Павел Иванович Новгородцев 11 страница

III. Философия права. Вопрос об отношении права к нравственности

Определяя кратко и предварительно постановку зтого вопроса у Канта, мьі должньї сказать, что раз-личие нравственности от права он указал верно, но связи их установить не мог. Зто бьіло естественньїм последствием его зтического созерцания.

Различие нравственности от права, в смьісле неза-висимости нравственного сознания от внешних и при-нудительньїх законов, должно бьіло получить у Кан­та особенно резкое вьіражение. Ибо никогда, ни преж-де, ни после него, нравственность не отождествлялась в такой мере с внутренней свободой личности от ка-ких бьі то ни бьіло внешних стеснений. Мьі приводи­ли уже ранее вьіражение Канта, согласно которому мораль должна бьіть утверждена «независимо от ка-кой-либо опорьі на небе или на земле». Везусловная вяутренняя свобода, независимьій от каких-либо вну-шений самодержавний разум и истинная нравствен­ность являются для Канта синонимами. То разграни-чение, которое у Томазия бнло только намечено, вьі-ражается здесь со всей силой непоколебимого догмата, опирающегося на целую философскую систему.

176_____________________________ П. И. Новгородцев

Но поставив нравственность на недосягаемую вьі-соту чистого служения долгу, к которому не должньї примешиваться никакие иньїе поммсльї и мотивьі, Кант совершенно устранил связь с нею права. Пред-ставляя собою по существу внешний порядок жизнен-ньгх отношений, право должно бьіло, с его точки зре-ния, оказаться за той гранью, которая обозначает собою область нравственности. Возможность живи-тельного взаимодействия двух областей, таким обра­зом, исключалась, и право, взятое в полной противо-положности с моралью, превращалось в чисто внеш-нее исполнение закона, которое сам Кант обозначил однаждьі как «Мазепіпеїтезеп аег Роіігеі».¹

Все зто ирямо вьітекало из отвлеченного характе-ра его зтики. В области нравственности односторон-ность его методьі бьіла еще допустима ввиду возмож-ности рассматривать зтические начала в их идеальном и самобьітном значений; но и здесь, при переходе к об-ьективной зтике, требовалось уже восполнение зтой методьі новими началами. Еще яснее зта потребность сказьівалась в области философии права. Именно в зтой области бьіло особенно важно понять нравст­венность не как отвлеченную норму, а как живую силу, которая проникает в борьбу интересов и страс-тей, чтобьі примирить и облагородить ее. Что такое право, как не результат зтого примирення, вьізванньїй прикосновением нравственного начала к жизни? Мьі представляєм себе правовой порядок прежде всего как порядок реальних отношений, как практику жизни, как ту совокупность основних и злементарньїх требо-ваний, без которьіх само сущестаование в обществе

Глава II 177

бьіло бьі немьіслимо. Можно, конечно, и в отношений к праву поставить вопрос о его идеальной сущности, о его нравственной основе; но для того чтобьі опреде-лить проявление зтой нравственной основьі в жизни, надо показать ее связь с интересами и потребностями людей. А зто само собою предполагает, что нравствен-ное начало может сочетаться с внешними мотивами хотя бьі для того, чтобьі подчинить их себе. Но зтого Кант и не допускает. Его категорический императив боится соприкосновения с внешним миром и замьїка-ет нравственную жизнь в область чистой воли. Отсю-да становится ясньїм неизбежньш для его философии результат: когда он хочет представить право в связи с нравственностью, оно теряет свои специфические чертьі; когда же он пьітается подчеркнуть специфи­ческие чертьі права, оно утрачивает свою связь с нрав­ственностью. Постараємся теперь охарактеризовать зтот результат с помощью более подробного анализа относящихся сюда взглядов.

Исходньїе определения Канта относительно мора-ли и права бьіли изложеньї еще в «Критике практи-ческого разума» под видом различия моральности и легальности, Согласно основной идее зтого сочине-ния, моральность определяется наличностью чистого уважения к закону разума; зто — долг ради долга. Бели же зто чистое настроение воли отсутствует и за­кон исполняетея по какому-либо внешнему побужде-нию, то в таком случае можно признать только легаль-ность поступка.¹ От зтих определений и отправляетея Кант, когда он хочет установить связь морали с правом. Способ, каким могла бить обнаружена зта связь, бьіл

¹ Капі І. КгНїк аег ргакі. УегпапП. 8. 182.

¹ Капі І. Кгііік гіег ргакї. УегсшпП. 8. 86-88, 181.

178 П. И. Новеородцев

подсказан определением морали. Если мораль єсть долг, устанавливаемьш законом разума, то искомую связь, очевидно, можно найти или через идею зако-нов разума, или через понятие долга. Кант подходит к решению вопроса и с той и с другой сторони.

Первую попьітку в зтом направлений мьі встреча-ем в том параграфе «Учення о праве», где Кант стара-ется подвести юридические законьї под общую кате-горию законов моральних, вьітекающих из требова-ний чистого разума. «Законьї свободьі, — говорит он здесь, — в отличие от законов природи, назьіваются моральними. Поскольку они относятся к поступкам и определяют известньїй внешний образ действий, они считаются юридическими; если же, сверх того, они требуют и соответствующих мотивов, они назьівают­ся зтическими». Таким образом, юридические законьї наряду с зтическими являются законами моральньї-ми и в качестве таковьіх имеют априорное происхож-дение. Они основьіваются не на том, что случается, а на том, что должно бьдть, согласно с требованиями разума, хотя бьі действительность не представляла для зтого никаких примеров.¹

¹ Меіарііуа. Ап:Гап£8£гапс1е дег КесЬізіеЬге, Еіпіеіішід іп гііе МеЬарЬ. сіег 8іиеп, І. Привожу здесь соответствую-щие места, на которне я опираюсь в своем изложении. Оенеіге <1ег РгеіЬеН пеінзеп гшп ІІпі,ег8сЬіе<іе уоп п, тогаіізсН. Зоїегп зіе пиг аиї Ьіоззе аиззеге НапсПип£еп ипсІ йегеп (тезеїгтйзіекеіЬ £еЬеп, Ьеіззеп віє ІигШвН; їогсіегп зіе аЬег аисЬ, Йазз зіе (Йіе СевеЬге) сііе ВезЦттнпездгСігніе Йег Напйіип^еп неіп зоііеп, 80 віє еіЬівсЬ» (8. 12-13). Далее (8. 14-15) относительно мо-ральїшх законов вообще, т. є. одинакопо относительно юридических изтических, говорится:

Глава II________________________________ 179

Сущность права определяется здесь как раз в том отвлеченном и чистом виражений, о котором мьі го­ворили вьіше, — в его идеальной и нравственной ос-нове. При таком понимании юридический закон яв-ляется лишь частньїм последствием категорического императива или нравственного закона разума. Ноесли даже принять, что зто определение достаточно пояс-няет связь права с нравственностью, то никак нельзя согласиться с тем, чтобьі оно сколько-нибудь прибли-жало нас к пониманию собственной природьі права. Что может означать требование действий, основанное на разуме, помимо всяких примеров, как не чисто моральную заповедь? Кант бьіл сугубо прав, когда он говорил, что все зто — законьї моральньїе.

Допустим, однако, что зто определение и не имеет иной цели, кроме указания моральной основи права. Достигает ли оно своей цели? На зто ответ может бьіть только отрицательньїй. В самом деле, если моральная основа права указьівается в происхождении его из чистих начал разума, то остается непонятньш, как зта основа сочетается с собственной сущностью права. Закон разума єсть закон чисто внутренний, а юриди-ческое закон од ательство, по разьяснению Канта, опи-рается на внешние мотивьі и имеет внешний харак­тер.¹ Каким же образом возможно сочетание зтого вяешнего порядка с моральними требованиями, ис-ключающими всякие внешние побуждения?

Ответ на зто мог бьі бнть найден в том обстоятель-стве, что и нравственньїй и юридический закон обра-

а ргіогі £е£гііп<іеі ипсі поіЬ^епгііе еіп^езеНеп «егсіеп коппеп, £е1іеп яіе аіз Се9еї.ге»; и в другом мосте: «Т)іе УегпшіГЬ ^еЬіоіеі, \уіе деЬапсіеН «егсіеп зоїі, луепп £ІеісЬ посЬ кеіп Веікріеі гіауоп ап^еігоіїєп 8. 18-19.

180_____________________________ Я. И. Ноегородцев

щаются собственно к внутреннему существу челове-ка, к его воле; причем первьій берет зту волю во всем об'ьеме ее нравственньїх стремлений, а второй лишь вее частичном проявлений в известньгх внешних действиях.¹ С другой сторонні, не только юридиче-ский, но и нравственньгй закон может сочетаться с внешними мотивами, формируя и подчиняя их себе. Вот каким образом может бьіть проложен путь для перехода от морали к праву. Возможность внешних интересов и побуждений в области права нисколько не устраняет того, что свои вьісшие руководящие начала оно заимствует от нравственности. Позтому юридические закони могут исполняться не только в силу внешних соображений, но и на оснований нрав­ственньїх мотивов. Переходи в юридическую область я получая здесь внешнюю санкцию, нравственньїе требования не перестают бьіть нравственньїми. Если право, как справедливо утверждает Кант, не может включать в свои требования внутренних мотивов, то оно во всяком случае и не исключает их. Напротив, оно предполагает со сторони общества сочувствие к своим предписаниям, без которого оно и не могло бьі существовать.

По-видимому, к зтой мьісли склонялся и Кант, ко-гда в дальиейших своих рассуждениях он утверждал, что все юридические обязанности суть вместе с тем и обязанности нравственньїе. В зтом утверждении мьі находим другую попьггку философа связать право с нравственностью. В той первой попьітке, которую мьі только что рассмотрели, связь указьівалась в об-щем закон одательстзе разума, из которого, как из еди-

Ср.: Соловьев Вл. Оправдание добра. С. 497.

Глава II________________________________ 181

ного источника, вьітекают и право и нравственность. Теперь зта связь усматривается в идее обязанности, которая одинаково свойственна обеим областям и род-нит их между собою. Кант вьіражает зто воззрение в следующем ряде мьіслей.

Обязанности юридические имеют характер внеш­них и основьіваются на мотивах внешнего свойства. Однако в качестве обязанностей они могут становить­ся предметом зтических велений. Ибо зтические пред-писания относятся ко всему, что только может бьіть обязанностью; они касаются как внутренних, так и внешнях обязанностей; как те, так и другие могут бьіть вьіполняемьі по чистой идее долга. Позтому зти­ческие закони заключают в себе более широкий круг предписаний, чем юридические: кроме собственно зтических обязанностей, они предписьівают и все юри­дические.¹ Несколько ниже Кант повторяет зту же мисль в еще более решительной форме, говоря, что все обязанности, откуда бьі они ни происходили, входят в число зтических требований.² Смьісл зтого утверж-дения усиливается еще тем обстоятельством, что он признает существование таких юридических требова-ний, обязательность которих витекает исключитєль-но из предписаний законодатєля.

¹ Ср.: Соловьев Вл. Оправдание добра. С. 18-19.

² Вот его подлинньїе слова: «Оепп Наи<і1іт£еп, Ьіоз
(іагит *еіІ ез РПісЬіеп зіікі, аизйЬеп ипгі гіеп ОгипсІзаіг (Іег
РШсЬІ зеіЬзЬ, чуоЬег зіе аисЬ коште, гиг ЬіпгеісЬепйеп
ТгіеЬ^есіег (Іег ^еіІкйЬг ги тасЬеп, із* йаз Еі^епіЬЦгаіісЬе
<іег еіпізсЬеп Оезекг^еЬипд. 8о ^іеЬі ез аізо гтеаг уіеіе
сіігекі-еіНізсЬеп Р£ІісЬіеп, аЬег сІіе іппеге ОезеЬгееЬипк
тасЬі аисп йіе йЬгіееп, аііе ипгі іпа еезаттЬ, ги іпШгекк-
еЬЬізспеп» (КеспЬвіепге. 8. 20).

182_____________________________ П. И. Новгородцев

Но, спрашивается, каким образом нравственность может брать под свою охрану предписания, имеющие своє происхождение исключительно в законодатель-ном произволе? Как разум может предписьівать то, что не вьітекает из его требований? Утверждение Канта, что всякая обязанность, откуда бьі она ни происхо-дила, может стать предметом зтических велений, про-тиворечит его ученню об автономии воли как корен-ному условию нравственности.

Зто противоречие совершенно ускольануло от вни-мания Канта, но он не мог не заметить другого резуль-тата, вьітекавшего из учення о совпадении юридиче-ских обязанностей с нравственньїми: при подобном учений все обязанности, каково бм ни бьіло их проис­хождение и содержание, смешиваются в одну нераз-личимую массу нравственньїх требований. Внешние юридические обязанности приравниваются к нрав-ственньім, потому что и они могут вьіполняться поми-мо принуждения, из одного уважения к закону. Но стре-мясь понять их связь, не утрачиваем ли мьі опять их различия? Чтобьі избегнуть зтого последствия, Кант производит разделение зтических обязанностей на прямьіе и косвенньїе, сіігекі-еіпізспе ипсі іпсіігекі.-еШізспе РїНсЬіеп.

На оснований зтого нового разделения нельзя от-носить, например, в одну и ту же группу обязанности, вьітекающие из договора, и актьі благожелательства. Исполнение договора єсть не нравственная, а юриди-ческая обязанность; она может бьіть подкреплена при-нуждением, и те случаи, где зто возможно, относятся к области права. Нравственность, со своей сторони, предписьівает исполнять подобньїе обязанности и при отсутствии принуждения, в силу чистой идеи долга;

Глава II 183

но она берет зти обязанности не из своих специаль-ньіх предписаний, а из юридических. Таким образом, во внешних результатах своих требований право и нравственность могут совпадать; они различаются мотивами обязательности. Зтика имеет и свои соб-ственньїе обязанности — те, с которьіми могут соче-таться только внутренние мотивьі. Таковьі, например, обязанности благожелательства. Но сверх того она включает в себя и все остальньїе обязанности в каче-стве косвенно-зтических.¹

Сбивчивая терминология Канта не сразу дает воз-можность разглядеть, что зто деление обязанностей в сущности совпадает с приведенньїм вьіше делением законов. Здесь, как и там, предполагается более ши­рокая область морали, с подразделением ее на две группьі отношений: собственно зтических и юриди­ческих. Различие зтих групп определяется возможно-стью или невозможностью для данного отношения сочетаться с внешним принудительньїм мотивом. Там, где зто невозможно (как, например, в проявлений доб-рьіх чувств), мьі имеем собственно зтическую область; в противном случае мьі переходим в область права. Там и здесь можно предположить бескорьістное и доб-ровольное исполнение обязанностей, — по чистой идее долга; позтому обе сферьі отношений могут бьіть подведеньї под общее понятие морали. Вот краткая формулировка весьма запутанного изложения Канта, которое Кирхман с полньїм основанием обозначает в зтом случае как «зсЬ^ег уегвШпсіісп ипсі зсптіїзіі£».^г

¹ КесЬізіепге. 8. 20.

² Егіаиіегип^еп. 8. 59. Прибавлю здесь, что в «Ьове

ВШііег аиз Капів МасЬіазз» содержится несколько фраг-

184_____________________________ П. И. Новгородцев

В той общей формулировке, которую мьі сейчас дали, скрьіваются недостатки кантовского деления; но когда мьі всматриваемся ближе в его собственньїе положення, у нас возникают снова те же недоразуме-ния. Каким образом юридические обязанности, не входя в круг зтических предписаний, могут относить-ся к зтике — зто остается непонятньїм. Бьіло бьі есте-ственнее произвести разграничение в области самих нравственньїх требований, разделив их на обязанно­сти благожелательства и справедливости, как зто де-лает, например, Шопенгауар. Таким образом бьіл бьі вполне удовлетворительно об'ьяснен переход нрав­ственньїх предписаний в область права; бьіла бьі так-же об-ьяснена и защита юридических требований со сторони нравственности. Обязанности благожелатель-ства и любви не могут бьіть предметом юридических предписаний и всегда останутся чисто зтическими и внутренними. Напротив, требования справедливо­сти по своєму характеру допускагот принудительное осуществление и одинаково могут охраняться как нравственностью, так и правом.

Глава II 185

Само собою понятно, почему Кант не прибегнул к зтому вьіходу. Ведь зто значило бьі в области нрав-ственного законодательства производить разграниче-ния по содержанию, между тем как его зтическая точка зрения бьіла чисто формальной. Позтому он и говорит все время, как о единственном характерним признаке нравственности, о формальном принципе долга. Действовать исключительно по идее обязанно­сти, помимо всяких иньїх побуждений — вот что на-зьівается нравственньїм. Ясно, что для разграниче-ния морали от права только и оставалось воспользо-ваться 9тим формальним признаком.¹ Но так как все обязанности, откуда бьі они ни происходили, могли соответствовать зтому признаку, то пришлось создать рубрики прямьіх и косвенньїх нравственньїх обя~ занностей. Таким образом как будто бьі устанавли-валось разграничение двух областей с сохранением их внутренней связи; нона самом деле зто бьіл ре­зультат только кажущийся. Исходньїе положення Канта препятствовали ему разрешить ату задачу без противоречий.

ментов, относящихся к даиному вопросу, но не представ-ляюи^их особоЙ ценности. Известньїй интерес имеют они разве только по различной форме вьіражения одних и тех же мьіслей. Общее впечатление от зтих фрагментов, как и вообще от всех многочисленньїх мест, относящихся к «Ученню о праве» и находящихся по преимуществу в кон-волютах Е и Г, Адикес формулирует так: «Ез іві кеіп ГогїйсЬгіН луаЬггипептеп; сііеяеіЬеп Оесіапкеп іп (іегнеіЬеп Апог(Іішп£ тії аітііспет \Уогиаиі кеЬгеп іттег тесіег. Ев іяі аіз шепп Капі зісп іп еіпег ТгеітііЬЛе Ьеїапгїе» (Капі-зіигііеп. Всі. І. 8. 259).

¹ Во второй части «Меіарпузік гіег 8іііеп», озаглавленной «Учение о добродетели», Кант производит и разграниче-ния материальнме; но, как справедливо замечает Б. Н. Чи-черин, зто сочинение «содержит в себе существенньїе укло-нения от чистих требований категорического императи-ва... Кант искал содержания для своего формального за-кона, но так как скептическая точка зрения не допускала внутренней связи противоположньїх злементов, то он про­сто взял отвергнутьіе им начала счастья и совершенства, старайсь зклектически приладить их к собственньїм своим виводам* (История политических учений. Ч. 3. С. 342),

186_____________________________ П. И. Новгородцев

Часто указнвают на то, что «Учение о праве», как произведение стареющего философа, носит следьі недостаточной разработки и умственной усталости. Зто может бьіть верно в отношении к подробностям и к общей композиции сочинения; но в основних своих положеннях оно представляет собою верное отраже-ние нравственной философии Канта со всеми ее осо-бенностями. Вот почему оно поучительно даже свои-ми противоречиями, поскольку они вьїтекают из его общего взгляда и служат обнаружением его односто-ронностей.

Если общие положення Канта исключали возмож-ность ясного и понятного перехода от нравственности к праву, то, с другой стороиьі, они ставили для фило­софа серьезньїе препятствия и при характеристике самой сущности права. При вьшолнении зтой задачи первьім условием является строгая определенность цели и точки зрения. Для юриста понятие права бу-дет представляться в иньїх термииах, чем для мора-листа и философа. Какого же определения ищет Кант? Об зтом он сам заявляет с достаточной ясностью. В философском определении отого понятия требует-ся, по его словам, не описание каких-либо временньїх юридических установлений, а указание того общего критерия, с помощью которого можно отличить пра­во отне-права.¹

Кант обозначает зто понятие следующим образом: Ве£гШ сІез КеепЬз, зо^егп ег зісЬ аиї еіпе іпт когге-йроікііогеікіе УегЬіікШсіікеН ЬегІеЬЬ (сі. і. сіег тогаїізспе Ве£гШ дезаеіЬеи) (КесЬШеЬге. 8. 31). Понятие УегЬіпй-Кспкеіі на 8. 21 определяется так: «УегЬіпсШсЬкеН ізі йіе

Глава II 187

Легко увидеть, что вопрос ставится здесь на почву атики; требуется определить нравственную основу права, его вьісший руководящий принцип. Но разре-шить зтот вопрос нельзя иначе как после удовлетво-рительного разт>яснения связи права с нравственно-стью. Понятно, что для Канта и здесь возникали все те же неопределимьіе затруднения.

Вьісшим требованием морали является, по его ученню, требование нравственной автономии. Зтот принцип указьівает на внутреннее самоопределение воли, на ее независимость от чувственнмх побужде-ний. Соответственно с зтим и руководящим началом права признается свобода личности. Зто єсть един-ственное первоначальное право, принадлежащее каждому как человеку. Связь зтой юридической сво-бодьі с нравственной автономией ясна. Но для обо-снования права зтого мало. В юридической области свобода проявляется в целом ряде конкретних пра-вомочиЙ, из которьіх и слагаются наши суб^ектив-ньіе права. Зти правомочия связаньї с внешними ин-тересами и целями, и если их возможно подвести под тот вьісший принцип свободи, то лишь в том пред-положений, что он заключает в себе ату возможность внешних проявлений. Моральний принцип Канта атому предположению не соответствует. Позтому-то ему и приходится только сказать, что практический разум не запрещает зтих проявлений: «8о капп аіе (діє ргакіівспе Уегпип£і) іп Апзепип§ еіпез зоісЬеп Сгейепвіапа'еб кеіп аЬзоіиіеб УегЬоі; зеіпез ОеЬгаисЬз епііЬаііеп...» Так устанавливается дозволительньїй

еіпег ГгеІеп Напсііип^ ипіег еіпет каіе^о-гівсЬеп Ітрегаііу сіег

188____________________________ Я. И. Новгородців

закон разума, «дающий нам полномочие, которое мьі не могли бм вивести из чистого понятий о праве вообще».¹

Зтими последними словами Кант сам признает, что из практического разума нельзя вьівести никаких конкретних правомочнії. Со сторони морали праву вьідается разрешительная грамота с надписью: «Кеіп аЬзоіиіез УегЬоі»; а зто очень недостаточно. Где же здесь отьіскиваемое моральное понятие права? Где признание того, что правовая свобода имеет нрав-ственное предназначение — служить преддверием к моральному совершенствованию и к проявленню воли человеческой как положительной творческой сильг? Дозволительньїй закон не говорит нам ни о чем зтом; он содержит в себе только отрицательньїе опре-деления.

Зтот результат с особенной ясностью сказьівается при дальнейшей характеристике правового порядка: Канту невольно приходилось ограничиваться здесь внешними и отрицательньши чертами, которьіе низ-водили право с вьісотьі нравственного явлення на сте-пень чисто внешнего учреждения для взаимной охра-ньі. Местами ои повторяет свою мьісль, с которой мьі уже знакомьі, что и нравственность требует уваже-ния к праву, беря его требования под свою санкцию. Но когда он обращается к определению собственно-го существа права, то вьіходит, что зто как будто бьі чисто внешний порядок, для которого вполне доста-точньї и чисто внешние опорьг. Ученик Канта Фихте

¹ КесЬізіепге. 8. 50. Речь идет здесь, собственно, о пра-вомерном владении внешними предметами, но зто типи-ческий случай проявлення права.

Глава Я_____________________ 189

дал зтому взгляду наиболее резкое вьіражение, ко­гда он заявил: «В области права для доброй воли нет применения; право должно осуществляться, если бьі даже ни один человек не бьіл склонен исполнять его добровольно; физическая сила, и только она одна, со-общает ему санкцию».¹ Право, таким образом, рас-сматривалось как продукт сильї, как механизм внеш­него принуждения, для которого совершенно безраз-лично, существует ли в обществе добрая воля или нет. Кант не вьісказался так ясно и решительно, но что он бьіл к зтому близок — бросается в глаза при самом беглом ознакомлении с предлагаемои им де-дукцией права.²

Я должен, однако, сделать в защиту зтой дедукции одну оговорку, которая если не устраняет, то, по край-ней мере, ослабляет старше нарекания на нее. Мне ка-жется, что в особенности здесь следует иметь в виду приемьі и цели Канта, чтобьі не истолковать непра­вильно его вьіводьі. Подобно тому как в зтике он ищет чистой нравственноЙ воли в ее общем и формальном определении, так и здесь он хочет установить чистое и отвлеченное понятие права, определенное в его соб-ственньїх средствах, — аізйапп іеі ез геіп ип<і тії кеі-пеп Ти^епсІУогзспгШеп уегтеп£І. В зтом смисле он и утверждает, что право єсть возможность принужде­ния. Значит ли зто, что право вообще обходится без содействия морали? Зтого Кант не говорит. Он пола-гает только, и совершенно правильно, что на основа­ний права я не могу требовать (например, от своего

¹ РісНіе. Сшпаіа^е (Іез Наїштеспіз. І НаирІБі. (в кон-це); по изданию 1 796 г. 8. 52-53. Ср.: ІЬісі. § 14: Ваз Ргіпсір аііег 2\уап§'я§'Є8ЄІ2е.

^г См. в особенности: ЯесЬікіеЬго, Еіпіеііип^. § С, П, Е.

190_____________________________ П. Я. Новгородцев

должника) внутреннего сознания обязанности; речь может идти здесь только о внешнем исполнении, кото-рое покоится на возможности принуждения. Но нрав-ственность, со своей сторони, содействует тому же результату.¹ Вот почему для права, устанавливающе-го принцип свободи, важно только, чтобьт отдельньїе лица не нарушали зтого принципа своими внешними действиями; а затем все равно, как они относятся к не-му внутренне. Определить внутреннее отношение — зто уже задача морали.

Все зто будет совершенно правильно, если только помнить, что установленное таким образом разделе-ние єсть не более как абстракция. Гегель впоследствии очень хорошо обозначил право, взятое в зтом мьіслен-ном обособлении от всех смежньїх начал, именем «аб-страктное право». У Канта и в зтом пункте сказмвает-ся его обьічньш прием — установление отвлеченньїх категорий без оговорок об их жизненном приложении и конкретном взаимодействии. Отсюда зти отвлечен-ньіе схеми, чистьіе определения, резкие формули. Все они имеют своє значение, но только в пределах аб-страктной мьісли. Я сказал бьі в обьяснение зтих аб-стракций, что Кант следует здесь той же методе нор­мативного формализма, которая знакома нам по его зтике. Социально-философский момент остается в сто-роне. Здесь, как и там, зта метода имеет своє оправ-дание, если она берется как один из возможньїх при-емов исследования.

¹ КеспЬвІеЬге, Еіпіеіііш^. § С. Говоря, что право не тре-бует внутреннего исиолнения, Кант здесь же прибавляет: «Баз КесЬіЬапсіеіп пііг гиг Махіте ги тасЬєп, ізі еіпе Рогсіегші£, діє (Ііе ЕіЬік ап тісії Шиї».

Глава II_________________________________ 191

Нам остается еще упомянуть о заключительннх членах рассматриваемой дедукции. Завершающими условиями правового порядка Кант считает налич-ность взаимньїх гарантий и существование власти. Самую обязанность уважать чужие права он как буд-то бьі вьіводит из подобного взаимного обеспечения, которое лица дают друг другу: «Я не обязан оставлять неприкосновенньїм достояние другого, если каждьій другой не обеспечит меня в том, что будет поступать со мною по тому же принципу».¹ С первого взгляда в атом утверждении можно заподозрить отрицание той моральной основи, от которой отправляется де-дукция права. Если обязанность начинается с установ­лення гарантий, значит, здесь и надо искать основи права. Но оказнвается, что, по мьісли Канта, установ­ление зтих гарантий не требует никакого особого юри-дического акта, а предполагается в самом понятий внешнего юридического обязательства; отсутствие же их єсть нарушение идеи права. Таким образом, не гарантий создают право, а идея права их требует.² Точно так же и власть, закрепляющая зти гарантий, будучи сама порождением права, не может рассмат-риваться в то же время и как источник его. Она дает праву только материальное обеспечение, получая от него свою моральную силу. У Канта нет и следа того логического круга, которьій бьіл отмечен нами в уче­ний Пуфендорфа. Когда зтот последний вьіводил то власть из права, то право из власти, он запутьівался в безьісходних противоречиях. Кант примьїкает в дан-ном отношении, как зто само собою понятно, к другой

¹ См. в особенности: КесІНзіеїіге, Еіп1еі(,ип£, § 8.

² См.: § 42, конец и примеч.

192 П. И. Новгородцев

традиции, шедшей от Лейбница и требовавшей для власти санкции естественного закона. Правда, и у не-го встречаются утверждения о беззаконности есте­ственного состояния, о временном характере естест-венньіх прав, которьіе лишь в государстве делаются постоянньїми, и т. д. Но все зти утверждения гово-рят только о внешней необеспеченности естествен­ного бьіта: начала права, в качестве моральних требо-ваний, даньї уже и здесь, и именно ввиду зтого можно требовать обязательного перехода к гражданскому со-стоянию, которое должно доставить зтим требова-ниям обеспеченное существование.¹ Так нам стано-вится понятньїм во всей своей силе зто определение Канта, по которому государство єсть соединение лю­дей под юридическими законами. Весь смьісл государ-ства, его цель, его гаізоп сГсіге сводятся здесь к тому, чтобьі доставить торжество идее права, чтобьі утвер­дить правовой порядок. «Вег Зіааі іп йег Ісіее, \уіє ег пасЬ геіпеп Кес1і1:зргіпсіріеп зеіп воіЬ — в зтих сло­вах содержится самая сущность воззрения Канта. Государство єсть чисто юридическое учреждение; оно необходимо для твердости права, и в зтом — его основное значение. Еще раз мьі чувствуем здесь мето­ду Канта, которую мьі обозначили именем норматив­ного формализма: и государство берется у него как отвлеченная идея, как чисто юридическое понятие. Мьі находимся по-прежнему в сфере той методьі, ко-торая ставит свои требования как абстрактньїе нормьі, не говоря о их взаимодействии с другими началами. Оставаясь в пределах рассмотренного ряда заклю-чений, мьі все время чувствуем связь его с категори-ческим императивом. Логическая цепь, идущая от