Июля 1941 года

Ко всем казематам подгоняли цистерны с бензином и сливали его вовнутрь.

Потом машина отъезжала.

Один из эсэсовцев заряжал ракетницу и стрелял из нее в пролом.

Бурое пламя яростно вырывалось из под сводов каземата наружу.

Изнемогая от жажды, Гаврилов лежал на полу каземата.

И вдруг увидел ручеек воды, который катился прямо к нему.

Лицо у майора стало радостным.

Но ручеек, докатившийся до него, оказался не водой, а бензином.

Гаврилов со всех ног бросился бежать.

Ручеек гнался за ним.

Эсэсовец выстрелил из ракетницы.

Ручеек стал огненным зверем.

Старшина Волошенюк с фляжкой воды вполз через узкий пролом в каземат.

Возле стены, положив голову на гармонь-трехрядку, лежал младший сержант Даша Эдельханов и застывшими глазами смотрел на своды каземата.

– Зараз, зараз, Даша… Пап’еш... Споўзаў да Мухаўца... вады грамульку ўзяў... Пап’еш... На, пі...

Даша смотрел под своды.

– Пі, Даша, пі... Я на беразе напіўся... Аж у жываце пялёскаецца. Пі, Даша, пі...

Даша смотрел под своды. Волошенюк попробывал напоить товарища. Вода скатилась из уголоков рта на гимнастерку.

– Ты што абамлеў? Ці памёр? Даша! Даша! Памёр Даша, – пожаловался кому-то Волошенюк. – Памёр...

И выпил из фляжки сам.

– Можа ў цябе патрон які застаўся? Ці граната? Га, Даша?

Волошенюк стал обыскивать мертвого товарища.

– Няма... І ў мяне няма... Пустая вінтоўка...

Волошенюк, как бы в оправдание, передернул затвор.

– Во, бачыш ­– пуста… Чым ваяваць? А, Даша? У штыковую – ногі не трымаюць... Пайду я здамся... Га, Даша? Ну чым я табе мёртваму памагу? Хіба што здохну за кампанію... Га, Даша?

Волошенюк достал из-под головы Эдельханова гармонь.

– Дай-ка гармоньку…

Взял гармонь, наиграл какую-то мелодию.

– Гэта ты казаў у вас на вяселлях граюць. Харошая музыка... Вясёлая... Пайду я здамся... Га, Даша? Якую-небудзь фрыцаўскую песню сыграю, дык можа й накормяць перад смерцю...

Он взял несколько аккордов: «Ах, мой милый Августин, Августин, Августин…»

– Не абіжайся…

Эдельханов застывшими глазами смотрел в потолок.

– Не абіжайся, Даша…

Наигрывая «Августина», старшина Волошенюк пошел по каземату.

Гаврилов бежал в темноте к капониру за Северными воротами.

Следом за ним бежали немецкие солдаты.

– Хальт! Хальт!

Солдаты не стреляли, потому что шаг за шагом догоняли ослабшего майора.

– Хальт!

И вдруг с капонира загрохотал пулемет Дегтярева. Пули запели над головой Гаврилова.

Майор упал на землю, зло и радостно прошептал:

– Еще не хватало, бляха, чтобы ты меня убил… – и пополз дальше.

Немцы, бежавшие за Гавриловым, получили свою долю свинца и стали укрываться в руинах.

Пулеметчик полосовал их до тех пор, пока не кончились патроны.

Потом достал из одного кармана папироску, прикурил, с наслаждением затянулся, из другого кармана достал гранату, выдернул чеку и весело сказал:

– Жрите меня, суки!

Гаврилов вполз в капонир.

Сзади раздался взрыв и… крики.

Пулеметчик не докурил свою папироску.

Гаврилов заметил груду красно-бурого кирпича, который обрушился сверху после удара снаряда.

Майор стал зарываться в обломки Брестской крепости.

Когда эсэсовцы ворвались в капонир, там никого не было.

Только груда кирпича цвета запекшейся крови.

Два немецких автоматчика, патрулировавших вдоль стен крепости, остановились.

Из-под земли долетали звуки гармошки.

Один из автоматчиков передернул затвор.

Старшина Волошенюк показался в проломе. Заметил немцев и перестал играть «Августина».

И вдруг, тряхнув головой, врезал белорусскую польку-трясуху.

И, глядя воспаленными глазами на немецких солдат, пошел на них.

Автоматчики переглянулись.

– Хальт! – скомандовал один.

Но Волошенюк из-за звука собственной гармошки, не услышал приказа.

Шел на немцев и играл. Задорно, нервно, отчаянно, склонив левое ухо к басам гармошки.

Немец полоснул по музыканту длинной очередью.

Гармошка Волошенюка жалобно вскрикнула. От нее полетели в разные стороны щепки.

Волошенюк упал на колени, осторожно поставил расстрелянную гармошку перед собой, погрозил кому-то пальцем, потом лег, обнял гармошку… и умер.

Одинокий аист кружил над дымящейся крепостью.

Вся Беларусь уже пылала. От Бреста до Дубровно.

Пылала и вся крепость. Охранные подразделения СС выжигали все. Огнеметами, бензином, соляркой, газами.

Готовились к визиту фюрера.

Капонир не трогали. Там, как им казалось, никого не было.

Гаврилов встал как призрак из своей кирпичной могилы ночью. И пополз к каналу.

Долго и жадно пил воду.

Пополз назад.

Невдалеке от капонира между палатками горел костер.

Никого возле костра не было.

Гаврилов достал из кармана гранату, хотел выдернуть чеку, но передумал и тихонько вбросил гранату в костер.

И быстро пополз в свое убежище.

Костер горел.

Граната разогревалась.

Два солдата, на свою беду, вышедшие из своих палаток, полетели вверх тормашками в разные стороны от костра.

Гаврилов опять зарылся в кирпичи.

И погладил последнюю гранату.

И уснул.