И кто тут уважаемый вагоноуважатый

К кому ты обращаешься, - не ясно, ни шиша.

****

В день, когда тараканы ушли, неизвестно куда
аки обры исчезли - как будто их не было вовсе
когда за горизонт их последние скрылись стада
наступила печальная, долгая, мокрая осень

Обещаний вернуться никто не оставил из них
просто скрылись внезапно, в молчанье, в молчанье, в молчанье
шорох ножек их, лапок – волною нагрянул и стих.
Кто их видел последним? Где слышали их и встречали?

Жили рядом, плодились, искали тепло и еду
и казалось нам - вечно и неистребимо их племя
что они – никогда ни за что никуда не уйдут
вот, поди ж ты – ушли. Даже их зафигачило время.

Остаётся теперь – вспоминать о соседстве былом
и гадать, куда скрылись они, как печальные йети?
Может быть, что теперь - все они в измеренье другом?
Может быть – глубоко под землёй, иль вообще не на этой планете?

***

В городских заповедно-дремучих лесах
Всякой нечисти – невпроворот.
Но слышны тут и там мертвецов голоса
Тем, кто слышит и кто разберёт

Бормотанье, и вскрики, и жалобы их –
Или смех, или плач, или вой?
Ими полнится мир весь – от сих и до сих.
Ты идешь к ним, они – за тобой.

Не стихающий гул прорывается в стих,
Что, быть может, напишешь потом.
Если ты его слышишь – не думай, что псих,
Если даже и псих, в остальном.

 

***

Город С. Не рай, не ад.

Тут не дно, а днище.

Конса. Липок аромат.

Есть музей Радищева.

Чернышевский смотрит вслед,

На нём очки-велосипед,

Одет он в каменный сюртук,

Он говорит:
- Что делать, друг?

Родился тут, и тут помрёшь,

Как мышь, как клоп, как вошь.

А раньше тут ещё играл духовой оркестр,

Прямо на проспекте, у кинотеатра «Пионер».

Когда мы были молодыми,
Когда мы были молодыми…

Азербайджанка тётя Валя
Варила самый вкусный кофе.

Когда мы были молодыми
Когда мы были молодыми

Летели шарики по небу
И желтые и голубые
И нам казалось - не умрём мы
Никто нигде и никогда

 

 

***
Своих узнаёшь по цитатам,
По фразочкам, брошенным вскользь,
Услышанным где-то, когда-то,
В другой ещё жизни небось,
В которой, легки и упрямы,

Мы лезли на приступ весны.
Цитаты, цитаты, - как шрамы
Той общей весёлой войны.

Я ехал на родину. Ехал,

И прыгало сердце в груди.

Я слышал, как прошлого эхо

В башке непутёвой гудит.

Вагонного тормоза скрежет.

Качнулся и замер состав.

А вот и вокзал, и всё те же

Родные, в натуре, места.

…Скажи-ка мне, дядя, а что же,

А что стало с нашим полком?

Кого ещё встречу здесь? Может,

И плакать пора мне по ком?

Вот где – вспомнишь – тот-то? – А убыл

И в списках не значится днесь.

Прошёл сквозь огонь он и трубы

Да в воду вошёл – вышел весь.

Куда он укрылся во мраке,

Туда нам нырнуть не дано,

То знают лишь рыбы и раки,

Исследуя омута дно.

- Да ладно?! А прочие все-то?

- Кто как, – дядя молвил, – кто как…

Те - тоже все канули в Лету,

А эти - свернули в кабак,

Кого-то - ищи в чистом поле,

Кого - под могильной плитой,

Кто в люди пошёл поневоле,

А кто-то - в зверьё и отстой.

Невесело, дядя! А как же

Весёлые песни полка?

Ужель позабыли их даже

Бойцы, отлежавши бока,

Пока пировали и пили

Во славу грядущих побед?

- Да, песни мы те позабыли,

А новых-то песен и нет.

А где наши все маркитантки?

- Хе-хе! Эк, ты вспомнил о чём!

Забудь! С этим глухо, как в танке,

Не выманить и калачом

Из теплых их нычек и норок,

И не оторвать от мужей.

Любовь прогорела, как порох.

Как было – не будет уже.

Фигово всё дядя, фигово…

- Да ладно, племянничек, блять.

И жить тут, конечно, не ново,

Не ново тут и помирать.

Развёл, понимаешь, волынку

И сопли… Противно смотреть.

Давай-ка мы сменим пластинку.

Петь можешь? – Чего бы не спеть!

 

 

***

Куда уехал цирк, родное шапито?
Куда девались все прекрасные маркизы?
Теперь и мы - не те, и всё вокруг - не то
Идём по жизни, словно по карнизу.

 

Один неверный шаг и – вниз ты загремишь

И полетишь туда, откуда нет возврата

Хотел попасть в Париж? Шалишь, мой друг, шалишь