Кто узнает, что над девочкой в больнице надругались? Кто докажет, что насилие над ней совершено умышленно, цинично, хладнокровно, с полной уверенностью в своей безнаказанности? За руку никто не схватит. Кому она нужна, психически больная девочка? Быть может, ей отсюда еще года три не выйти, а за это время…
Ну уж нет, задохнулся он от гнева и, не собираясь узнавать эротические тайны гоп-компании, заторопился вниз. Спрыгнув на землю, он, уже не прячась, добежал до лестницы и одним махом поднялся на чердак. Там он на ощупь отыскал пожарный люк и очутился в узком, тускло освещенном коридорчике. Ни медсестры, ни нянечки… одна больничная каталка.
Климов тихо двинулся вперед.
Если он верно сориентировался, ночные визитеры находились в третьей от угла палате. Так оно и оказалось. За ее дверью он услышал тяжелое прерывистое дыхание, перемежающееся безумными стонами.
Выбить дверь и захватить развратников врасплох — вот все, что он сейчас мог предпринять. Мозг работал в одном направлении: не дать насильникам уйти, пресечь разгул их группового скотства…
|
|
Выхватив пистолет и уже не думая о том, что обстоятельства захвата могут осложниться, он выставил плечо вперед, вышиб дверь в сторону и влетел в палату.
— Ий-а-ах!
Клубок сплетенных тел стал распадаться, только губы Шевкопляс двигались так, точно она сосала леденец.
Вот и застал он их, паскудников, врасплох.
— Лежать где были!
Иностранец, эта жирная брюхатая скотина, еще секунду назад хрипевший от блаженства, ползал на коленках в одном носке и собирал на полу свои вещи. Задереев беззвучно икал и прикрывал рукой низ живота. Червонец, как приткнулся к Шевкопляс, так и таращился на Климова. Глаза мутные, точно мыльной водой налитые. Отвратное зрелище. Бедлам.
Не давая никому опомниться, Климов повел пистолетом.
— В угол! На пол! Вещи — за порог!
Главное, не дать им разбежаться. Трое мужиков и баба — это много.
— Постреляю, как собак! Лежать, не двигаться.
Задереев, безголосый, как покойник с подвязанной челюстью, стал приседать, не отрывая рук от низа живота. Так, наверно, в малолетстве он садился на горшок. Взгляд ошеломленно-потерянный, испуганный. И это он, красавец бонвиван, с безукоризненными манерами денди, привыкшего к вниманию дам и чувствующего свое превосходство в кругу мужчин.
Узкогрудый Червонец с выпирающими ребрами брезгливо оттолкнул свою партнершу и, когда она схватила его за руку, не отпуская от себя и прикрываясь им, как ширмой, он злобно ощерил порченые зубы:
— Отстань, падла!
— На пол! — снова крикнул Климов и для вящей убедительности погладил кулаком по черепу застывшего на четвереньках борова. Тот сразу же приткнулся к стенке головой. Потный, сальный, с пористым лицом и волосатой грудью. Его ущербно-заискивающий взгляд молил о пощаде.