Доколумбовая Америка

Япония

Японское общество сословно. И выстроено в глубокой древности в соответствие с конфуцианскими добродетелями. Причем надо сказать, что японцы — не конфуцианцы, японцы либо синто либо буддисты, причем часто и синто и буддисты одновременно. Статистика, основанная на опросах общественного мнения, показывает, что если сложить всех синтоистов и буддистов, то их оказывается больше, чем японцев. Очень многие дают о себе сведения двоякие: что они и синто, И буддисты. В Японии есть определенное количество христиан всех основных ветвей - и право славных, и католиков, и теперь протестантов. Но в основе японской социальной структуры лежало несомненное конфуцианское отношение к земледелию. Заметим себе, что японец-самурай имел имя, фамилию и девиз. Совсем как западноевропейские дворяне. Японец-крестьянин имел имя и фамилию, то есть родовое достоинство за ним признавалось. Японец-ремесленник имел только имя. Он был ниже крестьянина и фамилия ему была не положена. А японец-торговец имел только профессиональную кличку. Он назывался «торговец горшками», предположим, ему даже имя было не положено. Кстати сказать, не менее достойное для человека занятие.

Считать все эти сословия корпорациями мы не имеем никакого права. Они слишком многочисленны, в том числе и сословие самураев. Безусловно, существуют самурайский кодекс, Буси-до («Путь воина»), общий для всех самураев, они все воспитывались в соответствии с Буси-до, но это еще не делает их корпорацией. Общие нормы поведения у них были. А вот утверждать, что были общие интересы самураев, я бы не стал. Самураи — это не корпорация.

Можно рассмотреть как некое отражение этого французское дворянство мантии, то есть дворянство, выслуженное чиновной службой в XVII–XVIII веках. Происходило это и раньше, но много их стало в XVIII веке. Можно рассматривать русскую систему, Табель о рангах, при которой дворянство выслуживалось и приобретало в какой-то степени образование. Более того, в первой половине XIX века человек, имевший университетский диплом, получал личное дворянство. Не потомственное. Но это все-таки аналоги аморфные. Сказать, что русские чиновники XIX века образовывали корпорацию, я бы не решился. А вот китайские шин-ши, успешно сдававшие свои экзамены на приобретение чиновного достоинства и вступавшие с этого момента навечно, пожизненно в корпорацию — это, конечно, корпорация.

Можно называть в японском материале две корпорации. Они, безусловно, являются корпорациями. Во-первых, это корпорация оружейников, оружейных кузнецов, которые могли из самородного железа сделать меч. Это очень сложно, это выходит за рамки. Я знаю, как это делают. Вернее, я не умею это делать, но как делают самурайский меч, я знаю. Мечи делаются только из самородного речного рассыпного железа. Это очень сложный, длительный процесс, окружен он не только тайнами, но и сложнейшими ритуалами. Это вполне религиозное деяние. Хотя, как ремесленник, оружейник должен был бы принадлежать только лишь к третьей категории, а стать учеником такого мастера можно было (мы рассматриваем корпорацию все-таки полноценную — когда в нее можно вступить), мы видим, что ему полагается имя, фамилия, девиз и герб — эмблема. Он обладает всеми почетными отличиями, которыми обладает кроме него только самурай, он приравнивается к самураю. Искусство изготовления мечей сохранилось до наших дней, его сохранили как национальную ценность. Причем сохранили, как мне рассказывали, на уровне последнего настоящего мастера, то есть вовремя сохранили, спохватились. Остался только один настоящий кузнец, но тут же нашли в государстве ассигнования, хотя Япония была очень бедной, это конец 1950-х годов, тут же нашлась строка бюджета, тут же целенаправленно ему подобрали учеников. Короче, мечи они делают. И мечи они делают, и одно из самых изысканных произведений японского прикладного искусства — с у бы, защищающие руку. Суба всегда украшается особенно тщательно, они все уникальны. Но японцы по-прежнему умеют делать. В XX веке мы потеряли массу промыслов, которыми славна была Россия. В частности, погибли павло-посадские платки, потому что утрачены красители. Японцы же сохранили свое самое изысканное прикладное искусство.

Вторая корпорация, в которой тоже полагалось иметь имя, фамилию и герб — это ама, ныряльщицы за жемчугом. В эту корпорацию, естественно, включены и члены семей ама, хотя ныряют только девушки (возможно, лучшие пловчихи в Японии). Есть ныряльщики Ближнего Востока, но в Японии это чисто женская профессия. Профессия, прямо скажем, тяжелая, водичка там холодная, ныряют они нагишом, в воде проводят рекордно долго — так индийский тигр не держатся, как амы под водой без дыхательных аппаратов. Но они имеют пожалованные императором много веков тому назад привилегии — приравниваются по правам и почестям к самурайскому сословию. Так как браки заключаются не только внутри корпорации, мы можем считать ее разомкнутой и признать корпорацией.

Самое интересное, что удается обнаружить следы корпораций в предельно не корпоративном мире, наоборот, очень коллективном и жестоком — в мире доколумбовой Америки. Мир этот действительно жестокий, по-своему сословный. По-своему, так как это не настоящие сословия, а просто высшие сословия — так было у майя, так было у инков. Образовывался народ, победивший и подчинивший себе, вытолкнувший в социальные низы другие народы, чисто этническая принадлежность…

Вопрос из зала: Но в Индии же тоже было похоже…

Махнач: Спасибо, вспомнили (небось, я сам читал об этом вам). В Индии — да, но изначально, при образовании шудр.

Инки просто целиком не-инков вытолкнули в социальные низы и ими правили. Мир этот был не просто жестоким, а удивительно не соответствующим нашим представлениям, даже средневековым. Не надо говорить о безумном двадцатом веке. Мир этот — вообще неправдоподобная этика в соответствии с нашим представлением о человеческом достоинстве. Так, майянский подданный низшего происхождения, для того чтобы обратиться к «аристократу» (в кавычках, естественно), принадлежащему к высшей касте, должен был раздеться догола, встать, простите, на четвереньки, и задом вперед к нему ползти. Почему-то это считалось не оскорбительным для того, кого таким образом приветствовали. А наказывали за несоблюдение ритуала там своеобразно — бросали в пещеры, наполненные водой, где змеи плавали. Там и плавал индеец, пока до него какая-то змея не добирались. Мир странный и, может быть, это не так плохо, что он был разрушен испанскими и португальскими конквистадорами. Они были тоже чудовищно жестоки, но они были жестоки в тот момент, когда завоевывали, а не потом. Во всяком случае, нынешняя латинская Америка выглядит привлекательнее, чем доколумбовая. Это странный мир, где ходили пешком, где не знали экипажей, даже верховых животных, на большей части Америки — даже вьючных не знали, лам не использовали как вьючных животных — только для получения шерсти, хотя они могут нести вьюк. В этом мире постоянных кровавых жертвоприношений (человеческих, причем!), мире, который заливался кровью, тем не менее, были своеобразные корпорации. Но я довольно плохо владею американским материалом. И даже в свой большой курс истории культур единственное, что не включаю — доколумбовую Америку, честно всегда признавая (кто у меня был на факультативе — знают), что я просто плохо знаю материал, и я его оставляю за чертой. У нас в стране мало хотя бы средних знатоков доколумбовой Америки. Нет музейного материала, поэтому негде было выискать. Тем не менее, мне удалось и в этом мире (естественно, только по чужим книгам) найти отчетливые следы корпораций. Следы. Но только в одном единственном государстве — государстве ацтеков.

Ацтеки тоже покорили, подчинили, сделали своими данниками другие племена. На чем блистательно сыграл завоеватель Мексики Кортес — побеждал ацтеков в основном не своими несколькими сотнями испанцев, а союзниками, которые ненавидели ацтеков — индейцами, руками соседей, оружием соседей. Это так. И это был действительно мир своеобразного мрачного язычества и постоянно проливавшейся крови. Достаточно сказать, что там устраивались спортивные состязания, в частности, там играли в мяч, и проигравшую команду приносили в жертву. Надо сказать, что в мяч играть было довольно тяжело. Представьте себе укрепленное на высоте примерно пяти метров вертикальное каменное кольцо большого диаметра, в которое надо пробросить мяч. Согласитесь, что это трудно, очень даже тяжело.

Вопрос из зала: А какой был мяч?

Махнач: Мяч был, естественно, каучуковый, ненадувной, сплошной. Он был упругий, но литой. Тяжеленький мяч метать довольно хорошо, но в вертикальное кольцо пробрасывать уже сложнее. Скоро силы исчезали. Команда, проигравшая игру в мяч, приносилась в жертву. Правда, быть принесенным в жертву было почетно. Известен случай, когда ацтеки победили, если не ошибаюсь, <нрзб.>³. И царь, восхитившись мужеством пленных воинов, сказал им, что они великолепные воины, и он включает их всех в свою гвардию. Высшая честь для простолюдина, а тут военнопленные! «Нет, — сказали побежденные, — не хотим, приноси нас в жертву!». Мрачноватое общество. И тем не менее, при всей своей кровавости, вовсе не такое антипатичное, как протосоциалистическое общество инков, общество жуткого примитивного уравнительного социализма, просто, пугающего. У ацтеков, все-таки повеселей и поблагороднее.

В ацтекском мире были корпорации. Это были два аристократических воинских ордена, составлявших лучшую часть вооруженных сил Теночтитлана⁴ — столицы ацтекского государства. Это Орден Ягуара и Орден Орла. В самом буквальном смысле этого слова. Рыцари Ягуара вступали в бой в шкурах ягуара. А рыцари Орла — украсив себя орлиными перьями. Противник уже сразу знал, что здесь мало не покажется. Причем это — сверхэлитные воины, хотя они сражались даже неметаллическим оружием. Еще одной особенностью доколумбовой Америки являлось то, что они, великолепные мастера медного и золотого художественного литья (великолепные изумительные золотые украшения и так далее) — они почти не знали металлических орудий. Мир развитого литейного мастерства, а орудия — из камня, дерева, раковин.

Вторая корпорация нас с вами интересует гораздо больше. Учитывая наши с вами интересы, ваши интересы как студентов ЦКП. Это почтека — корпорация купцов. Правда, почтека - каста, вне всякого сомнения. Дело все в том, что отличившийся ацтек мог стать военачальником, отличившийся ацтек мог стать «гвардейцем императора» (в кавычках, — так обычно и переводится). Но никто ни при каких обстоятельства не мог стать почтеком. Купцом можно было только родиться. Они вступали в брак — единственные в ацтекском государстве — только с представителями своей касты. Это была абсолютно замкнутая, единственная каста. И все-таки она обладает очень многими чертами корпорации. Во-первых, она была почетной, уважаемой, в том числе, испытывающей определенные почести со стороны правителя. Почтеки были выгодны правителю, конечно, потому что они торговали за пределами ацтекского государства. Выполняя тем самым разведывательные и аналитические функции. В ацтекской столице благодаря купцам знали, что делается весьма далеко от границ их державы. Во-вторых, их уважали, потому что это была опасная профессия. Купеческая поездка занимала много месяцев, часто более года. Отправление в подобную поездку и возвращение сопровождалось сложнейшими ритуалами. Семья отсутствующего купца должна была соблюдать во все время его отсутствия определенную аскезу. Это было угодно богам, чтобы они сохранили купца-почтека во время его продолжительного тяжкого и опасного путешествия.

Вопрос из зала: Как они передвигались?

Махнач: В частности, пешком.

Вопрос из зала: А товары?

Махнач: Товары носили в основном на себе. Они, конечно, отправлялись кампанией. В частности, прошу прощения за такую подробность, женам и детям почтеков во время их отсутствия разрешалось мыться один раз в шестьдесят дней. Это даже отмечено <нрзб.>⁵, как нечто удивительное. И судя по описаниям европейцев, которые застали еще предание конквистадоров, участников первой экспедиции, видно, что они очень серьезно блюли корпоративные интересы и видим, без труда их отстаивали: конкуренции-то не было. Так называемая естественная монополия. А корпорация слишком маленькой не была. Итак, даже в мире доколумбовой Америки следы корпораций, пусть не очень развитых, мы находим, даже несколько.