Историческая реконструкция - между текстом и реальностью

Игорь Данилевский

Добавить в:

|

Здравствуйте! 16 февраля 2012 года в Москве была прочитана лекция "Историческая реконструкция - между текстом и реальностью". Лектор - доктор исторических наук, заведующий кафедры истории идей и методологии исторической науки факультета истории НИУ ВШЭ Игорь Николаевич Данилевский.

Лекция посвящена интерпретации древних текстов. Рассматриваются знаменитые примеры из русской и европейской средневековой истории: Куликовская битва, Ледовое побоище, "Русская правда" и многое другое. Спектр тем, раскрытых Игорем Данилевским, обширен, поэтому эта запись рекомендуется к обязательному просмотру. Несмотря на то, что лекция посвящена исторической теме, она в чем-то перекликается с уже опубликованной на сайте лекцией "Основные проблемы теоретической семиотики". О фальсификациях и фальсификатах смотрите здесь: "Подделки исторических источников в России". Кроме того, вы можете получить дополнительные знания об исторической реконструкции в материалахЗагадки "Слова о полку Игореве" (1-я лекция) и Загадки "Слова о полку Игореве" (2-я лекция). После ознакомления с этой записью вы по-иному взглянете на древнерусский эпос. Предлагаю убедиться в этом: Русский негероический эпос. Былины. А как интерпретировать древние изображения? Об этом - в лекциях "Средневековый демонологический бестиарий": 1-я лекция и 2-я лекция. Как понимать мифологических персонажей, читайте в лекции "Сравнительная мифология": 1-я лекция и 2-я лекция. Про берестяные грамоты: "Очевидное-невероятное. Берестяные грамоты: новые находки".

На этот раз текст был изложен целиком. Предлагаю смотреть и читать одновременно, хотя видеозапись также очень понятна.

Источник видеозаписи: https://polit.ru/article/2012/02/02/anons_danilevsky/

Спасибо. Спасибо, дорогие друзья. Ну, я бы хотел сразу предупредить, что я буду говорить о вещах очень простых; это вещи тривиальные, и это не относится к истории Древней Руси как таковой, хотя примеры будут, наверное, все-таки из истории Древней Руси, потому что, ну, просто этот материал мне ближе немножко. Хотя это касается, действительно, практически всех разделов истории, по всем странам, по всем временам. Проблема заключается вот в чем. Собственно говоря, на эту тему я вышел несколько лет назад, закончив книжку как раз, которая касалась довольно странной темы, по большому счету. Хотя она и называется "Повесть временных лет", но, на самом деле, наверное, точнее это было названо в статье, которая была опубликована в альманахе "Одиссей": "Цитаты, которые мы изучаем". Мне просто показалось, что огромное количество вещей, которые мы с вами рассматриваем как то, что было на самом деле когда-то, - это цитаты. Цитаты, которые пришли из других произведений и не относятся к тому, что мы хотели бы узнать.

Несколько дней назад на радиостанции СИТИ-FM началась серия передач по истории. Пригласили меня на первую передачу и задали первый вопрос: "Какая самая большая ошибка, или какое самое большое заблуждение, - в изучении истории Древней Руси?" На этот вопрос мне было ответить довольно просто, потому что самое большое заблуждение заключается в том, что "мы можем узнать, как это было на самом деле". К сожалению, это так, и, в общем-то, занимаясь текстами, я не столько историк, сколько я источниковед. Есть такая нехорошая специальность; она очень вредная вредная для историков, потому что она им очень мешает. Я начинаю когда писать работы, мне говорят: "Ты понимаешь, что ты все взрываешь?" Я ничего не хочу взрывать. Я хочу укрепить фундамент. Я бы сказал так. Но иногда для этого приходится сносить старые, ветхие постройки, скажем так. И еще одно: я буду называть имена историков, историков достаточно известных, и филологов; это не потому, что они мне не нравятся - все работают так; просто это люди, которые более ярко показали, как сплошь и рядом работают историки или литературоведы. Потому что здесь мы смыкаемся; филология и история, в общем-то. Это, знаете, как двуликий Янус, особенно в раннем периоде, когда тексты одни и те же, рассматриваются проблемы практически одни и те же - другой вопрос просто, что нас больше интересует. Когда я слышу, как некоторые историки произносят страшную фразу: "Сейчас я вам расскажу, как это было на самом деле", - у меня сразу появляется такое ощущение, что либо эти люди не понимают, чем они занимаются, либо они лукавят. Это не шутка, к сожалению, потому что есть такая большая методологическая проблема: все, кто писали курсовые работы, дипломные работы, не дай бог там, кандидатские, докторские диссертации, знают: там надо определить объект изучения. Вот что является объектом изучения у историков? У меня - вопрос к вам. (...голос из зала...) Факты... А что такое факты? Социальная реальность прошлого. Вы не могли бы мне ее показать - где она лежит у нас, эта социальная реальность прошлого, чтобы я мог ее исследовать? Нигде не лежит. Ага. Она... нет, не фантазируется! Иногда фантазируется, но чаще всего не фантазируется, если это действительно серьезные люди. Когда говорят о фактах... Я вообще стараюсь избегать этого слова, потому что в свое время - это на рубеже 60-х-70-х годов - появилась целая серия таких теоретических работ, где начали различать факты-события, факты-источник, факты знаний; их называли и по-другому. Я бы отказался вообще от такой терминологии, чтобы не путаться. Я бы сказал, что были события - была какая-то реальность; есть тексты, которые нам сообщают об этой реальности, - это остатки событий, которые иногда рассказывают еще и о других событиях, если это письменные источники; и, наконец, есть то, что мы называем научным знанием.

Научное знание в истории, так же как и в любой гуманитарной дисциплине, имеет два полюса, как написал когда-то замечательный историк Леонид Михайлович Баткин. У него была небольшая статья в "Вопросах философии", которую как-то редко цитируют, редко на нее ссылаются, но статья просто потрясающая по своей мысли. Хотя, на первый взгляд,.. Я ее где-то с пятого раза, пожалуй, начал так понимать более-менее прилично. Он говорил, что у гуманитарных наук есть два полюса: есть полюс научный, на котором накапливаются фактические знания, которые постепенно вытесняют незнание, и есть полюс гуманитарный, где накапливается понимание, которое порождает новое непонимание. Вот в последнее время - и это была общая тенденция (или, как сейчас говорят, слово "тренд") - в гуманитарных дисциплинах, в частности в истории, это был уход как раз в понимание. Я сам этим занимался, потому что... Я мало что знаю, но некоторые вещи я начал понимать. И для меня это очень важно, как для историка. А вот научная часть - она как-то осталась несколько в стороне, и это, в общем-то, очень печально. Если мы говорим об объекте изучения истории - да, действительно, мы изучаем какую-то социальную реальность, историю человечества, но, прежде чем ее изучать, мы берем тексты, а, как писал Юрий Михайлович Лотман,"историк обречён иметь дело с текстами". Мы оттуда добываем какую-то информацию, и на основе этой информации мы выстраиваем реконструкции исторические, которые потом... Мы делаем вид, что мы забыли, что мы делали эти реконструкции, - мы "знаем", что так было на самом деле. И начинаем это изучать уже как объективную реальность. Вот в связи с этим как раз и возникает очень серьезный вопрос: на чем основываются эти реконструкции, и насколько они надежны?

Вот, вы знаете, чуть больше года назад была конференция - небольшая конференция, но это была завершающая конференция в Калининграде, посвященная 600-летию Грюнвальдской битвы. Там выступал польский историк один - Кшиштоф Квятковский, молодой человек, который показал, как на основании одного и того же текста (собственно говоря, Грюнвальдская битва описана была Яном Длугошем в "Истории Польши") реконструируют Грюнвальдскую битву. Четыре реконструкции! Он их показал на карте, он их прочитал. Они, как лепестки цветка, понимаете, они не совпадают. Там совпадает только одно место - Грюнвальд, он же Жальгирис, он же Танненберг. Все остальное - это совершенно разные события. И он, в общем-то, очень так остро поставил вопрос - он сказал: нужна ли новая реконструкция? Надо ли делать пятую, шестую реконструкцию, или можно остановиться на этих четырех - и кому что понравится больше?

Вот это вот вопрос, конечно, очень серьезный, потому что, действительно, проблема есть. Ну, начнем с того, наверное, что есть исторические источники. Я сейчас не буду ударяться в страшный вопрос - что это такое. То есть это те тексты, которые мы признаем несущими информацию вот от того самого события, передающие по информационной цепочке непрерывной (!) - да? - от события до наших дней, в которых нам сообщается о впечатлениях, ощущениях, оценках, характеристиках, которые даны участниками или очевидцами этих событий. Если источник попал к нам в руки, возникает вопрос, что с ним делать, Ну, во-первых, это установлено уже давно, и свыше ста лет у нас центральным направлением работы с историческими источниками является то, что называетсятекстологией, с легкой руки такого литературоведа Томашевского: он в 20-е годы предложил такое название. В западноевропейской науке это называется критикой текста. Значит, надо сличить все списки, которые сохранили это произведение, надо выяснить историю этого текста, надо установить текст, выяснить, когда он написан, кем, где, при каких условиях, откуда информацию получал автор, и дать ему общую характеристику. Вот с общей характеристики начинается все. Строго говоря, не дав общую характеристику источнику, мы не имеем права с ним работать. Я постараюсь объяснить, в чем тут фокус.

Скажем, ЗАЧЕМ писались древнерусские летописи? Вот пока мы этого не узнаем, мы ими пользоваться, строго говоря, не имеем права, как профессиональные историки. Почему? По одной простой причине: от того, ЗАЧЕМ это писалось, будет зависеть, что там отображалось, как отображалось, кем отображалось, специфика восприятия, специфика передачи и так далее. Мы исходим очень часто из такой неявной посылки, которая была сформулирована явно Дмитрием Сергеевичем Лихачевым, который сказал, что, вообще, мышление у человека во все времена было одним и тем же. Вот как он, значит, из обезьянки превратился в человека - так у него мышление и сохранилось (примеч. мое: грубо говоря). Ну, в двадцатом веке произошли серьезные изменения в этих представлениях; были там психологический поворот, филологические повороты, лингвистический поворот; стало ясно, что это не совсем так, что мышление человека - это тоже исторически развивающаяся величина. В частности, меняется структура, вообще, нашего, ну, говоря современным языком, понятийно-категориального аппарата, меняется логика, и то, что нам кажется вполне нормальным и очевидным, в общем-то, не было вполне нормальным и очевидным для людей другой культуры или другого времени.

Это связано не только с тем, что слова меняются; а слова меняются, причем слова меняются достаточно серьезно. Простой пример. Скажите, пожалуйста: вы помните, как начинаетсябасня "Стрекоза и муравей"?

Попрыгунья Стрекоза

Лето красное пропела;

Оглянуться не успела,

Как зима катит в глаза.

Все стрекоз видели? Скажите, пожалуйста, почему стрекозы - попрыгуньи? И почему они поют все лето? Я прыгающих и поющих стрекоз никогда не видел. Вообще-то, стрекоза в начале девятнадцатого века - это цикада. Это точно можно проверить, потому что, ну, эта басня, как и многие басни, была, как говорил Гек Финн, "позаимствована" у Лафонтена: у него - "Цикада и муравей" (примеч. мое: а еще древнее - басня Эзопа "Муравей и цикада", и, вообще, об этом много сказок и мультфильмов: "Стрекоза и муравей" (Российская Империя, 1913), "Кузнечик и муравьи" (Walt Disney, 1934), "Стрекоза и муравей" (СССР, 1961), "Муравей и кузнечик" (ассирийская сказка) и другие). Все правильно: попрыгунья, и поет все лето. Все. Понятно и ясно. То есть даже текст, который, в принципе, нам хорошо известен, - и мы его хорошо знаем, - он, в общем-то, оказывается не таким простым. Я уже не говорю, что там у нас сложности могут возникнуть с пониманием текста Александра Сергеевича Пушкина, который, вообще-то, другими совершенно образами оперирует, и там другая тоже система ценностей.

Совсем плохо, когда это доходит до источников, которые давно были созданы. Скажем, один мой знакомый доставал меня, как говорят сейчас, несколько лет вопросом: что такое "правда"? А я долго ему пытался объяснить там, искал этимологию... Он говорил: "Не то, не то, не то, не то, не то,.." - и вдруг я сообразил спросить у него: "А почему тебя это так волнует?" Он мне сказал, что он занимается изучением текста... Такой был товарищ в 16-м веке - Иван Семенович Пересветов, который бежал из Великого Княжества Литовского... Ну, там долгая история... Он написал, занявшись литературной деятельностью, очень странное произведение - "Сказание о Магмет-салтане". Магмет-салтан - это, имеется в виду, Мехмет II Завоеватель, который захватил Константинополь, чем "причинил Богу сердечную радость", как пишет "православный Иван Семенович Пересветов". И потом он что ни делает, все "причиняет Богу сердечную радость". Ну, некоторые радости нам, скажем, могут быть понятны - да? Скажем, он узнал, что в Константинополе чиновники берут мзду - приказал привезти их пред свои ясные очи, содрать с них живых кожу, сказав, что, если не виноваты, новою обрастут. Поскольку новой они не обросли, он велел набить эти кожи бумагой и повесил, значит, бумажки, что "без такой грозы нельзя установить правды", чем "причинил богу сердечную радость". Вот. Я понимаю, что в наше время это не только бы богу принесло сердечную радость, да? Ну, короче говоря, довольно своеобразный такой рассказ. Завершается он выдуманным, как пишет сам Иван Пересветов, диалогом между латынянами, то есть католиками, и греками - православными. Католики упрекают греков в том, что они утратили свое царство, на что греки отвечают: нет, "есть у нас царство волное и царь волной, благоверный Государь Иван Васильевич". Ну, звучит, конечно, хорошо: имеется в виду Иван Грозный, все здорово и понятно. А дальше происходит совсем непонятное. Латыняне говорят: да, это так, были на Руси, видели, - и добавляют: "вот если бы к той вере христианской", которая на Руси, "да правда турская, ино бы с ними ангелы беседовали", то есть было бы Царство Божие на Земле. На что православные греки говорят: нет, "вот если бы к той правде турской да вера б христианская, ино бы с ними ангелы беседовали". Там было бы Царство Небесное. От перестановки мест слагаемых радикально изменилось содержание. Каким образом - нам совершенно непонятно. Почему надо не к вере прибавлять правду, а к правде - веру? Вот это и был вопрос, над которым бились там вот с того самого момента, как только, значит, нашли произведение Ивана Пересветова, что и вызвало, в общем-то, этот вопрос. Ну, и уже понимая, о чем идет речь, я, читая совершенно посторонний текст, вдруг нашел ответ на этот вопрос, как мне казалось. Я позвонил этому знакомому и говорю: ты знаешь, вот так и так, правда - это то-то, то-то и то-то. Он сказал: этого не может быть. А я говорю: ну, ты попробуй, посмотри эти свои источники при таком определении - вдруг они станут прозрачнее, понятнее. Через 15 минут он позвонил и сказал: ты знаешь, все становится понятно; давай, напишем статью. Написали. Хорошо. В чем тут фокус? Слово "правда" для Ивана Пересветова и для очень многих его современников обозначало уверенность в вещах невидимых, то есть то, что мы называем словом "вера", а словом "вера" называется обряд крещения, принятия святого причастия. То есть на Руси все крещеные, и все к причастию ходят, но, извините, "не веруют". А Магмет-салтан некрещеный, но он искренне верует. Что проще: крестить уверовавшего или заставить уверовать крестившегося? Это проблема, которая в 16-м веке очень серьезно занимала русское общество, потом она будет занимать и в 17-м веке, и в 20-м веке, и в 21-м веке, наверное, тоже занимает. Проблема очень серьезная. Вот о чем, собственно говоря, пишет Иван Пересветов. Но тут слова вроде бы, знакомые, а они нам начинают мешать.

Я могу привести еще кое-какие примеры, например там... Вещий Олег повесил свой щит на врата Цареграда, как вы помните - да? "Знаменуя победу", как пишет летописец. Что такое "победа"? Вот если вы откроете словарь русского языка 11-17-го веков, вы увидите: слово "победа" имеет 8 значений. Первое значение: "поражение, беда, неприятность". "Поражение". Но не об этом же идет там разговор - да? Но есть еще одно слово, которое не попало в словари, потому что филологи очень аккуратно работают, они работают с открытыми текстами, где ясно, о чем идет речь. А вот в "Успенском сборнике" (13-й век) есть слово "победница" - "защитница". Вот с этим самым щитом там много всяких непонятных вещей, потому что, понимаете, скажем, Дмитрий Сергеевич Лихачев - он вообще писал очень интересную вещь. Он писал: "По-видимому, это было в Древней Руси знаком победы, при этом связанным с каким-то ритуалом, смысл которого утрачен". То есть он не понимал, о чем идет речь. Ну, надо сказать, что больше никаких следов этого ритуала нет, хотя щиты вешали на двери греки, называя это трофеями. Но есть другой текст, который нам позволяет, в общем-то, понять, что это такое, о чем идет в данном случае речь. Идя своим путем, совершенно по-своему рассуждая, Андрей Леонидович Никитин приходит к выводу: Олег взял под защиту этот город. Я с ним полностью согласен, хотя аргументация у меня несколько иная. Ну, это да, Олег взял город под свою защиту. Там получается тогда связный текст, понятный, со всеми элементами, которые там есть: и корабли, поставленные на колеса, которые... У нас обычно говорят: ну, понятно, греки были идиоты: они не знали, что есть "путь из варяг в греки"... Дааа, а славяне знали. Они знали, что там нельзя проплыть по речкам, поэтому надо было через волоки перетаскивать на катках. Греки этого не понимали, поэтому, когда они увидели, что корабли подходят к ним со стороны суши, они испугались и сдали город. Очень логично, если, конечно, забыть о том, что все-таки греки пользовались этим путем и, судя по всему, не были такими идиотами.

То есть возникают, конечно, кое-какие проблемы, когда мы даже просто читаем текст. Но дальше - сложнее, потому что возникает вопрос: ну, хорошо, мы установили текст, мы его прочитали, мы его поняли, мы выяснили, в какое время он написан; дальше что с ним делать? Брать оттуда какие-то сведения и рассказывать, как это было на самом деле, - это оптимальный вариант. От нас, от историков, все время требуют: вы нам расскажите, вот как это было действительно, так, чтобы раз и навсегда - и больше мы историю не меняли. У нас когда-то так очень драматически восприняли высказывания какого-то товарища о том, что Россия - это страна с непредсказуемым прошлым. Но, слава богу, слава богу, это как и у всех нормальных стран, в общем-то, у всех нормальных людей. Прошлое непредсказуемо, практически так же, как и будущее. Задним числом тоже трудно предсказать. Если и можно предсказать, то только если мы знаем, чем это все закончилось, - да? - и что там происходило. Вот это вот вопрос очень серьезный. Значит, если мы просто начинаем пересказывать тексты, это приводит к катастрофическим последствиям, сплошь и рядом.

Ну, я вам приведу пару примеров. Я просто очень люблю эти примеры, поэтому прошу прощения у тех, кто уже это слышал. Ну просто очень показательные тексты. Борис Александрович Рыбаков. Человек, который определял развитие советской исторической науки на протяжении четверти века, по крайней мере, а то и трети века - да? Человек невероятной эрудиции, фантастического ассоциативного мышления. Единственное, что его погубило, на мой взгляд, как исследователя - это то, что он остался вне критики, и в какой-то момент он перестал вообще ощущать вот эту вот границу между своими конструкциями и тем, чтобы приблизиться к тому, как это было на самом деле. И мы можем только приблизиться через этот текст, но не стать вот в ту самую точку. Он пишет: "Нельзя без содрогания читать летописные строки об итоге Липецкой битвы 1216 года, в которой сошлись друг против друга... сыновья Всеволода, птенцы его "Большого Гнезда"". Открываются кавычки (цитата, прямая): "Не 10 бо убито, ни 100, но тысяща тысящами, а всех избитых 9233 мужа"". В скобках Борис Александрович поясняет: "9233 человека". Кавычки закрыли, после чего идет авторская ремарка: "Мертвецы уже были подобраны и пересчитаны, но на поле битвы еще оставались тысячи раненых". Двоеточие, кавычки открываются: "Бяше бо слышати вопль живых, иже не до смерти убити, и вытие прободеных" ("вой проткнутых копьями", - поясняет Борис Александрович) "в Юрьеве городе и около Юрьева" (Новгородская четвертая летопись, страница 24-я). Ну, действительно, без содрогания такие строки читать нельзя. Вы поняли, о чем написал Борис Александрович - да? Мертвецы уже были подобраны и пересчитаны, но на поле битвы еще оставались тысячи раненых. То есть выходит похоронная бригада и говорит: "Так, ты стонешь, ты еще не до смерти убит - подожди: мы сейчас трупы соберем, посчитаем". И не 10, не 100 - 9233 трупа! Собрали, посчитали и пошли оказывать последнюю помощь. Фантастика просто, вы понимаете? Запредельная совершенно картинка. Но картинка, которая нормально воспринимается, когда мы просто читаем текст. Можно сказать: неловкая фраза, неловко построенная. Может быть, но, на самом деле, Борис Александрович просто честно воспроизвел источник, ничего не меняя. Он понял, что там написано - он не понял, о чем это написано. Вот есть две вещи, которые следовало бы различать: это "что написано" и "о чем написано".

Еще один пример такого же рода. Это очень такая душещипательная история, которая обычно повторяется у нас как реальные совершенно события. Во всяком случае, если вы откроется Сергея Михайловича Соловьева "Историю России", вы увидите. Действительно, трагическая (ну, драматическая, по крайней мере) история - это история такого очень удачного (???) брака Василия Ивановича, великого князя Московского, Василия III, и Соломонии Сабуровой. Детей у них не было; пытались как-то решить эти вопросы: приглашали знахарей, знахарок, врачей, ездили по монастырям, по святым местам, молились - ничего не помогало. Ну, и вот, возвращаясь из осеннего объезда в Александровой слободе, в 1525 году... Это, значит, в начале ноября происходит событие, которое описано в Псковской первой летописи: "Того же лета поеха князь великий, царь всея Роусии, в объездъ; бысть же шествовати емоу на колесницы позлащеннеи ороужницы с ним, яко же подобает царем; и возревше на небо и видев гнездо птиче на древе, и сотвори плач и рыдание велико, в себе глаголюще: люте мне, кому оуподоблюся аз..." Ну, чтобы вас не мучить древнерусскими текстами, я прочитаю Сергея Михайловича Соловьева, который слово в слово просто переводит этот текст и объясняет причину развода - вернее, повод для развода. Однажды, говорит летописец, великий князь, едучи за городом и увидев на дереве птичье гнездо, залился слезами, начал горько жаловаться на свою судьбу: "Горе мне! - говорил он, - На кого я похож? И на птиц небесных не похож, потому что и они плодовиты; и на зверей земных не похож, потому что и они плодовиты; и на воды не похож, потому что и воды плодовиты: волны их утешают, рыбы веселят". Взглянувши на землю, сказал: "Господи! Не похож я и на землю, потому что и земля приносит плоды свои во всякое время, и благословляют они тебя, господи!" Вскоре после этого он начал думать с боярами, с плачем говорил им: "Кому по мне царствовать на Русской земле и во всех городах моих и пределах? Братьям отдать? Но они и своих уделов не устроют..." Ну, и тогда начаша бояре говорить: князь, де, великий Государь, - "Неплодную смоковницу посекают и измещут из винограда". "И повели ю, - то есть Соломонию, - пострище в черницы". Все. Точнее сказать: "в черницы" - да? Все. Вот такая вот история. Ну, действительно, ехал человек, увидел птичку - все. Это было бы нормально, если бы не был известен другой текст, написанный чуть-чуть раньше - ну, скажем, на несколько столетий раньше. Семейная пара; детей нет; их отлучают, говоря нашим языком, от церкви; супруг уходит в пустыню. "И огорчилась очень Анна, - это супруга, - но украсила свою голову, надела одежды брачные и пошла в сад, гуляя около девятого часа, и увидела лавр, и села под ним и начала молиться Господу, говоря: Бог моих отцов, благослови меня и внемли молитве моей, как благословил Ты Сарру и дал ей сына Исаака. И, подняв глаза к небу, увидела на дереве гнездо воробья и стала плакать, говоря: Горе мне, кто породил меня?.. Ибо я стала проклятием у сынов Израиля, и с осмеянием отторгли меня от храма. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я птицам небесным, ибо и птицы небесные имеют потомство у Тебя, Господи. Не подобна я и тварям бессловесным, ибо и твари бессловесные имеют потомство у Тебя, Господи. Не подобна я и водам этим, ибо и воды приносят плоды у Тебя, Господи. Горе мне, кому я подобна? Не подобна я и земле, ибо земля приносит по поре плоды и благословляет Тебя, Господи".

Летописец, как двоечник, переписывает этот текст и вкладывает его в уста Василия III. Зачем? Понимаете, то, что он написал, это, вообще-то, не имеет никакого отношения к тому, как это было на самом деле. Гораздо больше его интересовал другой вопрос, как и всех прочих авторов. Его интересовал вопрос: что бы это значило? И он давал, так сказать, намек своим читателям, отсылал их к другим текстам, и тогда становилось понятно, что сейчас произойдет. Нам это непонятно; мы не знаем этих текстов, мы не знаем продолжений этих текстов. Почему я говорил, что цитаты, которые мы изучаем... Вот цитата. Что с ней делать? Выбросить ее? Ну, вообще, все нормальные историки - я к таковым не отношусь, к сожалению, - они, когда находят цитату, они ее убирают, потому что говорят, что, ну, это написано по другому поводу, это не имеет никакого отношения, вообще, к происходящим событиям. Единственное, что это дает нам представление о том, каков был круг чтения этого летописца. Ну, хорошо, он просто хотел похвастаться, что он этот текст знает, или что-то еще? Давайте выбрасывать цитаты. Давайте. Но тогда с чем мы с вами останемся?

Лаврентьевская летопись, описание Батыева нашествия под Рязанью: "В лето 6745 на зиму придоша от восточные страны на рязанскую землю лесом безбожные татари. И почаша воевать рязанскую землю, и пленоваху и, - то есть ее, - до Проньска. Попленивши Рязань весь, и пожгоша, и князя их убиша. Их же емше овы растинахуть, - то есть те, кого хватали, одних распинали, - другыя же стрелами растреляху в ня, - то есть в них, - а инии опакы руце связывахуть. - связывали сзади руки (зачем, правда, не очень понятно, но, тем не менее) - Много же святых церкви огневи предаша, и манастыре, и села пожгоша, и именья не мало от обою сторону взяша..." Ну, теперь мы, значит, можем описывать, как это все происходило на самом деле. Правда, не очень понятно, о каких обеих сторонах Рязани идет речь. Беда вся - в том, что этот текст есть у нас - он хорошо известен летописцу, правда, относится он к совершенно другому событию - это поход Игоря на греков в 945 году. "Иде Игорь на греки... Иже придоша, и приплуша и почаша воевати Вифиньскиа страны. И всю страну Никомидийскую попленише, и Судъ весь пожъгоша; их же емше, овехъ растинаху, другии аки странь поставляющее и стреляху въ ня, изимахуть, опаки руце съвязывахуть, гвозди железныи посреде главы въбивахуть имъ." Теперь понятно, зачем им надо было связывать сзади руки: связывали сзади руки и вбивали гвозди железные посреди головы. "Много же святыхъ церквей огневи предаша, манастыре и села пожгоша, и именья немало от обою страну взяша". Слово в слово. Я теперь буду, опираясь на текст Лаврентьевской летописи, рассказывать, как это было на самом деле, когда пришел Батый? Что мы вообще читаем? Ну, надо сказать, что текст летописца, который рассказывает о походе Игоря, - он тоже не оригинальный. Это контаминированный текст. Там собраны цитаты из "Жития Василия Великого", из "Хроники Георгия Амартола", и, вообще, это не имеет отношения ни к походу Игоря, ни к походу Батыя, хотя кое-что, наверное, там могло и совпадать: ну, скажем, археологи с удовольствием отмечают, что в ряде городов - правда, не на Северо-Востоке, а на Юго-Западе - были найдены останки с вбитыми гвоздями в череп. Правда, единственно что, вот доказать, что это именно монголы вбивали, довольно сложно. Вот там уже возникает еще один вопрос - понимаете?

Когда существует уже написанный текст, давно написанный, очень часто мы свою жизнь подгоняем под этот текст. Я расскажу вам такую маленькую совсем байку. У меня был ученик, очень хороший ученик. Мы с ним, правда, редко встречаемся. Он работал вКоломенском музее-заповеднике и написал очень любопытную дипломную работу. Он обратил внимание, что в балке, которая разделяет это как раз Коломенское-Дьяково, там, есть камень, к которому приходят весной женщины, которые там льют на него водичку, собирают эту водичку, ложатся на камень. Он долго наблюдал за ними и пришел к выводу, что это языческое капище, которое существует еще с незапамятных времен - с дохристианской Руси традиция сохраняется. Он подробно описывает все ритуалы, связанные с этим камнем. Написал очень неплохую дипломную работу, опубликовал три статьи где-то, значит. Все хорошо. Несколько лет назад у Андрея Львовича Топорковазащищалась студентка, которая писала об этом самом камне, об этом самом капище и о том, как там все происходит. Все происходит точно по описанию Саши Чигрина, но не потому, что он точно описал, как там все это было, а потому, что им в руки попал текст Саши Чигрина, и они выправили весь ритуал по его дипломной работе. Традиция сохранилась с дохристианских времен. Он создал этот культ, он его, так сказать, кристаллизовал - понимаете? И это все воспринято как традиция, которую кто-то прочитал, кто-то передал; это уже идет с незапамятных времен - то есть такое впечатление, что еще в дохристианские времена написал свою дипломную работу. Такое происходит довольно часто, поэтому и вот эти вбитые гвозди - это тоже большой вопрос - понимаете? Тут много всяких возможно вариантов, много всяких подводных камней.

Проблема заключается в другом. Конечно, нам текстология позволяет, во-первых, выбрать все эти цитаты: цитаты, прямые, косвенные, топосы, повторяющиеся места и так далее. Правда, мы тогда освобождаем себя от значительной части древнерусских источников. Я даже читать вам не буду - я просто покажу вам, ну, вот это вот начало одного из самых потрясающих, наверное, произведений древнерусской литературы - это "Моление Даниила Заточника". А это тексты, на которые он опирается. Я не буду дальше показывать - да? Все понятно? Значит, если мы читаем это как то, что он пишет о себе, мы получаем фигуру Даниила Заточника так, как описывал в свое время Айналов в 20-е годы, потом - Дмитрий Сергеевич Лихачев: все очень здорово, все очень понятно. Там начинается: "Въструбим, яко во златокованыя трубы, в разум ума своего и начнем бити в сребреныя арганы возвитие мудрости своеа. Въстани слава моя, въстани въ псалтыри и в гуслех. Востану рано, исповем ти ся..." - и так далее. Понятно, говорит - он принимал участие в княжеских играх и потехах, и сам был учеником скоморохов; но скоморохом он не стал, потому что дальше он пишет: "Бысть язык мой трость книжника скорописца". Понятно, да? Это хорошо, но тогда должен вам сказать, что, видимо, участниками княжеских игр и потех были также создатели 56-го псалма, 44-го псалма, потому что это прямая цитата оттуда. И "трость книжника скорописца" - это тоже 44-й псалом. И вот эти вот самые: "Воспрянь слава моя, воспрянь псалтырь и гусли. Встану рано, буду славить тебя, Господи, между народами, буду воспевать тебя среди племен, ибо до небес велика милость твоя, до облаков истина твоя..." - 56-й псалом. В чем дело? Это люди, которые по другим законам составляют свои произведения. У них логика создания авторского текста иная, чем у нас. Если мы не понимаем, зачем они это делают, и как они это делают, мы вряд ли можем пользоваться этими текстами для исторических реконструкций НАУЧНЫХ. Понятно, да? Потому что иначе у нас получается, вообще, совершенно дикая картина. Зачем составлялись? Это загадка практически для всех.

Я могу привести еще один пример. Ну, скажем, первое дошедшее до нас "Хожение в Святую Землю" игумена Даниила. Вот не поленитесь, откройте "Словарь книжников и книжности Древней Руси", статью "Даниил игумен" - и вы там прочитаете то, что пишет Олег Викторович Творогов, повторяя то, что писал Дмитрий Сергеевич Лихачев. Игумен Даниил пишет свое хожение в качестве своеобразного наставления для путешествующих в Святую Землю. Все здорово. Я нехороший читатель; у меня сразу возникает мысль: в каком турагенстве служил игумен Даниил, что он писал, значит, такие буклетики? Сам Даниил, видимо, так не думал, потому что он пишет: "Пишу это для того, чтобы никто не ходил в Святую Землю". Вопрос: а зачем тогда? Понимаете? Не задав себе этого вопроса, мы не поймем, что он описывает, как и зачем описывает. Ну, хорошо, в последнее время, правда, появился целый ряд работ; это и работы Марчелло Гардзанити... Потрясающий итальянский русист, который блестяще знает древнерусскую литературу, но у него еще и духовное образование есть. Он понимает эту литературу, потому что она написана духовным лицом. И практически вся древнерусская литература имеет эту подкладку религиозную, которая у нас обычно отсекается. Это церковная риторика, которая мешает, потому что, по мысли Дмитрия Сергеевича Лихачева, летописец, вообще, не был религиозным человеком: он вынужден был присоединять просто всю эту церковную риторику к своему достаточно прагматичному и реалистичному рассказу. Это буквальная цитата. Потом я вам могу привести даже еще более веселые цитаты, когда, следуя вот по этой линии, начинает говорить о том, что, скажем, и"Житие Леонтия Ростовского" - в общем-то, достаточно реалистичный рассказ, хотя кое-что там церковное тоже присутствует. Или "Сказание о Владимирской Богоматери". То есть дажеагиографию у нас начинают списывать в политические произведения, убирая оттуда религиозную составляющую, что показывает только одно: это люди, которые не понимают то, что они читают. Это печально.

Значит, если мы даже поймем, зачем это писалось, и что это такое... А я еще раз повторяю, что это очень опасный момент, потому что мы можем принять басню за реалистичный рассказ, и, скажем, если я установил текст и знаю точно, кем он написан: ну, очень солидный человек, достаточно высокопоставленный, очень уважаемый... Ну, было у него два грешка: любил он поесть, любил поспать; но, тем не менее, очень уважаемый человек - написал трактат по сельскому хозяйству в России рубежа восемнадцатого-девятнадцатого веков. Трактат довольно странный: там свинья беседует с дубом. После этого я начинаю писать трактат, значит, по истории сельского хозяйства и начинаю выяснять видовую принадлежность свиньи, которая беседовала с дубом. Так? Или нет? Ну, мы же знаем, что это басня. Ну, нельзя ее буквально воспринимать. Но мы же воспринимаем буквально басню о Рюрике и его братьях! Мы же пытаемся установить его этническую принадлежность! Чем это лучше? Это фантастика просто. И при этом напрочь забываем о происхождении всех наших следующих князей. Представляете? Ну, все славяне же были - да? Но, правда, Андрей Боголюбский - он немножко подгулял, потому что у него мать - половчанка; он наполовину половец. Но папа-то у него - Юрий Долгорукий. Да? Правда, у Юрия Долгорукого мама - англосаксонская принцесса; он наполовину англосакс. Но папа-то - Владимир Мономах. Но он Мономах потому, что у него мама - гречанка; он наполовину грек. Но Всеволод Ярославич-то, сын Ярослава Мудрого, - наш человек? У него, правда, мама - шведская принцесса; он наполовину швед. Но Ярослав-то - тут полный порядок: у него папа - Владимир Святославич, а мать - Рогнеда, у которой отец пришел из-за моря; он наполовину скандинав. Но с Владимиром Святославичем - тут проще, потому что, ну, у него отец - Святослав, мама Малуша - непонятно кто (слава богу, может быть, славянка). Потому что у Святослава-то папа и мама - Ольга и Игорь, - судя по именам, оба скандинавы. Понимаете? Катастрофа просто какая-то получается. Игорь Святославич идет на половцев сражаться с проклятыми половцами; у него мать - половчанка, бабушка - половчанка, он сына своего за половчанку выдал... Ну, нормально! Он больше половец, чем славянин, по происхождению. Нас это не волнует: они все свои, что там... Вот Рюрик - это да, это у нас головная боль уже на протяжении, знаете, двух с половиной столетий просто. Спать он нам спокойно не дает. Правда, в Нидерландах начинают изучать историю Нидерландов с того, что в 862 году приехал конунг Рюрик и создал у них государство. Ну, а кто ж его знает: тот или не тот? Мне начинают рассказывать, что это Рюрик Фрисландский, или Ютландский, сопоставляют там... Даты сходятся даже! Правда, приходится все время в командировки летать: понимаете, там, в Западную Европу - подписывать договоры с германскими королями; возвращаться быстренько строить Новгород; и опять туда уматывать, чтобы договориться с франкскими королями; вернуться, чтобы успеть умереть в Новгороде... И при этом мы забываем, откуда эти даты в русских летописях. Они проставлены на рубеже шестидесятых-семидесятых годов 11-го века, задним числом, по неизвестным основаниям. А это нас уже не волнует. Реконструкции, которые создаются таким путем, - это реконструкции, которые, извините, никуда не годятся. Это больше беллетристика, чем научное знание о прошлом.

На чем может основываться научное знание о прошлом? На информации источников. Но для этого эту информацию мы должны бы разделить на три большие группы. Что это за группы? Ну, во-первых (мы уже говорили), есть цитаты, которые определяются текстологически; их мы отложим пока в сторону. Они не рассказывают нам о том, как это было на самом деле, но они рассказывают нам о другом. Игра в цитаты, центонно-парафразный принцип построения древнерусских, западноевропейских средневековых, позднеантичных произведений - это норма. Это норма. Они из предыдущих произведений собирают кусочки, из которых складывают совершенно новое произведение. Это, знаете, как LEGO; но там возникают новые связи, возникают новые конструкции, и тогда становится понятно, о чем идет речь, какие характеристики они дают этим событиям или этим людям. Как вы думаете, что услышала Анна после того, как она произнесла тираду там о птичках, воде, зверюшках и земле? Был голос, который сказал ей: будет у тебя ребенок, это будет непростой ребенок. Нормально, да? Но, правда, там промежуточную стадию в виде Богородицы мы пропустили: тут сразу был непростой ребенок, который так себя, между прочим, и осознавал, судя по всему, потому что если мы посмотрим на цитаты, которые он воплощает в жизнь - скажем, строит опричный дворец по описанию пророка Иезекииля (это дом Господень), - то становится понятно, что он делал перед последним из рассчитанных потенциальных Концов Света: он начинает "маленький Страшный Суд" в одной, отдельно взятой, стране для того, чтобы спасти своих подданных от вечных мук. Ну, тут они немножко помучаются, но потом зато Царствие Небесное всем обеспечено. Если вы посмотрите, когда вводится опричнина, - между 7070-м годом и 7077-м годом. Прямо накануне, за 3 года до этого, начинаем быстренько готовиться к Концу Света и Страшному Суду. Когда этого не происходит, и когда сгорает этот самый (во время нашествия крымцев - да?) дворец, все: он начинает каяться, он понимает, что Господь этого не принял. Он понял, что он впал в грех гордыни; он начинает каяться, писать синодики опальных. Это политика средневековая. Это не наша политика. Их мало волнуют экономические какие-то вопросы, их мало волнует политика в нашем смысле слова. Это политика для средневекового правителя, - понимаете? - который пытается провести свою линию и спасти своих подданных. Это из лучших чувств все было сделано,.. все делалось - понимаете? Он не кривил душой. Ну, другой вопрос, что, конечно, там психические отклонения какие-то были; зверства, которые он учиняет, - это фантазия просто разыгралась; тем более, что он еще вдохновлялся определенными текстами, судя по всему, апокрифическими, о вечных муках на том свете. Но он просто хотел спасти этих людей. Нам становится понятна логика их. Когда мы читаем Даниила Заточника, ну понятно, ну может быть, ну не знаю, может быть, и был он учеником скоморохов, но он не об этом писал. Я еще раз повторяю: "Воспрянь, псалтырь и гусли. Я встану рано, буду славить тебя, Господи, между народами... Встану рано, исповемся те". Он к князю обращается. Везде, где в исходных цитатах есть сочетания: "Господи, Боже мой", - у Даниила Заточника звучит: "Княже мой, и Господине". Почему "язык мой трость книжника скорописца"? А продолжение: "Излилось из сердца моего слово благое; я говорю: песнь моя о Царе". Царь, понятно, какой, да? С большой буквы. "Язык мой трость книжника скорописца", - он обращается к князю. Нам становится тогда лучше понятно, как он относится к князю. Это не просто отношение, знаете, к такому патрону, к которому он хочет прибиться, - нет, это отношение просто как к Господу Богу. Что это - пародия? Не знаю. Вряд ли человек шутил такими вещами. Скорее, тут какие-то более сложные вещи, которые нам пока не вполне понятны.

Ну, ладно, оставляем мы эти цитаты. Цитаты нам характеризуют то, что происходит, и тех, кто совершает какие-то действия. А с остальной информацией что делать? Она распадается на две большие части (вот оставшийся кусочек). Опять-таки, текстология: мы должны сравнивать это - теперь, правда, уже не со списками этого же произведения или с произведениями, которые цитировались, а с другими произведениями, которые рассказывают нам об этих же событиях. И тогда нам становится понятно, что какие-то вещи - о них рассказывает и один автор, и другой, и третий, и четвертый - это информация, которую мы можем проверить. Это верифицируемая информация. Она должна лежать в основе всякой нормальной, научной, исторической реконструкции. Я еще раз повторяю: я говорю тривиальные вещи; но это тривиальная вещь: у нас разрыв такой колоссальный между теорией и практикой, что трудно себе представить. Я потом тоже приведу пару примеров. Оставшаяся информация - куда ее девать? А эта информация уникальная. Я должен ее проверять, причем проверять вот в том ключе, который Карл Поппер называл фальсификацией. То есть я должен пытаться ее опровергнуть. Скажем, в "Сказании о Мамаевом побоище" - замечательное произведение, которое появилось лет через 150 послеКуликовской битвы, - память пробудилась. Вспомнили, куда ходил Дмитрий Иванович, у кого он получал благословение, кто был придан ему, значит, в качестве помощников, сколько у него было войск, как они дошли до слияния Дона и Непрядвы, как там был поставлен засадный полк (о нем тоже ничего не упоминается в прежних источниках). Значит, поединок известный Пересвята с кем? Ну, Челубей, Челубей. Там четыре имени разных называется: Челебей в мир заглянул к нам из 17-го века. Бывает такое. Вот до этого там и печенежин какой-то присутствует. Печенежин - тоже понятно, почему. За всю историю Древней Руси всего три раза упоминаются поединки перед битвой: не было у нас таких обычаев. Один поединок - это Мстислав и Редедя, в основе которого лежит рассказ Тита Ливия. В другом случае - это не я, это уже испанская исследовательница, которая взяла одну из моих гипотез, брошенную какую-то мысль о том, что есть еще один поединок, поединок настолько солидный, что в городе Переяславе-Хмельницком, там, даже памятник стоит этому самому быку. Но, на самом деле, это шутка, потому что там просто ферма по выращиванию быков-производителей: стоит огромный, как там называют его, бугай; вот он, действительно, здоровенный бугай. Ты, говорит, сынок, езжай до бугая, а там - направо. И все в порядке. Значит, поединок юноши Кожемяки с печенежским богатырем. В основе его лежит библейский рассказ о поединке Давида и Голиафа. Третий поединок - это тот самый Пересвет, который вроде бы был схимником и вообще оружия не имел права в руках держать. Правда, хорошее у него имя - Пересвет; это не крестильное даже имя; а, если он был схимником, то у него было до этого еще и крестильное имя, было иноческое имя, а теперь у него должно быть какое имя? Схимническое, причем схимнические имена, как правило, раритетные были: скажем, Мелхиседек, Сакердон, ну, какой-нибудь Акакий. Нет, он Пересвет. А с ним еще едет... Там же еще есть Ослябя - да? Тоже хорошее такое имя, не крестильное. Он еще с ослябятявичами едет. Такой схимник, ведущий какой-то очень странный образ жизни - да? Не порвавший явно связи с миром. Это все появляется только в "Сказании о Мамаевом побоище".

150 тысяч всадников было у Дмитрия Ивановича. Это во всех учебниках у нас, по-моему, уже написали. Ну, хорошо, если всадников - да? Хуже, если это были пешие воины. Я объясню, почему. Дело в том, что эти же ребята, они никогда не ходили в поход, надев на себя вот эти вот 35-50 килограммов железа - да? Потому что, ну, лошадки бы просто не выдержали. Там и идти хоть недалеко - всего там по прямой 148 километров до Куликова поля, - но, тем не менее. Значит, все это счастье везли в обозе. Там еще фураж, там продовольствие. Все замечательно. Значит, на пятерых всадников положена одна телега. 150000 всадников разделили на 5 - получили 30000 телег. Каждая телега - 6 метров в длину. 30000 умножили на 6, получили 180000 метров. Обоз. Значит, в тот момент, когда Дмитрий Иванович тайно переправляется по трем переправам на Куликово поле, обоз выходит из Коломны. Правда, мы с вами не посчитали еще 150000 всадников. Ну, можно поставить эти самые 350000 человек на Куликовом поле. 9 с половиной квадратных километров. Займет это дня 3-4, но можно поставить, потому что, ну, есть тоже определенные нормативы - 6 метров квадратных на каждого всадника, чтобы выполнить команду "кругом". Правда, между первыми рядами тогда, значит, войска Дмитрия Ивановича и Мамая будет где-то метров 10-15, и, пока первые ряды, значит, не порубят друг друга в капусту, там ничего не получится просто: второй ряд не может двинуться. Там же еще у нас и засадный полк сидит... При таких количествах это минимум где-то 5000 всадников. Такого количества деревьев, конечно, на Куликовом поле не было, но это неважно - прятались. Прятались, маскировались.

А, когда мы читаем дальше, там вообще потрясающий текст! Причем это все воспроизводится военными историками нашими запросто: мы же все знаем, как происходила Куликовская битва. Значит, Мамай побеждает, Боброк-Волынский... Дмитрий Боброк-Волынский, значит, он вместе с Владимиром Андреевичем Серпуховским стоит в засаде. Владимир Андреевич говорит: "Надо выступать - христиане гибнут". Боброк-Волынский говорит: "Еще час не прииде, время не приспев. В восемь часов начнем". (...голос из зала...) Ну, я не знаю, какие: кварцевые у него были там часы, механические... Ну, в восемь часов! (...голос из зала...) А, Солнце, точно! Вот военные историки, они прямо так и говорят: конечно, он же был опытный военачальник, он ждал, пока солнце перестанет бить в глаза наступающему русскому отряду. Солнце имеет дурную привычку: оно идет, значит, с Востока на Запад и с каждым часом все больше и больше бьет в глаза наступающему русскому отряду. Поэтому другие, их коллеги, тоже военные историки, они говорят: ребята, ну, источники надо читать - что вы ерунду всякую пишете? Там же написано ясное: "Наступе восьмой час, и потягну дух южный позади их, и возопи волынец: "Час прииде, выступаем!"". Он ждал, когда подует попутный ветер, да. Правда, южный ветер ему тоже, извините,.. Знаете, это не брейдевинд, не фордевинд, это "вмордувинд". Но это - бог с ним, понимаете... Меня больше волнует другой вопрос. Я вот сегодня как раз внимательно слушал прогноз погоды. Сказали, что в Питере... - там, вообще, на четырех каналах одновременно была показана разная температура воздуха. Ну, вот так что... (...голос из зала...) Как всегда, да? О, ну, у нас почти то же самое. Вот. А у них, представляете, Гидрометцентр как работал? Говорит: "Товарищ Боброк! (по мобильнику) Вы потерпите. В восемь часов мы подуем - и вы выступите." Да? Мы описываем событие, которое не могло так происходить, и мы забываем о том, кто это пишет и с какой целью пишет. Это что за год у нас? 1380-й, да? Ну, это в нашей системе летоисчисления. Для них это 6888-й год, 8-е сентября, День Рождества Пресвятой Богородицы. В восьмом часу поют канон, в котором упоминается "дух южный" - Христос, который помогает христианам. И это еще год, когда была Кириопасха - потенциальная дата Конца Света; специально рассчитывалась, и с этого начинаются такие...

Там совсем о другом идет разговор! О том, что происходит колоссальная перемена в мире. Куликовская битва - это один из показателей просто, понимаете? Куликовская битва больше ни у каких других народов, в том числе у монголов, не отмечена. Ее просто не видели. Там другой вопрос, что потом Тохтамыш поздравляет Дмитрия Ивановича с победой над общим врагом. Дмитрий Иванович поздравляет Тохтамыша с восшествием на законный престол. Все в порядке. Понимаете, реконструкции, которые строятся с позиции нашего здравого смысла, опираясь на тексты источников, - они далеко не всегда качественные. Почему? Мы не делим эту информацию вот на те самые три части. Мы не отбрасываем цитаты, а если мы отбросим цитаты, то окажется...

С Невской битвой очень плохо. Там сплошняком идут цитаты. Цитаты из "Иудейской войны" Иосифа Флавия, "Девгениева деяния", "Троянских сказаний"... Выкинем все это - у нас останется очень скромный рассказ о Невской битве. Причем рассказ довольно любопытный, потому что это рассказ уникальный, больше никаких источников нет. "Новгородская первая летопись", "Житийная повесть". У меня студенты первого курса их сверяют текстологически и говорят: понятно, "Житийная повесть" зависит от "Новгородской первой летописи". Это повторяющаяся уже информация просто для "Житийной повести", которая создается лет через 40 после смерти Александра Ярославича. Это уникальный рассказ. У шведов ни слова об этом нет. Ну, понятно, они не хотели, конечно, признаваться в своих поражениях. Правда, в "Хронике Эрика" они рассказывают, как в 1187 году карелы и новгородцы дошли до города Сиктуна, спалили его дотла; город с тех пор так и не возродили. Слышали об этом городе, да? Ну, зря, это столица Швеции была. Ну чё, ну подумаешь, уничтожили столицу Швеции... Ну, пошли немножко, погуляли... Там ворота городские захватили - они в Новгороде сейчас находятся, Новгородскую Софию украшают. Но это ж мелочь, правда, по сравнению с тем, что высадили десант, хотели захватить, проще говоря, всю Новгородскую землю. Если мы посмотрим с вами на карту, от Новгорода до устья Ижоры - знаете, сколько? Питерцы знают, потому что Питер там стоит. Сколько идет у нас поезд от Новгорода до Питера? На машине скорее, да? Ну, а так, если им добираться, это, значит, ну, по меньшей мере месяц. И неожиданно через месяц он нападает на шведов, которые даже лагерь не укрепили. Правда, тут надо сделать оговорку. Есть уникальная информация в "Лаврентьевской летописи", что, вообще, Александр Ярославич, конечно, он шведов там побил, но основная масса шведов погибла на противоположном берегу Невы, где александрову полку непроходно было. Он, вообще, руки свои в крови этих самых шведов не замарал. Класс. Предотвращена полная экономическая блокада русских земель. Это буквальная цитата из "Очерков истории СССР". Шведы, правда, потом поставят здоровенную крепость - да? Ландскрона. Бросят ее через год. Жить невозможно. Продукты все сгнили, у них началась цинга, их еще каждый день лупят эти самые карелы, ижоры, новгородцы. Жить там невозможно! Построили еще одну крепость - Выборг. Бросили через полтора года. Жить невозможно! Поэтому крепости даже строили - ничего... Но это великое событие.

О Ледовом побоище - тут особый разговор. Мы тоже все знаем, как оно происходило. Мы это своими глазами видели. И как рыцари тонули - правда, только у Сергея Михайловича. В летописях они не тонут. Надо сказать, что и в "Ливонской рифмованной хронике" тоже не тонут. Но там можно сравнить: там есть четыре независимых друг от друга рассказа русских, и есть еще "Ливонская хроника", которая рассказывает с противоположной стороны. Сличив их... Я не буду занимать ваше внимание, просто могу показать. Мы получаем верифицируемую информацию о Ледовом побоище. К чему она сводится? Я не преувеличиваю, не преуменьшаю, я точно вам говорю - это текстологически можно проверить. Александр Ярославич выбил ограниченный контингент рыцарей из Пскова - двафогта, которые сидели во Пскове по договору. Орден взял на себя функции защиты Пскова от Новгорода. Мы, кстати сказать, поэтому и Шауляйскую битву не вспоминаем 1136 года. Нечего его вспоминать, потому что там Литва разбила Орден меченосцев, который потом не возродился фактически: его слили с Тевтонским Орденом, который вообще в стороне был. Тевтонский Орден - это Восточная Пруссия, а Орден меченосцев - это Рига, а между ними - территория Литвы. Шауляйскую битву не вспоминаем по одной простой причине: Миндовг не успел прочитать наши параграфы в учебниках, которые называются "Борьба русского народа и народов Прибалтики против агрессии немецких, датских, шведских феодалов", и разбил псковичей, которые сражались на стороне Ордена, - 200 бояр псковских. Ушел каждый десятый. Нормально, да? Дальше что происходит... Александр Ярославич выбивает, значит, из Пскова этот самый ограниченный контингент и идет потом в землю эстов, чтобы вместе с ними отражать крестоносную агрессию. В зажитя. "Зажитя" - если мы посмотрим в словарях, это слово обозначает запасы продовольствия и фуража. Ну, как вы понимаете, в начале апреля они ехали косить траву туда - да? Им встретился небольшой отряд орденский, вернее, там, несколько рыцарей, потому что рыцарей полегло, извините, в Шауляйской битве больше половины Ордена. Там если осталось человек сорок - это хорошо. Им, правда, пришло еще подкрепление из Кёнигсберга. Ну, там небольшой был пограничный отряд. Они, значит, - в сражение. Вторгается Александр Ярославич, отправляя свои отряды в зажитя, а передовой полк он отправил в разгон. Это летописец пишет. Что такое разгон? В "Словаре русского языка одиннадцатого-семнадцатого веков" можете посмотреть: разбой, грабеж и разведка боем (?). С вопросительным знаком; единственная иллюстрация - отсюда, да? Ну, нехорошо сказать, что пошел грабить. Немцы написали: начал грабить эстов. Эстам не понравилось. Они отправились к дорподскому епископу. Это земли не орденские - это земли дорподского епископа, который вывел свой отряд. К ним примкнуло несколько рыцарей меченосцев, причем, судя по оценкам экспертов, в пику Тевтонскому Ордену, который заставлял их ходить на Литву; они на Литву уже не хотели ходить. Происходит сражение, во время которого Александр Ярославич побеждает. И уходит. В летописях написано: пало 400 немцев, чуди без числа (это с которыми мы отражаем крестоносную агрессию в учебниках) перебили. Вот. В немецкой хронике написано: 20 рыцарей погибло, шестеро было взято в плен. Но это очень много, учитывая, вообще, сколько там было рыцарей. Очень много. Но интереснее другое. Говорят: ну, понятно, в летописях просто все немцы учтены, а там - только полноправные рыцари. Вот тут у меня возникает еще один нехороший вопрос. В рассказе о Невской битве есть замечательная фраза: "а всего пало новгородцев и ладожан в этой битве человек 20, а, может, меньше - бог весть". Они своих 20 человек не смогли пересчитать, но точно знали, сколько перебили немцев на Чудском озере. Это уникальная информация, которой я бы вообще не доверял. У немцев они еще основывались на каких-то там архивных записях, хотя это тоже под большим вопросом - понимаете? Но это близко к истине где-то. Ну, как... Это проверяемый только с точки зрения того, что я не могу сказать: "Этого не могло быть". 400-500 человек.., ну, может быть, и пало, хотя я не знаю, вообще-то: а какова численность сражавшихся была? Это очень трудно сказать. Это уникальная информация. Кстати сказать, 5-е апреля - это дата, которая стоит в новгородской летописи. В псковской написано: 1-е апреля. Так что я не знаю, когда это произошло. На всякий случай. Да? Это уникальная информация.

То есть это довольно сложная процедура. Вы понимаете? Мы можем восстановить какие-то события, но, как это ни парадоксально прозвучит, когда мы начинаем корректно подходить к информации источников, выясняется потрясающая штука. Во-первых, авторов этих источников меньше всего волновало рассказать нам, как это было на самом деле. Детали, которые они упоминают сплошь и рядом, - это либо отсылка к другому тексту, либо уникальная информация. Восстановить, как это было на самом деле, чудовищно сложно, и в самых общих чертах. Но зато нам гораздо проще, как это ни парадоксально прозвучит, влезть к ним в голову и понять, как они это оценивали, как они это характеризовали, как они относились к тому или другому персонажу историческому, как оценивалось это событие. Понимаете? Это для монголов неважное было событие - Куликовская битва, а для нас это принципиально важное событие. Это произошел колоссальный перелом. Перелом в головах. Только после Куликовской битвы вообще мысль о том, что можно сопротивляться татарам, появляется в древнерусской литературе. В "Рассказе о битве на Калке" (три рассказа ранних - они были написаны практически сразу после битвы, и один из рассказов - чуть позже, уже после нашествия) есть только один положительный персонаж. Знаете, кто? Татары. Это бич божий, который пришел наказать половцев безбожных, которые проливали христианскую кровь. Южнорусские князья этого не поняли, пошли против Бога, за что и поплатились. Поэтому, как написано в одном исследовании, с поразительным цинизмом лаврентьевский летописец радуется по поводу того, что их князь не принял участия в этом безобразии. Да не цинизм. Они оценивают совершенно с другой точки зрения. Они еще не знают, что это такое. Они еще не знают, с кем они столкнулись. Это потом они будут думать: а кто это такие? И, может быть, это как раз вот народы последних времен, которые должны придти перед Концом Света? Это именно так и воспринимается. И поэтому во всех рассказах о захватах русских городов речь идет об одном. Главный персонаж, на которого следует ориентироваться... Это только верхушка: это те, кто пишут летописи, это князья, это, как это говорят, низшие слои населения, простые горожане, крестьяне. Нет, главный персонаж, главный ориентир - это многострадальный Иов. Надо потерпеть, принять мученическую смерть. Вопрос только: с мечом в руках или без? Сопротивляться бесполезно. Бесполезно. "Как Господь годе, так тому и бысть", - прямая цитата из пророчества Иова. Все. И поэтому... Я понимаю: героическое сопротивление. Конечно, было. Конечно, было. Но мы не можем брать эти тексты, пересказывать их и верить, что это было так, это было так, это было так. Что-то мы знаем по археологическим материалам, что-то мы знаем по свидетельствам, которые пересекаются, потому что этот поход зафиксирован в целом ряде источников. Но это несколько иная история, и история гораздо более научная, хотя, может быть, и не такая красивая, как нам хотелось бы. Уникальную информацию, еще раз повторяю, желательно использовать осторожно, со словами: "так могло быть, потому что об этом рассказывает такой-то источник". А что касается информации верифицируемой - пожалуйста, это надежная основа, которую можно найти и в том же самом рассказе, скажем, о Грюнвальдской битве, и в рассказе, скажем, о Ледовом побоище. С Невской битвой хуже. Прямо могу сказать: хуже, потому что там в деталях вряд ли это мы когда-то узнаем. Сражение было, судя по всему, шведы о нем даже не вспомнили. Их волновало больше другое: что, скажем там, один из ярлов Йон девять лет не снимал доспехов, сражался с проклятыми этими новгородцами, карелами, которые без конца нападали на Швецию. Через 9 лет он, наконец, вернулся домой. Жена обрадовалась. Рано радовалась: в ту же ночь напали новгородцы и убили его. Биргер вынужден был построить крепость, которая предохраняла внутреннюю Швецию от походов новгородцев. Называется она Стокгольм. Понимаете? Ну, конечно, сложные отношения. При этом шведы не воспринимаются в новгородских источниках как враги. Нам это странно, а для них это нормально. Наоборот, где-то они называют шведов спасителями. Во время страшного голода в Новгороде шведы привозят хлеб в Новгород. В той же самой Сиктуне, там, есть двор русских купцов, есть православная церковь. Все нормально. Никаких проблем. Александр Ярославич через 2 года после Ледового побоища получает два письма от Папы Римского, в которых Папа Римский благодарит Александра за разрешение поставить католический храм во Пскове, причем, судя по тону, речь идет чуть ли не о учреждении епископской кафедры. При этом он ссылается на то, что Ярослав Всеволодович принял католичество, и правильно сделал; хорошо бы и Александру Ярославичу принять. Но Александр Ярославич не принял. Ну, вопрос, конечно, там, принял Ярослав Всеволодович католичество или нет - об этом рассказывал Плано Карпини, который, в общем-то, отчет о командировке в дальние страны писал; ну, вот беседовал он с ним, уговаривал и сообщал Папе о том, что тот якобы поддался на уговоры. Кто его знает? Уникальная информация. Я бы на ней не настаивал.

Во всяком случае, мы с вами более-менее ясно видим: историки работают с собственными реконструкциями. От качества этих реконструкций зависит то, как мы поймем эту историю. Информацию для этого нам дают источники. Но информация эта - ее надо четко раскладывать на три составляющие: информация верифицируемая, на которой все базируется, информация уникальная, которую мы можем использовать, но с оговорками и с десятком проверок, и, наконец, информация повторяющаяся, которая рассказывает нам о том, как это все воспринимали, как характеризовали, как оценивали современники этих событий и их ближайшие потомки. На этом я заканчиваю. Спасибо.

--------
Вопросы из зала и ответы на них.
--------

- Да, спасибо большое. А правильно ли я понимаю, что рассказ, который мы выслушали, ни в коем случае не имел целью отвратить слушателей от занятий историей?

- Напротив. Я думаю, что это как раз должно показать, насколько это сложное и интересное занятие. Вот вы знаете, занимаясь этими вопросами, я бросил читать то, что когда-то очень любил читать: фантастику там, детективы. Это почище любого детектива, потому что вот эти вот характеристики - они позволяют нам влезть в такие дебри: отношения между этими людьми... Понимаете? Понять, как они думали. Ведь история - это довольно хитрая наука. Зачем мы ее изучаем? Знаете, это тоже хитрый вопрос. Когда-то Эвальд Васильевич Ильенков, а..., вру, вру, это Арсений Владимирович Гулыга, такой философ с историческим образованием, написал две книжки: это "Эстетика истории" и "Искусство истории". В одной из них он написал очень интересную вещь. Он сказал: "История - самая честная наука из всех наук". История - это лицо науки, обращенное к человеку, потому что чем бы человек ни занимался: радиофизикой, химией, биологией, - в конечном итоге его интересует только одно - это он сам. Вот история честно говорит: нас интересует человек, а, еще точнее, - я сам. И поэтому занятие историей - это всегда интересно, это всегда полезно, потому что мы занимаемся с