорке - это набережная у начала Кристофер-стрит. Вот как описывает гомосексуальный писатель-негр Сэмьюел Дилейни свои ночные похождения между грузовиками, припаркованными в этом месте:
"Обычно к часу или двум ночи движение грузовиков стихало <...> Иногда просто походить между автобусами или автомашинами значило переходить от одной сексуальной связи к другой, от одного партнера к другому с интервалом в пять, двадцать или сорок минут. Ходить между тяжелыми грузовиками, пролагать себе путь между гладкими или шершавыми стенами значило проникать в пространство с такой насыщенностью либидо, какую невозможно описать тому, кто этого не знает. Многие режиссеры порнофильмов, геи и натуралы, пытались воспроизвести подобное, но эти попытки не удавались, так как то, что они пытались показать, было диким, безоглядным, бесконтрольным, тогда как действительность подобной ситуации была основана если не на обществе, то на тридцати пяти, пятидесяти или сотне тех, кто был в это вовлечен, и это сообщество было велико, упорядочено, высокосоциально, внимательно и молчаливо. В те времена в этих аллеях, ограниченных стенами автобусов - иногда между грузовиками, иногда в кузове - член переходил из уст в уста, в руку, в зад, в рот, даже не прерывая контакта с другой плотью более, чем на несколько секунд; рот, рука, зад принимали всё, что им предлагалось: когда один член покидал тебя в поисках иного места, другой требовал лишь поворота головы, бедер, руки не более, чем на дюйм, три дюйма." (Delany 1988, цит. в Расселл 1996: 402-403).
Можно сваливать всё на загнивающий Запад, на трущобную жизнь больших городов, на соблазны Лондона и Нью-Йорка. Милые мои, у нас есть свои вересковые пустоши, даже пожалуй еще худшего пошиба. Это "голубые" общественные туалеты - давняя советская традиция. Такие есть просто на улицах, есть во многих вузах.
Отрывок из Харитонова (с обычной его стилизацией):
"Г. сказал у них в институте есть телевизор кабинка дырочки просверлены в стенке залеплены все бумажками как звездное небо. Когда он входит в ту кабинку надо бумажку одну отклеить посмотреть что он делает. Он тоже со своей стороны смотрит в какую-то неведомую дырочку на тебя, ты начинаешь как будто дрочить. Надо запастись карандашом и бумагой и если он клюнул если дело пошло свертывать трубочкой записку и просунуть в это отверстие чего хочешь? или самому прямо предлагать. А на метр от пола сам телевизор квадратная дырка тоже на слюнях заклеенная газетой с потеками от прежних разов куда он и просунет член если согласится. И вот ты как охотничья собака должен не дыша выжидать когда в ту кабинку кто-то зайдет и что он там будет делать и потом ему предлагать через телевизор тут всё что надо для страсти один так провел весь свой отпуск 30 дней в такой барокамере на пл. Революции вот то что надо честная страсть в уборной на фоне измазанных стен солдат тебя как ел. не видит и ты что не надо не видишь никаких лишних слов никакого молчания после никакой там тягостной человечности отсосал и закрыл телевизор. И риск и защита стенками и что люди снаружи приходят и уходят и что вы не знакомитесь никаких там человеческих отношений и как-то это всё через дырочку и ведь заходят туда в телевизор те кто более или менее знают что это за кабина что там за предложение последует из соседней ведь кто-то ее просверлил и это заведено во многих клозетах что последняя кабина у стенки для этого значит все кому надо знают что здесь бывают и дзествицельно простому натуральному юноше просто зашедшему подрочить почему бы ему не согласиться его как раз застают в тот заповедный момент когда он готов и даст отсосать." (Харитонов 1993: 184).
