О зрелом мастерстве Рублева как иконописца дает наиболее полное представление погрудный Звенигородский чин, от которого сохранились лишь иконы Спаса, архангела Михаила и апостола Павла (ГТГ). Иконы, как античные мраморы, не утратили художественной ценности из-за своей фрагментарности. Если этот чин был создан вскоре после чина Благовещенского собора, то можно считать, что Рублев хотел в нем не только состязаться с Феофаном в мастерстве, но и противопоставить глубокомыслию и темпераментности гениального грека чуткость к красоте русского художника, доверие к благородству человека, открытый, светлый взгляд на мир. Фигуры Звенигородского чина покоряют редким сочетанием изящества и силы, мягкости и твердости, но больше всего своей обаятельной человеческой добротой.
«Спас»
После нахмуренного, почти жестокого и безжалостного Христа «Спас Ярое Око», перед рублевским Спасом можно ощутить наступление нового века, новых, более гуманных нравственных законов. Не столько в типе лица, сколько прежде всего в нравственном облике Спаса Рублев выразил эту перемену. Со своим благообразным лицом, открытым, прямым взглядом Спас приветливо взирает на людей.
|
|
Византийский Пантократор, сидя на троне, грозным взглядом огромных нахмуренных глаз как бы не допускает человека приблизиться к себе, он держит его на почтительном расстоянии. Перед иконой Спаса Звенигородского чина мы чувствуем себя лицом к лицу перед ним, мы заглядываем ему в глаза, чувствуем близость к нему, как в Псалмах Давид: «Куда пойду от духа Твоего, и от лица Твоего куда уйду» (Пс. 138, 7).
Кроткое выражение лица сочетается в рублевском Спасе с твердостью его осанки. Несмотря на плохую сохранность этой иконы, бросается в глаза одна черта ее построения: фигура Спаса передана в трехчетвертном повороте, между тем его лицо и, в частности, глаза, нос, губы, поставлены строго en face. Соединением двух точек зрения в иконе Рублева достигается редкая многогранность образа. В нем есть и действенность и движение, поддержанное мягко струящимся ритмом контуров корпуса, и вместе с тем перед нами как бы навеки застывший лик так называемого «Нерукотворного Спаса».
«Архангел Михаил»
Русоволосый ангел в розовом хитоне и светло-голубом плаще нежно склоняет кудрявую голову. В его полуфигуре, обрисованной плавными, мягко струящимися контурами, столько человеческого обаяния, точно в земном своем облике он обрел высшее блаженство и ему неведомо стремление к «горнему» миру.
Фигура апостола Павла отличается величавым спокойствием. Этот мудрец с высоким открытым лбом склоняет голову не столько потому, что молит Христа, сколько потому, что погружен в раздумье. Мягкое течение широкодужных контуров подчеркивает в его облике гармоничность и завершенность.
|
|
Несмотря на фрагментарность Звенигородского чина, все три фигуры его составляют нечто целое. Здесь можно заметить признаки того стремления к целостности композиции, которое и позднее составило славу рублевских произведений. Вместе с тем эта слитность не означает сглаживания различий: в Христе подчеркнуто, что он высится прямо и строго, в фигуре ангела — что он женственно покорен, в фигуре Павла преобладает сдержанность, свойственная зрелому возрасту.