Четыре повествования

понимания, благодарности и проч. Ей хочется обсудить Мери Р. с высших моральных позиций. Но мгновенно учитывает интеллигентский запрет на склочные разговоры, — с надеждой, что собеседником он будет нарушен.

Но М. в теме Мери Р. интересует только то, к чему он имеет отношение. Неправильное ее использование, потому что он уверен, что только он умел использовать и направлять людей. Но вот его сняли...

Второе — ее болезнь и плохое продовольственное положение, потому что он хлопотал для нее о карточках первой категории, устраивал в стационар и вообще он умел — действительно умел — заботиться о людях, с которыми работал. В эту колею он и отводит разговор.

— Во всех редакциях я слышал: не знаем, что с ней делать.

— Она в последнее время стала лучше выглядеть.

— Какое лучше! Со второй категорией! Она больной человек. Ее тянет писать. Ну она пишет рассказы. И плохо. А надо уметь ее использовать.

П. В.: — Юра, который час?

— Шесть без трех минут.

— Нина, составьте компанию ужинать.

— Ну, как ваш рацион, товарищи?

— Ужасный рацион. Одна сплошная соя. М.: — Эта соя у меня на голове сидит.

— Почему у тебя на голове?

— Ее дробят и пропускают через адскую машину в комнате, которая над моей. С пяти часов утра... Каждый день... Я уже думаю — ну они наедятся...

Н. Р.: — У нас она больше на голове сидит, эта самая соя.

М.: — Вы ее хоть с какими-то приправами едите...

— Без всяких приправ. Нальют воды...

— Нина, идем, дорогая. Я кажется, сожрала весь шоколад.

— Покажите. Это как — восемьдесят за это? В нашем магазине давали шоколадные — правда, конфеты — в бумажках. Я так жалела.

— Когда мама брала в магазине, было без всякой бумаги. Хорошие, толстенькие такие.

— Как она может лучше выглядеть, когда без меня ее оставили при второй категории.

Соя на голове — это утверждение свободного отношения к тяготам жизни. В речи М. не только запрещены ламентации, но запрещен и серьезный разговор о еде — как унижающий, расслабляющий. Для его собеседниц серьезный разговор вполне возможен, но в то же время они поддаются инерции интеллигентского трепа. Иногда в самой наивной форме, вроде «сожрала весь шоколад».