Октября

В субботу никаких известий. В воскресенье вечером автоответчик сообщил, что доктор Маргейт на линии. Наконец-то!

— Кейт?

— Доктор Бьюдженталь, это Кейт Маргейт. Надеюсь, я не при­чинила вам неудобство тем, что не пришла на сеанс в пятницу?

— Нет, нет, Кейт. С вами все в порядке?

— Сожалею, что не пришла в пятницу. Вы уже назначили кому-нибудь другому мое время в понедельник?

— Нет, Кейт, я оставил это время для вас. Кейт, скажите, как вы себя чувствуете?

— Тогда я приду завтра утром в десять часов. Спасибо.

Она повесила трубку!

Октября

Она была довольно бледной и сидела, сгорбившись, в приемной. Я пригласил ее войти. Та же серая одежда, манеры сдержанные, но не слишком скованные. Она села на простой стул. Глаза опушены вниз, руки обхватили сумочку, губы сжаты. Я ждал.

Неужели я сделал это? Нет, это ее собственное эмоциональное расстройство. Я должен был предвидеть. Но на самом деле нельзя ничего предвидеть. Это миф о всемогуществе знания. Я сделал все, что мог. Но этого оказалось недостаточно. Что еще можно было сделать? Что-то было необходимо.

— Кейт, вы можете сказать, как вы себя чувствуете? — Я говорил робко, осторожно и заботливо, но без особой нежности: она бы не вынесла этого сейчас.

Никакого движения головы, глаза по-прежнему опущены. Двигались только губы:

— Мне не хочется сейчас говорить.

— Хорошо, Кейт, давайте просто посидим немного вместе. Однако, когда вы сможете говорить, мне хотелось бы узнать что-нибудь о том, что происходит у вас внутри. — Я попытался сесть и устроиться поудобнее, но все время ерзал. Кейт, наоборот, сидела неподвижно... Снова став гранитной скульптурой.

Так прошел весь сеанс. Она редко двигалась и ничего не говорила. Постепенно я успокоился, занялся своими противоречивыми чувствами. Это было что-то вроде общения, что-то вроде общей боли и даже общего одиночества. В конце сеанса, даже чуть позже, потому что мне не хотелось отпускать ее, не узнав ничего нового, я сказал мягко:

— Завтра в наше обычное время, Кейт. Она поднялась и вышла, не произнеся ни одного слова.

Октября

Вторник был таким же, как понедельник. На мой вопрос, что она чувствует, она ответила только, что не хочет сегодня говорить. Мы снова целый час сидели молча. Я решил не предлагать ей дополнительного сеанса в среду, поняв, что она воспримет это как нажим на нее. Я упомянул наше обычное время в четверг, и она удалилась.