Политические идеалы евразийцев

Среди социально-философских движений, рожденных российской эмиграцией, наиболее часто привлекающих сегодня внимание исследователей, выделяется самобытное и оригинальное движение, получившее название «евразийство». Евразийство зародилось в 20-е годы, потенциал создателей евразийской идеи, научных деятелей из различных областей знания, таких как Г.В.Флоровский, Н.С.Трубецкой, П.Н.Савицкий, Л.П.Карсавин, Я.А.Бромберг, П.М.Бицилли и др., был так велик, что мыслетворчество их не угасло со временем и продолжает давать современным ученым в области философии, социологии, политологии пищу для размышлений. Сегодня, когда история снова поставила Россию перед выбором национально-государственной идеологии, необходимой для интегрирования разобщенных частей суперэтноса в единое сообщество, политические идеи евразийцев являются достаточно актуальными.

В основу евразийского учения легли четыре идеи: 1) утверждение особых путей развития России как Евразии; 2) идея культуры как «симфонической личности»; 3) обоснование идеалов на началах православной веры; 4) учение об идеократическом государстве. Главным «нервом» предложенной концепции и движения была идея, что России и населяющим ее народам предопределено особое место в человеческой истории, предначертан особый исторический путь и своя миссия.

Идея особой миссии России обосновывалась учением о ее особом «месторазвитии»: русские люди, как и все народы «российского мира», не есть ни европейцы, ни азиаты. Авторы новой концепции называли их евразийцами, усматривая культурное единство этих народов в их географической и этнографической целостности.

«Россия представляет собой особый мир. Судьбы этого мира в основном и важнейшем протекают отдельно от судьбы стран к Западу от нее (Европа), а также к югу и востоку от нее (Азия). Особый мир этот должно называть Евразией. Народы и люди, проживающие в пределах этого мира, способны к достижению такой степени взаимного понимания и таких форм братского сожительства, которые трудно достижимы для них в отношении народов Европы и Азии».

В отличие от славянофилов евразийцы считали, что русская нация не может быть сведена к славянскому этносу, что в ее образовании большую роль сыграли тюркские и угро-финские племена, населявшие единое со славянами «месторазвитие» и постоянно взаимодействовавшие с ней. В результате сформировалась русская нация, которая приняла на себя инициативу объединения разноязычных этносов в единую многонародную нацию евразийцев и объединения Евразии в единое государство – Россию. «Национальным субстратом того государства, которое прежде называлось Российской Империей, а теперь называется СССР, - писал Трубецкой, - может быть только вся совокупность народов, населяющих это государство, рассматриваемая как особая многонародная нация и в качестве таковой обладающая своим национализмом. Эту нацию мы называем евразийской, ее территорию – Евразией, ее национализм – Евразийством».

Категорически отвергая западничество и одновременно его славянофильскую альтернативу, евразийцы декларировали свою «серединную позицию: «Культура России не есть ни культура европейская, ни одна из азиатских, ни сумма или механическое сочетание из элементов той и других… Ее надо противопоставить культурам Европы и Азии как серединную евразийскую культуру», суть выбранной ориентации состояла, таким образом, в том, что евразийцы не хотели смотреть на Россию как на культурную провинцию Европы. Европейская культура заняла место критикуемой. Во-первых, за ней отрицалось качество общечеловеческой. «Европейская цивилизация не есть общечеловеческая культура, а лишь культура определенной этнографической особи, романо-германцев, для которой она и является обязательной». Во-вторых, европейская культура оценивалась как упадочная, разлагающаяся и ведущая человечество в тупик, о чем свидетельствуют ужасы прошедшей войны и разрушительные силы русской революции, порочные идеи которой зародились именно на Западе.

Излагая историю России в рамках истории Евразии, евразийцы существенно дополни ее новым элементом – развитием в «пространстве», выявив, чего до этого никто не делал, что «месторазвитие» так же принадлежит истории, как и сам народ. Специфика евразийской культуры и ее будущее связывались с заложенной в ней возможностью реализации на разных исторических этапах альтернативных ориентаций – западной и восточной, а субъектом ее назывался круг народов «евразийского мира», между которыми российский народ занимает «срединное» положение в силу внутренней связи их культуры и жизни. Однако акцент ставился на освещении роли «азиатского элемента» в судьбах России и ее культурно-историческом развитии, что подводило к шокирующему общественное мнение выводу – «без татарщины» не было России.

«Татарщина, будучи «наказанием Божьим», повлияла на быт, образ жизни, психологию народа, на его социальную организацию и государственной устройство, но одновременно, считали евразийцы, была нейтральной культурной средой, принимавшей всяких богов и терпевшей любые культуры. Она не замутила чистоты национального творчества. «Великое счастье Руси, - писал Савицкий, - что в момент, когда в силу внутреннего разложения она должна была пасть, она досталась татарам и никому другому». Разделяя эту позицию, Трубецкой считал основателями Русского государства не киевских князей, а московских царей, ставших восприемниками монгольских ханов.

Краеугольным камнем евразийства является учение о государстве. Его разработка наряду с Л.П, Карсавиным принадлежит специалисту в области философии и права Н.Н. Алексееву. Евразийская культура выдвигает идею – «государства нового типа», реализующее единство и цельность всех сфер нецерковного евразийского мира. Сфера государства есть сфера силы и принуждения. Более того, евразийцы уверены, что чем здоровее культура и народ, тем большей властностью характеризуется его государство. Абсолютизируя функции церкви в духовной жизни, евразийцы идеализировали и абсолютизировали роль государства в сфере общественной жизни. Согласно их воззрениям, государство – это и есть сама культура в ее единстве, иными словами, государство объемлет все сферы жизни общества. Даже в провозглашенной частной системе хозяйствования последнее слово остается за государством, выступающим в роли верховного хозяина – общества, позволяющего вмешиваться (управлять, планировать, координировать, давать задания) во все сферы хозяйственной жизни ее субъектов.

Для того, чтобы успешно решать возложенные на него задачи, государство должно обладать не просто сильной властью, но властью, сохраняющей в то же время связь с народом и представляющей его идеалы. В учении евразийцев ее субъектом является «демократический правящий слой», формируемый путем «отбора» из народа, связанный с ним одной идеологией (мировоззрением) и потому способный выражать его подлинные интересы. Демотическая власть принципиально отличается от европейской демократии, основанной на формальном большинстве голосов, поданных за того или другого представителя власти, связь которой с народом в большинстве случаев на этом заканчивается. Государство, основанное на «демотическом правящем слое», вышедшем из народа и связанном с ним одной идеологией, определялось как идеократическое. В нем, как заявил Л.П. Карсавин, «единая культурно-государственная идеология правящего слоя так связана с единством и силой государства, что ее нет без них, а их нет без нее».

Выдвинутый из недр народа правящий слой для выполнения властных функций неизбежно должен противопоставить себя народным массам, которые имеют склонность к стихийным и деструктивным действиям. Выполнение этой функции требует от правящего слоя безоговорочной координации усилий. На это и направлен особый тип «отбора», внутренним законом жизни которого является жесткое подчинение дисциплине и сохранение «чистоты рядов» на основе преданности общему мировоззрению, возведенному в ранг абсолюта и потому не допускающему критики и инакомыслия.

Нетрудно заметить, что евразийское учение о государственном устройстве в значительной мере опирается на опыт государственного партийного строительства СССР. Евразийцы открыли для себя в большевистской партии «испорченный» идеей коммунизма прообраз идеократической партии нового типа, а в Советах – представительный орган власти, способный направить стихийные устремления масс в заданное правящим слоем русло. Крайне негативно относясь к коммунистической идеологии как к прозападной, атеистической, антинародной, евразийцы начали различать коммунизм и большевизм. Поэтому свою задачу они видели в том, чтобы вытеснить чужеродную коммунистическую идеологию, заменив ее идеологией евразийской. Провозгласив свою политическую программу, евразийцы вступили на опасную тропу «политических игр» с НКВД, который до поры до времени допускал подобные игры. Но со временем евразийцы оказались перед дилеммой: принять его покровительство или встать на путь открытой борьбы с ним. Евразийцы избрали «третий путь», сделав попытку «переиграть» НКВД. Результат, как и следовало ожидать, оказался трагичным – и для движения в целом, и для его руководителей.

Учение об идеократическом государстве во многом объясняет отношение евразийцев к большевизму и к тому, что происходило в новой России. В революции, в ее размахе и разрушительной силе евразийцы увидели глубокий процесс преодоления насильственной европеизации России, начатой Петром Великим.

Таковы были политические и идеологические основы евразийства. Нетрудно заметить, что они были отличны от доктринальных основ и славянофильства и западничества: они были связаны с поисками своего, третьего способа решения проблемы. Но третьего не было дано, стремление найти свое, особое решение оказалось лишенным жизненных оснований, а построенная на этих устремлениях политическая модель развития России – очередной социальной утопией.