2017-12-14
403
На 38-м листе пушкинской тетради N 2368, где рукой поэта нарисованы ворота, крепостной вал и виселица с пятью повешенными, есть надпись "И я бы мог, как шут на..." (Ист.27). Рисунок повторяется дважды: вверху и внизу листа. На нижнем рисунке эшафота шестая фигурка явно убегает от виселицы, и потому рисунок этот глубоко символический. Пушкин не только не писал, но и не рисовал ничего напрасно. Известно, что смерть на виселице всегда была казнью позорной. Сложить голову на плахе во все времена считалось делом более героическим, а повешенный болтается как шут.
Декабриста И.Д.Якушкина, видимо, покоробила эта надпись, и он слово шут в 1884г. в своем труде о декабристах (Ист.27, с.529) заменил на " тут ", сделав из глубоко-символической пушкинской надписи разъяснение, схожее с теми, что обычно давались к примитивно-лубочным картинкам, которые всегда начинались словами: "тут изображено" и т.д. Графический метод исследования показал, что Пушкин нигде "т" как "ш" не писал.
|
|
|
То, что многие и в прошлом, и в настоящем пытались прочесть Пушкина применительно к своему пониманию действительности, - беда невелика. Плюрализм мнений допустим, однако Мир познаваем и целостен, следовательно, истина всегда одна. Время - лекарь добросовестный; с его помощью ложные мнения отваливаются от живого тела истины, как отболевшая и омертвевшая короста, и тогда ложное прочтение пушкинских творений - это всего лишь беда " непонимающих ". Но то, что Пушкина полтора столетия искажают в угоду конъюнктуре момента, - это уже не беда, а вина " непомнящих родства своего".
Искажение декабристом И.Д.Якушкиным пушкинской надписи скорее шло из его непонимания Пушкина, о чем он говорит в своих воспоминаниях о первой их встрече: "Пушкин был чрезвычайно неловок в обществе, корчил иногда лихача, причем рассказывал про себя отчаянные анектоды, и все вместе выходило как-то очень пошло" (Ист.27, с.523). Однако полвека спустя слово Пушкина сильно прибавило в весе, и, видимо, Якушкин убедился, что позиция Пушкина в отношении тех или иных исторических событий оказалась ближе к реальной жизни, чем позиции его современников. Известно, что у шутов своей позиции не бывает - они всегда на чьем-то содержании. Признать, что все его "товарищи", а, следовательно, и он сам были всего лишь марионетками в чьих-то умных руках, преследующих более далекие стратегические цели, - это, согласитесь, потяжелее, чем признать свое поражение на Сенатской площади. Надо было как-то спасать положение. Нет, Якушкин не спутал пушкинское "ш" с "т". Просто в самом начале своего жизненного пути он и его "товарищи" - братья по "ложам" - в силу своей абсолютной благонамеренности к лозунгам, исходящим с верхних этажей интернационального трехэтажного здания, спутали красивую заграничную упаковку слов "свобода, равенство, братство" с их подлинным содержанием. А в такой ситуации, действительно, любые благие намерения будут всего лишь камнями, которыми "случай - мощное, мгновенное орудие Провидения" выкладывает дорогу ученикам, товарищам, да и мастерам в ад.
|
|
|
Обычная человеческая глупость - это топливо, благодаря которому штурманы будущих бурь приводят общество-корабль в движение; благонамеренная глупость - это пища рулевых, с помощью которых штурманам удается удерживать корабль на заданном курсе.
Красноречивым примером такой благонамеренности может послужить статья "Дар" популярного советского пушкиниста с примечательной фамилией В.Непомнящий (Ист.28). Автор, претендуя на создание духовной биографии Пушкина (статья "Заметки о духовной биографии Пушкина" приурочена к 190-летнему юбилею Первого Поэта России), строит все свои умоположения в отношении духовного облика поэта, отталкиваясь от четырех слов, приписываемых Пушкину Томашевским и К. С них он начинает свое исследование (Ист.28, с.244), ими же и заканчивает его: "История со стихотворением "Дар напрасный..." была счастливым случаем, тем самым случаем, который, по Пушкину, есть "мощное, мгновенное орудие Провидения" (Ист.28 с.260), Одно из двух. Либо В.Непомнящий никогда не читал 3-ю статью Пушкина по поводу "Истории Русского народа" Н.Полевого в подлиннике, и тогда он просто "непонимающий" Пушкина, т.е. всего лишь марионетка в руках фирмы "Томашевский и К". Либо он все знает, и тогда он действительно "непомнящий родства своего", состоящий на содержании этой фирмы, усердно пытающейся привить нам убеждение в том, что мир непознаваем, и все исторические события, происходящие в нашей стране, это всего лишь затейливая игра случая, который тогда уж действительно мощное, мгновенное орудие раввинского Провидения.
Кстати, представители этой фирмы слово "шут", так покоробившее вернувшегося из ссылки декабриста И.Д.Якушкина, в своих правах восстановили, однако сам метод подделки стали использовать шире и наглее. Достойные потомки "перетцев" подлинную цену шутам знают, как знают и то, что музыку шутам всегда заказывают ротшильды, симановичи, гинцбурги и хаммеры. Пушкинского разоблачения шутовства они не простили русской поэзии. Вот почему, злодейски убив преемника Пушкина 20-го века Есенина, убийцы повесили его на трубе парового отопления в номере 5 ленинградской гостиницы "Англетер" в ночь с 27 на 28 декабря 1925г. (14 декабря 1925г. - по старому стилю). В течение последних полутора лет за Есениным велась беспрерывная слежка. Поэта объявили антисемитом, что по тем временам расценивалось как одно из самых тяжких уголовных преступлений. Ему грозил суд, и он был вынужден по совету сестры скрываться в психиатрической лечебнице от ведущего его дело судьи еврея Липкина. Дошло до того, что он готов был инсценировать свои похороны, чтобы скрыться от преследователей. Из Москвы Есенин уехал неожиданно 23 декабря 1925г., т.е. фактически бежал из своего убежища к месту собственной казни. Итак, время - 14 декабря 1925г., место - гостиница "Англетер", ближайшая к Сенатской площади, номер в гостинице - пятый, равный числу повешенных, неожиданное прибытие в город, где совершена казнь, не слишком ли много случайных совпадений, которые попахивают странными закономерностями, а само убийство русского поэта принимает оттенок ритуального и хорошо спланированного убийства.
|
|
|
Андрей Шенье передал свою эстафету не Пушкину, а Есенину. Повешенных стало шесть, что строго соответствует канонам строителей храма Соломона, нагло попирающих законы любой страны под сенью шестиконечной звезды Давида. Так преодолевался пресловутый "разрыв времени", который, по мнению Гефтера, несправедливо растянулся на целое столетие. То, что не удалось сотворить с Пушкиным, свершилось с Есениным.
О подробностях убийства Есенина и инсценировке его самоубийства читателям поведал полковник МВД Эдуард Хлысталов в статье "Тайна гостиницы "Англетер" (Ист.29). Исполнители этой ритуальной казни думали, что они убивают и вешают русского поэта Есенина, но те, кто стоял за ними, совершали ритуальный акт удушения всей русской поэзии, которая одна уже более ста лет гордо противостоит их черным замыслам. И не случайно последние строки пушкинских стихов "Мне жаль великия жены..." у Морозова звучат так:
Россия - бедная держава:
С Екатериной умерла
Екатерининская слава!
(Ист.16, с.382)
У Томашевского, Брокгауза-Ефрона - совсем иначе:
Россия, бедная держава,
Твоя удавленная слава
С Екатериной умерла.
(Ист.15, с.231; ист.27 с.258)
Да, подлое дело удушения русской славы начали еще Брокгауз и Ефрон, но по сравнению с Томашевским и К они вели себя осторожнее, сопровождая свою работу надписями типа: "Окончательно не отделано Пушкиным". Советские пушкинисты уже ничего не боятся и смело "отделывают" Пушкина окончательно.
Не случайно после убийства Есенина Авербах, Луначарский, Бухарин, Крученый, Друзин и другие развернули кампанию по представлению всей жизни Есенина, как цепи шутовских похождений пьяного гуляки. Так они отмывали руки, замаранные кровью русской поэзии. Не один я увидел связующие нити в трагической судьбе двух русских поэтов. Сразу после гибели Есенина поэтесса В.Звягинцева написала:
Еще одно дурное дело
Запрячет в память Петербург, -
Там пуля в Пушкина летела,
Там Блоку насмерть сжало грудь...
(Ист. 29)
|
|
|
В 1925г. в самоубийство Есенина никто не поверил, но русский народ, никогда не страшившийся никаких внешних врагов, затравленно молчал. Над каждым висел топор "закона об антисемитизме", который действует и поныне. Это самый позорный из всех законов, когда-либо существовавших в России. На основании этого закона, изданного строго в соответствии с положениями библейской книги "Эсфирь", вот уже 70 лет ведется геноцид в отношении русской культуры.
Но время идет. Настала пора духовного возрождения не только "малых", но и "больших" народов. Пушкин, Лермонтов, Тютчев, Блок, Есенин, Клюев, Рубцов, смело поднимавшие голос против "кочевых демократов" при жизни, снова поднимаются в бой за возрождение русского народа.
И в этой борьбе Пушкин по-прежнему Первый Поэт России. Пришло время снять завесу с его острополитического творчества, которую десятки лет искусно плели советские пушкинисты.
ПУШКИН И ИЕРОФАНТЫ
Наше предисловие к "Домику в Коломне" несколько затянулось, но и пушкинское предисловие составляет почти половину всей повести - 22 строфы. Число это взято Пушкиным не случайно, как не случайно "Томашевский и Ко" убирали из основного текста предисловия 14 строф.
Что же означает число 22? В начале XX века в Саккаре археологи вскрыли склеп, в котором были погребены останки древнеегипетского зодчего, современника Имхотепа (правление фараона Джосера, древнее царство XXVIII в. до н.э.), по имени Хеси-Ра, т.е. "Отмеченный Солнцем". В склепе обнаружено 11 деревянных панелей, на которых в зашифрованном виде на лицевой и тыльной сторонах изложены тайны гармонии. Итого 22 поля, несущие человечеству информацию чрезвычайной важности. В настоящее время тексты панелей расшифрованы архитектором, лауреатом Государственной премии РСФСР И.П.Шмелевым. Они сообщают о высочайшем уровне абстрактного (логического) мышления выдающихся интеллектуалов Древнего Египта (Ист.30). Одна из основных тайн, расшифрованных ученым, повествует на языке геометрических символов о принципах "золотого сечения", которые по существу являются формальным выражением универсального феномена природы - гармонического резонанса. В основе гармонического резонанса лежит информационный резонанс, или " третья сигнальная система " (Ист.31).
И.П.Шмелев показывает, что основные научные положения Древнего Египта были сформулированы в 22 арканах, сгруппированных в два блока по 11 арканов в каждом. "Мозговым трестом" Древнего Египта, как известно, были иерофанты (читающие судьбу или знающие будущее) - хранители герметических знаний, в число которых входили и знания о гармонии. Геометрическая интерпретация этих знаний (правило "золотого сечения") выражается через подчинение размеров какого-либо архитектурного сооружения правилу дихотомии (октавному принципу).
Читатель удивлен. При чем здесь египетское жречество и Пушкин? Предисловие "Домика в Коломне" содержит 22 строфы, строго разделенных на два блока по 11, и каждая строфа не просто несет определенную информацию, но и подготавливает читателя на уровне информационного резонанса, или третьей сигнальной системы к восприятию основного текста поэмы, изложенного в последующих 30 строфах поэмы.
Двенадцатая строфа предисловия "Домика в Коломне" начинается так:
Немного отдохнем на этой точке.
Что? Перестать, или пустить на пе?..
"Пустить на пе" в карточной терминологии означало - повторить ставку. В дальнейшем, чтобы внести ясность, нумерацию строф будем вести по Морозову. Разумеется, она не совпадает с порядком номеров строф у Томашевского. Полный текст "Домика в Коломне", составляющий 54 строфы, также не является случайным: колода карт для игры в "покер" составляет число 54. Из них две последние карты называются "жокер", т.е. чистыми. В картах "жокер", или, точнее, "джокер" (от английского слова "joker" - шутник, шут) изображены лица в шутливых колпаках. В играх "джокер" может заступать роль любой карты по усмотрению владельца. Две последние строфы "Домика в Коломне" - 53, 54 - Пушкинское резюме, краткое послесловие к якобы шуточной бытовой истории. Однако "шутил" Пушкин довольно крупно.
С точки зрения древнеегипетских жрецов Пушкин был иерофантом, т.е. человеком, владеющим тайной познания будущего. Но он еще был и величайшим художником и потому отображал свое понимание будущего в художественных образах. Настоящим художником-мастером (писателем, поэтом, композитором, скульптором, живописцем, архитектором и т.д.) может быть только тот, чьи произведения способны жить в любое время, т.е. они как бы вне времени, и воды Леты перед ними бессильны. При этом использование языка образов помогает художнику донести новым поколениям основные понятия, особенно в нравственной сфере, цельными. И чем богаче язык общения, которым владеет художник, тем надежнее защищена цельность этих понятий, тем сложнее интерпретаторам - "подставным", а не "почтовым" лошадям просвещения осуществлять нужную им подмену понятий.
О языке Пушкина. Известно, что люди нашей планеты, независимо от языка общения, пользуются примерно равным количеством "гласных" и "согласных" звуков, а в то же время письменность с развитием человечества развивалась в основном в двух направлениях: фонетическом и иероглифическом. Иероглиф - это идеограмма, образ, символ. Отсюда иероглифические, сформировавшиеся на основе идеографической письменности языки (японский, китайский и т.д.), - это в основе своей языки образные. Чтобы отобразить весь огромный, вечно меняющийся мир в образах-символах, необходимо иметь иероглифов как можно больше. Фонетические языки, формировавшиеся на основе фонетической письменности, имея небольшое количество фонем-букв, отображают мир через бесконечно большой их перебор. Отсюда их название - логические. В этом условном делении письменности на логическую и образную нет ничего удивительного, ибо оно в какой-то мере отражает строение головного мозга человека, который состоит из правого полушария, отвечающего за его образное мышление, и левого - за логическое (Ист.32). Говорить о преимуществах той или иной письменности так же бессмысленно, как говорить о важности для человека левой или правой руки. В этом случае речь может идти лишь о "правше" и "левше". Для развития человека одинаково важно и образное, и логическое мышление, но гармоническое развитие предполагает наличие взаимного контроля со стороны обоих полушарий. Гипертрофированное развитие одного из них делает человека одинаково ущербным в общении его с окружающим миром и друг с другом.
Особенность иероглифического языка - это тайная символическая охрана основных понятий, закрепляющих связь человека с природой, перемены в которой происходят медленее, чем перемены в социальной жизни самого человека. Иероглифические языки, закрепляя связь человека с природой, как бы обеспечивают определенную устойчивость мировоспрития человека, который сам является частью природы. Таким образом, природа в этой части как бы сохраняет и свою целостность. Но именно это обстоятельство входит в диалектическое противоречие со стремлением человеческой мысли к истине, т.е. к более точному и полному отражению окружающего мира. Тут требуется соразмерность глубины и ширины постижения мира. В динамике развития Человечества в целом этот процесс постижения человеком окружающей действительности происходил диалектически при взаимном проникновении отличностей (отличности не обязательно противоположны) друг в друга. Иероглифическое письмо, удовлетворяя естественное стремления Человечества к сохранению цельности своего мировосприятия, как бы оберегало содержание основных понятий от натиска вечно меняющихся их форм. Здесь иероглиф, выполняющий функцию образа-символа, действительно помогал Человечеству пронести через тысячелетия неизменным содержание своих основных понятий, обеспечивая тем самым и необходимую глубину постижения Мира каждому отдельному человеку.
В то же время другое естественое стремление Человечества к расширению сферы познания наталкивалось в лице иероглифического письма на определенную окаменелость форм. В рамках всего Человечества борьбу с консервативностью форм как бы вела фонетическая письменость, обеспечивая конкретному человеку необходимую широту постижения Мира. Люди, проживая в едином и цельном мире, общаясь между собой, создают условия, в которых образный и логический языки, сталкиваясь через переводчиков, взаимно друг друга дополняют.
В этой условной борьбе двух противоположных письменностей для каждого конкретного человека, живущего в конкретное историческое время, в конкретном уголке земного шара и пользующегося конкретным фонетическим или иероглифическим языком, есть свои утраты и приобретения. Приобретением можно считать большую широту охвата явлений окружающего мира, утратой - потери понятийной нагрузки слов, извращение самих понятий, что неизбежно сопровождается дроблением сознания человека, т.е. утратой в какой-то мере целостности его мировосприятия. При этом снижается уровень глубины постижения явлений того же самого мира. Эти противоречия естественны, ими движется саморазвитие мысли, и оно предусмотрено самой природой в особом устройстве человеческого мозга, о котором сказано выше. Левое и правое полушария мозга благодаря наличию обратных связей взаимно контролируют друг друга и обеспечивают гармоническое развитие как отдельного человека, так и Человечества в целом. Так природа на основе саморазвития разрешает это естественное противоречие, причем разрешает созидательно в интересах всего Человечества.
Пушкин был не абстрактным, а конкретным человеком, жил и творил в конкретное историческое время на земле России и пользовался конкретным фонетическим языком - русским. Как же ему удавалось в своем творчестве преодолевать ту односторонность, которая неизбежно сопутствует человеку, пользующемуся фонетическим письмом? Что нас более всего поражает в его творчестве? ОБРАЗНОСТЬ! Чтобы создавать творения, а не поделки, необходимо владение основными законами гармонии. При богатстве русского языка его возможности в широте охвата всего многообразия явлений мира действительно уникальны. Но творения Пушкина поражают своею глубиною. Чем же она достигалась? СИМВОЛОМ! Причем символика Пушкина имеет поразительно широкий спектр, т.е. он свободно оперирует всеми типами символов: философским, художественным, мифологическим, религиозным и научным. В диалектическом сочетании этих типов символов с аллегорией, художественным образом, метафорой, типом и мифом и кроется тайна соразмерности ширины и глубины постижения Пушкиным явлений мира, удивительной гармонии, законченности и цельности его произведений. Пушкин словно с одинаковым успехом владел не только фонетической, но и иероглифической письменностью. Те, кто знаком с тетрадями его рукописей, обнаружат в них то, чего нет ни у одного художника слова, начиная с Гомера, - знаменитые по изяществу и живости его рисунки. Это и есть образы-иероглифы. Они сохраняют глубину понятий и доступны не каждому. С их помощью Пушкин одновременно писал иероглифами-рисунками, переводя их в привычный читателю и ему как творцу язык фонетический, логический, но при этом образы-символы уже жили своей собственной жизнью. При этом вечно стремящийся к истине разум, бесконечно расширяя круг понятий о явлениях мира, словно приобретал универсальный инструмент для более полного отображения соразмерной ширины и глубины этих понятий. Видимо, это обстоятельство имел в виду Пушкин, когда в номере третьем "Современника" краткой статьей "Об обязанностях человека" заметил: «Разум неистощим в соображении понятий, как язык неистощим в соединении слов. Все слова находятся в лексиконе... мысли же могут быть разнообразны до бесконечности» (Ист.6, с.472). Так рождался образно-логический язык, неповторимый язык гармонии Пушкина.
Овладев тайнами гармонии, поэт овладел тайной вечности своих творений. Многим иностранцам непонятна наша любовь, наша приверженность, наше восхищение языком Пушкина. Переведенный даже самым искусным переводчиком на любой другой язык - фонетический, или иероглифический - он утрачивает какие-то свои особенности, оттенки. Он перестает быть языком образно-логическим, а пушкинские творения становятся либо французскими, либо японскими. В каждом народе есть свои мастера слова, а сравнение идет по вершинам. На это обстоятельство обратил внимание русский поэт и писатель В.Набоков. "Пушкин, или правда и правдоподобие". Вынужденный покинуть Россию во времена революционных потрясений, он, видя равнодушие иностранцев к творениям Пушкина на английском языке, решил исправить положение, т.е. заняться переводами пушкинской поэзии. Казалось, само Провидение представило тот самый случай, который мог бы доказать несостоятельность всего вышеуказанного, - Набоков к тому времени был уже признанным поэтом и писателем на языке англичан. Но... ничего не получилось, по собственному признанию Набокова: "Определенно наш поэт не привлекает переводчиков... как только берешься за перо переводчика, душа этой поэзии ускользает, а у вас в руках остается только маленькая золоченая клетка" (Ист.33). Другими словами, Набоков признает, что Пушкин ловко надул "культурных посредников" - переводчиков. Ведь он не дал ни одному из них хорошо заработать на своем творчестве. Согласитесь же, что такой талант не может не вызвать зубовного скрежета у "скупых рыцарей". Вот почему переводчики - эти "подставные лошади просвещения", по образному выражению Пушкина, - " не любят " переводить его - он не поддается, "птичка" улетает, а за пустую, хоть и золоченую клетку читатель платить не желает.
Чтобы переводить на другие языки творения Первого Поэта России, переводчик прежде всего должен научиться понимать образно-логический язык Пушкина. Сам Пушкин никогда прямых переводов не делал, хотя в совершенстве владел французким, неплохо знал английский, немецкий, итальянский, латынь, греческий. Читал на испанском и на других языках. Он не подражал другим поэтам, а ставил себе планку выше и поднимался в СОтворении на новую высоту постижения тех явлений мира, которые были схвачены и отображены другими поэтами всех времен и народов. Так создавался язык Пушкина, так обогащался им великий русский язык.
Неудивительно, что многие современники не могли подняться до Пушкина, и его "Домик в Коломне" был "принят за признак конечного падения нашего поэта" (Ист.9, с.452). Словно предчувствуя это, Пушкин 2 октября 1830г., т.е. за три дня до завершения первых 11 строф "Домика в Коломне" принимается за статью "Критические заметки", в которой он раз и навсегда хотел объясниться со всеми критиками, как современными, так и будущими. Эта статья была последним толчком к созданию "Домика в Коломне", ибо работая над ней (а работа с перерывами продолжалась вплоть до 1831г.), он понял тщетность такого объяснения на общепринятом в те времена да и сейчас языке формальной логики и потому в самом начале статьи обращается к языку символов и образов: "У одного из наших известных писателей спрашивали, зачем не возражает он никогда на критики. - Критики не понимают меня, отвечал он, - а я не понимаю критиков. Если будем сердиться перед публикой, вероятно, и она нас не поймет, и мы напомним старинную эпиграмму:
Глухой глухого звал на суд судьи глухого.
Глухой кричал: "Моя им сведена корова!" -
Помилуй! возопил глухой тому в ответ:
Сей пустошью владел еще покойный дед!
Судья решил: "Почто идти вам брат на брата?
Не тот и не другой, а девка виновата!"
(Ист.2, с.268-269)
Вот почему Пушкин, "не сердился и молчал", когда "Домик в Коломне", "почти всеми был принят за признак конечного падения нашего поэта". Именно в этой статье он обронил по поводу публики и критики: "К несчастию замечал я, что по большей части мы друг друга не понимали". Беда критиков-современников Пушкина состояла в том, что " ихпоэт " и подлинный Пушкин были разного уровня миропонимания.
Не намного выше оказались и мои современники (см. Примечание к "Домику в Коломне" Томашевского). Таким образом каждый новый "пушкинист" изо всех сил стремился опустить Пушкина до уровня своего миропонимания и мало кто стремился подняться до уровня миропонимания Пушкина. А ведь предвидел и это наш поэт, когда в письме А.П.Вяземскому в сентябре 1825 года писал: "Он (речь идет о Байроне: авт.) исповедовался в своих стихах, невольно увлеченный восторгом поэзии. /.../ Толпа жадно читает исповеди, записки etc., потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могучего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал как мы, он мерзок как мы! Врете, подлецы: он и мал, и мерзок - не так, как вы - иначе!" (Ист.7, с.137). Вот это-то " иначе " и есть то самое, непреодолимое для многих пушкинистов, ибо идут они от понимания своего "Я" к поэту, а не от Пушкина к пониманию своего "Я". Чтобы преодолеть это пресловутое "иначе", необходимо пройти хотя бы курс обучения " начальной школы", которая, возможно, позволит обрести "ключи" постижения тайн языка Пушкина, составляющего основу его творчества.
УРОК НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ
Любознательный читатель спросит: "Где же существует такая школа?" У Пушкина, уважаемый читатель, у Пушкина! Обратитесь к его стихотворению "В начале жизни школу помню я" (Ист.34, с.201). Желающие войти в "храм", который Пушкин создавал и который скромно назвал "Домик в Коломне", должны пройти пушкинскую школу начального обучения. Только после этого они смогут стать обладателями "ключей" к дверям "Храма". Пушкин учитель строгий и заботливый. Стихи написаны им в болдинский период вскоре после завершения "Домика в Коломне". В этом я вижу проявление заботы о тех, кто пожелает войти в его "храм". Строгость же учителя проявляется в его требовании самостоятельности работы ума. И вот я решился пройти начальный курс обучения и готов поделится с читателями своим скромным опытом. Отправным моментом мне служило собственное стремление к восстановлению целостности мировосприятия.
В начале жизни школу помню я;
Там нас, детей беспечных, было много;
Неровная и резвая семья.
Дети все природою от рождения наделены (в неравной степени, конечно) целостностью мировосприятия. Потому-то они так болезненно реагирует на проявление зла, на подмену понятий "добра" и "зла", пока взрослые дяди и тети сладким голосом не объяснят им "полезность" такой подмены. Эту миссию дробления детского сознания с последующей ее стерилизацией во времена Пушкина осуществляла Церковь, особа с виду смиренная и величавая, но охранные функции в отношении развития сознания исполняющая строго.
Смиренная, одетая убого,
Но видом величавая жена
Над школою надзор хранила строго.
Толпою нашею окружена,
Приятным, сладким голосом, бывало,
С младенцами беседует она.
Обладая целостностью мировосприятия, Пушкин хорошо видел хитроумную подмену понятий, совершаемых церковью, т.е. понимал, что скрыто за покрывалом церковных таинств, и потому считал возможным иметь собственное представление об основных нравственных ценностях и о путях развития мира человеческих отношений, независимо от смены религиозных воззрений, которые лишь отслеживают путь социального развития человечества.
Ее чела я помню покрывало
И очи светлые, как небеса,
Но я вникал в ее беседы мало.
Меня смущала строгая краса
Ее чела, спокойных уст и взоров,
И полные святыни словеса.
Слушая юбилейную пушкинскую передачу по центральному телевидению 6 июня 1989 г., я поражался рассуждениям современных пушкинистов (кажется, ведущим передачу был все тот же В.Непомнящий) об эволюции религиозных взглядов поэта от атеизма до осмысленного христианства. Сразу видно, что никто из них даже не пытался пройти курс начального обучения в школе Пушкина. Сейчас у нас "плюрализм" мнений, который современные плюралисты хотят свести к плюрализму выводов. Плюрализм этот, как всегда, однобокий. В его программу входит широкое обсуждение любых идеологий, в том числе и религиозных, ибо сейчас это модно.
И вот что странно и непонятно в этом обсуждении. Все признают, что Человечество едино. Религиозные воззрения возникают в разные исторические эпохи, в разных исторических общностях, но раз Человечество едино, то и развитие религиозной мысли в едином Человечестве должно объединяться неким связующим началом. Познать, а следовательно, и понять это связующее начало духовной жизни конкретному человеку как части всего Человечества, разделенного рамками исторических эпох, национально-культурных государственных образований, могла бы помочь только МЕТОДОЛОГИЯ диалектического материализма. Но именно ДИАЛЕКТИКА как методология познания Мира есть и остается монополией узкой группы профессионалов-философов, как правило, оторванных от реальной жизни и общающихся между собой на неком жреческом жаргоне, непонятном простому народу. И возникает странная ситуация: методология вроде бы есть и в то же время ее нет, а потому говорить о ней как-то не принято. Прямых указаний на это нет, но "мягко и культурно" этот вопрос всегда обходится. Еще бы, мы же не строим (при строительстве методология нужна!) - мы перестраиваем. Вот только бы знать, "что" и во "что" перестраиваем? Обычно объясняют: "перестраиваем "плохой" социализм в "хороший". Но как отличить "хороший" от "плохого", "добрый" от "злого" - об этом не говорят. Без понимания диалектики, по законам которой развивается вечно живой, изменяющийся мир, разобраться с этим вопросом невозможно. Законы диалектики объективны и не зависят от той информационной каши, которой перегружено раздробленное обилием фактологии сознание современного человека. Поэтому "начальная школа Пушкина" небезопасна для современных плюралистов. Но Пушкин жил в конкретное историческое время, и потому вернемся к его заботам, тем более что они не так уж и несовременны.
Как и все его неровное и резвое окружение, он вынужден был слушать "полные святыни словеса" но вникал в них мало. Другими словами, этой святости поэт предпочитал целостность мировосприятия древних, диалектичность их мышления, которая давала художнику большую свободу при творческом отражении реального мира.
Дичась ее советов и укоров,
Я про себя превратно толковал
Понятный смысл правдивых разговоров,
Поразительна по глубине мысли последняя строка. Смысл того, что преподносят церковники, ему понятен более, чем им самим. Он не сомневается в их правдивости, но сомневается в другом: понимает ли сама церковь свои советы и укоры Человеку? Поэт не желает вступать с церковью в бессмысленный спор. В спор можно вступать с теми, кто не понимает, но стремится понять. Церковь же всегда вставала на пути этого стремления и беспощадно расправлялась с теми, кто не так, как требовали ее догмы, понимал ее. Отсюда пушкинское "Я про себя превратно толковал". Потому так высоко ценил Пушкин древнегреческую поэзию: она была для него кастальским ключом вдохновения, в ней он черпал силы для сохранения целостности собственного мировосприятия. Это и сейчас дело трудное, а тогда:
И часто я украдкой убегал
В великолепный мрак чужого сада,
Под свод искусственный порфирных скал.
Не исключено, что поэт читал труды греческого философа Порфирия (233-304г.н.э.), ученика Платона, автора сочинения "Против христиан".
Там нежила меня теней прохлада;
Я предавал мечтам свой юный ум,
И праздномыслить было мне отрада.
Политеизм древних греков отражал в их сознании обожествление природы, а значит и бережное отношение к ней, любовь, что выражалось в гармонии творческого самовыражения художников-мастеров дохристианской эпохи. Образцы поэзии, скульптуры, живописи, архитектуры - все, что дошло до нас с тех времен, после разрушительной борьбы церкви с "идолопоклонством", по-прежнему остается эталоном красоты и совершенства. Пушкин высоко ценил творения древнегреческих мастеров-скульпторов, и это восхищение передается нам в образной форме:
Любил я светлых вод и листьев шум,
И белые в тени дерев кумиры,
И в ликах их печать недвижных дум.
Все - мраморные циркули и лиры,
Мечи и свитки в мраморных руках,
На главах лавры, на плечах порфиры.
Редко кто обладал такой способностью к совмещению в слове понятий на первый взгляд несовместимых. Это под силу лишь талантам с целостным мировосприятием. Действительно "мрак" и "свет" в реальном мире существуют, но далеко не каждому дано увидеть их сосуществование. Пушкин умел не только видеть, но и передать нам это видение. Поэтому мы верим, что мрак может быть великолепным (см.прим.9), особенно если это мрак чужого сада. Здесь все дышит живыми образами, символами, а вся тайна этой строки в слове " чужой ". Ведь жил-то Пушкин в саду христианском, а восторгался садом языческим, и потому искренне стремится передать нам прелести "чужого", но не "чуждого" целостному мировосприятию языческого мира, по отношению к которому Церковь внушала страх греха. И вот мы уже ощущаем прелесть этого страха, который на языке Пушкина, на языке образно-логическом, становится сладким.
Все наводило сладкий некий страх
Мне на сердце;
Пушкин идет дальше и показывает христианскому миру ущербность этого страха, поскольку он знает, что в совершенных образах языческого искусства заложен огромный потенциал вдохновения:
... и слезы вдохновенья
При виде их рождались на глазах.
Тонко чувствуя гармонию, красоту, совершенство творений древних, Пушкин понимал ханжеское лицемерие Церкви, стремящейся придавить тягу человека к творчеству, в процессе которого он становится богоравным и боговдохновенным. Отсюда - "бесов изображенья" под его рукою превращаются в "чудесные творения".
Другие два чудесные творения
Влекли меня волшебною красой:
То были двух бесов изображенья.
Один (Дельфийский идол) лик младой -
Был гневен, полон гордости ужасной,
И весь дышал он силой неземной.
Другой женообразный, сладострастный,
Сомнительный и лживый идеал -
Волшебный демон - лживый, но прекрасный.
Видимо, речь идет о статуях Апполона и Венеры, - говорится в примечаниях издания Томашевского (Ист.34, с.512). Посмотрим, так ли это?
Столь упрощенное представление образов пушкинской поэзии, по-моему является следствием занижения меры понимания Пушкиным глубинных основ древнегреческой мифологии, особенно тех ее сторон, которые раскрывают психофизиологическое воздействие на личность в Древней Греции некоторых культов политеизма. Ведь Пушкин дает описание не столько внешних, сколько внутренних черт "идолов", а также их способностей воздействовать на психику человека. Но если в отношении первого "идола" поэт выразился достаточно определенно в части внешних примет - "Дельфийский идол" (это и позволило комментаторам дать ему имя Аполлон), то отсутствие ясных внешних примет в отношении женообразного и сладострастного волшебного демона легко ввело, по-моему, комментаторов в заблуждение. Женообразный, но не женский, да и демон - "идол" мужского рода. Венера - богиня красоты - им быть не могла. Тогда кто же? Если Аполлон - действительно бог "силы неземной", то Дионис - бог избытка сил. Да, в политеизме древних язычников, более глубоко, по сравнению с политеизмом, отражавшем природу человека, был и такой бог, помогавший вместе с другими богами нашим далеким предкам более гармонично, т.е. на созидательном, а не разрушительном уровне разрешать естественные противоречия, заложенные в самой природе человека.
Для раскрытия этого тонкого момента психофизиологической природы человека, обратимся к книге врача В.Вересаева "Живая жизнь" (Ист.35, с.54-55). «Эллины хорошо знали, что кратковременное безумие способно спасать людей от настоящего длительного безумия: кто противится дионисийским оргиям, тот сходит с ума».
«Эллинские боги - Аполлон и Дионис имеют действительно некоторое отношение к нашей психике и духовной (то есть культурной) жизни, - пишет врач-психиатр Е.Черносвитов ("Мы устали преследовать цели...?" О психических эпидемиях и некоторых тенденциях в культуре"). В философию понятия аполлоновского и дионисийского типа культур и двух начал бытия ввел, как известно, Ницше. Аполлоновское - светлое, рациональное, гармоничное начало. Дионисийское - темное, экстатико-оргазмическое, хаотическое. Когда царит Аполлон - в мире ясность, красота и покой. При правлении Диониса - звучит козлиная песнь и наступает всеобщая трагедия (козлиная песнь и есть по-гречески "трагедия"). При Дионисе мир становится реальностью постоянного восторга, опьянения, безудержного смеха, оргазма, люди не перестают чувствовать себя сильными и испытывают прилив все новых и новых сил, дух на подъеме, то ли в эйфории, то ли в экзальтации. Ясно, что такая "реальность" для нашего мира есть потусторонность или сюрреальность, где постоянно могут пребывать лишь наркоманы и перверстные (извращенные) субъекты. Дионисийство - лишь одна сторона, отлично обнажающая в художественной, естественно, форме механизмы общественных психических эпидемий.» ("Наш современник", 10, 1989). Эпидемий, которые обрушились в наше время на современное молодое поколение. Прекрасно понимая опасность этих явлений, Пушкин уроками своей школы в образной, художественной форме раскрывает психологическое содержание воздействия дионисийства на молодое поколение и как бы предупреждает о возможных последствиях увлечения "безвестными наслаждениями", поскольку "темный голод" разрушаемой психики утолить ими невозможно. Расплатой увлеченным "безвестными наслаждениями" всегда будут "уныние и лень", а психические силы, растраченные понапрасну, превращают творческий потенциал молодости в "тщету". Отсюда у Пушкина следующие шесть строк:
Пред ними сам себя я забывал;
В груди младое сердце билось - холод
Бежал ко мне и кудри подымал.
Безвестных наслаждений темный голод
Меня терзал - уныние и лень
Меня сковали - тщетно был я молод.
Нет, молодость поэта не была тщетной. И хотя мы видим, что его слияние с мироощущением древнегреческих философов было настолько полным, что вряд ли могло быть понято и принято его современниками, уроки его школы не должны пройти бесследно для его потомков, ибо все его творчество пронизано светлым, гармоничным началом.
Поразительные по краткости и точности изображения тех, кого Церковь в первые столетия своего существования представляла человеческому сознанию в образе "идолов". Для восстановления целостности мировосприятия читателя Пушкин пользуется, казалось бы, несовместимыми эпитетами, которые, однако, благодаря его образно-логическому языку не режут нашего слуха: "лживый, но прекрасный", или "полон гордости ужасной". Наверное, только самому Богу под силу столь тонкое понимание сложного и противоречивого духовного мира политеизма древних язычников.
Уроки Пушкина кратки, но точны, опрятны и выразительны. Сейчас, когда многим непонятно, почему наше общество и особенно молодежь вдруг захлестнули волны психических эпидемий (наркомания, токсикомания, алкоголизм, секс и все виды музыкального фанатизма), можно напомнить, что бога избытка сил Диониса всегда сопровождали другие эллинские боги, такие, например, как Сизиф - гений плутни, подлога и мошенничества; Ламния, прятавшая глаза, чтобы не видеть всеобщего бесчестия; Меретрикса - покровительница разврата; Тидей, съевший мозги Меланипа и покинутый Минервой; Пацифая - занимающаяся скотоложством, и др. Их современные ипостаси, грубо вторгаясь в нашу жизнь через средства массовой информации и прежде всего телевидение, в отличие от кратковременных Дионисийских оргий, которые чисто физиологически разряжали тоску, ужас и отчаяние, накапливающиеся в душе человека, являются уже своеобразным механизмом провоцирования и поддержания в обществе длительного и устойчивого состояния безумия толпы, в которой человек всегда одинок. Зачем это нужно? - спросит читатель. Да затем, чтобы отвлечь каждого отдельного человека от решения надвигающихся социальных проблем и тем самым парализовать общество в целом, лишить его способности активно и коллективно противостоять проявлениям социального зла. Чувство одиночества в толпе опаснее чувстства одиночества, которое испытывает человек, оставаясь наедине с собой. И Пушкин передает это точно:
Средь отроков я молча целый день
Бродил угрюмый - все кумиры сада
На душу мне свою бросали тень.
Боги древних греков в их сознании были живыми, духовно близкими самой природе человека. Воплощенные в мраморе, бронзе, золоте лучшими мастерами своей эпохи, они олицетворяли вечность красоты и совершенство подлинных кумиров человечества. Кумиры же современного сада проходят по жизни словно тени, скрывая от человека свет подлинного искусства и разрушая его психику. Они не могут быть эталоном красоты и совершенства, и потому их образы не оставят следа не только в памяти Человечества, но и в памяти даже одного поколения. Их духовная пустота служит топливом, с помощью которого поводыри толпы извлекают деньги даже из навоза.
Пушкин переводами Гомера не занимался, хотя, по-моему мнению, он мог бы быть подлинным союзником мыслей великого слепца, ибо всю свою жизнь боролся за ясность и чистоту слов, поскольку понимал, что четко очерченные понятия людей объединяют, а слова-хамелеоны, дающие возможность совершать подмену понятий, разъединяют. Вероятно, Первый Поэт России владел некой тайной певца колыбели цивилизации, но будучи художником-творцом, тайну эту он раскрыл не переводами, а всем своим творчеством. Вот почему его не мог удовлетворить перевод "Илиады", сделанный Гнедичем:
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.
(Ист.34, с.203)
В чем видел Пушкин однобокость переводов Гнедича, думаю, теперь читателю и самому понятно. Гнедич творцом не был, он был всего лишь переводчиком. Желающий убедиться в этом должен хотя бы сравнить три строки первой главы романа "Евгений Онегин" с описанием белых ночей Петербурга
Как часто летнею порою
Когда прозрачно и светло
Ночное небо над Невою
(Ист.37, с.29)
с поразительно многословным примечанием N8, с.74. Конечно, Пушкин умел и любил пошутить, и данное примечание поэта, ценившего "краткость как сестру таланта", можно было бы принять как очередную сатиру не собрата по перу. Но нет, если он и шутил, то шутил "довольно крупно" и только ради удовольствия публики не стал бы переписывать это скучное, напыщенное, гекзаметром исполненное самостоятельное творение Гнедича. Многословным примечанием Пушкин давал современным и будущим читателям предметный урок, как писать не надо: "Читатели помнят прелестное описание петербургской ночи в идиллии Гнедича:
"Вот ночь; но не меркнут златистые полосы облак.
Без звезд и без месяца вся озаряется дальность.
На взморье далеком сребристые видны ветрила
Чуть видных судов, как по синему небу плывущих.
Сияньем бессумрачным небо ночное сияет,
И пурпур заката сливается с златом востока:
Как будто денница за вечером следом выводит
Румяное утро. - Была то година златая,
Как летние дни похищают владычество ночи;
Как взор иноземца на северном небе пленяет
Слиянье волшебное тени и сладкого света,
Каким никогда не украшено небо полудня;
Та ясность, подобная прелестям северной девы,
Которой глаза голубые и алые щеки
Едва оттеняются русыми локон волнами.
Тогда над Невой и над пышным Петрополем видят
Без сумрака вечер и быстрые ночи без тени;
Тогда Филомела полночные песни лишь кончит
И песни заводит, приветствуя день восходящий.
Но поздно; повеяла свежесть на невские тундры;
Роса опустилась
..............
Вот полночь; шумевшая вечером тысячью весел,
Нева не колыхнет; разъехались гости градские;
Ни гласа на бреге, ни зыби на влаге, все тихо;
Лишь изредка гул от мостов пробежит над водою;
Лишь крик протяженный из дальней промчится деревни,
Где в ночь откликается ратная стража за стражей.
Все спит..."
(Ист.37, с.193)
И чтобы покончить с этим вопросом, приведу высказывание Пушкина, которым он завершил свои "Отрывки из разговоров" в 1830г.:
«Но сатира - не критика, эпиграмма - не опровержение. Я хлопочу о пользе словесности, не только о вашем удовольствии...» (Ист.2, с.265).
Итак, тайна слепого Гомера - в целостности и диалектичности восприятия всей древнегреческой культуры. Пушкину, в отличие от Гнедича, эта тайна была доступна, и поэтому "К переводу Илиады" написано Пушкиным сразу же после "В начале жизни школу помню я".
Так Первый Поэт России не только дал нам в художественной форме урок начальной школы диалектики, но и сопроводил его прекрасным демонстрационным материалом.
КЛЮЧИ ОТ ХРАМА
"А где же ключи?" - вправе спросить любознательный читатель. У Пушкина, дорогой читатель! У Пушкина! Первый поэт России три ключа к своему "Храму" дал в 1827 г. в самой краткой, образной, но и самой содержательной из всех существующих доныне работ с простым и ясным названием: "ТРИ КЛЮЧА" (Ист.34, с.14).
Наберись терпения и внимания, читатель, ключи от храма перед тобой и только от тебя будет зависеть, сумеешь ли ты ими воспользоваться. Но сначала задумайся над вопросом: "Почему ты и твои современники воспитаны так, чтобы (не "что", а "чтобы") при слове "диалектика" всех воротило с души, и любой, независимо от уровня образования, старался при встрече с этим понятием перевести разговор на другую тему? Почему? Да потому что...
В степи мирской, печальной и безбрежной
Таинственно пробились три ключа.*
Комментарий:
* Первой строкой поэт дает образ Вселенной "печальной и безбрежной".
Человек разумный не только обитает в ней. Он является органической частью Космоса, этого Великого Храма, существующего по законам Гармонии. Человек, не пренебрегающий законами Гармонии, обогащающий духовный мир Человечества великими творениями, принимает непосредственное участие в сотворении этого храма. Только такие люди участвуют в сотворении более высокого, чем Человек, уровня организации Материи.
Ведь все сущее, Вселенная - самодвижущаяся материя. Вся материя во Вселенной в той или иной мере упорядочена (организована). Другими словами, во Вселенной НЕТ неорганизованной материи. Мере организации материи (любой) соответствует некое понятие, частным видом которого в науке является понятие " информация ". В религиозной терминологии это - "дух", некая бесплотная субстанция. Имея в виду понятие "мера организации материи", мы будем пользоваться термином "информация", благо живем мы в век информации.
Разные фрагменты Вселенной отличаются друг от друга уровнем организации материи. Пространство, вакуум - один из уровней организации материи. При изменении уровня материи организации вакум "из ничего" рождает элементарные частицы и т.п. и элементарные частицы "бесследно" исчезают в вакуме.
В мире нет ничего, кроме - информации - времени -.
Движение - самоизменение во времени меры организации материи. Все три категории, составляющие основу триединства Мира, сами существуют в триединстве (ни одна без двух других ни существовать, ни понята быть не может).
Любая часть материи обладает свойством более или менее полного отображения (информационный процесс) всей остальной части Вселенной и самой себя в самою себя. При достаточно высоком уровне организации материи частный вид ее общего свойства - отображения - мы называем сознанием. В этом смысле материя первична по отношению к сознанию: нет сознания без материального носителя достаточно высокого уровня организации. При вторичности сознания (духа) по отношению к материи в указанном смысле Мир един и целостен. Понятия категорий триединства Мира - времени, информации и материи, - развиваясь по мере накопления знания и роста общественного сознания, приближаются к своей объективной сущности, не зависящей от сознания.
Диалектика - методологическое понятие, отражающее самодвижение всего сущего через:
- взаимодействие отличностей при их взаимном проникновении друг в друга;
- переход количественных изменений в качественные и обратно;
- отрицание Отрицания.
Это понятие развивается, совершенствуется, а его уровень повышается, расширяется и углубляется по мере развития сознания. Опыт - критерий истины - подтверждает правильность такого мировосприятия, и пока никто его не опроверг. Осознание диалектики повышает устойчивость сознания отдельного человека к разным формам субъективизма. Отсюда сама диалектика - своеобразный инструмент, ключ, язык, способствующий сознанию в объективном отображении Мира.
Отход от него ведет к утрате целостностного мировоззрения и в своей крайней форме является антидиалектической отсебятиной - субъективным метафизическим идеализмом, самодурью. Вульгарное ("атеистическое", в традиционном смысле слова) утверждение о том, что человеческое сознание - высшая форма организация материи, - антидиалектично.
Человеческое сознание, объективно отражая благодаря диалектике окружающий материальный мир в его вечном самодвижении, при отсутствии духовного гнета, естественным образом формирует целостное - диалектическое мировоззрение. Отсюда целостное мировосприятие на стихийном, неосознанном уровне всегда диалектично.
Здесь изменена привычная формулировка "единства и борьбы противоположностей", ибо противоположности подразумевают парность отличностей. Единство и борьба - сужение более общей закономерности; неоправданное использование суженного закона ведет к ошибочным выводам. Овладение более глубоким, чем вышеизложенное, пониманием развития целостного Мира можно только приветствовать.
* * *
Первой строкой поэт дает образ Вселенной "печальной и безбрежной". Человек разумный не только обитает в ней. Он является органической частью Космоса, великого Храма, существующего по законам Гармонии. Человек, не пренебрегающий законами Гармонии, обогащающий духовный мир Человечества великими творениями, принимает непосредственное участие в сотворении этого Храма.
Вторая строка - образ тайны Триединства Мира в религиозном, философском, техническом и другом, пока еще неосознанном Человечеством, аспекте. Три ключа - триединая основа мироздания, проявляющаяся через время, информацию и материю. Три ключа - триединство законов диалектики, проявляющихся во Вселенной через взаимодействие отличностей, переход количественных сотношений в новое качество и отрицание Отрицания. Три ключа - это триединство характеристик полей волновой природы, проявляющихся в любом информационном процессе через фазу, частоту и амплитуду. Итак, ключ Первый!
Ключ юности - ключ быстрый и мятежный,
Кипит, бежит, сверкая и журча;
Здесь ключевое слово "бежит". Две строки - образ быстротекущего времени, которое действительно бежит для людей, бескорыстно тратящих свои духовные силы на созидательное разрешение противоречий жизни. Только такие люди участвуют в сотворении более высокого, чем Человек, уровня организации Материи.
В первый период познания Мира, в юности, время особенно быстро "кипит, бежит, сверкая и журча". Целостность и диалектичность мировосприятия, данная юноше от природы, оберегает его ум и сердце от подмены понятий "Добра" и "Зла". В кипении страстей молодость даже на неосознанном уровне еще способна мятежно подняться против Зла и правильно определить положительную фазу, т.е. фазу Добра низшей частоты информационного поля, соответствующего более высокому уровню организации материи.
В Великом Храме Космоса Зла нет, ибо Мир добр изначально. Отсюда в религиозном аспекте: "Бог - есть Добро! Бог - есть любовь!" Энтропия Зла невозможна, но Человек может творить и Зло. Вот почему так важно умение пользоваться первым ключом, т.е. способностью отличать добрые дела от злых. Без методологии Человеку это не под силу. Но от рождения ему дано на подсознательном уровне целостностное диалектическое мировосприятие. Сделать диалектику достоянием сознания - важнейшая задача Человека. Говорят, что дорогу осилит идущий. Это верно, но куда важнее выбрать верную дорогу. Ошибка на этом этапе жизненного пути приводит к тому, что вся дальнейшая работа интеллекта, нравственных и душевных сил становится бессмысленной. Более того, она может способствовать физическому и духовному уничтожению личности.
Энтропию Добра Великого Космоса Зло отдельных людей, человеческих общностей и даже целых планет осилить не могут. В этом смысле Бог (более высокий уровень организации материи) действительно есть Добро. Второй ключ - следующие две строки!
Кастальский ключ волною вдохновенья
В степи мирской изгнанников поит;
Это образ информационного процесса, обладающего волновой природой и, следовательно, всеми параметрами волны (фаза, частота, амплитуда). Но это и образ перехода количественных соотношений в качественные, которые в человеческом сознании происходят вдохновенно. Кастальский ключ (от имени греческой нимфы Касталия, дочери речного бога Ахелоя; спасаясь от преследований Аполлона, она превратилась в источник на горе Парнас) и есть тот ключ, с помощью которого человеческое сознание как бы подбирает необходимую несущую частоту информационного поля, соответствующего более высокому уровню организации материи. Для большинства людей это работа долгая, кропотливая и не всегда венчающаяся успехом. Она требует не только тщательного сбора фактов и осмысленного к ним отношения, но прежде всего своевременной ломки сложившихся стереотипов отношения к явлениям Мира и поведения в обществе. Процесс этот далеко не безболезненный, так как человек вынужден при этом выдерживать огромное напряжение умственных и душевных сил. Многие на этом этапе ломаются.
Пушкин понимал сложность этого этапа познания Мира и потому в 1827 г. (период написания "Трех ключей") заметил: "Вдохновение есть расположение души к живейшему принятию впечатлений и соображению понятий (своевременный отказ от ненужных стереотипов: авт.), следственно и объяснению оных. Вдохновение нужно в геометрии, как и в поэзии" (Ист.2, с.19). Естественно, если с "соображениями понятий" туго, то обилие впечатлений не обеспечивает автоматически "впечатлительному субъекту" нового качества в любой отрасли знания, даже в геометрии. Вот почему Томашевский, нисколько не смущаясь, переиначивает Пушкина в соответствии со своим "соображением понятий": "Вдохновение? есть расположение души к живейшему принятию впечатлений, следственно к быстрому соображению понятий, что и способствует объяснению оных. Вдохновение нужно в поэзии, как и в геометрии " (Ист.6, с.41). Собственно говоря, талант, гениальность и проявляются в способности личности, прорываясь через калейдоскоп фактов, вдохновенно выходить на качественно новый уровень познания Мира.
В Природе равенства нет. Разным людям этот процесс дается по-разному. Пойдет дело - можно, подобно Пушкину, и к 30 годам выйти на "Болдинскую осень", подняться "до святости", т.е. с одинаковым успехом считывать информацию о прошлом и будущем благодаря установлению "особых отношений" с более высоким уровнем организации материи. Это и есть "Дар Божий". Ну а другому и жизни не хватает, чтобы понять самые простые истины. Но все противоречиво в этом мире, и никакое приобретение в этом мире не обходится без потерь. Вырвавшись на новый виток познания, человек может почуствовать себя на какое-то время одиноким изгнанником. Ключом вдохновения в "степи мирской" изгнанник может упиться, но это еще не значит, что жажда его будет утолена. Тут-то и необходим третий ключ.
Последний ключ - холодный ключ забвенья,
Он слаще всех жар сердца утолит.
Здесь в художественной форме дан закон отрицания Отрицания. Но это не голое отрицание. Через утоление жара сердца (ум жарким у нормальных людей быть не может) холодным умом постигается свет истины. Это же есть и образ материи в бесконечных формах ее проявления, которые (формы) потому и существуют, что есть холод забвения. На этом этапе познания человек достигает полной гармонии с окружающим миром, т.е. входит в состояние гармонического резонанса.
Из теории колебаний известно, что явление резонанса возникает при совпадении двух первых параметров (фазы и частоты) в колебательных системах. При этом третий параметр - амплитуда - может возрастать бесконечно даже при незначительных затратах энергии, если сопротивление среды, в которой действуют колебательные системы, исчезающе мало. Если предположить, что колебательные процессы, идущие в информационных полях, создаваемых разными уровнями организации материи, происходят в среде с бесконечно малым сопротивлением, то независимо от природы этих полей для осуществления связи меж ними в условиях информационного резонанса возможно достаточно той незначительной энергии, которую генерируют биотоки головного мозга человека в процессе его мыслительной деятельности. * Отсюда и сладость постижения истины.
* * *
Комментарий:
Оставаясь на позициях диалектического материализма, человеку изначально естественно предполагать существование более высокого уровня организации материи помимо той, в рамках которой он осознает себя частью материального мира. Видимо, на заре своего существования наделенные от природы целостностью мировосприятия люди и выражали догадку об этом в религиозной форме (вера в богов). Древний политеизм в основе своей материалистичен и диалектичен. Мы видим, что в древних мифах язычников (греческих, славянских) богам, как и людям, в Природе просторно.
Во Вселенной каждый предыдущий уровень организации материи является основой для сотворения последующего. Так реализуется закон самоорганизации материи, который не противоречит закону сохранения материи и энергии. Язычники не случайно творили богов по своему образу и подобию (подсознательно они творили более высокий уровень организации материи), и поэтому отношения между людьми и богами (различные уровни организации материи) оставались гармоничными. Диалектика же была живым языком этих отношений. Она постигалась и совершенствовалась Человечеством на осознанном уровне по мере развития этих отношений. Одновременно диалектика служила как бы камертоном, с помощью которого осуществлялась настройка и наЛАДка этих отношений. Корень ЛАД выделен здесь не случайно, ибо лад в Природе существует здесь органически. Только люди, способные слышать, воспринимать этот лад, творят по законам ГАРМОНИИ, и тогда их творчество вечно.
Мы знаем и спокойно воспринимаем тот факт, что первыми диалектиками, осознавшими диалектичность целостного мира, были язычники (Гераклит, Демокрит, Зенон и т.д.). Мы знаем, что Церковь всегда проклинала язычников, но мы редко задаемся вопросом о происхождении слова "язычник". Уж не потому ли, что они владели Языком Правды Бога (более высокого уровня организации материи в нашем понимании)?
Вульгарный атеизм опасен не тем, что он не признает существование Бога, а тем, что, отвергая все религии как "опиум народа", лишает людей возможности в процессе изучения различных религий познать Язык Правды Бога. В этом смысле атеизм ничем не отличается от слепой приВЕРженности какому-либо одному религиозному учению. Мир целостен, Человечество целостно, и задача Человека как части Человечества - понять существующие связи между различными религиозными воззрениями, чтобы глубже осознать Язык Правды Бога - ДИАЛЕКТИКУ. Монополия любого религиозного учения беспощадна к человеческому разуму и, претендуя на единственно правильное понимание Языка Правды Бога, на самом деле лишает Человечество этого языка. Особенно опасна монополия монотеизма.
Иудаизм - самая страшная и устойчивая из всех существовавших форм монотеизма. Его устойчивость обеспечивается мощной периферией: христианством и мусульманством. Как
