Основные периоды развития американской антропологии

Используя подобную периодизацию, необходимо учитывать два важных момента. Во-первых, в отличие от ситуации в естественных науках, где одна парадигма оказывается главенствующей в определенный период развития, в антропологии всегда сосуществует несколько ведущих парадигм. Во-вторых, несмотря на то, что научные публикации в академических журналах в основном содержат некоторую отсылку к теоретическим предпочтениям авторов, большинство антропологов вряд ли всерьез озадачиваются вопросом об их принадлежности к тому или иному направлению или подходу. Общепринятой для них явля- ется практика «безымянной» полевой антропологии, в которой теория подчинена задаче сбора данных, их корреляции и обоснования34.

33 Hannerz U. Transnational Connections: Cultures, People, Places. L., 1996. Р. 4. 34 Lewellen T. The Anthropology of Globalization. Bergin and Garvey: Westport, Connecticut, L., 2002.

Р. 31.

Т. Левеллен объясняет включение «переходного периода» в свой вариант перио- дизации тем, что теоретические и методологические дискуссии этого этапа станов- ления наук о культуре до сегодняшнего времени обладают значимостью, сравнимой разве что с «революциями» эпохи Ф. Боаса (свергнувшей эволюционную парадигму) или временем после Второй мировой войны (с его дебатами о теоретической значи- мости системы и/или процесса). Большая часть современных академических публикаций, так или иначе, отсыла ет читателя к результатам (хоть и не всегда положительно оцениваемым как теорети- чески плодотворные) периода радикального пересмотра классических оснований антропологии в связи с необходимостью ретроспективно обосновать поиск новых форм использования ключевых для науки методов и принципов35. Отсутствие в современной А. к. а. единства теоретических подходов выражается в сосуществовании множества различных научных программ: попыток реконструировать такие классические направления, как этносемантика, британский функцио- нализм, французский структурализм, культурная экология, психологическая антро- пология; стремления объединить марксистские подходы со структурализмом, семиотикой и другими формами символического анализа. Ради достижения высокого статуса дисциплины в структуре социальных наук сегодня предпринимаются попытки построения ряда интегративных объяснительных моделей (например, социобиологических или когнитивистских), а также осуществля- ется задача синтеза значимого в антропологии изучения языков с перспективами социальной теории. Вся эта неоднозначная и внутренне противоречивая деятельность, с одной стороны, диктует свои теоретические условия, а с другой — сама оказывается продиктованной требованиями этнографической практики, выступающей в качестве общего знаменателя всего современного периода предметной фрагментации в культурной антропологии. Хотя в антропологии до сих пор сохраняется набор классических постулатов, а некоторые ее представители еще хранят верность идеям «общей науки о человеке» (особенно в ходе преподавания этой дисциплины в университетах и колледжах), в реальности они становятся все более узкоспециализированными в исследовательских методах и удивительно расходятся по своим интересам. Это влечет за собой проблему имиджа «науки о культуре», поскольку как ученые, так и представители широкой общественности зачастую продолжают воспринимать ее в духе XIX в. и не способны понять важнейшие сдвиги, произошедшие в этой дисциплине в течение XX в. Понятие современной А. к. а. связано с идеей о том, что ее основной задачей является систематизированное описание культурного разнообразия мира, в то время как некогда «сопутствовавший» проект достижения общей науки о Человеке оказался постепенно снятым с «повестки дня» по мере трансформации ее структуры. Слож- ность интеллектуального выбора исследовательских программ, так же как и перспек- тивность этнографии как их основного метода продолжает определять состояние и перспективы антропологии, оказавшейся в начале XXI в. в контексте множества бы- стро меняющихся соблазнов достижения «высоких целей», предлагаемых различны- ми направлениями западной социальной мысли36. В 1980 г. на конференции, посвященной кризисным тенденциям в культурной антропологии, бывший профессор Гарвардского университета К. Дю Буа (к тому моменту уже находившаяся на пенсии) говорила о том, насколько далекими от ее по- нимания оказались сложности и разногласия внутри дисциплины, которую она не- когда считала основополагающей и захватывающе интересной. Для нее включение в контекст новых академических дискуссий казалось равноценным попаданию из «вы- дающегося музея искусств на распродажу подержанных вещей в гараже (garage sale)».

35 Ibid. P. 32. 36 Marcus G.E., Fisher M.M.J. Anthropology as Cultural Critique. An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago; London, 1986. Р. 19.

Р. Розальдо приводит эту историю в своей книге для характеристики сути тех изменений, что произошли в сознании антропологов и стали основой современного периода ее развития (начало которого связывается с событиями после Второй миро- вой войны). Он пишет, что образ музея как отражения классического периода и рас- продажи вещей в гараже как картины настоящего момента в антропологии просто потрясают своей выразительностью, но вкладывает в них другой, отличный от мнения предыдущего поколения антропологов смысл. Слова К. Дю Буа выражают ее ностальгию по прекрасному музею культур, где все экспонаты расставлены по своим местам, но музей этот — не что иное, как реликт колониального прошлого. То же, что сравнивается с хаосом торговли в гараже, — на самом деле дает представление о постколониальной ситуации, где культурные арте- факты свободно перемещаются в самых неподходящих для них пространствах, и нет ничего ни святого, ни вечного, ни «скрепленного печатями»37. В течение ХХ в. (вернее, начиная с 1920-х гг.) А. к. а. развивалась в русле реляти- визма, который изначально являлся набором методологических требований, стиму- лировавших научный интерес к фиксации форм культурного разнообразия. В кон- тексте как академических, так и более широкомасштабных политических дискуссий в США 1920–1930-х гг. культурный релятивизм стал носить характер скорее доктри- ны, чем конкретного метода критического анализа культуры, и случилось это под мощным влиянием идеологии либерализма. Релятивизм, основанный на эмпирических данных и признающий значимость этнических различий, стал рассматриваться как альтернатива практике игнорирования (и методологической редукции) разнообразия внутри человечества, характерной для других социальных наук в их зачастую фана- тичной преданности генерализующей (выявляющей закономерности) исследователь- ской модели. Отчасти идеи культурного релятивизма легли в основу критики идей о возможности существования «внеценностной» науки — довольно популярных в ака- демической среде 1950-х гг., но опровергнутых в 1960-е гг.38 Можно предположить, что суть интеллектуального вклада А. к. а. в комплекс до- стижений социальных наук сводится к этног рафическому процессу, базирующемуся на двух типах целевых установок. Во-первых, это фиксация форм и содержания куль- турного разнообразия, в основном среди племен (коренных народов) и «незападных народов», осуществляемая изначально в русле неоднозначно оцениваемого сегодня духовного наследия антропологии XIX в. Во-вторых, это культурная критика самого «западного (в частности — американского) общества», несправедливо недооцененная в прошлом, но сегодня обладающая наибольшим потенциалом для дальнейшего раз- вития дисциплины. В 1980-е гг. культурная теория в США с трудом могла быть отделена от культурной политики. При этом сами культурные антропологи почувствовали себя «на обочине» исследовательских процессов, и послышались призывы к коллегам «выйти на поли- тическую арену», сделать этнологическое исследование предметом публичного обсуждения. Концепт «культура», безусловно, оказался под влиянием общего социально- политического контекста, находившегося за границами дисциплины. Неожиданно оказалось, как отмечает У. Ханнерз, что с антропологами согласны все: культура есть всегда и везде. Она есть у эмигрантов, у бизнес-корпораций, у молодежи, у женщин и даже у самых «обычных» людей среднего возраста — и у всех она разная39. Наиболее важным оказалось то, что антропология больше не являлась (если во- обще когда-то являлась) единственным «владельцем» термина. Все части общества — если выделить их по политическому критерию — освоили язык культуры. Как отме-

37 Rosaldo R. Culture and Truth. The Remaking of Social Analysis. Boston, 1989. Р. 44. 38 Marcus G.E., Fisher M.M.J. Anthropology as Cultural Critique. An Experimental Moment in the Human Sciences. Chicago; L., 1986. Р. 20. 39 Hannerz U. Transnational Connections: Cultures, People, Places. London, 1996. Р. 30.

степени, когда гражданское общество формирует «культ культуры». Культура и различия стали доминантной парадигмой времени, а людей стали стимулировать, если не принуждать воспринимать себя посредством культурных характеристик. Нравится это антропологам или нет, но люди (причем не только об- ремененные властью), оказывается, нуждаются в культуре, и именно в ограниченной, реифицированной, эссенциализированной и неизменной во времени форме, то есть такой, какой наука ее не признает. Более того, подобно «племени», культура стано- вится политической и правовой реальностью.