М.И.Туган-Барановским и С.Н.Булгаковым

Среди отечественных экономистов конца XIX – начала XX вв. наи­большее внимание методологии экономической науки уделял М. И.Туган-Барановский (1865–1919)[333]. Вопросы предмета, метода и категориального аппарата экономической науки он рассматривал в «Основах политической экономии». Исследуя предмет экономической науки, он пишет, что народном хозяйст­ве действуют силы двоякого рода:

· бессознательные, стихийные силы взаимодействия единичных хо­зяйств;

· сознательное, целесообразное регулирование хозяйственных про­цессов общественной властью.

Следовательно, народное хозяйство есть не только «стихийный ком­плекс единичных хозяйств», изучаемый «теоретической политической экономией», – в нем действует и регулирующая сила органов общественной власти, прежде всего, государства; на основе этого сознательного регули­рования государством хозяйственных процессов возникает «наука эконо­мической политики» [334].

Политэкономия, – констатировал Туган-Барановский, – изучает обе стороны экономического развития, но «по преимуществу стихийную закономерность свободного менового хозяйства»[335], ставя «высшей задачей нау­ки» «открытие законов причинных или функциональных зависимостей»[336].

С.Н.Булгаков (1871–1944)[337] свое специфическое понимание предмета экономиче­ской науки изложил в 8-й главе книги «Философия хозяйства». С его точки зрения, «политическая экономия родилась под знаком меркантилиз­ма, т.е. из вполне практических мотивов»; она «есть наука социологиче­ская», «старшая дочь социологии», и, «как и социальная наука вообще, представляет собой единство экономической теории и экономической по­литики»[338]. Теория помогает ориентироваться в вопросах практического ха­рактера и дает общие рекомендации, предполагающие еще участие интуи­ции, творчества или хотя бы здравого смысла. Поэтому экономическая по­литика по природе своей есть «научное искусство».

Булгаков указывает, что, по мнению многих экономистов, «поли­тическая экономия есть наука о народном богатстве», ее важнейшим поня­тием является понятие богатства. Однако данное понятие является аморфным и расплывчатым, поскольку трудно «приурочить определение богатства к какому-нибудь одному, даже и наиболее важному и наглядно­му признаку, хотя бы к материальным потребностям», потому что невоз­можно провести ясную черту, разграничивающую материальные и идеаль­ные потребности. Даже, например, еда или одежда, – эти как будто наибо­лее материальные потребности, все-таки связаны с идеальными, «ибо и на них отражается общий духовный или культурный уровень человека. И, на­оборот, литература, искусство, наука, блага идеальные, могут служить средством для удовлетворения материальных потребностей»[339].

Подвижность общественно-экономических явлений и универсаль­ность отражающих их категорий обусловлена, по Булгакову, тем, что «человек есть воплощенный дух и одухотворенная плоть, духовно-материальное существо, и потому в его жизни не может быть проведено точной грани между материальным и духовным, все имеет и ту, и другую сторону, стало быть, все подлежало бы с этой точки зрения ведению науки о хозяйстве».[340] Такую постановку вопроса может принять лишь философия хозяйства; однако политическая экономия, которая «специализирует свои задачи», должна учитывать эту особенность бытия.

И, наконец, с точки зрения Булгакова, экономической науке «до­ступна лишь статика общества, а не его динамика», хотя «“законы” поли­тической экономии имеют дело не только со статикой, но и с динамикой явлений, не только с их существованием, но и последовательностью»[341]. Он указывает, что экономическая «динамика имеет столь же статический и аналитический характер, как и статика: в ней лишь вскрыва­ются и осуществляются уже данные и существующие возможности, потому что здесь принципиально исключена возможность новых, т. е. не предусмот­ренных данной закономерностью причин. Поэтому и она исходит из представ­ления об исчерпывающем инвентаре действительности или подразумевает предпосылку ceteris paribus (при прочих равных условиях)»[342].