2017-11-30
201
— Эй, разве вы не должны настраивать аппаратуру через час? — спросила Райан.
Маркус достал свой телефон и проверил время.
— Ну да, примерно через час, — сказал он.
— Тогда, если ты собираешься оставить мне детей перед этим, мне лучше пойти переодеться.
— Конечно, — ответил Маркус, и когда она снова посмотрела на него, сексуальное напряжение в его глазах исчезло. — Скоро увидимся.
И после этого Райан быстро попрощалась и покинула их с такой скоростью, как будто пыталась побить мировой рекорд на стометровке.
— Не забудь принять душ! — пронзительно закричал Майлз. — Чтобы смыть пот!
Райан не обернулась, но услышала, как за ее спиной рассмеялся Маркус. Ей придется где - нибудь остановиться и купить большой, свободный спортивный костюм.
***
Маркус попытался немного разнообразить этот тур. Он будет играть перед толпой, как обычно, самые популярные песни, потому что люди платили деньги, чтобы их услышать. Маркус знал это – он не был идиотом. Но он также собирался попробовать некоторые вещи, которые отличались от всего, что он когда - либо писал раньше. Но не группа. Только он и его гитара. Это будет интересно. Эти песни были более мрачные, более напряженные, чем что - либо в репертуаре Маркуса, возможно, более подходящие для прокуренных клубов, вмещающих сотню человек, а не для арен на десять и двадцать тысяч мест, на которых планировалось проводить концерты в этом туре. Но Маркуса это не волновало.
Когда он только начинал свою карьеру в музыке, он не был отцом; он сам был всего лишь ребенком. Теперь ответственность и проблемы взрослой жизни изменили его. Он больше не был тем человеком, и он хотел, чтобы его музыка отражала это. Сейчас проявилась новая сторона его личности, и он собирался показать ее зрителям, нравится им это или нет.
Первый концерт тура всегда проходил немного со скрипом, и сегодняшний был не исключение. Смитти, играющий на соло - гитаре, был надежен, как и всегда. И хотя басист и барабанщик были теми же, с кем он записал последний альбом, они никогда не ездили с Маркусом на гастроли, им четверым не доводилось выступать вместе. Конечно, они отработали несколько недель в Биг Форке[23] в мае, но выступать перед публикой – совершенно другое дело, и, во всяком случае, они пока еще не работали на полную катушку. Маркусу предстояло придумать, как сделать так, чтобы вся их страсть и энергия достигли последнего ряда.
Однако, во время первых пяти или шести песен, Маркус отвлекался. Его мысли постоянно возвращались к Райан и их случайной встрече в ПайкПлейс. По его мнению, не было абсолютно ничего сексуальнее, чем женщина, которая была и красивой, и спортивной. Конечно же, как и у любого парня, его голова непроизвольно поворачивалась вслед каждой шикарной телке, которая проходила мимо, независимо от того, была она тихоней или бегала марафон, но с годами он стал меньше интересоваться просто красивыми женщинами. И когда речь шла о Райан, это было больше, чем просто «красивое и потное» тело, как уморительно выразился Майлз, что заставило Маркуса призадуматься. Некоторые вещи, жесты, мимика озадачили его. Как она смутилась, когда Майлз назвал ее красивой. Она стала красной, как свекла, и Маркус задался вопросом – почему. Возможно ли, что девушка, такая сексуальная, как Райан, не привыкла выделяться из - за ее внешности? Нет. Невозможно.
Она не любит, когда ей говорят комплименты? Вопрос остается открытым, но то, как она отвернулась и покраснела на рынке, улыбаясь и поправляя волосы, выглядело так, будто она не привыкла, что ею восхищаются. Такую скромность, такую естественную невинность он давно не видел в женщинах, и Маркус не мог выкинуть это из головы. Райан была не только сексуальная и умная, но и такая настоящая.
Смитти играл соло. Выдавая шквал нот, гитарист стиснул зубы, потом проворчал что - то про себя, когда развернул инструмент к усилителю, чтобы вызвать громкие крики пронзительной ответной реакции. Маркус подумал, что это прозвучало почти так, как будто Ангел Смитти за его плечом предупреждал... Забудь! О! Няне! Он выпалил следующую строчку в микрофон с большей энергией, частично получив заряд от Смитти, но и сам в данный момент готовый с ним согласиться. Если уж Маркус сам понял, что было бы для него лучше, то ему следовало поменьше зацикливаться на потрясном теле Райан и ее духовной сущности, и больше сил направить на то, чтобы зажечь всю мощь толпы.
После того, как они отработали первую половину концерта, Смитти и остальные участники группы покинули сцену, и помощник принес Маркусу его старую, потрепанную гитару Мартин[24]. Это был его любимый инструмент, но он никогда раньше не играл на нем «вживую», потому что это был первый раз, когда Маркус попытался сыграть такую задушевную, глубокую акустическую музыку, какую он играл дома, когда вокруг никого не было. Как только сверху его осветил единственный прожектор, он впервые за все годы занервничал.
—Ладно, ребята, как вы можете догадаться, — сообщил он залу, — я сейчас немного сбавлю темп.
Зрители завопили, что не слишком - то много значило. Что бы ни сказал Маркус, они все примут на «ура». Но он научился не воспринимать поклонение толпы слишком серьезно.
— Я надеюсь, вам понравится эта песня. Она абсолютно новая, — послышалось еще больше криков.
Маркус начал петь «Я запираю двери», первую песню, написанную после своего развода с Бьянкой, но которую звукозаписывающая компания не захотела включить в альбом. Хотя, в песне пелось не совсем о Бьянке. Речь в ней шла о глубокой печали, которую он почувствовал после того, как суд счел, что он не может просыпаться каждый день в том же доме, что и его собственные дети. Речь шла об одиночестве, которого он еще не знал до тех пор, пока его не разлучили с ними.
Я запираю после себя двери,
Потому что только так
Я смогу сегодня найти успокоение.
Я поворачиваю защелку, опускаю шторы
И жду, пока исчезнет последний вечерний свет
В темных глубинах души,
И моя спальня станет чернее угля…
Да, это совсем не лучшая песня для вечеринки, но Марк любил ее. Он проиграл короткий инструментальный проигрыш перед вторым куплетом. Стояла мертвая тишина. Может быть, им понравилась песня. Или, может быть, они так возненавидели ее, что безмолвствовали в знак протеста.
Его это не заботило.
Я запираю после себя двери,
Потому что в свете яркого дня
Что - то сжимается в моей груди,
Сердце разрывается, подступает паника.
Только в своем одиночестве я смогу успокоиться…
Пожалуйста, не осуждайте меня, за то, что остаюсь здесь,
Потому что я знаю – в этом мире нет свободных дорог.
Продолжая петь, Маркус кинул быстрый взгляд направо, надеясь, что Шарлотта и Майлз были за кулисами, поддерживая его. На самом деле, он должен был увидеть их, Маркус так глубоко прочувствовал эту песню, что ему необходимо было удостовериться, что, во всяком случае, сейчас его дети были рядом с ним.
Естественно, они были там с Райан и с широкими улыбками на лицах усиленно махали руками. «Слава Богу, что они не понимают этих печальных слов, – подумал он, улыбаясь. – И, слава Богу, Бьянка не настраивает их против меня».
Обычно за кулисами было довольно темно, но пол сцены, составленный из зеркальных щитов, отражал свет прямо на них троих, который кружился по их лицам, как в калейдоскопе. Эффект был такой красивый и загадочный, что Маркус не отводил глаз, и не только из - за детей, но и из - за Райан, которая обнимала их за плечи. Она находилась от него должно быть в шеси метрах, но Маркус смог прекрасно разглядеть нереально зеленые глаза, и ее красота потрясла его.
Вдруг, он осознал, что понятия не имеет, какой следующий текст он должен произнести. Что - то про вентиляцию и пожарную лестницу? Но слова просто вылетели у него из головы, и ему пришлось прекратить играть, чтобы собраться.
— Упс, я же говорил, что она новая, да? — сказал Маркус зрителям. — Такая новая, что я еще даже не запомнил слова!
Кто - то неловко захихикал, раздалось несколько обнадеживающих возгласов. Потом какой - то придурок закричал:
— Сыграй «Любовь всей моей жизни»!
— Я доберусь и до нее, — сказал Маркус. — Обещаю.
А сам подумал: «Заткнись, мокрица». Ему так надоело играть эту песню.
Он достаточно быстро оправился и спел заключительный куплет и припев песни «Я запираю дверь», прежде чем перейти к акустическим версиям некоторых его самых любимых песен. Зрители не отреагировали на его новую, темную сторону, но ему было все равно. Все, о чем он мог думать – только о Райан, об идеальной картинке, где он видел ее, стоящей рядом с его детьми. Ее образ, вместе с Шарлоттой и Майлзом, заставил его почувствовать себя сильным. И впервые за слишком долгое время – живым, полностью живым.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Лучик света
Сидя в автобусе по пути в Портлэнд, Райан изо всех сил пыталась не отключиться. Она устала, что было так не вовремя, учитывая тот факт, что Майлз слетел с катушек, бегая по проходу, в то время как Шарлотта постоянно донимала ее слишком взрослыми вопросами. Иногда быть нянькой – словно оказаться в сражении застрявшей в окопах с двумя крошечными солдатами, которые либо не знают, либо просто игнорируют правила ведения боевых действий.
— Ты была замужем? — спросила Шарлотта.
— Нет.
— А у тебя было много парней?
— На самом деле, нет. Серьезные отношения были только раз.
— Как его звали?
— Шарлотта, это очень личное.
— Ну, пожалуйста..., — девочка выглядела такой непреклонной и несгибаемой, как самые бескомпромиссные журналисты, которые, Райан видела это собственными глазами, следили за ее отцом с единственной целью – вытянуть из него неизвестные подробности из его прошлого. — Просто скажи мне.
—Его звали Ник.
— И почему ты больше не с ним? Он перестал любить тебя так же, как Бьянка перестала любить папу?
Райан никак не могла выкинуть из головы тот факт, что Шарлотта называла свою маму по имени (Майлз же, хвала небесам за это, по — прежнему называл ее мамочкой).
— Все было намного сложнее, — сказала Райан.
— Что ты имеешь в виду? Если бы ты все еще любила его, и он по - прежнему любил тебя, вы бы до сих пор были бы вместе, верно?
— Возможно.
— Получается, что он просто перестал любить тебя? И стал любить кого - то другого? Это то, что случилось с Бьянкой и папой.
— Ладно, хватит, Шарлотта.
Но Шарлотта уставилась прямо на свою няню и сказала:
— Я просто пытаюсь узнать тебя.
И после она двинулась назад по проходу и уселась на колени Смитти. Смитти от испуга проснулся, но затем позволил Шарлотте положить голову на его плечо. Райан не могла поверить в это, но до прошлой ночи она думала, что он был всего лишь техником, когда на самом деле он был тем удивительным гитаристом, кто был с Маркусом на протяжении всей его карьеры, и даже написал вместе с ним пару хитов. Смитти был таким хорошим парнем, и Райан почувствовала благодарность за то, что его дружелюбное присутствие позволило ей выкроить немного свободного времени.
Она не знала, каково это быть ребенком разведенных родителей. У ее собственных родителей был прекрасный брак – может быть не самый захватывающий в мировой истории, но, по крайней мере, стабильный и полный любви, – так что она понятия не имела, как бы все сложилось, если бы этот брак оказался под ударом так рано, что их отношения угасли и закончились. Ей стало грустно, что Шарлотта знакома в ее возрасте с такими вещами, как «полюбить кого - то другого». Сама Райан уже какое - то время знала, что отношения могут закончиться болезненно, что потеря и предательство существовали, как понятия. Но ей никогда по - настоящему не приходилось испытывать боль от того, что ее отвергли, выбросили, как вчерашнюю газету, пока Ник и Натали не завели интрижку, разрушив в итоге ее взаимоотношения с ними – с двумя самыми близкими людьми.
Райан до сих пор не могла поверить, что они сделали с ней это. Она встречалась с Ником почти год, и это был (или она думала, что был) лучший год ее жизни. Она и Ник были так похожи. Они любили все занятия, тесно вязанные с Монтаной: пешие прогулки, спуск по реке на каноэ и каяках и бег, иногда совмещая занятия по всем трем видам спорта в течение одного дня. Их друзей сводило с ума то, насколько они были активны, и их часто дразнили за их подтянутость и всеамериканскую одержимость фитнесом. Но Райан никогда не чувствовала себя более живой, чем тогда, когда она бывала на природе, любуясь естественной красотой ее родного штата, с эндорфинами, бушующими в ней и заставляющими ее чувствовать себя сильной и почти легкомысленной. И когда она нашла кого - то, с кем могла поделиться этим, ну, что тут можно сказать, она почувствовала, что нашла единственного верного спутника ее жизни.
Поэтому, когда однажды она нечаянно взяла телефон Ника и обнаружила безумно неприличное сообщение сексуального содержания от Натали, ее лучшей подруги со средней школы, это ее глубоко ранило. Она сразу же предъявила все Нику, шокируя его до чертиков, и желая получить прямые ответы, прежде чем он смог бы солгать. Он развлекался на стороне с Нат больше месяца и в то же время говорил Райан, наверное, миллиард раз, что любил ее. Так нагло лгать? По мнению Райан, это было отвратительно.
После расставания, Ник уехал со своим приятелем Джеком на все лето путешествовать одному Богу известно куда. Она не знала, увидит ли его когда - нибудь снова. И это было бы неплохо, так как понимала, что пройдет много времени, быть может месяцы, годы, прежде чем она снова сможет иметь отношения. Остаться одной, конечно, было порой горько, но это лучше, чем быть настолько подавленной, чтобы даже не вставать с кровати.
Телефон Райан издал звук. На минуту ей показалось, что она могла, как по волшебству, вызывать Ника, просто плохо подумав о нем, но это была просто SMS от Эм.
«Эй, ты это читала? Просто хочу предупредить. Угадай, кто засветился сегодня в Интернете? Ты! Ты знаменита!»
Эм выслала ссылку, на которую Райан сразу же нажала. Это был сайт «CelebriBites», о котором она никогда не слышала. Кликнув на название статьи «Стартовали гастроли Троя», она обнаружила подборку фотографий с подписями. Большинство из них были, конечно, Маркуса, где он или говорил или смеялся, и был просто само очарование, в то время как промокшая Серена держала над ним зонтик, хотя было несколько фотографий Джейси и ее группы у входа в отель Бог знает в какой час утра.
Но там было, как и сказала Эм, одно ее фото. Оно демонстрировало раздраженную Райан, закрывающую от света вспышки лица Шарлотты и Майлза. Ее рубашка была мокрой и, к ее ужасу, прозрачной. И подпись под ним гласила: «Представляем новую горячую няню Маркуса Троя – Райан (пока без фамилии, друзья, но мы над этим работаем)». Новость была опубликована днем ранее, и там был только один комментарий. «Что же ей пришлось сделать, чтобы получить эту работу? – спрашивал кто - то по имени BRadfar. – Выиграть конкурс мокрых футболок в том захолустье, где в это время жил Трой?»
«О, мой Бог, – написала она Эм. – Это плохой знак».
Эм прислала в ответ грустный смайлик, а Райан открыла окно браузера на своем телефоне, вписав в поисковую строку «Маркус Трой Няня Райан», но она не нашла никаких других своих снимков, и, по крайней мере, на первый взгляд, ни один другой сайт не разместил эту конкретную фотографию. Конечно, нельзя сказать точно, но, видимо, «CelebriBites» был не слишком популярным сайтом, если статья провисела целый день и появился только один комментарий. Она погуглила «Райан Эванс» и не нашла ни одной картинки. Это, должно быть, означало, что никто не успел отследить ее фамилию. Возможно, это также означало, что всем была безразлична она и ее мокрая футболка. Она просто надеялась, что все так и останется. Надо думать, что быть частью жизни Маркуса – значит подвергаться постоянной угрозе огласки в интернете? Как у него получалось так жить, и как смог бы кто - нибудь еще жить с ним в такой обстановке?
— Привет, — сказал вдруг Маркус, плюхаясь на сиденье, находящееся напротив нее. — Не возражаешь, если я посижу тут минутку?
— О, привет, — сказала она, запихивая свой телефон в сумку. — Что случилось?
— Ничего особенного, — он расстегнул пуговицу на рубашке, что заставило Райан сглотнуть, хотелось бы надеяться, незаметно. — Полагаю, просто убиваю время.
—Оу, спасибо. Я польщена.
Маркус рассмеялся, немного смущаясь. Райан попыталась держать себя в руках. Разве нет закона, запрещающего фотографировать кого - либо без его разрешения? Разве фотографу не нужно ее разрешение, прежде чем продать (как она предполагала) фотографии сайту со сплетнями? Она попыталась заглушить эти мысли и сосредоточиться на том, что говорил Маркус.
С того момента, как они встретились глазами, когда он сбился, исполняя свою мрачную, грустную песню, он вел себя немного странно. Не то, что бы Райан была абсолютно уверена, что это она была причиной того, что он отвлекся, но определенно был такой момент. И с тех пор Маркус казался рассеянным. В отличие от дружелюбного, поддразнивающего, озорного парня, каким он был еще вчера утром, человек, находящийся перед ней выглядел немного несчастным.
— Мне понравилось твоя песня, — сказала она, полагая, что его может подбодрить похвала песни, которую зрители, казалось, не очень оценили.
— Да? Какая?
— Ну, та, очень грустная. О запирающейся за тобой двери.
— Ты серьезно?
— Да. Мне понравилось. Это было... интересно.
— Интересно? Я бы предпочел, чтобы ты сказала, что полюбила ее или возненавидела. Но «интересно»? Интересно – это смертельный удар.
Райан знала, что она не музыкальный критик, но как слово «интересно» может считаться оскорблением? Она поняла, что зашла слишком далеко – Маркус, вероятно, не получал столько много критики в адрес новых композиций от своей группы – и попыталась придумать и сказать что - нибудь умное.
— Нет, серьезно. Под твою музыку хорошо веселиться.
—Оу.
Все, что она не говорила, почему — то превращалось в оскорбление, при том, что было полной противоположностью того, что она имела в виду. Она не знала, как себя вести с чувствительными музыкантами.
— Ну, благодаря ей люди чувствуют себя счастливыми – ты же видишь это, да? Она им нравится. Но в той песне, «Запираю дверь», ты, очевидно, поднял очень глубокие вопросы, и я оценила это.
— На самом деле? Ты, правда, так думаешь?
— Да. Я имею в виду, она была немного мрачная и странная, и я не знаю, поняла ли я каждую строчку, но жизнь может быть мрачной и странной, и люди иногда должны услышать об этом.
— Точно, — он наклонился вперед в своем кресле. — Знаешь, мне просто хотелось сделать что - то большее – спеть о том, о чем я думаю, не заботясь, будет ли снят клип или будет ли она звучать на радио?
— Послушай, я понимаю, что ты пытаешься сделать. Ты хочешь внести новизну в свой стиль, чтобы дать твоим зрителям действительно что - то более глубокое.
— Правильно! — Райан не могла поверить, что Маркуса на самом деле волновало ее мнение о его музыке. — Единственная проблема заключается в том, что они приходят, чтобы услышать песни, которые давно им известны. В общем, они приходят просто выпить и повеселиться с друзьями.
— И как ты об этом узнал?
— Не знаю, может, по оглушительной тишине, которая последовала после песни?
— Ну, это же новая песня?
— Да, совсем новая.
— Может, она еще не закончена?
Он приподнял брови.
— Эта песня безупречна.
— Да, наверное, — Райан понятия не имела, откуда взялась эта уверенность, но почему - то она чувствовала себя комфортно, говоря Маркусу, что именно она думала. Он выглядел достаточно сильным, чтобы справиться с этим.
— Ну, а как бы ты ее тогда изменила?
— Это твоя работа, — рассмеялась Райан. — Я имею в виду, что понятия не имею, но...
— Что? — Маркус наклонился еще ближе. На самом деле он, затаив дыхание, ожидал, или так казалось, услышать мысли Райан о том, как писать песни.
— Хорошо, это песня очень личная и печальная. Почти безысходная. И если ты оказываешься в такой темноте, то должен в то же время показать маленький лучик света.
— Лучик света?
— Да, например, если ты запираешь дверь, то потом должен открыть ее. Показать людям маленькую надежду.
— Кто ты, Райан Эванс? Ты рок - критик, выдающий себя за няню?
— Нет, я просто няня, — возразила Райан. — Но я честная няня.
Она подумала: «Надеюсь, я не стану известна, как та самая няня в мокрой футболке».
***
Маркус пытался не показывать этого, но критика Райан расстроила его. С тех пор, как он придумал «Я запираю двери», он считал ее одной из лучших песен, которую он когда - либо написал. Он понимал, что никогда не сможет достичь музыкальных высот своих кумиров – таких парней, как Спрингстин, Бон Джови и Крис Мартин из Coldplay – исполнителей, чьи композиции переживут десятилетия, возможно даже столетия. Но думал, что с песней «Я запираю двери», он впервые подобрался к ним достаточно близко.
И когда Райан, его, черт подери, няня, раскритиковала эту жемчужину, возникшую в его воображении, он проявил сверхчеловеческую силу воли и не начал защищаться. Кроме Смитти, никто бы из его окружения не позволял себе давать ему советы, как писать песни. И если бы кто - нибудь все - таки осмелился, он, наверное, только бы спросил, сколько именно хитов у них самих (Маркус написал сам или в соавторстве одиннадцать), или сколько трижды платиновых альбомов они выпустили (он – четыре).
Да, песни, что он написал и исполнял с самого начала своей карьеры, были очень популярны и сделали его мультимиллионером, которому никогда снова не придется беспокоиться о работе. Но это не значит, что ему не было больно, когда какой - нибудь критик или фанат, или его няня, заявляли, что его песни недостаточно хороши. Было больно так же, как это было, когда он только начал писать песни для своей школьной гаражной группы в 1994 году, и так же, как это было десять лет спустя, когда его первый альбом был продан миллионными тиражами и в то же время раскритикован журналистами из RollingStone, Spin и NewYorkTimes. Только совсем недавно Маркус научился стойко переносить боль, принимать неизбежные плохие отзывы немного более благосклонно, но это не означало, что ему это нравилось.
Возможно, было преувеличением сказать, что ему понравилось услышать от Райан, что его близкую к шедевру песню нужно еще «осветить», но ему нравилось разговаривать с ней. Она была честной, прямой и, самое главное, проницательной. Так много людей рядом с ним стали подхалимами, готовыми говорить ему лишь то, что он хотел услышать. Но Райан не сдерживала себя и не сомневалась в своей правильности, она просто была честной. Маркус обнаружил, что не только доверял ей, но и желал поднабраться у нее мудрости.
Он с потрясением осознал, что на самом деле хочет подружиться с Райан. Но возможно ли, чтобы он, Маркус Трой, просто дружил с женщиной? С такой сексуальной и веселой женщиной, как Райан? Эта идея казалась бредовой. Но было ли это настолько безумно, что могло бы сработать?
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Чертово колесо
В Портленде было шесть пятнадцать утра, когда Райан вышла на пробежку. Ее путь проходил по грунтовой дорожке, каменистой и запутанной, из - под земли повсюду торчали переплетенные корни деревьев, так что ей приходилось постоянно смотреть под ноги, чтобы не споткнуться. Она бежала вдоль красивой реки с быстрым течением, название которой ей было неизвестно. В отдалении неясно вырисовывался горный хребет – Райан понятия не имела, какой. После жизни в небольшом городке в Монтане, она поняла, что ей не хотелось знать никаких названий, и возбуждение, связанное с исследованием всего нового, было для нее неизведанной территорией.
Она пробежала десять километров и чувствовала гордость не только за то, что собиралась пробежать все пятнадцать перед тем, как должна была забрать Шарлотту и Майлза, но и потому, что в последние пару дней приучала к дисциплине обоих детей и себя. Не то чтобы она была строга с ними, тем не менее, Райан была твердо уверена в необходимости расписания и режима в работе с детьми. И Шарлотта, и Майлз были такими же, как и любые другие дети, и она знала: как бы они не протестовали против новых правил, но в душе им нравилась упорядоченность.
Она попыталась представить, какие гениальные крупицы мудрости предложили бы ей родители после того, как сдуру распустила свой язык в разговоре с Маркусом. Очевидно, что трудности работы няней 24/7 уже начали сказываться на ней, потому что кто в здравом уме мог иметь наглость указать великой рок - звезде, как лучше писать песни? Она покраснела, только подумав, какой излишне любопытной она была. Но было что - то в Маркусе, какая - то сила, что заставляло ее почувствовать, будто все допустимо. Было ли это в ее воображении, или он на самом деле восхитился, когда она сказала об этом идиотском «лучике света»? И действительно ли она заметила расслабленные плечи, общую успокоенность его настроения, когда они продолжили общение? Райан была не глупа – она не высказывала свои соображения по вопросам, в которых ничего не понимала, даже если человек, с которым она разговаривала, хотел их услышать. Вопрос был в том, почему? Почему Маркуса волновало то, что она хотела сказать? Ведь она была просто няней, и еще он казался искренне заинтересован в ней. Вчера, когда он наклонился к ней, она почувствовала дрожь во всем теле. Будучи так близко от него, так близко, что она могла почувствовать запах свежести его кожи, с ней что - то случилось, и нет смысла это отрицать.
Райан залезла в спортивную повязку на руке и проверила приложение на телефоне. Ей нужно было пробежать еще пять километров, и к детям не нужно спешить до семи, так что у нее оставалось больше часа, что, несмотря на такую рань, казалось абсолютной роскошью. Она все еще была полна энергии и говорила себе, что собирается побить ее предыдущее время: восемьдесят три минуты на шестнадцатикилометровой дистанции. Она знала, что сможет сделать это.
Райан засунула свой телефон обратно в повязку, затем последний раз кинула свой взгляд на солнечный свет, сверкающий на поверхности воды, прежде чем повернуть от реки обратно на улицы Портленда. Но так и не смогла все хорошо рассмотреть. Она зацепилась ногой за корень дерева и подвернула лодыжку. Пытаясь смягчить удар руками, она сильно ударилась правым локтем и бедром. Она лежала на земле со сбитыми в кровь локтем и коленом, и в ее голове промелькнула глупая мысль: «Я только что упала».
Она поднялась и отряхнулась, прилив адреналина заставил ее подумать, что удалось избежать каких - либо серьезных травм. Но когда она попыталась пойти к берегу реки и вымыться, боль пронзила ступню, отдавая в голень. Девушка сразу же поняла, что с ее лодыжкой могут быть проблемы. Кость не сломана, и через несколько дней с ней, вероятно, все будет в порядке, но от того места около реки, где она подвернула ногу, и до отеля, где примерно через час ей нужно было забрать детей, ее отделяло пять километров. Если никто не поможет ей добраться, произойдет то, что с ней никогда в жизни не случалось – она опоздает. Ей необходимо предупредить Маркуса. Или Серену. Хоть кого - нибудь.
Райан снова достала свой телефон, и когда он не включился – очевидно, он пострадал вместе с ее лодыжкой – она впервые почувствовала настоящий страх. Не за ее физическое состояние, а за ее работу. Экран телефона не треснул, и не было никаких явных повреждений, но независимо от того, как долго она нажимала кнопку питания, или, как усердно она молилась, чтобы этот чертов кусок дерьма чудесным образом включился, этого не произошло. Она очень, очень сильно опаздывала. Так сильно, что могла оказаться безработной прежде, чем получила бы возможность принять душ.
***
Маркус встал в шесть сорок пять, несмотря на это, он не был таким бодрым и жизнерадостным, как ему хотелось бы. По каким - то причинам Райан не появилась в семь, как они договаривались – она, наверное, проспала, что было хорошо, так как достаточно скоро это будет компенсировано работой на износ – но это не должно ему мешать. Он поднял детей и приготовил завтрак так быстро, как будто устанавливал абсолютный рекорд. Впрочем, это было необходимо. Начиная с девяти и на протяжении всего дня у него намечались один за другим интервью в джанкет - стиле[25]. Эта пара часов, что он провел с Шарлоттой и Майлзом, могла оказаться единственным драгоценным временем, которое было у них до обеда, так что ему пришлось извлечь из этого максимум.
