Согласование и контраст

По мнению Т.Г. Винокур, стилистический узус в отношении к понятию “стилистическая норма” имеет две общие закономерности – согласование и контраст. Они основаны на наличии или отсутствии близлежащих синонимических замен.

Стилистическое согласование выявляется в контактном или дистантном соединении единиц, имеющих одинаковые стилистические значения (хорошенькое личико, но не хорошенькое лицо; нанести удар в область головы, ударить по голове, треснуть по башке).

Стилистический контраст состоит в использовании единиц разных стилей (как только советник приблизился к подъезду своего дома... на него насели сзади двое верзил и нанесли телесные повреждения) [3, 223-236].

СТИЛИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА В ЕЕ РАЗВИТИИ

ФАКТОРЫ РАЗВИТИЯ СТИЛИСТИЧЕСКОЙ
СИСТЕМЫ ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА

Стилистическая система постоянно изменяется, и разные языковые уровни характеризуются разной скоростью этих изменений.

Стилистические изменения определяются внутренними и внешними факторами: противоречием между интересами говорящего и слушающего, противоречием между нормой и возможностями языковой системы, асимметрическим дуализмом языкового знака, противоречием между информационной и экспрессивной функциями языка, взаимодействием литературного языка и нелитературных образований, общественно-политической и культурной ситуацией, развитием науки, лингвистическим осмыслением языка, нормализаторской деятельностью [47, 20-40].

Противоречие между интересами говорящего и слушающего. Говорящий желает упростить высказывание мысли, тогда как слушающий желает упростить восприятие. Для говорящего удобна эллиптическая форма речи (пропуск членов высказываний). Эллипсису препятствуют интересы слушающего.

Примечание. Развитие языка противоречиво, так как идет то в пользу говорящего, то в пользу слушающего. В первые послереволюционные годы побеждает говорящий. Ему была дана возможность свободно творить новые слова. В 40-50-е годы побеждает слушающий. Сама природа литературного языка с его высокой устойчивостью ограничивает свободу словотворчества говорящего [47, 30-31].

Противоречие между нормой и возможностями языковой системы. Это противоречие заключается в том, что норма запрещает употребление языковых единиц, заложенных в языковой системе. Например, глагол победить не имеет формы 1 лица единственного числа. Можно использовать обороты я буду победителем, я одержу победу, победа будет за мной.

Асимметрический дуализм языкового знака. Означающее стремится к приобретению новых значений, означаемое – к приобретению новых средств своего выражения. Например, слово учитель указывает на пол (мужской) и может служить названием женщины, занимающейся преподаванием.

Противоречие между информационной и экспрессивной функциями языка. Информационная функция тяготеет к норме, экспрессивная – к нарушению нормы. Противоречие проявляется, например, в использовании общеупотребительного слова в терминологическом значении (оказать помощь) и его переносно-метафорическое употребление (протянуть руку помощи).

Общественно-политическая ситуация прямо влияет на стабильность литературного языка и его стилистической системы.

Радикальные социальные преобразования, расширение состава носителей литературного языка, эмоционально напряженная жизнь общества подвергают резким изменениям экспрессивно-оценочную и стилистическую значимость слов и групп слов. Так, после 1985 года происходит процесс стилистической перегруппировки языковых единиц. Слова и группы слов меняют свою оценку с положительной на отрицательную (большевик, коммунист) и выходят из употребления (социалистический лагерь, политбюро), актуализируется лексика пассивного фонда (губернатор, лицей, гимназия) и т.д.

На стилистической системе языка сказывается культурная ситуация, развитие науки. Так, в ХХ веке появилось радио, телевидение, кинематограф, Интернет.

КРАТКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА
РУССКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА XI-XVIII ВЕКОВ

Древнерусский литературный язык имел в своем составе две генетические разновидности, два типа: книжно-славянский (церковнославянский) и народно-литературный (обиходно-бытовой).

Примечание. По словам Ю.С. Степанова, “издревле русский язык предстает как «двуипостасный», т.е. как вобравший в себя две языковые стихии и, соответственно, выступающий в виде этих двух стихий – народной русской речи, с одной стороны, и церковнославянского (иначе – старославянского) языка, с другой. Очевидно, уже в силу определения этих двух стихий-языков, что это явление социальное. Однако в то же время – это явление ментальное, так как одна из этих языковых стихий, а именно русская народная (по происхождению) речь, связана с повседневной жизнью, с материальным миром, а другая, церковнославянская, – с миром духовным. В этом «двуипостасном» облике в русском языке вплоть до наших дней проступают древнейшие, возможно первоначальные, представления индоевропейской культуры о «двух языках» – «языке богов» и «языке людей»” [83, 917-918].

В эпоху Московского государства (XIV – начало XVII века) различия между этими генетическими типами сохранялись.

В допетровскую эпоху (начало XVII – конец XVII века) в качестве русского языка преподносился смешанный церковнославянский язык.

В петровскую эпоху (конец XVII – первая треть XVIII века) характер его сильно изменился: церковнославянский генетический класс был оттеснен на задний план, широким потоком хлынула в язык разговорная речь, кроме того, увеличилось число иноязычных элементов.

Русский литературный язык в ближайшую послепетровскую эпоху находился в сложном положении. Дальнейшее развитие языка находилось перед выбором. Не вернуться ли к прежнему – в основе церковнославянскому – языку, который был литературным языком в допетровскую эпоху? Или оправдать соединение разговорных элементов с нормами прежнего литературного языка? Все эти вопросы требовали своего разрешения.

М.В. Ломоносов (1711-1765) установил тот путь развития литературного языка, который соединит его с А.С. Пушкиным. Теоретические мысли М.В. Ломоносова о русском литературном языке содержатся в рассуждении “О пользе книг церковных в российском языке”. Это известное его учение о трех стилях. Сущность этого учения сводится к утверждению как церковнославянских элементов, так и элементов живой народной речи в нормах литературного языка, но в известных рамках, а также в определенном соотношении с жанром литературного произведения.

СТИЛИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА XIX ВЕКА

Для XIX  века характерна такая эволюция, которую можно назвать естественной. Происходит становление, развитие и завершение формирования стилистической системы. В XIX в. можно выделить следующие этапы:

1) первая треть XIX в.;

2) середина XIX в. (50-70-е гг.);

3) последняя треть XIX в. – 1917 год.

Носителем литературного языка в первой трети XIX в. было дворянское сословие, в середине XIX в. – “среднее сословие”. В последней трети XIX в. формируется понятие интеллигенции.

Первая треть XIX в. отмечена активной связью с Западной Европой (культурой Франции). Можно говорить о двуязычии – одновременном сосуществовании русского и французского языков в дворянском обществе.

Примечание. Двуязычие (билингвизм) не следует смешивать с диглоссией. В условиях билингвизма два языка сосуществуют в рамках одного коллектива. В рамках диглоссии наблюдается взаимодействие разных подсистем одного языка (литератур­ный язык, жаргон, просторечие, диалекты).

Двуязычие не касалось крестьянства. Огромное значение имели кружки, салоны, развитие музыки, театра, значительная журнальная деятельность (“Телескоп”, “Северная пчела”, “Сын Отечества”), расцвет риторики (работы
М.М. Сперанского, И.С. Рижского). Первая треть XIX в. – золотой век русской литературы, прежде всего поэзии. Этот этап характеризуется полемикой о судьбах русского языка: славянофилы и западники, архаисты и новаторы.

В первой трети XIX в. происходит синтез книжного и обиходного начал, становление современного русского литературного языка, формируются единые общенациональные нормы.

Этот этап ознаменовался реформами Н.М. Карамзина (1766-1826) и А.С. Пушкина (1799-1837).

Н.М. Карамзин представлял сентиментализм. В центре внимания этого литературного направления – внутренний мир человека, его чувства. Язык “Писем русского путешественника” и повестей (особенно “Бедной Лизы”) Н.М. Карамзина получил название “нового слога”. Принцип “нового слога” – “писать, как говорят, и говорить, как пишут”. Отрыв от старой книжно-славянской традиции, ориентация на разговорный язык явились решающими для формирования литературного языка. Н.М. Карамзин стремился сблизить литературный язык с живой разговорной речью образованного общества. Установка Н.М. Карамзина – открытость к заимствованиям, создание новых слов. Н.М. Карамзину приписывают создание слов полезность, усовершенствовать.

Реформа А.С. Пушкина обозначается В.В. Виноградовым как демократическая [62, 197-200]. Эта реформа утверждает синтез всех жизнеспособных пластов русского языка, преобразование генетических языковых характеристик в стилистические. А.С. Пушкин – в соответствии с принципами реализма – сближает литературный язык с народно-разговорным на основе “соразмерности и сообразности”. Народно-разговорные средства (просторечные и “просто­народные”) ассимилируются в языке пушкинской поэзии и прозы. А.С. Пушкин открывает возможность для использования церковнославянизмов в определенных стилистических целях. По словам В.В. Виноградова, в языке
А.С. Пушкина “церковнославянизмы сталкиваются с русскими словами, обрастают “светскими” переносными значениями, заменяются русскими синонимами, сливаются с ними, передавая им свое значение” [62, 262].

В использовании церковнославянизмов поэтический язык А.С. Пушкина воплощает процесс преобразования генетических языковых характеристик в стилистические.

На первом этапе (10-е годы) церковнославянизмы используются поэтом в соответствии с традицией как часть общепоэтического языка, причем никакой семантической нагрузки они не несут.

На втором этапе (20-30 годы) картина меняется. Объем церковнославянизмов резко сокращается. Обветшалые церковнославянизмы уходят из пушкинского языка, сокращается число дублетных форм (молодой – младой, дорогой – драгой). Церковнославянизмы становятся средством художественной выразительности. У них появляются определенные художественные функции. Церковнославянский фон появляется тогда, когда воссоздается быт эпохи, мировоззрение, т.е. как основа литературной стилизации.
А.С. Пушкин воспринимал слово в зависимости от его возможностей, а не происхождения. Так, в стихотворении “Пора, мой друг, пора!..” сталкиваются и взаимодействуют поэтизм (покоя сердце просит), разговорная лексика и разговорно-бытовые выражения (пора, летят за днями дни): Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит – / Летят за днями дни, и каждый час уносит / Частичку бытия, а мы с тобой вдвоем / Предполагаем жить, и глядь – как раз умрем. / На свете счастья нет, но есть покой и воля...

 В чем состоял процесс преобразования генетических языковых характеристик в стилистические? По мнению Н.С. Трубецкого, русское языковое сознание двумерно [85]. В нем могут быть выделены два генетических класса: книжно-славянский (церковнославянский) и народно-разговорный.

Церковнославянская лексика перестает существовать как генетический класс. Она распределяется по стилистической шкале “норма” – “книжность” – “возвышенность”. Например, в стилистическую систему как норма входят слова юность, движение, благо, шествие. Их генетические характеристики уходят из языкового сознания. Носителями стилистического значения “возвышенность” становятся слова чело, очи, уста. Эти слова не используются в языке повседневного общения. Они моделируют определенный тип объекта: очи – это красивые глаза. У слов очи, уста имеется духовный компонент – соотнесенность с внутренним миром человека, интуицией, воображением. Само существование этих слов поддерживает идею неразрывной связи духовного и физического мира человека.

Народно-разговорная лексика (2-ой генетический класс) включает понятия простонародности и просторечия. Эти понятия имеют диффузное значение. В языковом сознании первой трети XIX в. простонародность – обиходный язык сельского населения (буянить, посиделки, прибаутки, кляузник). Просторечие связано с бытовым языком города. В “Словаре Академии Российской” с пометой “просторечное” даны слова браниться, вздор, быт и др. Из народно-разговорной лексики отбирается наиболее жизнеспособное. Происходит распределение по стилистической шкале “норма” – “разговорность” (вприсядки, ринуться) – “сни­жен­ность” (сволочь).

Первая треть XIX в. – этап становления стилистической системы, вытекающий из синтеза церковнославянской и народно-разговорной стихий и преобразования их генетических языковых характеристик в стилистические.

Возникшая система обладала неустойчивостью. Региональные и профессиональные диалекты не были осмыслены с точки зрения стилистической системы, их место не определено.

Середина XIX в. отмечена двумя процессами: стандартизацией (укреплением норм) и демократизацией литературного языка (упорядочением по стилистической шкале значений “книжность” – “разговорность”). В основе этих процессов лежали общие тенденции: тяготение к ограничению высокой славянской традиции, сопровождавшееся антитезисом – продуктивностью церковнославянских словообразовательных моделей, например, созданием большого количества слов на -ние (вдохновение, исчезновение, возникновение); тесное взаимодействие литературного языка и лексики, которая характеризовалась как профессиональная (например, речь чиновничества, ремесленного люда), региональная (народные говоры), социально-групповая (жаргон), ее включение в литературный язык и разграничение по шкале стилистических значений “норма” – “разговорность” – “просто­речность”; укрепление стилистического значения “книжность” за счет философской литературы. Так, в литературный язык вовлекается чиновничья фразеология (состряпать дело, замарать репутацию) еще не вполне освоенная философская терминология, идущая из Германии (субъективный – объективный, аналитический – синтетический и др.).

В первой трети XIX в. нормы литературного языка формировались в поэзии. В середине XIX в. на первый план выдвигается художественная проза. Своеобразной лабораторией, в которой апробируются разные языковые единицы с точки зрения их стилистических и выразительных возможностей, выступает язык Н.В. Гоголя.

Язык Н.В. Гоголя представляет собой смешение книжно-литературного языка с устной живой речью – бытовым языком “среднего сословия”, формами простонародного крестьянского языка, профессиональными диалектами и жаргонами города. По мнению В.В. Виноградова, герои произведений Гоголя – крестьяне, ремесленники, чиновники – заговорили [62, 404-407]. В их разговорах высвечивается то, что становится принадлежностью литературного языка. Язык Пушкина воплощает единство литературной нормы и художественной нормы. Язык Гоголя отражает их расслоение.

В последней трети XIX в. завершается формирование стилистической системы литературного языка. В этот период происходит укрепление стилистических значений “книжность плюс специализация”, “разговорность плюс специализация”; входит стилистическое значение, связанное со сленгом, жаргоном, которому свойственна деструктивность; формируется научный стиль с его особыми формами представления субъекта речи и адресата; господствует публицистический стиль. Понятие нормы литературного языка начинает связываться с публицистическим стилем. Рост влияния публицистического стиля создает новые формы отношения литературного языка и языка художественной литературы. Художественная речь не есть авторитет для литературного языка. Но она стремительно обогащает литературный язык словами и выражениями, которые входят в языковое сознание носителей литературного языка: административный восторг, головотяпы (М.Е. Салтыков-Щедрин), бедные люди, униженные и оскорбленные (Ф.М. Дос­тоевский), дворянское гнездо (И.С. Тургенев), мысль изреченная есть ложь (Ф.И. Тютчев), недотепа, человек в футляре (А.П. Чехов), рожденный ползать летать не может, пусть сильнее грянет буря (М. Горький). Формируются новые способы выражения за счет внутренних языковых средств – суффиксов и других словообразовательных морфем. Очень продуктивен суффикс -к-: (ночлежка, санитарка). В литературный обиход входит слово открытка. Происходит активизация суффиксов с отвлеченной семантикой (-ость, -ств): запоздалость, карикатурность. Широкое распространение получают заимствования (из английского, французского, немецкого, славянских языков). Большое тематическое разнообразие: линолеум, стенд, танк, фокстрот, бейсбол, бокс, футбол, бизнес (из английского языка), аэроплан, дирижабль, импрессионизм, богема, шезлонг, бетон (из французского языка). При этом они сразу становятся нормативными. Эти заимствования идут через письменную речь. В этот период формируется интернациональный фонд лексики.

СТИЛИСТИЧЕСКАЯ СИСТЕМА
ЛИТЕРАТУРНОГО ЯЗЫКА ХХ- НАЧАЛА XXI ВЕКОВ

ХХ век характеризуется неровным, нестабильным характером развития стилистической системы литературного языка. Это связано прежде всего с внешними факторами (1917 год, социокультурные изменения после 1985 года).

Можно выделить основные этапы развития стилистической системы в этот период:

1) 1917 год – 40-50-е годы;

2) 40-50-е годы – середина 80-х годов;

3) вторая половина 80-х годов – настоящее время (начало XXI в.).

Общественно-политическая ситуация в период с 1917 года до середины 80-х годов характеризуется глобальной идеологизированностью, ориентацией на формирование единого мировоззрения, особым типом оценочности, при котором оценочные знаки распределяются по идеологическим объектам: наше – плюс (хорошо), не наше – минус (плохо).

Первый этап (1917 год – 40-50-е годы): нестабильность.

В 20-е годы, как пишет Б.М. Эйхенбаум, “созданное усилиями ХIX века единство литературного языка распалось. У нас опять – многослойность, многостильность: смесь диалектов и жаргонов, политические термины, газетная речь, ораторские штампы, мещанская фразеология и т.д. (...) Идет перелицовка старых речений на новые в связи с ощущением нового быта (...). Мы, по-видимому, двигаемся постепенно к выработке нового “среднего” стиля” [цит. по: 47, 130].

На стилистическую окраску нелитературных слов и выражений, проникавших во многие сферы речевого общения, наслаивались экспрессивно-стилистические оттенки. В этом состоял процесс стилистического окрашивания. Резко окрашенные просторечные слова с середины 30-х годов делятся на две группы: 1) слова, утратившие отпечаток своей стилистической инородности (ребята, склока, нехватка, афера, сколотить, разбазарить, лодырничать); 2) слова, которые совершенно явно остались в просторечии (сволочь, хай, пешедралом, взять за жабры, гнать норму и т.д.).

На первом этапе наряду с процессом стилистического окрашивания интенсивно протекал процесс стилистической нейтрализации – перемещения стилистически окрашенной лексики в состав лексики нейтральной. Например, стилистической нейтрализации подверглись разговорные слова (верхушка – “руководящая часть какой-нибудь организации”, вожак, увязать – “согласовать”, жилье и др.), книжная и возвышенная лексика (предпосылки, поскольку), оценочные слова (зачинщик, огласка).

Вместе с тем происходило перемещение из состава нейтральной лексики в группу лексики разговорной (отвертываться, давеча), книжной (чрезвычайно, принудить, интенсивный), в группу слов торжественной окраски (меж, огласить – “наполнить звуками”, озарить – “ярко осветить”), в разряд оценочной лексики (барыш, нажива, расчетливость, карьера) [47].

Второй этап (40-50-е годы – середина 80-х годов): обретение стабильности.

В это время появляется работа В.В. Виноградова “Русский язык. Грамматическое учение о слове” (М., 1947), издаются толковые словари: “Толковый словарь русского языка” под ред. Д.Н. Ушакова (М., 1935-1940), “Словарь русского языка” С.И. Ожегова (М., 1949). В 50-80-е годы появляются “Словарь русского литературного языка”
(М., 1948-1965. – В 17-ти т.), “Словарь русского языка”
(М., 1957-1961. – В 4-х т.), осуществляется издание академических грамматик.

Со второй половины 50-х годов широкое распространение получает поэзия бардов (Б. Окуджава, В. Высоцкий), в чьих текстах происходило взаимодействие разных стилистических пластов.

40-50-е годы – середина 80-х годов – период стабильного существования стилистической системы. Происходит “стагнация” официально-делового и публицистического стилей и демократизация других дискурсов, например, киноведческого.

Примечание. Стагнация (от лат. stagnum – “стоячая вода”) застой, неподвижность.

Зона официального общения (с присущими ему ограничениями) оказалась непомерно большой и угрожала поглотить всю область применения языка. Под угрозой оказалось все стилистическое богатство языка [87].

“Стагнация” выражается в широком распространении языка штампов. Штампы отмечены ярко выраженной оценочностью.

Примечание. Штампы следует отличать от клише – конструктивных единиц, не претендующих на образность и экспрессивность (мирное сосуществование, мир науки, мир бизнеса и др.).

Так, осуществляется концептуализация через золото: хлопок – белое золото, лес – зеленое золото, нефть – черное золото, газ – голубое золото.

Вместо торговец употребляется работник прилавка, вместо геолог – разведчик недр. За этим стоит оценка: работать, разведчик – плюс (хорошо), торговать – минус (плохо). Широкое распространение как способ мышления о мире получают военные термины: битва за урожай, фронт работ, передовой отряд, передовик производства, на переднем фронте.

 Процесс демократизации состоит в активном использовании стилистических значений “разговорность”, “просторечность”, “разговорность плюс специализация”. Особенно в тексте газет. Это приводит к постепенному изменению у некоторых просторечных и разговорных слов их первоначальной стилистической окраски, например, подмога, застрять: На подмогу решили попросить бригаду из другого управления; Капитальные вложения застряли в незавершенном строительстве (из газет).

Русская языковая практика этого времени, по мнению Т.Г. Винокур, строится на свободном стечении в рамках одного высказывания единиц с разными стилистическими значениями. Стилистические изменения являются естественными [3]. Они воплощают активизацию процесса стилистической нейтрализации в пределах стилистических значений “разговорность” – “норма” – “книжность”.

Третий этап (середина 80-х годов ХХ в. – начало XXI в.: нестабильность.

Конец ХХ–начало XXI вв. – период деактуализации советских реалий, деидеологизации, демифологизации и деофициализации. Стилистическая система этого времени динамична и крайне нестабильна. Нестабильность имеет как количественные, так и качественные характеристики. Первые проявляются в большом объеме вовлеченности языковых единиц и большой скорости их изменений, вторые – в том, что стилистические изменения являются не естественными, а отклоняющимися от нормы. Происходит разрушение старой стилистической системы. Отступления от норм ведут к новым нормам, к новым стилистическим парадигмам. Так, выражение отмывать деньги становится нормой для литературного языка, слово бизнесмен употребляется без отрицательной коннотации.

Основные явления и тенденции языка нашего времени отмечены в работах М.В. Панова, Е.А. Земской, Л.Н. Синель­никовой и др.:

- резко расширяется состав участников массовой коммуникации;

- интеллигенция перестает быть носителем литературного вкуса;

- снимается цензура; люди говорят и пишут свободно;

- усиливается личностное начало, возрастает диалогичность общения, активизируются механизмы свободного построения дискурса;

- критерий “правильно – неправильно” уступает место критерию “пригодно – непригодно”; сфера пригодного расширяется;

- резкая граница, которая проходила между неофициальным личным общением и общением официальным публичным, размывается;

- в публичном общении возрастает степень неподготовленности и ослабляется официальность; в нем резко увеличивается число разговорных, просторечных, жаргонных и иных сниженных элементов;

- характерной чертой нашего времени становится полистилизм; в одном высказывании совмещаются различные по своему стилистическому статусу средства: книжные и разговорные, пафосные и сниженные [14; 17; 22].

Современные СМИ склонны к сенсационности, парадоксографии, описанию негатива, к категоричности и некооперативной речевой стратегии. Некооперативная речевая стратегия проявляется, например, в военной метафоре, которая получает очень широкое распространение. Вместе с тем прослеживается общая линия развития – сближение на фоне поляризации. В последнее время, по мнению А.Л. Фак­торовича, “сами публицисты становятся более уравно­вешенными и склонными к полифонии, чем в предшествующий период” [86, 11].

Активизируется стилистическое значение “деструктив­ность”. Под деструктивностью имеется в виду нарушение нормальной структуры. Язык арго претендует на роль нормы. В этом проявляется неестественность стилистических изменений. Данный процесс захватывает язык газеты, СМИ. Жаргонизмы начинают использоваться как свои слова, в них не вкладывается никакого оценочного смысла: Почему мы ловим кайф от советских песен?; С любовью завязано (Мегаполис, 2002, №15); Наезд на фотохудожников (Киевские ведомости, 19.04.02); От чего “прутся” наркоманы, одного “замочили” (о Хаттабе) (Аргументы и факты, 2002, №№ 18-19). Стилистически сниженная лексика – определенная ментальность, картина, способ мыслить о мире более примитивном, более материальном, чем предлагается литературным языком.

Апробируются возможности языка. Сниженные средства, трансформирующие лексическую семантику и сочетаемость, входят в нейтральную сферу. Этому в значительной степени способствует установка на языковую игру, модус иронии. Модус иронии является сейчас информационной нормой.

Примечание. Ирония (греч. eironeia) – завышение оценки с целью ее занижения; употребление наименований в смысле, прямо противоположном буквальному.

Языковая игра может строится на аномальном объединении слов и окказиональном словообразовании: Каждый мужчина имеет право налево; Лучше калымить в Гондурасе, чем гондурасить на Колыме.

Для современного текста – особенно публицистического – характерно цитатное мышление. Например, газетный заголовок Им сверху видно все... содержит отсылку к известной песне и имеет двойное прочтение, семантику иронии. Цитатное мышление пронизано текстовыми коннотациями. Это черта культуры конца ХХ – начала ХХI вв. Еще примеры: Самолет летел без допинга. Олимпийский рейс опоздал на два часа. За это время в московском аэропорту набралось так много встречающих, что, как говорится, олимпийской медали негде было упасть (Московский комсомолец, 2002, № 46); Делай с нами, делай, как мы. Но лучше не надо (Аргументы и факты, 2002, № 12); “Санта-Барбара” сыграла в ящик (Комсомольская правда, 2002, № 69); Ток “в мешке”; Вечера на Крещатике близ выборов (Аргументы и факты, 2002, № 13). Информативному подзаголовку может предшествовать экспрессивный заголовок: “Зеленых” по весне сажают – заголовок; Вчерашний налет гринписовцев закончился.. кутузкой – подзаголовок (Комсомольская правда, 2002, №69).

Идет перегруппировка стилистических средств. Этот процесс развертывается как по вертикали – от жаргонов к литературному языку, так и по горизонтали – от периферийных участков языковой системы к ее центру.

В настоящее время можно наблюдать актуализацию одних лексических ресурсов и деактуализацию других. После 1985 года историзмами стали слова партия, райком, горком.

Примечание. Историзмы, как и архаизмы, относятся к устаревшим словам. Историзмы – это ушедшие названия ушедших реалий (армяк, камзол, кафтан). Архаизмы – ушедшие названия существующих реалий (рыбарь – рыбак, пиит – поэт).

Актуализируется лексика, которая существовала до 1917 года (губернатор, купец, торговый дом, рынок и др.).

Наблюдается широкое использование заимствований: политических (мэр, президент, электорат), экономических (лизинг, бартер, брокер), терминологии компьютерной техники (дисплей, файл, принтер), спортивных (фристайл, армрестлинг), музыкальных (хит, сингл). Заимствованиями насыщен газетный текст: путешествие в русский офшор, горно-офшорный край (Аргументы и факты, 2002,
№ 13); у президента запланирован целый ряд саммитов (Аргументы и факты, 2002, №№18-19). Появились многочисленные названия одежды, духов, бытовой техники. Заимстования неравномерно распределяются по функциональным стилям. Ими насыщен газетный текст, СМИ. Заимствования служат для наименования новой вещи, нового явления (факс), для разграничения понятий (киллер – убийца), для повышения в ранге (бутик, консалтинг). Слово киллер в русском языке обозначает профессию наемного убийцы. Слово убийца несет негативную оценку (заповедь “Не убий!”), в слове киллер эта оценка снимается. Растет парадигматика заимствований, расширяется их синтагматика. Они вовлекаются в прецедентные высказывания: Старый спикер борозды не портит (Московский комсомолец, 2002, № 16). По словам Л.Н. Синельниковой, “чем чаще иностранное слово проявляет себя дискурсивно, тем больше у него возможностей закрепиться в языковой картине мира” [22, 178]. Прагматический контекст заимствований дает рефлексы в языковую систему.