Постструктурализм как философская основа литературы постмодернизма

Уже в неоавангардной среде конца 1950-х годов сформировались тенденции к развенчанию не только по-прежнему прочных позиций реализма, но и подрыва самих эпистемологических основ литературы «репрезентации», то есть литературы, соотносящей образ, «знак» с действительностью (т.е. «референтом» означаемого, если прибегнуть к семиотической терминологии). Под этот тип подпадал и модернизм, достигший к середине ХХ века апогея и перешедший в стадию «сакрализации», а значит, культурной смерти. Первым шагом гуманитарной мысли на пути к освобождению от «означаемого» стала стадия структурализма, избавившего литературу от «романтических» мифов – связи с историей, национальной и авторской индивидуальностью. Французские структуралисты, возглавившие это движение (К. Бремон, ранний Р. Барт, А.-Ж. Греймас и др.), искали и находили в текстах различных эпох и жанров универсальные, вневременные структуры, знание которых должно было открыть ключ к всеобщей «генеративной грамматике» текстов. Этот поворот к структуре был куплен «смертью автора» (Р. Барт), больше не являвшегося сакральным источником текста и превратившегося в инструмент языка, «скриптора».

Однако опыт анализа конкретных текстов очень быстро доказал, что универсальными структурами обладают лишь фольклорные тексты и тексты массовой литературы, которые и производятся на основе жестких жанровых стандартов («структур»). Как бы то ни было, сам феномен структурализма свидетельствовал об осознании «смерти субъекта», т.е. окончательном отказе западной культуры от Индивида с большой буквы, конструкта ренессансно-буржуазного Нового времени. Такое самосознание лишь доказывало оправданность опасений таких глубоких художников, как Кафка, Сартр, Т. Манн, Г. Гессе: распад «я» и утрата самоидентичности стали реальностью.

Следующим, более радикальным шагом на пути отказа от смысла и личности, истины и истории стало формирование теории постструктурализма. Р. Барт одним из первых совершил переход от безличной структуры к безличной игре означающими: текст как самодостаточная плюралистическая реальность вытеснил и автора, и затекстовую действительность. Однако наиболее радикальным идеологом борьбы с логоцентризмом стал Ж. Деррида, нашедший в Европе и США массу сторонников и слывший властителем дум вплоть до начала 1990-х годов. Он предложил стратегию тотальной деконструкции всех систем – художественных, политических, научных – с целью выявления их идеологической заданности. Ж.-Ф. Лиотар обозначил это состояние эпистемологической неуверенности, скепсиса «состоянием постмодерна»: в философском словоупотреблении «модерн» обозначал эпоху торжества рациональности (Новое время).

В области филологического анализа текста стратегию постструктуралистской деконструкции предложила также Ю. Кристева, которая адаптировала идеи «карнавала» и «диалога» М. Бахтина. В ее интерпретации (статья «Бахтин: слово, диалог, роман) новая культура представлялась как диалог – текстов, идей, автора и читателя, а прежняя, «авторитарная» культура, базировавшаяся на метафизическом центре (Бог, Разум), - как «монологическая». Именно Кристева придает приему «интертекстуальность», известному литературе со времен ее зарождения, новый, идеологический смысл: для постмодерниста больше не существует категории «оригинального» - все тексты уже написаны, слова сказаны, и всякое новое высказывание неизбежно является диалогом с предшествующими текстами. Подобное выдвижение текста в ценностный центр получило позже в гуманитарной мысли название «пантекстуальность».