Конвалидация недействительных сделок в римском праве

Не смотря на то, что отечественная юридическая доктрина обратилась к категории «конвалидация» относительно недавно, зачатки этого явления мы можем проследить при изучении источников права Древнего Рима.

Сам термин «конвалидация» имеет латинское происхождение и образован от глагола «convalescere».

Римские источники, посредством рецепции которых были сформированы правовые системы многих стран мира, уже содержали нормы о конвалидации, хотя как правовое явление исцеление ничтожной сделки в Древнем Риме не признавалось, в отличие от таких классических институтов, как, институт залога, исковой давности, юридического лица.

Непризнание конвалидации недействительной сделки в качестве самостоятельного правового института во многом было обусловлено тем, что римское учение о юридических актах проводило аналогию между недействительной сделкой и биологическим организмом[8]. Поэтому по отношению к сделке оперировали такими категориями, как жизнь и смерть, болезнь и здоровье.

Так, в «Курсе римского частного права» Ч. Санфилиппо, ничтожная сделка сравнивается с мертворожденным организмом, который не может быть излечен никакими средствами. Такая сделка ни при каких условиях не может приобрести юридическую силу. Ничтожность неисцелима. Стороны лишь могут совершить новую, аналогичную сделку, свободную от пороков, обусловивших ничтожность сделки предшествующей[9].

В основе таких представлений лежит постулат, закономерность материального мира: «ex nihilo nihil» (ничто не происходит из ничего). Римское право устанавливало: «quod initio vitiosum est non potest tractu temporis convalescere» (D. 50, 17, 29) – «то, что изначально порочно, не может с течением времени приобрести силу»; «quae ab initio inutilis fuit institution, ex postfacto convalescere non potest» (D.50,17, 210) – «назначение (наследника), которое изначально было недействительным, не может впоследствии стать действительным»[10].

Тем не менее, К.Н. Анненков, занимавшийся исследованием вопроса конвалидации недействительных сделок в римском праве, отмечал неоднозначный подход к проблеме: «Право римское разрешало этот вопрос двояким образом, смотря по тому – влекло то или другое из этих обстоятельств ничтожность сделки или безусловную ее недействительность, или же только ее недействительность относительную, а также ее оспариваемость. Относительно случаев отпадения по совершении сделки одного из обстоятельств первой категории, оно разрешало этот вопрос безусловно в смысле отрицательном…, отпадение впоследствии одного из этих обстоятельств не могло обратить сделку ничтожную в действительную... Относительно случаев отпадания по совершения сделки одного из обстоятельств второй категории право римское вопрос этот разрешало, напротив, в смысле положительном и допускало, что сделка относительно недействительная или подлежащая оспариванию могла впоследствии становиться действительной по одобрении или признанию ее, или даже вследствие пропуска давности на предъявление спора о ее недействительности или со стороны лица, от согласия которого зависит вступление ее в силу, или же со стороны самого контрагента сделки»[11].

Среди исследователей в области римского права существует относительное единство взглядов в вопросах, касающихся основных условий действительности сделки. Обобщая эти исследования, мы можем выделить следующие:

1) Согласованная воля сторон, выраженная вовне в установленной форме;

2) Законность содержания сделки;

3) Соответствие содержания сделки «добрым нравам». Действовал принцип: «Соглашения позорного содержания нельзя брать во внимание»[12];

4) Определенность сделки относительно ее предмета, субъектов, содержания;

5) Возможность фактического совершения, исполнения сделки (impossibilium nulla est obligatio – «нет обязательства, если его предмет невозможен»);

6) Предмет сделки должен представлять реальный интерес для ее сторон («Каждый должен приобретать то, что представляет для него интерес (quod sua interest)»).

Таковы основные условия для того, чтобы сделка считалась действительной. Несоблюдение хотя бы одного из них, по общему правилу, влекло недействительность.

Однако при изучении римских источников мы можем найти ряд примеров, когда при несоблюдении одного из вышеперечисленных условий сделка все-таки признавалась действительной.

Рассмотрим несколько таких примеров.

В зависимости от объема правосубъектности, недееспособые лица в римском праве подразделялись на infantes (до 7 лет) — вполне недееспособные; impuberes (мальчики от 7 до 14 лет, девочки от 7 до 12 лет). Последние для совершения сделок, которые могли привести к прекращению права или к установлению обязанности, должны были получить разрешение опекуна (auctoritas tutons), выражаемое при самом совершении сделки. Однако если несовершеннолетний все-таки совершал сделку без разрешения опекуна, она влекла для сторон юридические последствия в случае предоставления ему обогащения по такой сделке.

Для полностью дееспособных лиц в возрасте с 14 (для женщин с 12) до 25 лет по их просьбе со II в. н.э. стали признавать право испросить себе попечителя. В этом случае совершеннолетний становился ограниченным в своей дееспособности и для действительности совершаемых им сделок, с которыми связано уменьшение имущества, требовалось согласие (consensus) попечителя. Однако последующее одобрение сделки попечителем, совершенной без его согласия, исцеляло недействительность.

Как мы уже выяснили ранее, определенность относительно предмета, субъектов, содержания являлась одним из условий действительности сделки в римском праве. Как известно, содержанием сделки являются права и обязанности сторон. Эти обязанности должны были точно устанавливаться. Если, например, должник обязался предоставить кредитору что-либо по усмотрению кредитора, такая сделка считалась недействительной. Однако из этого правила также имелись исключения. Так, Ульпиан признавал действительным договор займа, в котором заемщику предоставлено право вернуть занятую сумму «в меру возможности» (D. 2.14.49)[13].

Еще один пример, касающийся исцеления купли-продажи украденной вещи. По общему правилу данная сделка являлась ничтожной как противоречащая закону и добрым нравам. Если покупатель, заключая договор, знал о том, что вещь была похищена, купля-продажа признавалась ничтожной, даже если продавец и не знал об этом факте. Однако, если добросовестный продавец уже произвел исполнение (передал покупателю вещь), контракт признавался порождающим юридические последствия и у покупателя возникала обязанность уплатить покупную цену[14]. Иными словами, юридическая сила договора зависела от последующих действий одной из сторон (продавца), посредством которых изначально ничтожный договор мог быть исцелен.

Множество примеров исцеления недействительной в силу закона сделки мы можем найти в Двадцать четвертой книге Дигестов Юстиниана «О дарении между мужем и женой» (De donationibus inter virum et uxorem). «В силу обычая у нас принято, что дарения между мужем и женой не имеют силы…» (D. 24.1.1)[15]. При этом «дарение истребуется обратно от того…, в чью пользу совершено дарение, следующим образом: если вещь еще имеется в наличности, то она виндицируется, если же вещь потреблена, то предъявляется кондикция в объеме обогащения одного из них (супругов)...» (D. 24.1.18)[16]. Однако, «…если женщина получила от мужа деньги и внесла их за своего когната в качестве сбора при вступлении его в муниципальный совет, то … (дарение) имеет силу…» (D. 24.1.17)[17].

Действительной признавалась сделка дарения жене, сделанная «в мартовские календы или в день рождения» (D. 24.1.9.2)[18], сделка по передаче денег, расходуемых на «съестные припасы, или на мази, или на пищу для рабов» (D. 24.1.31.9)[19]; по передаче шерсти, которая использовалась для изготовления одежды (D. 24.1.29.1)[20].

Кроме того, не могли применяться последствия недействительности сделки в случае, если даритель умер на момент предъявления требований наследников о применении последствий недействительной сделки: «Является пристойным, что тот, кто подарил, может в этом раскаяться; но было бы проявлением жестокости и жадности, если бы подаренное было отнято наследниками, может быть, вопреки последней воле совершившего дарение…» (D. 24.1.32.3)[21].

Аналогичным образом признавалась юридически действительной сделка дарения между супругами, сделанная на случай смерти (D. 24.1.9.2)[22]; дарение денег на восстановление строений, принадлежащих жене и уничтоженных пожаром в сумме, которая требуется для постройки нового здания (D. 24.1.14)[23]; дарение жены мужу для получения им почетной должности (D. 24.1.40)[24].

Такое количество исключений из общего правила о недействительности в отношениях между супругами объясняет отрывок из Дигестов Юстиниана: «право, устанавливающее воспрещение дарения, не должно быть применяемо строго, и не так, как если бы речь шла о взаимоотношениях враждебных лиц, но сообразно с взаимоотношениями лиц, связанных великой любовью» (D. 24.1.28.2)[25].

Немалую роль в формировании института конвалидации в римском праве сыграла система преторского права. Именно для римского права специфичной является такая форма правообразования как эдикт магистрата, разновидностью которого являлся преторский эдикт.

Изначально термин «эдикт» (от лат. dico - говорю) обозначал устное объявление магистрата по тому или иному вопросу. С течением времени эдикт приобрел нормативные свойства: в эдиктах, обязательных для издававших их магистратов, последние объявляли, какие правила будут лежать в основе их деятельности, в каких случаях будут даваться иски, в каких нет. Формально эдикт был обязателен только для того магистрата, которым он был издан, однако фактически некоторые пункты эдиктов часто повторялись и приобретали устойчивое значение.

Примерно с III в. до н.э. в Риме получила довольно заметное развитие торговля с другими италийскими общинами; затем стали развиваться торговые связи и с неиталийскими странами. Общественные отношения, таким образом, значительно усложнились, вследствие чего старые неподвижные и весьма ограниченные нормы цивильного права перестали удовлетворять запросам экономики. Осуществляя руководство гражданским процессом, претор стал отказывать в иске при таких обстоятельствах, когда по букве цивильного права должна была бы быть предоставлена защита, и, наоборот, давать иск в случаях, не предусмотренных в цивильном праве[26].

Это послужило главным фактором для развития института конвалидации. Ряд недействительных по цивильному праву сделок могли быть признаны имеющими юридическую силу, интересы сторон недействительных сделок могли быть защищены.

Таким образом, преодолевались трудности, возникавшие вследствие несоответствия старых норм цивильного права новому укладу общественных отношений. Праву придавался прогрессивный характер, хотя формально не отменялись нормы цивильного права, к которым консервативные римляне относились с особым почтением.

Ни претор, ни другие магистраты, издававшие эдикты, не были компетентны отменять или изменять законы. Как правоприменитель претор мог лишь придать норме цивильного права рациональное значение. Кроме того, претор восполнял пробелы цивильного права. Впоследствии эдикт претора стал включать положения, которые были направлены на изменение и исправление норм.

В результате такой правотворческой деятельности преторов, наряду с ius civile, исконным гражданским правом, сложилась новая система норм, получившая название ius honorarium или ius praetorium — преторское право[27].

Правотворчество претора и других судебных магистратов не могло сохранить своего былого значения по мере того, как усиливалась власть императоров. Однако преторский эдикт, безусловно, являлся одним из способов конвалидации недействительных сделок.

Таким образом, система римского права, на основании которой был построен постулат о неисцелимости ничтожных сделок, уже содержала в себе достаточное количество исключений, когда в силу определенных обстоятельств изначально недействительная сделка могла быть «исцелена». Причины существования таких исключений состояли в многообразии общественных отношений, которые не всегда можно было с учетом принципа справедливости и приоритета интересов субъектов правоотношений подвести под существующие правовые догмы.

В результате исследования, мы с уверенностью можем сделать вывод, что конвалидация как правовое явление уже было сформировано в рамках гражданского права Древнего Рима.