О любви

Сцена более благосклонна к любви, чем человече-
ская жизнь. Ибо на сцене любовь, как правило, является
предметом комедий и лишь иногда — трагедий; но в
жизни она приносит много несчастий, принимая иногда

вид сирены, иногда — фурии. Можно заметить, что среди
всех великих и достойных людей (древних или совре-
менных, о которых сохранилась память) нет ни одного,
который был бы увлечен любовью до безумия; это
говорит о том, что великие умы и великие дела действи-
тельно не допускают развития этой страсти, свойствен-
ной слабым. Тем не менее необходимо сделать исключе-
ние в отношении Марка Антония, соправителя Рима,
и Аппия Клавдия, децемвира и законодателя, из кото-
рых первый был действительно человеком сластолюби-
вым и неумеренным, а второй—строгим и мудрым.
А поэтому нам представляется, что любовь (хотя и
редко) может найти путь не только в сердце, для нее от-
крытое, но и в сердце, надежно от нее защищенное,
если не быть бдительным. Плохо говорит Эпикур: «Sa-
tis magnum alter alteri theatrum sumus" ' — как будто
человек, созданный для созерцания небес и всех благо-
родных предметов, не должен делать ничего, как стоять
на коленях перед маленьким идолом и быть рабом, не
скажу, низменных желаний (подобно животным), но зре-
ния, которое было дано ему для более возвышенных
целей.

Интересно отметить эксцессы, свойственные этой
страсти, и то, как она идет наперекор природе и истин-
ной ценности вещей; достаточно вспомнить постоянное
употребление гипербол в речи, которые приличествуют,
только когда говорят о любви, и больше нигде. И дело
не только в гиперболе; ибо хотя и хорошо было сказано,
что архильстецом, в присутствии которого все мелкие
льстецы кажутся разумными людьми, является наше са-
молюбие, однако, безусловно, влюбленный превосходит
и его. Ведь нет такого гордого человека, который так
до абсурда высоко думал бы о себе, как думают влюб-

' Каждый из нас для другого являет великий театр//Сенека.
Письма. 1, 7.

ленные о тех, кого они любят; и поэтому правильно
сказано, что «невозможно любить и быть мудрым».
И нельзя сказать, что эту слабость видят только другие
люди, а тот, кого любят, ее не видит; нет, ее видит прежде
всего любимый человек, за исключением тех случаев,
когда любовь взаимна. Ибо истинное правило в этом от-
ношении состоит в том, что любовь всегда вознаграж-
дается либо взаимностью, либо скрытым и тайным през-
рением. Тем более мужчины должны остерегаться этой
страсти, из-за которой теряются не только другие блага,
но и она сама. Что касается до других потерь, то
высказывание поэта действительно хорошо их определя-
ет: тот, кто предпочитает Елену, теряет дары Юноны
и Паллады. Ведь тот, кто слишком высоко ценит любов-
ную привязанность, теряет и богатство, и мудрость. Эта
страсть достигает своей высшей точки в такие времена,
когда человек более всего слаб, во времена великого
процветания и великого бедствия, хотя в последнем слу-
чае она наблюдалась меньше; оба эти состояния возбуж-
дают любовь, делают ее более бурной и тем самым пока-
зывают, что она есть дитя безрассудства.

Лучше поступает тот, кто, раз уж невозможно не
допустить любви, удерживает ее в подобающем ей месте
и полностью отделяет от своих серьезных дел и дейст-
вий в жизни; ибо если она однажды вмешается в дела,
то взбаламучивает судьбы людей так сильно, что люди ни-
как не могут оставаться верными своим собственным
целям. Не знаю, почему военные так предаются любви;
я думаю, это объясняется тем же, почему они предают-
ся вину, ибо опасности обычно требуют того, чтобы их
оплачивали удовольствиями. В природе человека есть
тайная склонность и стремление любить других; если
они не расходуются на кого-либо одного или немногих,
то, естественно, распространяются на многих людей и по-
буждают их стать гуманными и милосердными, что
иногда и наблюдается у монахов. Супружеская лю-

бовь создает человеческий род, дружеская любовь со-
вершенствует его, а распутная любовь его развращает
и унижает.

Соч.: В 2 τ. Μ., 1972, Т. 2. С. 371 —
372