Глава 16. - Отмени на ближайшие три дня все встречи, - я прыгал перед зеркалом в огромной спальне, пытаясь натянуть не такие уж и узкие джинсы

POV Bill

- Отмени на ближайшие три дня все встречи, - я прыгал перед зеркалом в огромной спальне, пытаясь натянуть не такие уж и узкие джинсы, и одновременно инструктировал помощницу, зажимая мобильник между плечом и ухом. Оба процесса были нервными, трудоемкими и почти безуспешными.

- Но мистер Кернер, - начала лепетать девушка, шурша какими-то бумагами. Наверняка копается в планере, потому что мое расписание даже я сам запомнить не мог, что уж говорить про это обделенное природой во всех смыслах недоразумение, которое значилось в штатном расписании моим личным помощником.

Да уж, с тех пор, как стартовала кампания Chanel, прошел год, а ажиотаж все не утихал. Никто и не думал, а я тем более, что этот ход будет иметь просто оглушительный успех, настолько оглушительный, что мне пришлось становиться лицом модного дома. Не скажу, что это плохо, но и приятного в последнее время я в этом находил мало. Да, неплохо платят, очень неплохо, но я бы не сказал, что остро нуждаюсь в деньгах. Да я имею удовольствие лицезреть себя не только на щитах и баннерах в любой стране мира, куда бы не полетел, но и по телевизору, в интернете, а также во всех более-менее приличных глянцевых изданиях, в том числе в моем обожаемом «Воге». На этом все плюсы модельной карьеры заканчиваются, и остается только бесконечная выматывающая работа (вы когда-нибудь пробовали ходить по подиуму? Так вот, пока я неделю учился к Рождественскому благотворительному показу, то чуть ноги не сломал, а уж про бесконечные фотосессии и съемки я просто промолчу – в последнее время у меня появилось просто безумное чувство ненависти к камерам любого типа), не менее бесконечные и выматывающие вечеринки и презентации с до боли приевшимися рожами светского бомонда, предложения сняться где-нибудь еще, на которые приходилось отвечать отказами, мотивируя тем, что у меня контракт с Chanel, а на самом деле я лучше удавлюсь, чем подпишу еще одну подобную бумагу. Нет, это было не мое, а в последнее время появился самый раздражающий фактор, вернее два, которые можно подогнать под один – человеческий: журналисты и фанатки. Первые – вездесущие нахалюги с камерами, которые доводят до зубовного скрежета и я даже начинаю понимать тех звезд, которые дают им по морде сумкой или зонтиком, потому что… правда достали! Слава богу, что такие не работают в «Вог». Но все равно из-за этого нам с Дэвидом приходилось проделывать просто фантастические манипуляции, чтобы наши отношения оставались в тайне, хотя на самом деле тайны никакой уже, как мне кажется, не было: Анна явно обо всем знала, бабушка тоже, потому что Дэвид умудрился откопать ее номер телефона в моем мобильном (за что получил персональный, громкий, безобразный скандал) и пригласить к нам на Рождество. Меня едва инфаркт не хватил, когда я зашел в гостиную в нашей квартире, нагруженный пакетами с рождественскими покупками, и увидел ее, сидящую на диване. Честно, в этот момент, как красиво говорят книжные герои, у меня промелькнула вся жизнь перед глазами, и я приготовился к самому худшему. Но она поняла. Представляете, человек, чье отношение к моей ориентации меня волновало очень и очень сильно, точнее, я был уверен, что она никогда не поймет и не примет, но она просто… Просто сказала, что рада за меня. В этот момент мне захотелось плакать, очень сильно, и если бы не сияющий Дэйв, словно по мановению волшебной палочки ввалившийся с елкой, то я бы точно разревелся, но в доме царила такая праздниная атмосфера, что какая-то странная подавленность быстро улетучилась, сменившись безграничной легкостью. Это было просто потрясающе, что хотя бы от бабушки я больше не должен был ничего утаивать, но мы все равно не хотели выставляться напоказ. Хотя иногда что-то такое брало верх, заставляя за руки пешком гулять по Нью-Йорку и целоваться посреди людной площади, а потом со смехом скрываться с «места преступления» под многочисленными возмущенными взглядами, но в последнее время это стало практически невозможным по тем же двум причинам: журналисты, так и жаждущие забраться в мою личную жизнь, про которую уже чего только не писали, заставляя меня бесится от злости, и фанатки – эдакие стайки девчонок, которые выныривают словно из ниоткуда и просят сфотографироваться с ними или расписаться на фото в журнале или на каком-нибудь клочке бумаги. Когда это произошло первый раз, то я впал в столь глубокий ступор, что потом еще часа два не мог прийти в себя и поверить, что такое бывает, но и к подобному безумию привыкаешь. Так же, как и к новой должности старшего заместителя главного редактора при условии, что должность ответственного редактора никто не отменял, просто обязанностей, встреч и проблем стало больше, и уже никто не сомневался, кто будет приемником Анны.

- Отменяй все, - рявкаю в трубку и рывком натягиваю-таки черные свободно болтающиеся на бедрах джинсы (в последнее время я предпочитал именно такие модели, потому что удобно и потому что они «возбуждают фантазию», как выразился однажды Дэвид; чью фантазию они возбуждают, вернее, чью фантазию я хотел возбудить, совершенно понятно) и беру телефонную трубку в руку, а второй пытаюсь застегнуть ширинку и не сломать нарощенные ногти – новый тренд от Жана, который продолжал ставить на мне свои эксперименты, но дреды, спускающиеся уже до середины лопаток, я ему трогать не дал.

- Но, мистер Кернер, у вас завтра встреча, о которой мы договаривались за месяц…

- С кем? - невежливо обрываю щебет помощницы, злясь то ли на нее за ее непонятливость, то ли на ширинку, которая не собиралась застегиваться.

- С мистером Кибблером и мистером Релином по поводу съемки для октябрьского номера... - я сразу перестаю ее слушать, как только замечаю в зеркале, что в комнату вошел мой мужчина – уже полностью одетый, такой красивый… Он подошел ко мне сзади, улыбаясь, и теплые пальцы скользнули на талию, а потом спустились ниже и легли поверх моих рук.

- Перенеси. Без вариантов. Меня нет ни для кого. Анна знает. Звонить мне только в том случае, если кто-то умрет, хотя и в этом случае не звони. Мне все равно, - мои слова были совершенно отдельно от мыслей, которые кружились только вокруг мужских загорелых пальцев, помогающих застегнуть мне ширинку и ремень, так ненавязчиво и нежно поглаживая то пах, то живот.

- Но…

- Все! – рявкаю и сбрасываю вызов.

- Какой злой редактор, - тихий смех на ухо и едва ощутимый поцелуй в шею.

- Злой, - разворачиваюсь в кольце рук и оказываюсь с ним лицом к лицу. - Я охраняю свою приватную жизнь, - тоже тихонько смеюсь, почти ему в губы. В желудке начинает приятно щекотать от такой близости.

- Иногда это полезно, - невесомый поцелуй в губы. - Готов?

- Да, - тянусь за добавкой, но он с тихим смехом ловко выворачивается из рук:

- Не сейчас, а то мы точно везде опоздаем.

- Почему? - делаю вид, что очень и очень обижен. – Это, в конце концов, мой день рождения, - скрещиваю на груди руки, - и я, может, хочу его провести дома, только с тобой…

- Ты же любишь сюрпризы? - вскидывает бровь – научился у меня, чертов Йост!

- Ну да, - фыркаю и поправляю клетчатую рубашку с закатанными до локтя рукавами – сегодня никакого гламура. Совсем. Хочу быть обычным.

- Тогда поехали, - снова теплые руки и мягкий шепот, от которого внутри тает вся надуманная стервозность.

POV David

Мальчишка спал, доверчиво прижавшись ко мне. Я поражался его способности спать в самолетах и даже немного завидовал, потому что сам не мог ну никак уснуть, длись полет хоть десять часов, а сейчас мне предстояло выдержать именно такую пытку.

Конечно, я понимал, что полностью конспирацию сохранить не получится, ведь Билл все равно бы узнал, на какой рейс мы проходим регистрацию и, соответственно, куда летим, но что-то мне подсказывало, что он не знал истинных причин, сподвигших меня отметить его совершеннолетие в Нидерландах, куда уже постепенно слетались все наши друзья: Анна, неподражаемый (и вызывающий у меня внутреннее содрогание) Жан, миссис Кернер, Карл и еще десяток самых важных для меня и моего мальчика людей. Я не смог удержаться и отправил приглашение своей семье. Мел, позвонившая, едва получила цветную открытку, сказала, что обязательно постарается прилететь, и что никак не может пропустить такое событие. Теперь самое главное, чтобы маленький ежик, посапывающий у меня под боком, дал положительный ответ всего на один вопрос.

***

- Дэвид, может, наконец ты объяснишь мне, что вообще происходит? - Билл заканчивал наносить чуть розоватый блеск на губы маленькой кисточкой после принятого в отеле душа.

- Кому-то сильно замечательному исполняется 21 год, - смеюсь и, наклонившись, чмокаю его в макушку.

- И все же? Зачем в Амстердам-то? И зачем мы куда-то пойдем на ночь глядя? - кисточка возвращается на свое место.

- Скоро узнаешь, - загадочно улыбаюсь, а внутри все дрожит – то ли от страха, то ли от счастья, то ли от предвкушения.

- Ну, - встает и картинно надувает губы, - у нас дома так красиво, а ты меня затащил в какой-то там отель.

Ну да, в какой-то там президентский люкс Хилтона.

- Потому что так надо. Не злись – от этого появляются ранние морщины, - смеюсь, и мне в лицо тут же прилетает метко брошенная маленькая подушка с кровати.

- Ах ты, - притворно зарычав, кидаюсь на мальчишку и заваливаю его на кровать. Только что накрашенные губы слишком близко, чтобы сдержаться, поэтому…

- Йост, - с шипением отрывается от моих губ минут через десять и смотрит затуманенными чуть злыми глазами, - ты мне все губы смазал…

- Ты и так самый красивый, - целую в подбородок, - и вкусный, - добавляю, глядя на заливающегося краской мальчишку. - Так бы и съел, но нам пора, - с притворном вздохом встаю и помогаю встать ему.

- Я сейчас губы подправлю, - пытается добраться до туалетного столика, уже заваленного горой косметики.

- Нет-нет-нет, идем, - хватаю его за талию и тяну упирающегося мальчишку на выход.

- Но я… - пытается возмущаться он.

- Все равно самый красивый, - буквально выпихиваю его в коридор под удивленным взглядом швейцара (однако какая плохая дрессировка: прислуга не должна показывать эмоции) и тяну к лифтам.

Он перестает сопротивляться, и мы вновь изображаем «друзей на публику». Мы уже хорошо научились сдерживаться на людях, но вряд ли этим может удивить людей, знающих, что мы вместе живем в люксе с одной двухместной кроватью, хотя... чего только в этом мире не бывает.

Я с облегчением выдыхаю, едва за нами с привычным звоном закрываются двери лифта, и неожиданно понимаю, что весь мой первоначальный план безумно пафосен и глуп, поэтому я очень и очень быстро нахожу на панели знакомую красную кнопку с надписью «Стоп» и нажимаю её.

- Дэвид? - Билл резко вскидывает на меня испуганнее глаза. В лифтах он всегда смотрит либо на людей, либо в пол. Почему-то он панически боится их, вот и сейчас в его глазах плескался неподдельный страх.

- Это я остановил, - голос дрожит, а рука в кармане неуверенно сжимает столь важный предмет.

- Зачем? Что-то случилось? – шаг, и мы стоим вплотную.

- Нет, просто… просто… Билл, - внимательно смотрю на него, - я хотел сделать одну вещь на глазах у всех, но сейчас понял, что это должен быть только наш момент и ничей больше, поэтому... Нет-нет, - замечаю, что он хочет что-то сказать, и осторожно прикладываю палец к его губам, заставляя замолчать, - я долго думал, что тебе подарить такого необычного, и подумал… что я хочу подарить тебе свою фамилию, - поднимаю глаза и встречаюсь с его недоуменным взглядом. Улыбнувшись, хотя внутри все натянуто, как струна, говорю: - Выходи за меня, тьфу, то есть давай поженимся. В общем, ты меня понял, - достаю из кармана руку и протягиваю ему ладонь, на которой матово поблескивает в электрическом освещении тонкий платиновый ободок с мелкими черными бриллиантами. - Вильгельм Кернер, я хочу, чтобы ты носил мою фамилию, чтобы ты забрал мои не очень молодые руку и сердце, мою душу, любовь и все, что захочешь. Ты выйдешь за меня? - поднимаю на него глаза. Рука, на которой лежит кольцо, и все внутри дрожит. На лице моего мальчика застыло задумчивое, чуть отстраненное выражение, губа закушена – было видно, что он о чем-то думает. Лишь через пару десятков секунд, которые мне показались вечностью, он поднял взгляд от кольца на меня и неуверенно, едва заметно кивнул.