Братство Святой великомученицы анастасии Узорешительницы местная православная религиозная организация Г. Санкт-петербург, интервью

Когда создавалось, инициаторы, основные направления

Создано в 1992 г. при приходе домовой церкви во имя св. вмц. Анастасии Узорешительницы и свв. благоверных кн. Феодора, Давида и Константина Ярославских. Братство возникло из уже существующих церковно-благотворительных инициатив, которые начали осуществляться еще в конце 80-х годов. В 1989 году на волне общего интереса я впервые оказался в тюрьме в качестве человека от Церкви и с тех пор это дело не оставлял. С другой стороны, в конце 80-х годов было создано Общество милосердия Даниила Гранина, под флагом которого верующие люди смогли пойти в больницы для того, чтобы ухаживать за тяжелыми лежачими больными. Ситуация по уходу за одинокими лежачими больными тогда, да и сейчас, очень неудовлетворительная. К 1992-му году нам стали предлагать получать транспорт с гуманитарной помощью из-за границы: Швейцарии, Франции, Германии. И первый транспорт мы получали просто домой. Как-то загрузили 3-х комнатную квартиру, заняв весь объем до потолка, оставляя лишь узкий проход. Пришла милиция, толпа народу – что такое? В те годы, было новое невиданное явление – гуманитарная помощь. Стало очевидно, что это надо юридически оформить, искать какое-то помещение, чтобы заниматься этой деятельностью.

Таким образом, в 1992 году мы зарегистрировали благотворительное братство, которое занималось двумя основными направлениями: тюремное служение и служение в больницах.

Святая Анастасия Узорешительница посещала заключенных в темницах христиан, там их врачевала и эти два направления объединила.

 

Развитие направлений: причины изменений, приоритеты

Затем каждое из этих направлений стало развиваться, и постепенно стали появляться новые: мы просто отзывались на потребности. К служению в тюрьме добавилась реабилитация тех, кто выходит их тюрьмы. Когда узнавали, что мы оказываем благотворительную помощь, то тут же возникали вопросы: не могли бы еще там-то и там-то помочь – в неврологическом интернате или в детском приюте и т.п.

Получив это здание в 1994-95 гг., начали его восстанавливать. Дом большой и мы предложили разместиться здесь детскому приюту (ГУ «Социально-реабилитационный центр для несовершеннолетних «Дом милосердия»), пошла жизнь приюта.

К 2000 году мы перестали заниматься реабилитацией тех, кто выходит из Колпинской воспитательной колонии (это получалось очень плохо по ряду причин: отчасти по нашей вине, отчасти по объективным причинам) – реабилитационный центр для бывших заключенных потерял актуальность. Его перепрофилировали на работу с наркозависимыми. А работа с заключенными развилась в сторону работы с условно осужденными подростками.

В какой-то момент к нам обратились судьи, которые не имели никакой возможности помочь молодым людям, которых они осуждали. Они понимали, что в тюрьме ничего хорошего с этими подростками не произойдет – лучше они не станут, а на воле они естественно будут продолжать делать то, что делали, потому что ничего другого просто нет. При условном осуждении человек фактически остается в том же положении. Поэтому совершенно явно в этой цепочке не хватало одного звена – работы с теми, кого они оставляют на воле. Условно осужденных надо не просто оставлять, ими надо заниматься. Тогда они не буду повторять правонарушения.

И судьи обратились к нам с просьбой начать работать в этом направлении. Тогда получилось очень удачно.

А теперь, через 5-6 лет, эта работа снова перебросилась в Колпинскую воспитательную колонию, чтобы уже там эти воспитательные опыты внедрить среди заключенных и создать службу социального сопровождения, которая будет заниматься и теми, кто выходит из колонии. То есть мы вернулись к направлению реабилитации освобожденных из колонии через 6 лет.

Также Братство является учредителем детской общественной организации «Санкт-Петербургский округ Витязей».

 

Подробно о направлениях

Больничное служение начиналось с посещения больниц. Приходили раз в неделю в любую больницу, где есть отделения хирургии или сестринского ухода, куда человек попадает после операции. Там зачастую лежат месяц-два до того, как встать на ноги. Если у больного нет родственников или родственники редко приезжают, то ухаживать практически некому. И таких людей до сих пор остается много.

Изначально сестричество занималось уходом за больными в нескольких больницах города: Покровской, Мариинской, Детской городской инфекционной. В настоящий момент мы работаем с городской больницей № 8 на Моховой и в терапевтическом корпусе Детской больницы № 2 св. Марии Магдалины. В больнице на Моховой есть маленькая церковь в небольшом помещении, которое мы отгородили от коридора небольшой перегородкой.

Сейчас в больнице служат около 25 сестер. Это служение преимущественно волонтерское. Они кормят, моют больных, перестилают постель, подстригают волосы, ногти и т.д. Часто у больных возникает потребность побеседовать, поговорить, и тогда, конечно, сестры оказывают психологическую поддержку, приглашают священника для исповеди, причастия, соборования. Если возможно, больных привозят на каталочке в больничные храмы или часовни.

Со временем мы поняли, что людей, которые помогают в больницах, надо готовить, давать минимальные знания по уходу за больными. С этой целью в середине 1990-х годов были организованы полугодичные курсы сестер милосердия на базе государственного медицинского училища. Предметы в рамках курса (анатомия, физиология, общие и практические навыки и др.) ведут преподаватели училища. По окончании выдается диплом начального медицинского образования государственного образца. Мы оплачиваем училищу работу преподавателей, для учащихся обучение бесплатное. За весь процесс обучения отвечает старшая сестра.

Сейчас это епархиальный проект, то есть любой приход, любое сестричество СПб епархии могут направлять на эти курсы своих сестер. Все претенденты проходят собеседование, его обычно провожу я. Существует конкурс: из 20-30 человек мы отбираем 15. Выбираем наиболее перспективных, вменяемых, способных. За эти годы на курсах прошло обучение более 400 сестер.

Трижды менялось учебное заведение, на базе которого проходило обучение. Сейчас это училище при 1-й Медицинской академии. Отношение к нам здесь очень хорошее (до этого было по-разному, бывали сложности).

Постепенно обозначилась потребность в других курсах – по социальной работе, поскольку наши сестры работают не только в больницах. И вот уже третий год на базе СПб государственного института социальной работы и психологии работают аналогичные курсы, где в течение 3-х месяцев сестры получают специальность социального работника и психолога.

Развитие направления сестринского ухода происходило следующим образом.

Когда одинокая бабушка (чаще всего), за которой ухаживают в больнице, выписывается, она попадает домой, где за ней некому ухаживать. Обслуживать себя полностью она не может. Собес лишь приносит пенсию, лекарства, продукты и все. А, скажем, помыть квартиру, постирать, вымыться – этого собес не делает. Нанимать кого-то довольно дорого и далеко не все могут себе это позволить. Возникает идея патронажа, то есть посещение на дому с комплексом таких услуг, которые не оказывает собес. Но патронаж осуществлять на волонтерской основе сложнее, чем в больнице. В больнице каждый день дежурят 2-3 сестры, каждая из которых работает по 2-3 часа. Они могут уделить внимание всем больным, которые в этом нуждаются. В среднем на одну сестру приходится одно дежурство в неделю. Это не так обременительно для них самих и не разрушает их семей – они успевают на работе и дома (обычно в воскресенье человек еще ходит в церковь).

Но патронаж требует значительно больших усилий. Фактически это обычная работа. Поэтому здесь должны платить либо сами пациенты, либо их родственники. По городу минимальная ставка на услуги по патронажному уходу – 120-150 рублей в час. Но часто бывает так, что платить некому. Возникает потребность в средствах. Один из вариантов - чтобы больные сами частично оплачивали половину или часть. Скажем, 50 руб. платит бабушка, остальное мы. Находим спонсоров.

В больнице также нужны расходы: салфетки, подкладные, пеленки, перчатки и т.д. Какое-то количество больница предоставляет, но этого не достаточно.

Третий вариант – это создание богадельни: своего небольшого стационара, в котором можно было бы продолжать заботиться об этих бабушках. Это, конечно, удобнее, но требует помещение, постоянных очень серьезных затрат.

К 2000-му году у нас уже была маленькая богадельня. Потом она стала отдельной организацией – Покровским сестричеством, которое дальше развивалось уже самостоятельно. Они создали еще одну богадельню далеко за городом, в 130 км от Петербурга, сейчас она рассчитана на 40 человек. Это тоже получило хорошее развитие, но уже не в рамках нашей организации, хотя начиналось все здесь и те же люди, что здесь начинали, продолжают работать там.

 

Развитие направления тюремного служения происходило следующим образом.

Начинал я служить во взрослых тюрьмах и служил более 10 лет в колониях в Горелово, потом в Металлострое. Там был храм, была постоянно действующая община заключенных. Народ сменяется – кто-то приходит, кто-то уходит. Сроки большие, поэтому люди в общине были по 3-5-7 лет. В общем и целом можно сказать, что если приезжает священник раз в неделю регулярно, даже не обязательно Литургию служить, можно с заключенными беседовать, молебен, панихиду служить, учить их петь, многое что можно. Мирянским чином (без священника) служить службу как в монастырях. Часы читают. Они вычитывают по часам, то есть весь день шло молитвенное служение. Какие-то послушания себе придумывали – кто-то подсвечники, свечи изготавливал, кто-то убирал. Они довольно неплохо организовывали жизнь, и это где-то походило на монастырский уклад. Некоторые жили при храме, построили домик, согласовали с администрацией. Там была библиотека, аудио-видеозаписи, телевизор. В целом можно сказать, что это дало очень хороший результат. Тот долгий период, когда я туда ездил регулярно и часто, дал достаточно много людей, которые, выйдя на свободу, остались с нами и в моем храме, и в других храмах, один в монастырь ушел. По-разному, во всяком случае, это люди, которые не только оставили криминальные пути свои, но, в общем, стали очень сознательными верующими людьми, помогающими и полезными церкви, со своими семьями, с детьми. Они влились в церковный народ во всей полноте. Один даже священником стал.

Посещение взрослых колоний продолжалось до 2000-го года. Параллельно с этим уже с 1995 года я стал ездить и в Колпинскую детскую колонию. С 1976 года там был храм, настоятелем которого я был назначен. В 2000 году я стал заниматься только детской колонией. Мне удалось собрать постоянную общину мирян-волонтеров, которые ездят каждую неделю. Каждое воскресенье группа взрослых делает небольшое молитвенное собрание, читают последования молитв мирянским чином и затем проводят с ними какие-то беседы, пьют чай. На это дело собирается в воскресный день 20-25 человек. В колонии сейчас около 100 человек. По количественному составу она конечно несоизмерима со взрослой колонией, где по 2-2,5 тысячи осужденных. Стандартно в детской около 250 человек, но сейчас количество сократили.

Действует изостудия. Наш иконописец около 10 лет ездит каждую неделю один раз и с ними рисует. Получаются довольно хорошие работы. Не иконы, конечно. Многие из них вообще никогда не рисовали в жизни. Это их первый опыт. У них есть определенные способности. Рисуют в какой-то простой технике, пастельными карандашами, смотрят альбомы, фильмы, вдохновляются какими-то идеями.

Есть разные подходы к работе, например, работа в лекционном режиме. Но для нас важнее установить личный контакт. Мы организовали занятия по рисованию, приходят желающие малой группой – до 7-8 человек – на пол дня. Важно, что наш Виктор (художник) не только учит их рисовать, что, в конце концов, не является целью, но это дает возможность начать личностное общение. Потом они пьют чай. Довольно стабильная группа. Конечно, меняются, кто-то приходит, кто уходит (освобождается). И он с ними общается. Естественно, разговор заходит и на духовные темы. Это все важно.

Также организуем просмотр кинофильмов. Они смотрят, вместе обсуждают, специально отобранные фильмы, которые ставят перед ними проблемы. Приходят любые желающие, собирается более широкий круг.

В школе в колонии нам выделены часы, условно называемые, основы нравственности. Это не Закон Божий и не дидактические нравственные беседы, а скорее разбор каких-то жизненных ситуаций, которые с ними случаются, умозрительные, тем не менее, понятные и для них актуальные. Тут могут обсуждаться фрагменты из фильмов.

До последнего времени всей этой работой в колонии занимались миряне-волонтеры.

С этого лета (2009) мы вдохновились идеей, что те большие успехи, которые у нас достигнуты в реабилитации условно осужденных, можно было бы достичь и в Колпинской воспитательной колонии.

Вообще то, что происходит в тюрьмах, и в частности, в детской колонии, чудовищно. Вся система построена на том, чтобы человека изуродовать, обломать, сломать, чтоб он был не в состоянии вообще ничего делать. Предельная жестокость всей внутренней жизни, где сами заключенные управляют заключенными же. Администрация на определенной дистанции от всего этого держится. Конечно, это приводит к тяжелым эксцессам внутри, вплоть до убийств, очень часто избиения, издевательства, унижение одних другими. Администрация это не только знает, но и поддерживает эту систему, поскольку задача так и ставилась. Это все тяжелое наследие еще сталинского времени, когда надо было экономить средства, миллионы людей находились в лагерях. И надо было организовать жизнь так, чтоб сами заключенные наводили порядок, если убьют кого там – хорошо, сломят – прекрасно, на это все было рассчитано. И эта система никак не реформировалась: крайняя жестокость ведения следствия, условия содержания - мало менялись.

Поэтому конечно, уже 20 лет смотреть на это очень тяжело и невыносимо, хочется что-то сделать, что-то изменить.

Те успехи, которые нам удалось достичь здесь в работе с этими ребятами, не ломая, а наоборот, давая им раскрыться, развиться, мы подумали, что можно попытаться что-то подобное хотя бы в детской колонии, где всего 100 человек. Сейчас еще ювенальная юстиция будет, вероятнее всего, эти колонии и систему работы с несовершеннолетними правонарушителями выведут в отдельную систему, где можно изменить правила, не меняя всю систему. Переменить всю систему сразу очень сложно. Но опять же это может быть первым шагом. Если удачно что-то получается, когда придет понимание того, что это можно распространить и на взрослую колонию, но это пока что далекая перспектива.

Мы, Центр Василия Великого, заключили договор с ГУФСИНОМ, Колпинской воспитательной колонией и Комитетом по труду и соцзащите. Работа началась полгода назад, и она уже привлекла серьезное внимание в самых верхах, есть заинтересованность. К нам приезжал Миронов, знакомился с работой центра, полностью все поддерживает, и действительно началась реальная поддержка. После этого нам город выделил бюджетное очень серьезное финансирование.

До этого долгое время была существенная проблема – мы никак не смогли добиться финансирования нашей работы со стороны государства, существовали практически только на спонсорские какие-то средства. При этом уже давно государство определяет условно осужденным подросткам как меру наказания в обязательном порядке помещение в Центр.

Юридическая правовая форма Центра Василия Великого – благотворительный фонд, общественная организация, хотя учредителем является приход. Тем не менее, мы не могли добиться. Нам предлагали настойчиво становиться госучреждением, и тогда будет финансирование и все в порядке, но мы от этого решительно отказались. «Ну, раз не хотите, тогда ничего не получите!». И вот так это тянулось очень долго. И вот, наконец, через три года невероятно тяжелой жизни, когда приходилось содержать Центр исключительно на свои средства, удалось через Москву, Миронова, - город выделил 3 млн. на текущую деятельность Центра.

Так что отчасти за счет этих денег финансируется наша работа в Колпино, которая пока отдельного финансирования не имеет - основной реабилитационный курс, который организован здесь. Создан коллектив профессиональных людей: психологи, социальные работники, педагоги, которые работают и живут в колонии. В Колпино на сегодняшний день мы получили в свое распоряжение карантин – часть колонии, куда попадают молодые люди, получившие приговор, и они живут там 2-3 недели и потом распределяются в отряд. Стандартно картин устроен так: туда назначается «бугор» из заключенных и его задача научить новеньких правилам и понятиям. Они должны понимать, куда они пришли: кто такой бугор, кто ты сам, все должны быть распределены по соответствующим разрядам, кастам, нарушение этой кастовости несет за собой жесточайшее наказание, все то, что надо знать, он должен изучить.

А наша задача, наоборот, начинать эту систему демонтировать – кастовую систему, систему управления одних заключенных другими, что мы и начинаем делать. То помещение, которое мы получили, его отремонтировали, оно не похоже на те помещения, что в тюрьме. Там церковь резко отличается от всего и это помещение тоже - одна комната, где проводятся тренинги, занятия с ними. Теперь какого рода занятия? Основная идея в том, что им нужно предложить какую-то новую интересную для них жизнь, их заинтересовать, например, экстремальными видами спорта: скалолазанием, велосипедами, паркуром. Здесь у нас давно наладили тесный контакт со станцией паркура, и председатель этой организации очень тесно с нами сотрудничал все это время, а теперь мы его уговорили устроиться в штат Колпинской колонии. Он теперь сотрудник тюрьмы, и это для нас важно. Мы сейчас пытаемся внедрять в основной состав колонии своих людей, которые имеют совершенные иные взгляды, потому что те люди, которые там работают и сформировались в этой системе, консервативны к новым идеям. Хотя есть и другие - некоторые из более высокого начальства, которые собственно нам и покровительствуют.

Он привел с собой еще одного парня, известного скалолаза, который тоже устроился туда. Так что двое уже работают в колонии. Но там нет еще ни скалодрома, никакого спортивного зала. Сейчас идет большой ремонт, нам передали помещение бывших производственных цехов, которые пустуют. Это бетонные коробки без окон. Огромные помещения и там будет все необходимое. На это мы надеемся получить большие государственные субсидии, но пока своими силами даже сейчас там уже что-то делается, может быть, через месяц там какие-то занятия уже начнутся. Даже сейчас уже что-то проходит параллельно и делают ремонт.

Спорт – это особая штука в колонии. Например, там есть школа, где в принципе нет уроков физкультуры. И это плохо. Есть футбольное поле в центральной части колонии, и там гоняют в футбол. Придешь, смотришь – о, как хорошо, ребята бегают, в футбол играют. Оказывается, в футбол играют только «бугры». Когда туда направили футбольного тренера от нас, все пошло очень здорово (третье направление: футбол, паркур, скалолазание). Подошел какой-то парень к тренеру, сказал, что тоже очень хотел бы заниматься. Он освобождается через 2 недели. Пришел разок, еще раз, а потом не пришел на тренировку. Выяснилось, что ему переломали ноги. Не имел права. Вот такая нормальная для колонии история. Поэтому, прежде всего, надо обеспечить равный и обязательный доступ к спортивным мероприятиям всех. Это уже будет всех на один уровень ставить во многом. Исчезнет такая сфера жизни, которая была отличительным признаком высшей касты. А здесь эти виды спорта будут доступны абсолютно всем.

Второе. У нас есть очень хороший театральный педагог. Человек, который учился в Германии по специальности режиссура как средство социальной реабилитации, театр. Он здесь, в Центре, очень успешно работает с нашими ребятами и сейчас раз в неделю ездит в Колпино (колонию).

На сегодняшний день в Колпино работа ведется каждый день. В основном, все сосредоточено в карантине. И основная задача: из карантина постепенно переброситься со всем комплексом занятий на основную территорию, где живут заключенные.

Дальнейшая перспектива: создание по западному образцу реабилитационного отделения. Здесь система такая: есть заключенные, которые готовы сотрудничать, заниматься делами, которые мы предлагаем, жить такой жизнью, которую мы здесь организовали. Но есть какое-то количество отрицательно ко всему этому относящихся, которые не идут ни на какой компромисс. Такой вид преступников, которые не хотят ничего. Насильно мил не будешь. Скорее всего, таких будет не более 20%. То, что мы пытаемся предложить будет так интересно, что, в конечном счете, даже те, кто отказался, посмотрев на то, как живут остальные интересной насыщенной жизнью, в конце концов, тоже начнут переходить. В идеале реабилитационное отделение должно практически всех собрать. Там предполагается решительно изменить все правила жизни, которые существуют сейчас.

Сейчас живут отрядами (общее проживание, каждый отряд по 50 человек) в комнатах по 10-20 человек, казарменное, в 20 вечера их запирают и в 7 утра их открывают. Ни одного старшего, ни одного сотрудника там нет, что там происходит, понятно: даже домашних детей, мальчишек, закрыть на ночь, будет там Бог знает что, а здесь люди, совершившие тяжелые преступления: убийства, изнасилования, с опытом жестокости, криминальных связей, наклонностей, знаний, и ясно становится, что запрограммировано будет твориться кошмар. Что и происходит. Мы предлагаем такое решение – всех на ночь в одиночные камеры. У каждого своя камера – своя нора: дырка в полу для сортира, койка и больше ничего. Во всяком случае, это гарантия того, что ничего ужасного там происходить не будет. Это первое, что мы хотели бы достигнуть в Колпино.

Пока идет ремонт, перестройка общежития. Там будет создано такое (см. выше) реабилитационное отделение. И там будут программы, все воспитательные, которые проходят здесь, которые позволяют существенно изменить сознание этих ребят и как-то перевоспитать. И там в нашем распоряжении будет гораздо больше времени - и год и два и пять – и поэтому действительно можно будет как-то радикально изменить существующую систему, решить задачу по снижению преступности. Это планы, которые развиваются. Если опять не будет какой-то политической воли, которая будет этому препятствовать, кто-то решит на самом верху, что изменения в этой системе очень вредно и плохо, тогда конечно, это может не состояться. Пока все идет благоприятно, и приветствуется. Хотя сложности в колонии очень большие, безусловно.

На сегодняшний день получается, что церковная организация берется за решение таких глобальных, в общем, государственных задач, в такой пилотной форме. И если это получится в нашей маленькой колонии на 100 человек, то распространить такой опыт в других регионах на подобных колониях будет уже не так сложно. Если будет ювенальная юстиция, то это будет выделено в отдельную сферу, и они будут жить по этим правилам, по которым мы работаем, обкатаем.

Дальше уже как захочет государственная власть – или умножать преступность путем идеи колонии или действительно решительно ее сокращать.

 

Сотрудники

Фактически все инициативы Братства – наркоманский центр, приют и др. - становятся самостоятельными организациями, особенно те, которые имеют стационары, это уже совсем другой уровень ответственности, другой уровень бюджетов. Поэтому здесь мы пошли по пути того, чтобы выделять эти организации, создавать новые юридические лица, создавать свое управление. Я только сверху сморю на то, как все происходит и, конечно, не руковожу реально ни одним из этих направлений. Всюду есть свои директора, штат.

В Центре Василия Великого работает не меньше 15 человек. Работают люди на ставках и довольно серьезный волонтерский элемент. Волонтерами там занимаются. Волонтеры – это в основном ребята, прошедшие реабилитацию в нашем центре год-два-5 назад. Они сохраняют с нами тесную связь и в проектах и часто с социальными педагогами день-два в неделю занимаются - готовятся сутками быть вместе с ребятами. Волонтеров одновременно постоянных 2-3 человека, плюс еще кто-то включается. Ребята от 14 до 18, старше 23-24 никого нет. Один парень очень толковый, который был в Колпино когда-то, когда мы еще короткий период пытались заниматься реабилитацией. Он остался с нами, закончил институт, теперь он большой начальник на железной дороге. Сейчас ему 27-28 лет, женат, он все-таки тесную связь с нами сохраняет. Были периоды, когда он работал просто не волонтером – сотрудником, когда не хватало сотрудников. Волонтеры (бывшие заключенные) приходят, помогают в организации разных мероприятий, поездок, летних программ, походы. Есть два похода - один поход в Карелию по болотам, по горам и потом на байдарках.

Кто-то есть из старших, из социальных педагогов, им помогают старшие Витязи (православная молодежная организация) – 25-27 лет, которые очень хорошо подготовлены по части походов, туристических дел. Эти мероприятия для тех, кто вышел из колонии, с которыми продолжается работа. Группа человек 15, мальчики и девочки.

У нас было много разных программ. Отрабатывали грант по толерантности в нашем Центре и приглашали представителей разных этнических групп, которые живут в Петербурге, например, негров угандийских. Есть такая община из Уганды, которые живут здесь в деревне, у которых живут уже дети, девчонки в возрасте 20 лет, учатся. И вот такие девочки ходили с ними в походы, участвовали в спектаклях. Очень трогательные отношения.

Центром Василия Великого руководит женщина, она получила профильное образование в процессе работы у нас, мы оплачивали ее образование в академии Государственной службы, по социальной работе. Но в этом главную роль играет не столько образование, сколько харизма, хотя образование тоже не лишнее. Кроме нее работает 6 человек очень классных специалистов даже со степенями. 15 человек сотрудников: социальные педагоги, зачастую это люди, не имеющие никакого специального образования, но, тем не менее, например, один очень долго работал в ПТУ, в школе учителем труда, у него педагогический очень большой стаж, много лет работал в школе. Какие-то люди с самым разным образованием, а вот психологи очень квалифицированный персонал.

Возраст сотрудников около 30-35 лет. Есть очень важное условие гендерного равновесия, построенного таким образом, что наши подопечные обязательно должны общаться и с мужчинами и с женщинами, потому что у них не было достаточного опыта в семье. Все социальные педагоги это мужчины, поскольку они там дежурят, а специалисты-психологи, как правило, все женщины. Мужчин 8, женщин -7.

 

Медицинское направление (сестричество). Около 25 сотрудников, волонтеров, и старшая сестра, которая получает зарплату около 1000 руб. (Одна тысяча)

Руководитель – старшая сестра – имеет высшее техническое образование, но потом она переключилась на социальную работу, долгое время занималась социальной работой в госструктурах. Она проходит практически каждый год вместе с очередным набором все наши курсы – медицинские, социальные. Остальные – это волонтеры, люди с самым разным образованием, большинство из них прошло наши медицинские курсы. В патронаже это обязательное требование, там, где мы берем деньги за нашу работу. Если ты получаешь за это деньги, то естественно должны гарантировать определенный уровень квалификации людей, которые этим занимаются.

На курсах работают сотрудники медучилища, мы им перечисляем на счет училища какую-то сумму, они сами организуют учебный процесс. Они очень расположенные к нам люди, им этим интересно заниматься. Среди волонтеров есть мужчины. И на курсах учатся мужчины. В группе из 15 человек есть 3-4 мужчин. Возраст очень разный: есть девочки-студентки 17-18 лет, женщины под 60. Конечно, мы стараемся преклонного возраста не брать – работа тяжелая. О текучести волонтеров я бы не сказал. Когда мы принимаем на курсы, мы очень выбираем – отказываем, если видим, что человек психически не очень устойчивый, таких в церкви полно. Потом они приходят с письменной рекомендацией священника, который обязан знать человека, которого рекомендует, и он берет на себя некие обязательства за то, как человек будет дальше работать.

Все сестричества в городе создали на сегодня устойчивый круг (7-8 городских сестричеств), все старшие сестры близко знакомы, все друг с друга знают.

 

Финансовая сторона деятельности

Центр Василия Великого получил 3 млн. бюджетных денег на полтора года основной деятельности. Конечно, кроме этого есть другие деньги. Это разные фонды, спонсоры, отдельные частные лица, кто-то разово помогает, кто-то регулярно. Есть зарубежные фонды, которые нам помогают. Объемы очень разные.

В Сестричестве сравнительно малозатратная деятельность – это деньги на подгузники, подкладные и пр. Есть один спонсор, который дает 5-7 тыс. в месяц, и этого вполне хватает. Если что-то отдельное – форму сшить сестрам парадную, храм в больнице ремонтировали, помещение устраивали, тоже какие-то средства требовались, они ищутся дополнительно.

Сейчас программа патронажа частично оплачивается нами. Здесь да, это постоянный бюджет, немалые расходы. Нам один немецкий фонд взялся помогать. Они требуют, чтобы все было прозрачно и просто. Там не программа как таковая нужна, а конкретно – либо деньги передать нуждающемуся, либо услуги оплатить очень конкретные. У каждой сестры есть ведомость, где записывается, где она была, у кого, сколько часов, что сделала, там расписывается тот, кому оказана помощь. В соответствии с этим она получает зарплату.

 

Проблемы.

Финансовые проблемы, я бы не сказал, что они стоят у нас очень остро: если есть хорошая идея, хорошее дело и оно делается, то в общем и целом, деньги находятся. Вот для центра ВВ, конечно, проблема была острая в течение последних лет, пока государство упорно пыталось нас измором взять, какое-то время помогали через приют (государственный приют в здании братства) каким-то косым, кривым образом, потом совсем перестали, когда стали на нас давить, заставляя нас стать государственным учреждением. Теперь уже получили приличное финансирование чуть не бюджетным строкой. Дальше неизвестно и предстоят битвы, но в целом, конечно, я бы сказал так, что все организации, которые несут большие расходы по содержанию стационаров – нарокоманские центры, богадельня, реабилитационный центр, детский приют маленький – это очень затратно. Потому что есть штатные сотрудники, питание, содержание помещений, коммунальные платежи и т.д. и т.п. конечно, стоит остро вопрос о том, чтобы государство это заметило и начало системно финансировать такие учреждения. Разумеется, государство имеет право формулировать систему приоритетов, допустим, если оно считает, что частные детские дома не нужны - хорошо, не нужен патронажный уход или работа с криминальными подростками, с заключенными. Но это явно те сферы, где государство не справляется и ничего не делает или делает настолько из рук вон плохо. С бомжами, например, абсолютно провисающее направление. Вот здесь оно должно объявлять конкурс и если кто-то находится, церковные – не церковные – не важно какие организации, которые готовы делать. Понятно, государство должно подробнейшим образом контролировать, что и как делается. И если видят, что делается хорошее дело – будьте любезны финансировать. Этого пока нет, хотя сейчас об этом много-много говорят, новый закон.

 

Что делать (решение проблем)?

Это отдельный разговор о том, что нужно. На самом деле, сегодняшнее законодательство позволяет уже сейчас делать очень много. Читаешь закон о благотворительной деятельности, о социальных услугах, о религиозных организациях, весь комплекс законов в принципе позволяет, но когда дело доходит до финансовых вопросов, они не могут перевести деньги. На уровне председателя комитета по соцзащите, Минздрава – все говорят да-да-да, мы будем сотрудничать, без проблем, но как только доходит до реального подписания каких-то бумаг, которое подразумевает финансирование государственных денег в негосударственный карман, все останавливается. То есть они боятся так называемого разворовывания государственных средств. Поэтому, этого им лучше не делать. Требуется, помимо законов, еще очень внятная процедура, где должно быть ясно прописано, кто, как, что, на каких основаниях делает, как осуществляется контроль за этим и т.д. Собственно говоря, до последнего времени, само сознание государственных чиновников это не допускало в принципе. Часто можно было слышать фразу: «Вы вообще понимаете, что государственные деньги пойдут в Церковь? Церковь у нас отделена от государства». И действительно вся система законодательства, система финансирования не подразумевают выход государственных средств за пределы государственных организаций. Совершенно советская система. Вся социальная сфера находится в том же состоянии, в каком она находилась в советское время. И какой-то НКО сектор, который на самом деле выполняет очень большую работу. Но там крутятся свои деньги.

До последнего времени это были исключительно западные деньги, крупные фонды помогают, которые понимают, что ситуация очень сложная и, если не будет создаваться гражданское общество в России, никакого реального изменения не будет и улучшения положения. И они помогают. Постепенно они видят, что государство хорошо устроилось: очень хорошо! Пускай помогают, мы в упор не видим всей этой работы, мы считаем, что только мы делаем дело, а они нам мешают, под ногами путаются, денег мы, естественно, никаких не дадим никогда. И тогда все эти фонды стали говорить, что мы денег больше давать не будем. И эти НКО начали оказывать некоторое давление на государство - давайте нам деньги тоже. Где-то наверху понимают, что нормальный путь развития общества и государства – это подключение широких слоев общественности к решению социальных проблем, тогда будет какая-то ответственность и в конкурентной среде и в государственных учреждениях. А если все приюты по-прежнему будут государственными, это не конкуренция, и будут в этих старческих домах старики-старухи будут умирать как мухи.

Основное помещение центра – это наша собственность, нам его купили спонсоры. Помещение социальной гостиницы центра город передал в социальную аренду (1500 руб. в месяц за 100 м.) и три помещения у нас в коммерческой аренде, это оплачивают спонсоры.

Если системно заниматься созданием какого-то круга попечителей, то это получается. Здесь в большей степени я могу порадоваться: попечительский совет достаточно сильный во всех проектах (направлениях). Чаще всего, это те же члены моего радийного попечительского совета (о.Александр руководит радио СПб епархии «Град Петров»), которые помогают с различными возникающими финансовыми проблемами. И есть круг западных организаций, которые по сегодняшним масштабам деятельности дают не очень большую часть, но когда-то на них вообще все держалось. Тем не менее, мы очень дорожим этими контактами и дружим, не отказываемся от помощи.

 

СМИ

Наиболее интересным для СМИ является наш центр реабилитации осужденных подростков на 16-й линии, довольно много было материалов опубликовано в газетах, журналах. Образ более-менее адекватный. Конечно, всегда, когда пишут, там искажается все, но, по крайней мере, никакого злостного искажения нет. Упрощение, корявость бывает – как поняли, так и написали. Мы стараемся, чтобы нам перед публикацией присылали на правку, подправляем. В тех случаях, когда не присылают, материал получается хуже.

Самое злостное, это телевидение, по-моему, там, самый неадекватный образ создается. Кроят как угодно. Записывают 2 часа интервью, в результате получается 30 секунд. И фразы ни о чем – даже исправлять нечего.

 

Взаимоотношения с подобными организациями

о направлении тюремного служения. Сейчас вполне аналогичных организаций нет, есть организации, которые занимаются какой-то реабилитацией сложных детей, но не в режиме стационара. Так, центр - пришел, поговорил, родители пришли, поговорили, Центр Семья есть в каждом районе. Какая-то польза от этого есть. Но если говорить о решении серьезных проблем таких уже, как детская подростковая преступность, с таким детьми адекватным образом никто не работает. В режиме именно стационара. Здесь очень важно, что они проживают здесь, попадают в абсолютно новую обстановку, другая среда, другой поток жизни задается. А если его не переменить, оставить его тем же, на уровне разговоров ничего не получится.

 

Планирование, перспективы.

Есть такие направления, в которых действительно происходит все время какое-то обновление деятельности, активное движение, а в других - не происходит. Если говорить о сестричестве, то здесь все довольно рутинно, единственное, последний год мы начали патронажем заниматься более серьезно, озаботились поиском средств на это дело. Но как озаботились, так деньги и нашлись.

Центр Василия – это постоянно какой-то вулкан новых идей, новых задач и там, конечно, деятельность планируется и со стратегической точки зрения, и тактические шаги, и политические демарши мы предпринимаем. То с Мироновым, должен Нургалиев приехать (коллегия МВД). При такой деятельности важно понимать, что мы работаем на грани риска, покушаемся на какие-то устои существующих структур. И здесь очень важно лоббинг политический иметь мощный. Но это уже настоящая серьезная деятельность.

Приложение 2