Улетали мы на «Дакоте» (южноафриканские ВВС не рискнули задействовать «Геркулесы»). Спустя три часа после приземления в Родезии, мы уже были на своей новой базе – в Буффало-Рейндж, в районе т.н. «Треугольника». Нашими соседями оказались знаменитые Скауты Селуса, которыми командовал легендарный подполковник Рон Рейд-Дэйли. У нас было время пообщаться с нашими парнями, которые отбывали обратно в ЮАР. То что они нам рассказали, как-то бодрости не добавило – как раз за день до нашего прибытия трое бойцов Родезийской САС погибли, закладывая мины. Мы как раз такие мины и использовали.
(Поначалу мы ставили обычные противопехотные и противотанковые мины с расчётом на неизвлекаемость. При попытке снять мину, она взрывалась. После того, как на них подорвались несколько террористов и машина, ФРЕЛИМО в срочном порядке задействовал специалистов по разминированию. На вооружении сапёров были советские, китайские и корейские миноискатели – при обнаружении мины, в наушниках начинал пищать сигнал. Мины своевременно обнаруживались и извлекались либо уничтожались на месте. Тогда наши учёные придумали контр-меру. На мины стали ставить устройство, реагирующее на миноискатель – как только он начинал «верещать», устройство реагировало, замыкало цепь, и мина взрывалась. Один – ноль в нашу пользу, поскольку на подготовку сапера требовалось долгое время. Тогда ФРЕЛИМО вернулся к испытанному методу – длинному металлическому щупу. Метод оказался успешным – мы потеряли несколько мин, установленных на важных участках. Счёт сравнялся: один – один. На это мы ответили тем, что стали оборачивать мины в несколько слоев полиэтилена, между которыми была проложена проволочная сетка. Когда щуп протыкал эту слоёную оболочку, он замыкал цепь, и мина взрывалась. Прежде чем во ФРЕЛИМО сообразили, что к чему, еще несколько вражеских сапёров отправились в мир иной. Два – один в пользу спецназа. Отказавшись от миноискателей и щупов, ФРЕЛИМО стали полагаться на глаза. Существует один момент, избежать которого сложно – как бы хорошо ни была установлена мина, через некоторое время песок или земля над ней начинают проседать. «Фреды» стали внимательно высматривать эти едва заметные провалы и подрывать мины. Два – два. В ответ мы принялись устанавливать на мины фотоэлементы – при попадании на них света мина взрывалась. Три – два. В итоге у нас родилась шутка, что если дело пойдёт такими темпами, то при приближении «фредов» мины будут сами выпрыгивать из песка и гнаться за противником).
Наши коллеги из Родезийской САС рассказали нам, где и как на предстоит работать – на территории Газы, на участке длиной около 200 километров. Местность эта характерна в первую очередь исключительной засушливостью и поэтому главной проблемой на длительных патрулированиях являлась вода. Поскольку мы уходили в буш надолго (более чем на три недели), то коллеги посоветовали нам брать с собой не менее 7 литров воды на каждого. Вкупе с едой, боеприпасами, минометными минами, противопехотными минами, гранатами, радиостанциями и запчастями, всякими вилками-ложками и прочая и прочая выходило, что каждый нёс на себе не менее 50 килограмм.
Что касается противника, то террористов ЗАНУ наши родезийские приятели за серьёзного врага не считали. А вот к регулярным частям ФРЕЛИМО, и особенно к их спецназу – группе «Зета», – который натаскивали северокорейские инструкторы, отношение было иным. Они постоянно ввязывались в бой с родезийцами. Незадолго до Рождества 1977 года от рук «Зета» погибли двое южноафриканских спецназовцев.
«Фреды» оперировали подразделениями вплоть до ста штыков и постоянно использовали минометы – как правило, советские, калибра 82-мм. САСовцы рассказали, что если «фреды» падали группе на хвост, то стряхнуть их было чрезвычайно сложно. Они чётко знали свою задачу: постоянно преследовать диверсантов и вести беспокоящий огонь, тем самым не давая спецназу выполнять свою работу – минировать дороги и устраивать засады на терров ЗАНУ. Если ФРЕЛИМО сядет нам на хвост, сказали они, то у нас были следующие альтернативы: либо нас подбирают вертолеты и высаживают где-нибудь в другом месте, либо нам надо отходить на восток, к гряде невысоких холмов, идеальному месту для засад. Туда «фреды» никогда не рисковали забираться. Если же станет уж совсем горячо, то мы могли рассчитывать на поддержку с воздуха в виде двух «Хокер Хантеров» Родезийских ВВС.
Серьёзной проблемой была эвакуация раненых. В то время у родезийцев на вооружении находились только французские «Алуэтты», поставленные в Родезию из ЮАР. У этих пташек не хватало дальности, чтобы добраться до зоны нашей ответственности без дозаправки. В буше были устроены полевые заправочные базы. Таким образом вертолет вылетал с аэродрома в Родезии, садился в буше, дозаправлялся, прилетал к нам, забирал раненого, летел обратно, садился в буше, дозаправлялся и возвращался в Родезию. Способ сложный, опасный и отнимавший кучу времени – но по-другому раненых эвакуировать было невозможно. В случае ранения кого-либо из нас нам предстояло удерживать оборону своей позиции, как минимум, пару часов до подлёта «Алуэттов». Наконец все инструктажи были проведены и мы приготовились выйти на операцию. Начало назначили на 26 января 1978 года. В этот день мне исполнилось 25 лет.
Нас поделили на оперативные группы – две большие команды по 23 человека. Каждая команда, в свою очередь, делилась на три боевые группы по 6 человек в каждой плюс отделение управления из пяти человек. Первой оперативной группой командовал лейтенант Дау Штейн, второй – Кокки дю Тойт. К изрядному удивлению, меня поставили командовать одной из боевых групп (входившую в ОГ Штейна) – я был польщен таким доверием, поскольку это был мой первый реальный боевой выход.
За день до нашей выброски я решил приготовить противнику дополнительный сюрприз. Я всегда обожал разные ловушки; несколькими годами ранее, когда я проходил курс пехотной тактики в Бреконе, у нас был один майор, ветеран войны в Омане – он-то мне и рассказал об одном интересном трюке. Теперь я решил воплотить его на практике. Я взял один из тех австралийских мини-детонаторов, которые нашел в оружейке Форта-Доппис. Затем я разобрал 7,62-мм патрон от АК, вытряхнул порох из гильзы, вставил в нее детонатор, уплотнил его небольшим количеством пластиковой взрывчатки и собрал патрон обратно. Все просто: при попадании бойка по капсюлю тот воспламенял детонатор, а далее в дело вступала взрывчатка. Меня заверили, что тот, кто рискнёт выстрелить эти патроном, как минимум лишится кистей рук, которых оторвёт при разрыве автомата.
Ранним утром 26 января мы собрались на аэродроме. Неожиданно откуда-то возник ящик с пивом – и тут все сослуживцы хором поздравили меня с днем рождения, отсалютовав бутылками. После этого мы погрузились в Дакоту и взлетели. Пилот вел машину зигзагами и несколько раз сбрасывал «болванов» (ложные выброски, при которых из самолёта сбрасывают манекены/мешки с песком) – как до нашего десантирования, так и после. В 03:50 мы встали и пристегнули карабины. Ровно в 04:00 мы шагнули в непроглядную мозамбикскую ночь с высоты 400 футов (120 метров).
Я прыгал последним, в момент выхода из самолёта резкий порыв ветра отшвырнул меня от основной группы. Приземлившись, я собрал парашют, навьючил на себя снаряжение и пошёл искать товарищей. Один ночью на вражеской территории – должен сказать, что ощущения крайне неприятные. Каждые несколько минут я останавливался, вслушивался в темноту и издавал тихий короткий свист. Я надеялся, что его услышат товарищи и в то же время опасался, что кроме них услышит еще кто-нибудь. В конце концов, к моему невероятному облегчению, я их обнаружил. Мы настолько обрадовались встрече, что можно было подумать, мы не виделись несколько лет, а не каких-то двадцать минут. Высадка, как выяснилось, прошла безупречно – никто ничего себе не повредил и не потерял. Мы собрали и спрятали парашюты, а после расположились на привал до рассвета. С первыми лучами солнца мы позавтракали, собрались и пошли в сторону железной дороги, которая соединяла Родезию и мозамбикский порт Бейра.
Дни протекали по заведенному распорядку. За час до наступления темноты мы резко меняли маршрут с тем расчётом, чтобы тот, кто рискнул идти по нашим следам, непременно попал в засаду. Затем мы разбивали лагерь, ужинали и устраивались на ночь. Для такой большой группы передвигаться ночью было рискованно – много шума и можно нарваться на засаду. По утрам, после краткого брифинга, мы снимались, шли около получаса, потом завтракали. Затем мы патрулировали местность примерно до часу дня – когда жара делала любое движение невозможным – и залегали на отдых. Позже жара спадала – как правило, это случалось около 1700 – и мы продолжали патрулирование до самого заката.
Спустя три дня после высадки мы, наконец-то, вышли к железной дороге – одноколейке на высокой, около метра, насыпи; по обеим сторонам шла просёлочная дорога. Пересекали мы ее, ступая по спальным мешкам – чтобы скрыть следы. Мы рассредоточились в боевой порядок по обеим сторонам. Лейтенант Штейн решил по-быстрому осмотреться, что тут и как. Сбросив рюкзак и взяв бинокль, он поднялся на насыпь и немедленно скатился обратно: – По путям движется какой-то гражданский. Хватаем его и расспрашиваем, есть ли в округе терры.
Фабес немедленно вызвался в этом поучаствовать. Он снял снаряжение, оставшись налегке, и достал из своего рюкзака серьёзного вида нож. Прикрывать Фабеса взялся капрал по кличке «Тэффи» (в отличие от Великобритании, где Тэффи означает уроженцев Уэльса, в Южной Африке так называли взрывников в шахтах), вооружённый Калашниковым. Мы же затаились в буше, присев на корточки, как будто школьники в ожидании проказы. Я глянул по сторонам – на лицах приятелей блуждали ухмылки, да и сам я еле сдерживался, чтобы не расхохотаться.
На путях появился человек в тёмно-зеленой форме, на плече он нес АК. Но за ним шёл еще один, в такой же форме – но уже с РПГ. Улыбки у нас как волной смыло. Через секунду на этих «фредов» уже глядели все наши стволы. Фабес, распластавшийся у насыпи, меж тем и не подозревал об опасности. Он вскочил на ноги, увидел, что противник вооружён, в долю секунды оценил ситуацию и рухнул обратно. Двое «фредов» среагировали на движение и развернулись в сторону Фабеса – но тут их практически в упор расстрелял Тэффи. Не успели они упасть, как мы все ринулись к насыпи. Нам повезло, что их было только двое. Тэффи фактически разметал их в клочья, но будь эти парни разведчиками какого-нибудь большого отряда, нам бы пришлось невесело. Что ж, хороший урок на будущее.
РПГ всегда был ценным трофеем, но этот оказался пробит пулями и потому бесполезен. Мы его заминировали – в земле отрыли небольшую ямку, положили туда зажигательную гранату, накрыли сверху повреждённым гранатометом и выдернули чеку. Место вокруг разровняли, присыпав листьями и ветками. Позже из радиоперехвата стало известно, что ловушка сработала – на ней подорвался сапер из ФРЕЛИМО, беспечно поднявший РПГ. Калашников оказался цел – правда, магазин также оказался покорёженным одной из пуль Тэффи. Я снарядил магазин своим «заминированным» патроном и бросил рядом. Я очень надеялся, что кто-нибудь из ФРЕЛИМО подберёт магазин, вытащит из него патроны и попытается использовать их по назначению – у «фредов» вечно не хватало боеприпасов. Вечером мы связались с базой и доложили о нашем первом боестолкновении.
Группа под командованием Кокки также ввязалась в бой – они шли к месту нового лагеря, когда на них натолкнулся крупный патруль ФРЕЛИМО. Перестрелка закончилась со счётом 8:1 – с нашей стороны погиб капрал Мэнни Ганьяу, бывший коммандос португальской армии. В Дурбане мы жили по соседству, он был одним из инструкторов на моем отборочном курсе в спецназ и мы приятельствовали. Сообщение о его гибели подействовало на нас удручающе.
Следующие три недели мы болтались по нашему маленькому кусочку Мозамбика, закладывая мины и устраивая засады. Как-то раз мы заманили противника в зону поражения, закинув гранату в хижину. Спустя несколько минут по тропе рядом с железной дорогой показались крестьяне, гонящие перед собой скотину: противник, встревоженный взрывом, решил на всякий случай прогнать впереди себя мирных жителей, в надежде, что мы среагируем на них. Мы выжидали. Справа от себя я услышал голоса: несколько вооружённых людей осторожно приблизились к зданию, в котором мы подорвали гранату. Мы не спешили открывать огонь, поскольку хотели заманить в засаду как можно больше терров.
Тут я услышал звук, ранее мне незнакомый: высокий пронзительный ритмичный скрип. По путям медленно двигалась ручная дрезина – точно такая, какой ее показывают в ковбойских фильмах. Ей управляли двое человек, третий – офицер ФРЕЛИМО – сидел на мешках с мукой. Рядом шла колонна вооружённых боевиков. Я поднял автомат и прицелился. За мгновение до того, как мы открыли огонь, офицер обернулся и мы встретились взглядами. Он понял, что сейчас умрёт – на его лице отразился сначала страх, потом удивление и наконец животный ужас. И в эту секунду я открыл огонь. Наша группа обрушила на «фредов» всю мощь – выживших не было. Тот, кого я убил, оказался казначеем ФРЕЛИМО – при нем мы обнаружили сумку с 30 тысячами мозамбикских эскудо. Мы разбогатели! Разговоры наши вертелись вокруг того, как мы будем тратить нашу добычу. Как оказалось, нашим мечтаниям осуществиться было не суждено. По возвращении с рейда на аэродроме нас встретил офицер родезийской разведки, узнавший из радиоперехвата об уничтожении казначея.
– Я полагаю, что вам повезло перехватить казначея? – офицер говорил с явно выраженным акцентом человека, получившего образование в престижной британской школе. – Я был бы признателен, если бы вы сдали захваченный трофей. Вот письменный приказ вашего командования. – он показал нам документ. Мы были вынуждены отдать деньги.
– Деньги пойдут на оплату наших информаторов в Мозамбике. Благодарю вас.
На войне, как на войне, подумалось мне. Позже я узнал, что 30 тысяч эскудо равнялось примерно 500 фунтам – ну что ж, веселые времена подождут, увы. Мы представили доклады майору Блауву, он внимательно выслушал нас, после чего поблагодарил и заметил, что наш первый боевой выход впечатлил не только командование, но и противника.
– Противника? – удивился Штейн.
– Мы перехватили разговоры ФРЕЛИМО, в которых они обсуждают, что в Газе появилось новое подразделение. Они намереваются бросить в бой против него свои лучшие силы.
– Свой спецназ?
– Именно. Так что в ближайшие месяцы вам придётся потяжелее, чем было сейчас. Расслабляться не рекомендую.
Нам дали два дня на отдых, после чего снова забросили (на этот раз вертолетом) на ж/д Бейра. Для любого солдата в любой армии засада – это самое изматывающее мероприятие, которое только существует (точнее время, проведённое в засаде в ожидании противника). Двигаться нельзя, порой кажется, что противник услышит твое дыхание. Когда противник, наконец, показывается, сердце грохочет так, что удивительно, как противник его не слышит. Смотреть прямо на врага нельзя – он может почувствовать взгляд и увидеть тебя. Затем начинается хаос и мясорубка. Ужас на лицах попавших в засаду – понимание того, что в следующую мгновения они погибнут. Все заканчивается через какие-то секунды. Затем ты обшариваешь тела, выводишь из строя оружие и минируешь место. Это превращается в рутину. Первоначальная эйфория проходит и тебя охватывает усталость, проникающая во все поры тела. Основное чувство, которое сегодня вспоминается мне о тех днях – это усталость. Усталость и страх. Страх – это хорошая эмоция, ее необходимо культивировать; страх постоянно держит тебя наготове. Те, у кого нет страха, редко остаются в живых.
В тот раз в засаде мы ждали не очень долго – меньше часа. Затем появилась группа терров ЗАНУ. Их приближение мы слышали чуть ли не за милю – они шли и громко смеялись своим шуткам, как будто на воскресном пикнике. Семерых из них мы уложили первыми выстрелами, еще два боевика попытались убежать и нарвались на стоп-группу. Итого девять. Зачищая место засады, мы попали под минометный обстрел и были вынуждены ретироваться.
Рейды превратились в рядовую работу; наши успехи росли. Один раз, правда, случилось такое, что до сих пор вспоминать неприятно. У нас на хвосте висела группа «фредов». Мы расположились на днёвку – жара стояла невыносимая. Я только-только сделал чай и потянулся за кружкой, как до моих ушей донёсся скользящий звук мины, опускаемой в ствол миномета. Я замер, глядя в глаза сослуживца, сидевшего напротив. Мина была в воздухе, и мы не знали, куда она попадёт – вполне возможно, что прямо на нас. Те секунды, что мы сидели и ждали, казалось, растянулись на часы. Я запомнил мельчайшие детали: капельку пота на губе сидящего напротив; страх в его карих глазах; завитки пара, лениво подымающиеся над моей кружкой с чаем; громкий стук сердца в моей груди. Мина разорвалась в буше, метрах в пятидесяти от нас, не причинив никому вреда. Через несколько мгновений нас уже там не было – мы моментально собрались и неслышно убрались оттуда.
2015-05-05
518
