Заметки по поводу посмертных произведений Толстого

Толстой оставил после своей смерти большое количе­ство неопубликованных произведений. Многие из них сей­час уже изданы. Во французском переводе Ж. В. Бинштока (собрание Нельсона) они составляют три тома. Эти произведения накопились на протяжении всей жизни Толстого. Есть рукописи, относящиеся к 1883 г. («Записки сумасшедшего»). Другие созданы в самые последние го­ды. Они включают в себя рассказы, романы, пьесы, диа­логи. Большинство из них остались незавершенными. Мне хотелось бы подразделить эти произведения на две категории: одни из них Толстой писал по соображениям морального порядка, другие — удовлетворяя свои худо­жественные запросы. Но лишь в немногих из числа этих произведений гармонически сочетается и то и другое.

К несчастью, равнодушие Толстого к его литератур­ной славе — а возможно, и скрытое самоуничижение — помешали ему продолжить работу над начатыми про­изведениями, обещавшими стать прекраснейшими из все­го им созданного. Таковы «Посмертные записки старца Федора Кузьмича». Это — знаменитая легенда о царе Александре I, который якобы не умер, а заставил всех поверить в свою смерть; сам же, под вымышленным име­нем, скрылся в Сибири, чтобы закончить жизнь добро­вольным искуплением грехов. Чувствуется, что Толстой страстно захвачен сюжетом и отождествляет себя со своим героем. Трудно примириться с мыслью, что от этих «Записок» нам остались только первые главы: по силе и свежести повествования главы эти не уступают лучшимстраницам «Воскресения». Мы находим в них незабывае­мые образы (состарившаяся Екатерина II), и прежде всего с необычайной силой написан сам жестокий, мистически настроенный царь, необузданная гордость которого вспы­шками прорывается в умиротворенном старце.

В «Отце Сергии» (1891 — 1904 гг.) видна та же мощь мастерства Толстого, но рассказ несколько скомкан. В ос­нову его положена история человека, который из-за оскорбленной гордости ищет уединения и в аскетизме стремится познать бога, а кончает тем, что познает его среди людей, посвятив свою жизнь им на благо. Острота некоторых страниц прямо-таки хватает вас за сердце. Трагизм сцены, в которой герой узнает о низости своей возлюбленной, потрясает сдержанностью: его невеста — женщина, которую он боготворил, как святую, — была любовницей царя, которого он пламенно чтил. Не менее потрясающа ночь искупления, когда монах, чтобы уми­ротворить свою смятенную душу, отрубает себе топором палец. Этим страстным описаниям противопоставлена за­ключительная меланхолическая беседа с кроткой стару­шкой, бывшей подругой детства; последние страницы ясны, лаконичны, проникнуты безмятежностью.

Не менее волнует тема произведения «Мать». Добрая и рассудительная мать семейства, целиком посвятив со­рок лет своей жизни заботам о семье, очутилась в полном одиночестве — бездеятельная, потерявшая смысл суще­ствования; несмотря на свое свободомыслие, она ищет приюта в монастыре, где и пишет свой дневник. Но от этого произведения сохранились только первые страни­цы.

Маленькие рассказы, входящие в число неопублико­ванных произведений, написаны с необыкновенным ма­стерством.

«Алеша-Горшок» близок по духу прекрасным народ­ным сказаниям. Это — история простого человека, непре­станно приносящего себя в жертву; получая от этого крот­кое удовлетворение, он так и живет вплоть до самой смер­ти.

«После бала» (20 августа 1903 г.). Рассказ старика о том, как он любил когда-то девушку и как он внезапно разлюбил, увидев ее отца, полковника, когда тот коман­довал при проведении солдата через строй. Это — совершенное произведение, где обаятельные юношеские воспоминания переходят в рассказ, точно, до галлюцина­ции, рисующий события.

«Что я видел во сне» (13 ноября 1906 г.). Некий князь не может простить своей обожаемой дочери бегство из дому с обольстившим ее человеком. Но лишь только он увидел ее вновь, он сам просит у нее прощения. И все же (несмотря на свою всепрощающую любовь и веру в идеал, Толстой свободен от иллюзий) князь не может побороть отвращение, которое он испытывает к ребенку своей дочери.

«Ходынка» — короткий рассказ, действие которого разыгрывается в 1896 г. Юная русская княжна захотела принять участие в народном празднике в Москве и попала в страпшую давку; ее сшибают с ног и принимают за мертвую; но один рабочий, сам сильно пострадавший в давке, спасает ее. Только миг их связывают узы брат­ской любви. Потом они расстаются с тем, чтобы никогда уже больше не увидеться.

«Хаджи-Мурат» (декабрь 1902 г.) — произведение бо­лее крупное по размеру и задуманное как монументаль­ный роман. В основу его положен эпизод войны на Кавка­зе в 1851 г.¹. Толстой писал «Хаджи-Мурата», находясь в расцвете таланта. Все переживания и впечатления (вплоть до зрительных) переданы здесь в совершенстве. Но, странная вещь, трудно, читая «Хаджи-Мурата», испытать настоящее увлечение; вероятно, это происходит оттого, что сам Толстой не вложил в описание страстной заинте­ресованности. Каждое появляющееся по ходу повествова­ния лицо пробуждает равную симпатию, и все же каждый, кто, хотя бы мимолетно, возникает перед нашим мыслен­ным взором, очерчен с непревзойденным мастерством. Однако, любя всех, автор никому не отдает предпочтения. Так и кажется, что он написал эту примечательную новел­лу без внутренней необходимости, побуждаемый чисто внешними причинами. Как другим требуются упражнения для мускулов тела, Толстому нужна тренировка для его интеллектуальной мускулатуры. Ему необходимо тво­рить. Вот он и творит.

На других произведениях лежит печать личных пережи­ваний, порою граничащих с отчаянием. Есть и автобио­графические записи. В «Записках сумасшедшего» (20 октя­бря 1883 г.) излагаются воспоминания ночных ужасов,

¹ «Свидетелем которого я был в одной его части», — пишет Толстой. — Р. Р.

пережитых Толстым и явившихся предвестниками душев­ного кризиса 1869 г. Подобным переживаниям посвящен и «Дьявол» (19 ноября 1889 г.). Это — большой рассказ, в котором есть первоклассные главы, но, к сожалению, развязка его — абсурдна. Помещик, у которого была лю­бовная связь с одной из его крестьянок, женится и прини­мает меры к тому, чтобы удалить свою бывшую возлю­бленную (он честен и любит свою молодую жену). Но удаленная им крестьянка остается у него «в крови», он не может избавиться от страстного влечения к ней, да и она ищет с ним встреч. Не в силах бороться с собой, он возоб­новляет с ней связь, но, чувствуя, что ему уже не вырвать­ся, кончает жизнь самоубийством. И помещик, добрый, слабохарактерный, хотя физически сильный, близорукий, умный, искренний, работящий, терзающийся моральны­ми угрызениями; и его молодая жена — влюбленная и ро­мантичная, идеализирующая своего мужа; и красавица крестьянка, пышущая здоровьем и пламенной страстью, не стесняемой стыдливостью, — являются шедеврами творчества Толстого. Досадно, что Толстой вложил в раз­вязку этого рассказа чересчур много морали, больше, чем он это делал в реальной жизни, потому что пережива­ния, подобные описанным в «Дьяволе», автобиогра­фичны.

«И свет во тьме светит» — драма в пяти актах. Того, кто знает скрытую трагедию старости Толстого, это про­изведение, не свободное от художественных недостатков, необычайно волнует. Видишь, что здесь — только под другими именами — Толстой вывел самого себя и своих близких. Николай Иванович Сарынцев пришел к той же вере, что и автор «Так что же нам делать?», и пытается претворить свою веру в жизнь. Но это мучительно для не­го. Слезы жены (искренние или притворные!) мешают ему покинуть семью. Он остается в своем доме, где живет воз­можно более скромно, занимаясь столярным ремеслом. Жена его и дети продолжают, однако, жить на широкую ногу, устраивают празднества. И несмотря на то, что он не принимает в них участия, его обвиняют в лицемерии. В то же время своим моральным влиянием, обаянием своей личности он привлекает к себе последователей, удел которых плачевен. Священник, проникнувшись его идея­ми, оставляет церковь. Молодой человек из хорошей се­мьи отказывается от военной службы и попадает в дисци­плинарный батальон. И бедняга Сарынцев-Толстой раздираем сомнениями. Не заблуждается ли он? Не вовлекает ли он окружающих в бесполезные страдания, веду­щие их к гибели? В конце концов он предпочитает своим моральным терзаниям смерть от руки матери молодого человека, которого он, сам того не желая, привел к ги­бели.

Еще в одном коротеньком рассказе, относящемся к по­следнему периоду жизни Толстого, «Нет в мире винова­тых» (сентябрь 1910 г.), мы находим ту же горестную исповедь человека, испытывающего ужасные страдания от того положения, в котором он находится, и не видяще­го выхода. Праздным богачам противопоставлены угне­тенные бедняки, и ни те ни другие не чувствуют чудовищ­ной нелепости подобного социального устройства.

Два произведения для театра обладают бесспорной ценностью; одно из них — маленькая пьеса из крестьян­ской жизни, посвященная борьбе с пьянством: «От ней все качества» (вероятно, 1910 г.). Действующие лица наделе­ны ярко очерченными характерами; их типические черты, своеобразные словечки схвачены с большой меткостью. Крестьянин, который в конце пьесы прощает вора, одно­временно и благороден и смешон. Вторая пьеса — значительное произведение Толстого. Это «Живой труп», драма в двенадцати картинах. В ней выведены добрые и слабовольные люди, раздавленные бессмысленным социальным устройством. Героя этой пьесы — Фе­дю — губят его доброта и нравственная чуткость, кото­рые он прячет под личиной внешней распущенности. Он непереносимо страдает от низости окружающих его лю­дей и от своего собственного недостойного поведения, но бессилен бороться. У него была жена, которую он любил, добрая, спокойная, рассудительная женщина, но в ней «не было изюминки. Знаешь, в квасе изюминка? — Не было игры в нашей жизни, которая дает забвение. А мне так не­обходимо было забвение».

«Всем ведь нам, в нашем кругу, — говорит он, — в том, в котором я родился, — три выбора, — только три. Слу­жить, наживать деньги, увеличивать ту пакость, в которой живешь... Это мне было противно, может быть, не умел, но главное, было противно. Второй — разрушать эту па­кость; для этого надо быть героем, а я не герой. Или тре­тье: забыться и пить, гулять, петь — это самое я и делал. И вот допелся!..» ¹

¹ Действие V, картина 1. — Р. Р.

И в другом месте:

«Как я дошел до своей гибели? Во-первых, вино. Вино ведь не то, что вкусно, а что я ни делаю, я всегда чув­ствую, что не то, что надо, и мне стыдно!.. И только когда выпьешь, перестает быть стыдно. А музыка, — не оперы, не Бетховен, а цыгане... Это такая жизнь, энергия влива­ется в тебя. А тут еще милые черные глаза и улыбка. И чем это увлекательней, тем после еще стыдней...»¹

Он покинул жену, так как почувствовал, что причиняет ей зло, а она не может ничем помочь ему. Он оставляет жену своему другу, который любит ее и вполне подходит ей; она тоже любит его, не признаваясь в этом самой себе. Протасов уходит, скрывается среди подонков, и таким образом все устраивается: и те двое, и он счастливы — настолько, насколько это им доступно. Но общество не допускает, чтобы обходились без его соизволения, оно ту­поумно толкает Федю на самоубийство, угрожая, в про­тивном случае, осудить его друзей за двоеженство. Это своеобразное, глубоко русское произведение, отражаю­щее разочарование, охватившее многих людей после кра­ха великих революционных надежд, написано просто, сдержанно, без какой бы то ни было напыщенности. Все характеры, даже эпизодических персонажей, правдивы и жизненны (юная сестра, независимая, страстная натура, непреклонная в своих убеждениях касательно любви и брака; невозмутимо уравновешенный и честный Каренин; его мать, закостеневшая в аристократических пред­рассудках, консервативная, властная на словах, поклади­стая на деле); все жизненны вплоть до мимолетно появ­ляющихся цыган и адвокатов.

Я не коснулся некоторых произведений, в которых стремление Толстого поучать и морализировать берет верх над его художественным творчеством, хотя и в этих произведениях психологическое ясновидение Толстого остается безошибочным.

«Фальшивый купон» — длинный рассказ, почти роман, в котором автор стремится доказать взаимосвязь добра и зла во всех человеческих поступках. Подлог, который совершили два гимназиста, порождает целую серию пре­ступлений, все более и более страшных и следующих друг

¹ Действие III, картина 2. — Р. Р.

за другом вплоть до того момента, когда святая покор­ность провидению, проявленная одной бедной женщиной, производит неизгладимое впечатление на убийцу. Его ра­скаяние, передаваясь от одного преступника к другому, достигает до первых виновников проистекшего зла. В свою очередь и они стремятся к искуплению грехов. Так жертвы приводят своих палачей к раскаянию и искупле­нию. Сюжет — великолепен, произведение могло бы воз­выситься до эпического величия античных трагедий, вос­певающих рок. Но повествование чересчур растянуто, раздроблено, ему не хватает широты охвата; и несмотря на то, что персонажи правильно охарактеризованы, они оставляют нас безразличными.

«Детская мудрость» — это двадцать один диалог ме­жду детьми; в диалогах затрагиваются серьезнейшие во­просы; речь идет о религии, искусстве, науке, образо­вании, патриотизме и т. д. Они не лишены остроу­мия; но прием, многократно повторенный, быстро утом­ляет.

«Молодой царь» — в рассказе, носящем это название, молодой царь видит во сне несчастья, которые причиняет людям помимо своей воли, — это самое слабое произведе­ние из всего сборника.

Заканчивая обзор, я ограничусь перечислением эски­зных набросков: «Два спутника», «Отец Василий», «Кто убийца?».

Во всех этих произведениях нас потрясает мощь интел­лекта, которую Толстой сохранил до самых последних сво­их дней¹. Он может показаться многословным, когда из­лагает свои социальные идеи; но лишь только речь захо­дит о действиях живых людей, мечтатель-гуманист стуше­вывается, уступая место художнику с орлиным взором, который властно завоевывает сердца. Всегда он сохранял величайшую ясность ума. Единственное, в чем понесло ущерб его искусство, — это, как мне кажется, некоторое обеднение чувств. За исключением отдельных коротких периодов, создается впечатление, что творчество Толстого уже не составляет смысла его жизни; оно становится или

¹ Это умственное здоровье проявляется и в устных рассказах Тол­стого, записанных Чертковым и врачами во время последней его боле­зни. Почти до самой своей кончины Толстой продолжал ежедневно пи­сать или диктовать дневник. — Р. Р.

необходимым для него времяпрепровождением, или орудием воздействия. И именно это воздействие, а вовсе не искус­ство является теперь его целью. Когда же творчество сно­ва захватывает его. кажется даже, что ему стыдно под­даться своей обманчивой страсти; в таких случаях он сам обрывает работу. Быть может, именно поэтому он пере­стал писать «Посмертные записки старца Федора Кузьми­ча», опасаясь укрепить цепи, приковывавшие его к искус­ству... Единственный пример в искусстве, когда большой художник в расцвете творческих сил мучительно проти­вится собственному могуществу и приносит его в жертву своему богу.

Апрель 1913

Роллан Р.

Р67 Жизни великих людей: Пер. с франц. — М.: Известия, 1992. — 335 с: ил. ISBN 5-206-00351-4