Обычное европейское зверство

 

«Азиатская жестокость» – привычный оборот речи. Но даже турецкие и персидские палачи – малые дети в сравнении с европейскими. Судите сами: законы Франции, Британии, многих княжеств Европы знали до 20 способов умерщвления и до 40 разных пыток, членовредительств и истязаний.

Что только не предусматривало следствие и суд для установления истины и наказания преступника!

Казни… Сожжение живьем, в том числе с использованием сырых дров, чтобы огонь помедленнее разгорался. Качели – когда человека раскачивали на виселице, и он то влетал в костер, то его выносило прочь. Так постепенно и поджаривался. Сожжение рук или ног. Сожжение постепенное. Частичное сожжение – когда к человеку привязывали снопы соломы, поджигали и пускали бежать в чистое поле.

Повешение за шею на широком ремне, чтобы агония продолжалась подольше. Повешение на крюке под ребро. Повешение вверх ногами. Подвешивание за волосы. Повешение за половой член.

Отсечение рук и ног. Вырывание сердца. Разрубание на части, причем постепенное. Разрывание лошадьми.

Нанизывание на колья. Посажение на кол. Прибивание гвоздями к деревянной статуе или к дереву.

Замуровывание в стену. Захоронение живым.

В Голландии, во Франции и в Италии некоторых преступников варили, иногда в кипятке, иногда в масле. И опускали в кипяток не сразу, а медленно спускали на веревке, делая большие остановки.

Наказания… Отрубание руки или обеих рук. Кастрация. Ослепление. Порка самыми различными предметами, включая специальные доски, кнуты и плети самых разных размеров и длины, пытки самыми разнообразными инструментами, всевозможные членовредительства.

В 1584 году был убит Вильгельм Оранский. Его убийца, Балтазар Жерар, был казнен так: «Постановлено было, что правую его руку сожгут каленым железом, что плоть его будет в шести различных местах отодрана от костей щипцами, что его заживо четвертуют и выпотрошат, что сердце вырвут из груди и бросят ему в лицо и что его, наконец, обезглавят».

О, старая добрая Англия! Так казнили убийцу государственного деятеля, но людей пытали и убивали и за бытовые преступления. За такие, которые в наше время решаются скорее гражданскими исками, чем казнями. Мастера Иоганнуса из Аугсбурга, создателя одного из соборов Кракова, ослепили за то, что он вовремя не отдал долг. По суду приговорили именно к такому наказанию и выжгли мастеру глаза.

В Париже XVII века карманным воришкам палач ломал во многих местах кости ног железной палкой, – во многих местах, чтобы никогда больше не могли ходить.

Отрубание руки за воровство – это вообще «классика», об этом и говорить-то банально. Конечно, постепенно нравы смягчались. Многие наказания оставались в законе, но практически не применялись. И сегодня в Британии всякий гражданин мужского пола старше 24 и моложе 60 лет может быть приговорен к порке плетьми – до 50 ударов. Уточнение про пол – позднего происхождения, поправка сделана в 1906 году. Но последний раз применяли закон в 1937 году.

Для сравнения: в Российской империи до реформ Александра II существовали тяжкие телесные наказания: кнут, отмененный только в 1864 году, и проход через строй. Эти наказания во многих случаях влекли за собой смерть. Общество считало эти наказания варварством, и они были отменены. Видимо, мы недостаточно цивилизованы.

С 1895 года в Британии перестали по суду клеймить железом беглого каторжника, можно лишь пороть и оставлять связанным на несколько суток, сажать в залитый водой карцер, морить голодом. Впрочем, в армии до сих пор солдат формально имеют право связывать, пороть и держать без света в карцере. Это в Британии! В законодательстве Австро-Венгрии порка плетьми существовала вплоть до 1918 года.

В России всей этой экзотики было на порядки меньше. Конечно, найти можно всякое, тем более в Средневековье. Были случаи сожжения: в 1505 году так расправились с 10 или 12 еретиками.

В 1682 году был сожжен в Пустозёрске протопоп Аввакум с тремя сподвижниками. В 1689 году в Москве, в Немецкой слободе, сожжен мистик вместе со всеми своими книгами, автор непонятных стихов в духе Нострадамуса – Квирин Кульман.

В 1738 году, в царствование Анны Иоанновны, сжигали на костре за переход в другую веру. Капитан-лейтенант Возницын, «будучи в Польше у жида Бороха Лейбова, принял жидовство (иудаизм) с совершением обрезания. Жена (вот стерва-то! Кто бы еще узнал, кабы не она!) Возницына, Елена Ивановна, учинила на него донос.

Возницын был жестоко пытан на дыбе и сожжен на костре… вместе с совратителем своим жидом Борохом Лейбовым».

При расследовании причин пожара на Морской улице Тайная канцелярия признала поджигателями, «по некоторому доказательству», крестьянского сына Петра Петрова, называемого «водолаз», да крестьянина Перфильева. Их подвергли таким тяжким смертным пыткам, что несчастные, «желая продолжать живот свой, вынуждены были облыжно показать, будто их подучали к поджогу другие люди, которые на самом деле не были причастны. В конце концов, Петрова и Перфильева сожгли живыми на том месте, где учинился пожар».

В том же 1738 году в Екатеринбурге сожжен татарин Тойгильда Жуляков. Сперва он выкрестился в православие, а потом возвратился в ислам.

Но, во-первых, эти сожжения 1738 года – последние в русской истории. В Испании, Южной Франции, Италии, Шотландии сжигали и много позже, до начала XIX века.

Во-вторых, очень мало этих сожжений. Так мало, что мы можем запомнить и учесть каждого сожженного, каждый отдельный случай. Когда события настолько немногочисленны, их можно осмыслить, как-то обдумать.

А если подобных событий сплошной вал, как в Европе? Что обсуждать, обдумывать, пересматривать? Все просто – время было такое! А что в варварской России зверства много, в цивилизованной Европе мало – все знают.

После правления Анны Иоанновны, с 1741 года, на Руси больше не было варварских способов казни. Лишь в 1775 году четвертовали Пугачёва, но ему отсекли сначала голову. Это было последнее четвертование в России.

В 1826 году декабристы, всего 20 человек, осужденные по первому разряду, были приговорены к отсечению головы, а пятеро, объявленные вне разрядов, – к четвертованию. В итоге приговоренных по первому разряду отправили на каторгу, а пятерых «вне разрядов» повесили. Даже это «ужаснуло» отвыкшее от казней общество.

После этого приговоры к отсечению головы и четвертованию более неизвестны.

С того времени и до революции применялись только два вида казни – расстрел и повешение. Так казнили революционеров при Александрах II и III. Но даже за самые тяжкие убийства неполитического характера тогда полагалась только каторга.

Смертная казнь (преимущественно через расстрел) применялась военно-полевым судом за воинские преступления в зоне ведения военных действий.

На каторге казнили (через повешение) убийц-рецидивистов, совершивших новое убийство уже во время отбытия наказания.

После революции 1905 года стали вешать не только революционеров, но и простой люд за грабежи и прочие «возмущения», волей полевых судов, по всей стране. Пик казней приходится на 1907–1910 годы, когда Столыпин ввел военно-полевые суды. Но как-то не поднимается у меня рука осудить нашего великого реформиста Петра Столыпина за его «столыпинские галстуки».

 

П. А. Столыпин

 

Сразу вспоминается, что́ к этому его подтолкнуло. Безумцы-«революционеры», бомбы, разорвавшие в щепки его дачу под Петербургом: 30 трупов, 24 тяжело раненных, убиты – прислуга, рабочие, кухарки, солдаты охраны.

Столыпин чудом оказался без единой царапины. И что прикажете делать с этими «террористами», чьими именами Советы так любили называть наши улицы и площади?

 

Отношение к казням

 

Но особенно различаются народы в России и на Западе по своему отношению к казням. В Средние века присутствие на публичной казни было своего рода досугом для взрослого человека. В Европе казнь была развлечением, зрелищем. На казни сходились и съезжались, как на театральное представление, везли с собой жен и детей. Считалось хорошим тоном знать по именам палачей и с видом знатоков рассуждать, что и как они делают.

Невозможно назвать какого-то ласкового, уменьшительно-домашнего названия для виселицы или палаческого топора…в России.

Ни ласковое «Виселица Машенька», ни ироничное «Тощая Фекла» у нас попросту невозможно.

А во всех странах Европы виселицы и палаческие инструменты именно так и назывались! То «Маленькая Мэри», – полный английский аналог «Машеньки» (в Лондоне), то «Тощая Гертруда» (в Кёнигсберге), то «Скорый Альберт» – палаческий топор главного палача в Аугсбурге.

В «просвещенной и цивилизованной» Англии с разделением властей и «самым первым парламентом» в мире могли повесить восьмилетнего мальчика, обвиненного в воровстве из амбаров. А толпа смеялась и пела, глядя, как его вешают.

Детей с младенчества приучали не только спокойно смотреть на зверства. Сформировались даже британские обычаи: если младенец дотронулся ручкой до повешенного, – это на счастье, также использовали щепки от виселицы как средство от зубной боли. То ли сосали ее, то ли использовали как зубочистку.

В Германии существовало поверье, что веревка повешенного приносит в дом счастье, а во Фландрии – что рука повешенного может помочь стать невидимкой.

В Британии в 1788 году был случай, когда толпа рванулась к только что повешенному и буквально разорвала этот еще теплый труп на «сувениры». Особенно «повезло» местному кабатчику – он завладел головой и долго показывал ее у себя в кабаке, привлекая публику, пока эта голова совсем не протухла.

Публичные казни на Гревской площади в Париже вызывали всплеск эмоций – толпа ревела, веселилась, пела, ликовала.

«Кто живал в Париже подолгу, как я, тот знает, что это было за отвращение: публичные казни, происходившие около тюрьмы „La Koquette“. Гаже, гнуснее этого нельзя было ничего и вообразить! Тысячи народа, от светских виверов и первоклассных кокоток до отребья – сутенеров, уличных потаскушек, воров и беглых каторжников проводили всю ночь в окрестных кабачках, пьянствовали, пели похабные песни и с рассветом устремлялись к кордону солдат, окружавшему площадку, где высились „деревья правосудия“ как официально называют этот омерзительный аппарат. Издали нельзя было хорошенько видеть, но вся эта масса чувствовала себя в восхищении только оттого, что она „была на казни“, так лихо и весело провела ночь в ожидании такого пленительного зрелища. В XX веке общественная нравственность, не доросшая до повсеместной отмены смертной казни, все же доросла до отмены публичных ритуалов ее исполнения (правда, не во всех странах)». Так писал Петр Дмитриевич Боборыкин, русский писатель, придумавший и опубликовавший в 1864 году слово «интеллигенция». И фанатичный «западник», к слову сказать.

Однако и в его времена, и даже во времена его отцов и дедов в деспотической и варварской России казнили лишь государственных преступников. Обычные убийцы и разбойники отправлялись на каторгу. Конечно, Нерчинск и Сахалин – не Лазурный берег, но все же лучше виселицы… А главное, не было казней на развлечение толпы, эдакого гурманского к ним отношения.

В России поведение людей, стоящих на площади и наблюдающих казнь, отличалось от поведения парижской толпы, радостным ревом сопровождающей действия палача, крики жертв, хруст костей и прочие «увлекательные» стороны зрелища.

Сохранились свидетельства голландцев, которые видели казнь Степана Разина в 1671 году. Пока палачи рубили конечности преступнику, народ молчал, только всхлипывали и крестились женщины. И сразу, не дожидаясь смерти «гулевого атамана», народ стал молча расходиться.

Так же поступали россияне, пришедшие на казнь Емельяна Пугачева в 1775 году. Вот что писал в своих записках русский ученый XVIII века Андрей Болотов о казни Емельяна Пугачева: «Удрученный народ начал расходиться сразу после казни, не желая смотреть на избиение кнутами сообщников бунтаря». Что поделаешь – варвары, дикари-с.

А если серьезно, то на что любоваться? В народном сознании Степан Разин – страшный и отвратительный преступник, обреченный на том свете вечно грызть раскаленные кирпичи. Люди пришли, чтобы участвовать в акте государственного значения: казни преступника. Они согласны с приговором, они «за». Но к чему садистские любования зрелищем? Какая разница в деталях?

Кстати, так же было и в более поздние времена. В 1883 году казнят народовольцев – убийц Александра II и случайно подвернувшегося 12-летнего мальчика. Заполнивший площадь народ вовсе не на стороне убийц. Их проклинают, ругают, кричат, чтобы в свой последний час они «попомнили Государя».

Но, во-первых, ни одна рука не поднимается для самосуда. Никто не бросает в подсудимых никакой дряни, не пытается прорваться сквозь охрану, ударить осужденных. Во-вторых, народ не развлекается. Не радуется страданиям и смерти, не делится впечатлениями, не визжит от восторга, когда табуреты выбиты из-под ног осужденных.

Народ соучаствует в делах власти. Он на стороне власти, и осуждает преступников. И притом народ серьезен, напряжен. В конце концов, казнь – это правосудие. По закону убивают людей. Присутствовать надо, смотреть надо, но нет никакой причины ликовать. Вероятно, такой же дух двигал римлянами с их знаменитым: «Закон суров, но это закон».

Когда Великая французская революция заменила виселицу гильотиной (народ «ласково» называл ее Лизеттой), Мишель Фуко в Хрониках Парижа пишет, что после введения гильотины народ жаловался, что ничего не видно и требовал возвращения виселицы. После Наполеона и Реставрации 1815 года виселицу вернули.

Ау! Наши милые русские дамы, любительницы Парижа и Куршавеля, Лазурного берега, Moet & Chandon и устриц! Знаете ли вы, что последняя публичная казнь в Париже была совершена перед Второй мировой войной?

Зато как сейчас «французики из Бордо» кокетливо возмущаются: «Ах, эти брутальные американцы повесили Саддама Хусейна! как это не комильфо!»

Да, кстати, потрясающе воспоминание Александра Вертинского о том, как он случайно оказался на площади его любимого Парижа, где орала и веселилась толпа. «Русский дикарь», прибывший из варварской страны, не оценил зрелища настолько, что тут же спустился в кабачок «залить» увиденное. Следом спустился и давешний поклонник его таланта, хорошо одетый, точно с бала – во фраке. Они вместе выпили, новый знакомый убеждал Вертинского больше не ходить на такие зрелища, они же не для нервов человека искусства!

Этот милейший человек позже оказался официальным палачом города Парижа.

И теперь после описаний Боборыкина и Вертинского вы еще готовы принимать всерьез разговоры о любви русских к жестокости? Варварская, крепостная Россия… И почему эти дикие русские во время казней не ревели в радостном возбуждении, а молча угрюмо крестились и молились за упокой души казненных? Наверное, от недостатка цивилизованности, не иначе.

Может, вместо самобичевания, нам заговорить погромче как раз о садизме наших соседей по Европе?

 

Не только казни

 

В России принято считать, что интерес к чужому страданию – не признак здоровой психики. Но на Западе думают иначе.

В Британии XIX века был такой обычай: джентльмены из верхов общества водили своих дам в тюрьмы, где по пятницам или субботам пороли проституток. Джентльмены заранее оплачивали места, платили побольше, чтобы их пропустили поближе, где лучше видно. За хорошие места приходилось доплачивать, приходить заранее.

Джентльмены с дамами ехали на «увлекательное» мероприятие. Было хорошим тоном знать по именам палачей, комментировать их действия, знать проституток и сравнивать их поведение с «прошлым разом» или с какой-то другой, давней поркой.

Порки проституток по определенным дням недели отменили только в 1865 году. Еще раз подчеркну: это не развлечение простонародья! Аристократический обычай верхов общества.

Для низов были другие развлечения: например, травля бульдогами привязанных к изгородям быков. Или собачьи бои. Британцы очень любят животных, особенно собак. Но почему-то распространению собачьих боев это нисколько не мешало. С начала XX века Общество по предотвращению жестокого обращения с животными и полиция пытаются остановить безобразие, но безуспешно. Как организовывались и проводились собачьи бои, хорошо описывал Джек Лондон в своем «Белом клыке».

 

Музеи пыток

 

Еще одна удивительная черта западного образа жизни, которую трудно понять россиянину. Во всех странах Запада существуют музеи средневековых пыток.

Там выставлены орудия пыток, муляжи «обработанных» частей тела, соответствующие картины и целые группы манекенов, изображающих судей, палачей и жертв. Обычно эти музеи неплохо отражают эту сторону местной истории…

Мы могли бы завести музеи нисколько не хуже. Представляю, как смотрелся бы Музей Малюты Скуратова в Москве или Музей Тайной канцелярии в Петербурге! Но у нас таких музеев нет. Ближайший Музей пыток находится в Кракове, на Флорианской улице. Есть такие музеи и в Кёльне, и в Мюнхене, и в городах Британии и Франции. В них всегда много посетителей.

Правда, признаюсь, лет 5 назад единственный раз я наткнулся в России на тоже своего рода «музей пыток». Это было в Нижнем Новгороде. Музей представлял из себя крошечную передвижную выставку из 2-х комнат. Была пара восковых фигур типа Иван Грозный с посохом и злым выражением лица. Десяток ретрофотографий. Ну и «разложенные» под стеклом разные «пытошные инструменты». Отсутствие иллюстрированного материала заменялось красочным рассказом экскурсовода «как что тогда было».

Двум девушкам, бывшим со мной в одной группе, стало плохо и они уже в середине экскурсии выбежали на свежий воздух. Я дотерпел, познакомился с директором заведения. Он в сердцах жаловался, что ездит с этим «добром» по Поволжью и вконец прогорел. Не идет народ смотреть на орудия пыток.

Видимо, нет в нашей культуре в отличие от общеевропейской чего-то, что заставляет людей интересоваться жестокостью, смотреть на акты бесчеловечности. Современный европеец сегодня не может попасть на публичную казнь и даже на порку проституток. Но в Музей пыток он идет.