Глава седьмая наперекор скуке

— Каждый день одно и то же, — ворчал Маквиджик, бесшумно опуская весло в воду. — Если бы не чертова луна, мы бы и не знали, что время проходит.

— Да, проходит, — кивнул сидевший напротив Бикельбрин. — Костями чую.

— А я — вот этим местом, — добавил Маквиджик и потрогал свой плоский широкий нос, который стал несколько шире и площе от удара, полученного двадцать восемь дней тому назад.

Он прилепил на переносицу кусочек застывшего клейкого сока, заживляющего раны. Это снадобье давали деревья, которые росли повсюду на островах. Уже несколько дней такой компресс был ему не нужен, но как раз перед возвращением на остров Часовни гном водворил его на место в качестве напоминания Прагганагу.

— Вы что, всю дорогу балаболить собираетесь? — раздраженно спросил Прагганаг, который сидел на корме, примериваясь к топору с деревянной ручкой, одному из немногих металлических орудий, сохранившихся на озере в целости за сотню лет. — Теперь весь Митранидун будет знать, что мы плывем. А ну как за нами погонятся варварские баркасы? Это вам не комар чихнул!

— Все, у кого осталась хотя бы капля мозгов, уже спят, — ответил Бикельбрин.

— Но это не про нас, точно? — спросил Маквиджик, и остальные рассмеялись.

Только Прагганаг сердито прищурился, так что глаза почти исчезли за густыми бровями, и с негодованием посмотрел на Маквиджика.

Тот, не обращая на него внимания, снова поправил примочку на носу.

— А монах-то неплохо тебя отделал! — заметил Бикельбрин, и три других поври повернулись к Прагганагу.

— Да уж, когда я смеюсь, нос еще болит, — ответил Маквиджик.

— Это хорошо, что, кроме тебя, никому не смешно, — рявкнул Прагганаг, чем вызвал новый взрыв хохота.

Маквиджик смеялся громче всех. Поври были самой суровой расой на свете, но умели ценить эти минуты веселья, даже если самые колкие шутки были нацелены на них.

Через мгновение смех стих, и гномы вновь сосредоточились на гребле.

— Нам бы надо построить баррельбот, — спустя некоторое время предложил Маквиджик. — Вот отправимся на нем по озеру, то-то людишки затрепещут.

Баррельботом поври называли морское судно, похожее на огромный бочонок, большая часть которого располагалась ниже уровня воды. Внутри в несколько рядов стояли скамьи. Сидя на них, неутомимые карлики крутили педали, вращая винт на корме и тем самым приводя в движение корабль. Один вид баррельбота или даже его обломков заставлял бледнеть весьма отважных капитанов. Ведь традиционным для поври способом ведения морского боя был таран.

— Ты, видать, шутишь, — отвечал Бикельбрин. — Тролли, конечно, порадуются, но война будет не на жизнь, а на смерть.

— Точно, — согласился другой поври. — Пошлешь на дно одну варварскую лодку, скормив команду троллям, и против нас объединятся все острова. А наша скала Красного Колпака не такая уж большая.

Маквиджик значительно кивнул, показывая, что его слова нельзя воспринимать всерьез. Ему, как и всем, были прекрасно известны негласные законы островитян. Главный из них заключался в том, что ни поври, ни альпинадорцы, ни абелийцы не имели права топить своего противника. В мутных водах Митранидуна за бесконечным потоком крошечных пузырьков скрывались поистине страшные тайны. Часто в озере замечали гигантских рыб или змей, а стоило случиться кораблекрушению, как ледниковые тролли мгновенно оказывались тут как тут.

Никому не удавалось долго продержаться в воде Митранидуна, поэтому борьба между островами велась с соблюдением цивилизованных правил.

— Просто захотелось снова почувствовать педали под ногами, — примирительным тоном добавил Маквиджик.

— Это да, — согласился Бикельбрин, а за ним и еще один гном.

Только трое из шестерых, бывших на плоту, видели мир за пределами озера и на практике знали, о чем речь. Прошло больше века с тех пор, как кровавые колпаки поселились на Митранидуне. С восьмидесяти их число уменьшилось до семидесяти шести, но гномам удалось вернуть сердца почти всех своих сорока с лишним товарищей, убитых еще до принятия негласных законов в схватках с троллями и варварами.

Сердце было ключевым элементом в необычном и волшебном способе воспроизводства поври. Прибавив к нему соответствующее количество камней — многочисленные скалы из застывшей лавы прекрасно для этого подходили — и месяц древних магических ритуальных песнопений, гномы могли сотворить саму жизнь и вдохнуть ее в преемника погибшего.

Дома, на Обветренных островах, где было достаточно женщин, к Сепульхеру — так назывался ритуал — прибегали редко. Здесь же племя могло сохранять силу только благодаря ему, ибо из множества женщин осталось всего три. По какой-то загадочной причине Сепульхер почти всегда приводил к рождению мальчика, даже если сердце было женским.

Вернувшись с острова Часовни, гномы подготовили и похоронили сердце Регвеньо вместе с куском скалы, и таинство началось. Как раз в этот день, прямо перед их отплытием, из Сепульхера, как стало называться и само место захоронения, послышалось первое громыхание. Появление сына Регвеньо ожидалось через пять месяцев, но уже по этим звукам стало ясно, что из малыша выйдет такой драчун, что родитель мог бы гордиться.

— Я ведь с трудом помню, как это бывает по-другому, — произнес Маквиджик. — Из ста тридцати моих рождений сто пять было уже на озере.

Сидевший позади него гном, единственный, кто прибыл на Митранидун вместе Маквиджиком и Бикельбрином, задумчиво поглядел на северо-запад, в сторону высокого ледника.

— Мы с братом Хейкалнаком специально плаваем туда, чтобы почувствовать настоящую холодную воду. Вот уж не думал, что буду скучать по ледяной пучине Мирианского океана, — пожаловался он.

— Твоя правда, — согласился Бикельбрин.

— А я надеюсь, что еще вернусь туда, — сказал Маквиджик, и все, включая его печального соседа, посмотрели на него в изумлении.

— Ну не дурак ли ты, Маквиджик! — подал голос с кормы Прагганаг. — Только ступишь на берег, и кровь тут же застынет у тебя в жилах. Или ты возомнил себя ледниковым троллем? Хороша надежда, как бы поскорее сдохнуть!

— Вот-вот, — согласился сосед Маквиджика. — Мы ведь даже не знаем, в какой стороне этот чертов Мирианский океан! Одни говорят, на востоке, другие — на западе. А сколько сотен пало в экспедициях на большую землю, которую жрецы называют великолепной? Если бы не Митранидун, нам всем пришел бы конец.

— Если не от варваров и монстров, то уж точно от холода, — кивнул Бикельбрин, но тон его заметно разнился с испуганными интонациями спутника.

Бикельбрин и Маквиджик заговорщически переглянулись. Они часто раздумывали над тем, как покинуть Митранидун, а последнее время стали в открытую заявлять, что смерть, пусть даже без Сепульхера, не намного хуже, чем скучное прозябание на туманном озере.

— Когда звезды на землю с неба взглянут, — затянул песню один из гномов.

— Двадцать воинов плечом к плечу встанут, — подхватил второй, выводя мотив торжественного военного гимна поври, в котором все заканчивалось плохо.

— О нет, только не эту песню! — вскричал еще один карлик. — Сегодняшняя ночь будет веселой, дурачье! Ведь нас ждет не война, а разминка!

— За которую Прэг поплатится лицом, — съязвил запевала.

Все опять засмеялись, кроме Прагганага, конечно, который испепеляющим взором смотрел на остальных, продолжая точить лезвие топора о брусок, но скрежет потонул в общем хохоте.

Ночь выдалась темная, и очертания острова Часовни были едва различимы в тумане. Однако гномы уверенно держали курс. Мало кто мог сравниться с поври в мастерстве мореплавания, даже когда дымка поднималась над Митранидуном так высоко, что почти полностью скрывала звезды.

— Ха, похоже, наш монашек будет драться, — заметил Бикельбрин, прервав долгое молчание, в течение которого слышался только мерный плеск весел о воду, и указывая вдаль, где за слоистой мглой виднелось одинокое пламя факела.

— Бьюсь об заклад, что он привел с собой полсотни дружков, — проворчал Прагганаг.

— Тогда поохотимся на славу, и мой берет скажет мне спасибо, — отозвался Маквиджик. — В любом случае причаливаем. Если там будет засада, то сразу же пускай в ход свой топор, Прэг, и мы быстро с ними покончим.

Кормик не слышал, как приближался плот. Ночной бриз наполнял его уши плеском волн, ударявшихся о скалистый берег. Прошло несколько часов ожидания, догорал второй факел, и монах уже давно перестал вглядываться в темную даль озера. Он сидел на песке, опершись спиной о большой камень, и смотрел в небо, которое виднелось то тут, то там сквозь серые завитки тумана. В руках юноша вертел два самоцвета, гематит и магнит, то и дело прижимая их друг к другу. Власть магнита заключалась в силе притяжения, которой Кормик часто пользовался, чтобы искать на пляже и отмелях, разбросанных вокруг острова Часовни, разные металлические предметы. Благодаря магниту он начинал чувствовать металл и уже нашел много монет, старинного оружия и инструментов. А еще этот самоцвет позволял притягивать небольшие металлические изделия к руке.

В эту ночь ничего найти не удалось, хотя Кормик особенно и не старался. Поиски были лишь предлогом, чтобы выйти из церкви, не вызывая подозрений у братии. Как только солнце село, он даже перестал делать вид, что занят с магнитом. В голове вертелся только один вопрос: вернутся поври или нет?

Но даже раздумья о предстоящем поединке улетучились, когда на небе засверкали звезды, а туман еще не успел подняться высоко и окутать их сплошной пеленой. Как часто Кормик терялся в сиянии этих небесных огней, уносясь мыслями в те времена, которые провел в Вангарде, в Пеллинорской часовне, и за заливом, в часовне Абеля, главном аббатстве его церкви. Те дни были такими хорошими, наполненными страстью. Полный замыслов и воодушевления, с широко распахнутыми глазами и открытым сердцем, он с головой окунулся в жизнь часовни, ловя каждую деталь, каждое суждение, принимая на веру каждый догмат и каждое чаяние в наставлениях блаженного Абеля.

«Куда подевался этот всепоглощающий огонь надежды?» — задавался вопросом Кормик.

Провожая один за другим долгие и тяжелые дни, он все чаще поддавался унынию. Любовь к острову Часовни и к озеру по имени Митранидун давно прошла. Монах не чувствовал душевного подъема, когда был закончен очередной этаж каменной церкви, потому что знал: никто, кроме братьев и их слуг, сюда не придет. Он не заслушивался проповедями брата Джавно или отца де Гильба, даже когда они зачитывали его любимые отрывки из учений блаженного Абеля. Кормик не питал отвращения ни к кому из собратьев-миссионеров. Джавно, например, ему очень нравился. Но юноша понимал, что они не смогут вернуть ему вдохновение. В глубине души он догадывался, что они исказили смысл экспедиции в Альпинадор. Их направили проповедовать, учить и обращать в свою веру язычников, но радужные надежды не оправдались. Варвары не хотели ничего слышать, и отчуждение переросло в открытую вражду. Зная соседей-островитян лучше, чем любой другой абелиец с острова Часовни, Кормик был уверен в том, что их миссия потерпела крах окончательно и бесповоротно.

Вражда только усугубится.

Души варваров спасти не удастся.

— Ах, Милкейла, ты была моей последней надеждой, — прошептал Кормик, подходя к кромке воды, чтобы выбросить ненужную гальку.

Но слова застряли у него в горле, когда сквозь неровную дымку проступили волосатые и морщинистые лица кровожадных поври.

Кормик торопливо отряхнул песок с платья.

— Так, значит, ты готов, — вместо приветствия сказал Маквиджик. — Один? — спросил он, подходя ближе, так что юноше пришлось отступить на шаг, и оглядываясь кругом.

Кормик кивнул, посмотрел на остальных прибывших и заметил позади них своего предполагаемого противника. Тот злобно усмехался, постукивая о ладонь деревянной дубинкой. На какую-то секунду юношей овладела паника, колени задрожали, а в мозгу закружилась одна мысль: «Надо бежать что есть мочи!»

— Ты один? — повторил вопрос Маквиджик, хлопнув монаха по бедру.

Инстинктивно Кормик отскочил в сторону, и гномы в момент ощетинились. Юноша ждал повторной атаки, но ее не последовало.

— Ну так как? — потребовал Маквиджик.

— Да, один, — пробормотал Кормик. — Я же дал слово.

— Положим, слова ты не давал, но и не возражал, — ответил Маквиджик. — Хотя попробовал бы ты возразить! Живо поплатился бы кровушкой.

Гномы загоготали, а Кормик нервно сглотнул.

— Что ж, раз ты счел долгом сдержать слово, это хорошо. Для человека, я имею в виду, — заметил Маквиджик.

— Значит, у тебя есть честь или совсем нет мозгов, — добавил Бикельбрин, чем вызвал очередной взрыв смеха. — Про людей мы чаще думаем второе.

Всеобщее веселье прервал Маквиджик.

— Покончим с этим. — Он кивнул Прагганагу, который тут же вышел вперед, держа наготове оружие.

Затем гном повернулся к Кормику.

— Знаешь правила?

— Нет.

— Значит, знаешь, — хмыкнул Маквиджик, и гномы снова осклабились.

Один только Прагганаг имел такой свирепый и воинственный вид, что у Кормика кровь стыла в жилах.

— Прагганаг собирается прикончить тебя, так что имей в виду: проиграешь — прощайся со своей кровушкой. Сам можешь делать с ним, что хочешь, мы не станем вмешиваться. Убей, размозжи ему голову, делай что угодно. Если победишь, получишь в награду его колпак.

— Что еще за шутки! — рявкнул Прагганаг.

— Он поплатится жизнью, а тебе жалко колпака, — возразил Маквиджик.

— Да этот берет гораздо ценнее, чем его поганая жизнь!

— Значит, сначала он убьет тебя, а потом все равно заберет его себе!

— Как шакал!

Маквиджик собирался что-то ответить, но передумал, улыбнулся юноше и отошел в сторону.

Кормик, в свою очередь, хотел было уточнить, не придется ли ему в случае победы отбиваться от остальных поври, но прежде, чем он успел открыть рот, взбешенный Прагганаг с ревом бросился на него, размахивая дубинкой.

Кормик увернулся от нескольких ударов, затем пару раз перекувырнулся, отступая, ибо другим способом уйти от натиска соперника было невозможно. Наконец он вспрыгнул на небольшую груду камней и даже успел развернуться, чтобы занять оборону, прежде чем Прагганаг, свирепо рыча, приблизился к нему.

— Ты будешь драться или бегать? — спросил гном.

В следующую секунду Кормик уже набросился на него и, рискуя попасть под удар дубинки, хлопнул по лицу сначала слева, потом справа. От неожиданности карлик оторопел, и монах молниеносно отскочил назад, запрокинув голову, чтобы дубинка не задела ее. Когда грозное оружие пронеслось мимо, он схватился за него и стал пригибать к земле, а левой рукой резко ударил поври по волосатому лицу и тут же снова подался назад, опасаясь контратаки слева.

— Три-ноль в пользу парня, — засмеялся Маквиджик.

Но Прагганаг только фыркнул, будто ничего и не почувствовал. Издав рык и неистово размахивая дубинкой, он опять пошел в наступление. Кормику оставалось лишь уклоняться и отступать.

— Хватит мельтешить! — поддразнивал его Прагганаг.

Вдруг гном рванул вперед, размахнулся и со всей силы обрушил дубинку на врага, но монах оказался слишком далеко. Более того, поври с удивлением обнаружил, что оружие выскользнуло из его рук и улетело неизвестно куда, а Кормик уже развернулся и идет прямо на него. Подпрыгнув, юноша обрушил на гнома двойной удар ногами — в голову и в грудь, — от которого тот отлетел назад и повалился на землю.

Прагганаг перевернулся на живот и попытался встать, но тут же больно получил коленом по голове, потом еще и еще. Даже когда гном впился зубами Кормику в ногу, монах сумел проворно освободиться, так что на коже остались лишь царапины.

Кормик навалился на Прагганага и стал заламывать ему руки. Обычно это гарантировало победу, потому что вся верхняя половина туловища противника становилась беспомощной, но Кормик еще ни разу не применял двойные тиски — так назывался прием — к поври.

С невероятным усилием Прагганаг поднялся на ноги. Кормик, оказавшийся на нем верхом, пытался раскачиваться и вертеться, чтобы враг потерял равновесие, но Прагганаг, будто обезумев, закружился то влево, то вправо, то опять влево, стуча тяжелыми ботинками по камням.

Кормику показалось, будто он объезжает быка. Ноги его болтались в воздухе, и, когда Прагганаг вдруг пустился бежать, с ним ничего нельзя было поделать. Юноша сполз по спине гнома немного вниз, пытаясь затормозить ногами, но тщетно. Поври со страшным ревом мчался куда-то. Внезапно на полном ходу он наклонился вперед, крепко ухватил своего назойливого седока за запястья и взвалил на себя, как мешок. Кормик разгадал его намерение в самый последний момент, когда увидел, что они несутся прямо на скалы. С безрассудством, свойственным только этому народу, Прагганаг врезался в них, буквально припечатав бедного юношу к самой большой глыбе.

На долю секунды оба замерли, напоминая раздавленный помидор, а потом свалились на песок.

«Вставай!» — приказал себе Кормик, с трудом выбираясь из-под камней и хватая ртом воздух.

Он плохо понимал, где он и кто эти гогочущие карлики в кроваво-красных беретах, но отчетливо осознавал одно: если не подняться, то ему конец.

Не успел монах встать с колен, как на него обрушился удар дубинки. Отчасти инстинктивно, отчасти благодаря долгим часам обучения военному искусству Кормик успел защититься левой рукой. Острая боль пронзила все его тело, но тренированные мускулы послушно и четко выполняли заученные движения.

Левой рукой он схватился за нижнюю часть рукоятки дубинки, правой — прямо над местом, где ее держал противник, и вывернул оружие из рук Прагганага. Крякнув, Кормик с размаху поразил его толстым концом дубинки прямо в глаз. Голова карлика откинулась назад, он зашатался. Но абелиец не отставал, осыпая врага все новыми ударами. Прагганаг пятился, уворачиваясь и защищаясь, пока в конце концов не повалился на землю, чем вызвал ободрительные возгласы Маквиджика и остальных.

Кормик в душе праздновал победу, уверенный в том, что не даст гному подняться, пока тот не сдастся. Прагганаг перекатился со спины на плечо и резко выбросил вперед левую руку, но юноша ждал этого удара. Он лишь немного пригнулся, думая, что сможет без труда блокировать его, и уже готовил дубинку для ответа.

Но результат атаки оказался совершенно неожиданным.

Руку Кормику словно опалило огнем. Он попятился, уронил дубинку и схватился за непонятно откуда взявшуюся рваную рану. Только когда гном вскочил на ноги и подошел к нему совсем близко, монах разглядел в его левой руке окровавленный топор.

— Но как?.. — только и смог выговорить юноша и, споткнувшись, сел на песок.

Прагганаг приближался, зловеще посмеиваясь, но Кормик уронил руки в знак того, что защищаться бесполезно. Как мог он, человек из плоти и крови, противостоять металлическому топору?

— Чур, я первый буду окроплять берет! — заявил Прагганаг товарищам, когда подошел совсем близко.

Он занес топор высоко над головой и обрушил его с такой силой, что перерубил бы юноше руку, если бы тот вздумал ею защищаться.

Кормик и в самом деле поднял руку, но не для того, чтобы заслониться. Он хотел высвободить волшебную силу магнита, который успел нащупать в своем кисете и теперь держал в вытянутой руке. Сквозь самоцвет металл топора был виден так же хорошо, как в солнечный полдень. Движимый отчаянием сильнее, чем любым другим чувством, монах послал всю свою энергию в камень, пробуждая в нем бурно нарастающую магию.

Он хотел заставить топор отклониться в сторону магнита, но вместо этого, снова повинуясь инстинкту, сделал все с точностью до наоборот. Стоило ему разжать ладонь, как заряженный самоцвет с невероятной скоростью взмыл вверх и поразил металлическое оружие.

Оглушительный грохот, от которого загудели все камни острова Часовни, отозвался в самых дальних концах Митранидуна. Удар был настолько силен, что топор соскочил с рукоятки и угодил гному прямо в уродливое лицо.

Камень отлетел далеко-далеко. Прагганаг пошатнулся, на его щеках и поперек носа показалась полоска крови. Он пытался устоять на ногах и рычал от боли, не в силах побороть оцепенение, растекавшееся по всему его дородному телу.

Поври упал на колени и не понял, как это произошло. Через миг он уже лежал на песке, даже не догадываясь об этом.

Кормик вновь схватился за свою раненую руку и, спотыкаясь, подошел к поверженному гному. Он наклонился, стянул с Прагганага берет и, взяв его за волосы, приподнял из грязи голову.

Карлики обступили место сражения. Казалось, они были весьма недовольны столь неожиданным исходом.

— Что за чертовщина здесь произошла? — нахмурился Маквиджик.

— Ты же сказал, что я знаю правила, — напомнил ему Кормик.

На какое-то мгновение Маквиджик задумался, потом повернулся к товарищам и от души рассмеялся. Остальные гномы тоже стали ухмыляться.

Только Прагганаг не подавал признаков жизни, и Маквиджик тут же посерьезнел.

— Неужто ты его совсем убил? — спросил он.

Кормик внимательно посмотрел в лицо Прагганагу, которое превратилось в кровавое волосатое месиво, затем отпустил его, так что гном снова уткнулся носом в песок, и отошел. Двое поври подбежали к товарищу и бесцеремонно поставили его на ноги, для верности шлепнув пару раз по лицу.

— Ох, какого дьявола?.. — пробормотал наконец Прагганаг.

Из-за распухших губ его слова были едва различимы.

— Какого-какого, — отвечал Маквиджик. — Парень хорошенько отделал тебя, дубина! И выиграл.

— Я отомщу!

— А вот и нет! Ты заткнешься и сварганишь себе новый колпак! — С этими словами Маквиджик поднял с земли берет Прагганага.

Разъяренный поври отпихнул одного из гномов, поддерживавших его, и заехал бедняге кулаком прямо в глаз, когда тот попытался снова схватить его.

— Ты не посмеешь! — кричал Прагганаг вслед Маквиджику, который с беретом в руке направился к победителю.

— Тебе надрали задницу, вот и расплачивайся, как договаривались, — отозвался гном.

— Да пусть он оставит его себе, — попытался вмешаться Кормик, понятия не имевший, что делать с пропитанным кровью головным убором поври.

Но Маквиджик пропустил его замечание мимо ушей.

— Проклятье! — выругался Прагганаг, выскользнул из рук второго гнома, полным ненависти взглядом пригвоздил его к месту, затем бросился за Маквиджиком.

— Человек сдержал слово и вышел на бой, а ты что же, хуже? — спросил тот.

— Ты не отдашь ему мой колпак!

— Не нужен он мне, — снова вставил Кормик, но никто его не слушал.

Маквиджик обернулся к подошедшему Прагганагу и поднял руку с беретом высоко над головой, другой будто защищаясь.

— Отдай! — потребовал Прагганаг.

Видя, что приятель и не думает слушаться, он с размаху ударил его по лицу, но тут же поплатился за это, ибо Маквиджик молниеносно полоснул его чем-то по горлу.

Прагганаг изрыгал проклятия, но раздавалось лишь кровавое пузырящееся бульканье. В руке Маквиджика оказался тот самый топор, который соскочил с рукоятки. Гном незаметно подобрал его. Прагганаг рухнул на колени, задыхаясь и хватаясь за рассеченную шею, откуда высокой струей била кровь.

Тем временем Маквиджик невозмутимо подал берет Кормику.

— Я могу вылечить его, — вызвался монах и, нащупав в кисете самоцвет, уже хотел было броситься к умиравшему, но могучий поври преградил ему путь рукой.

— Нет, не можешь. Сейчас ты возьмешь этот чертов колпак, окунешь в его кровь, потом наденешь на голову и уберешься отсюда. С играми покончено, парень. Смотри, как бы ни пролилась новая кровь — на сей раз твоя собственная. Окропи! — потребовал Маквиджик тоном, не допускающим возражений, и сунул берет Кормику.

Через несколько кошмарных мгновений, уходя с пляжа с мокрым беретом поври в руке, юноша слышал, как Маквиджик приказал остальным вынуть у Прагганага сердце. Судя по их ответам, гномы с облегчением восприняли его слова.

К тому времени, когда Кормик достиг маленькой каменной арки, ведшей к входу в часовню, бриз донес до него звуки знакомой похоронной мелодии. Ее странную мягкую гармонию, сплетавшуюся с шумом волн, не могли уничтожить даже грубые голоса исполнителей.