2015-04-30
616
О законе достаточного основания в этике
Конец сентября –20 октября 2005
Целью статьи является выяснение статуса закона достаточного основания (ЗДО) в том разделе философских дисциплин, который именуется этикой. По сравнению со многими попытками «обосновать мораль» эта область исследований мало изучена. Со времени Г.В.Лейбница, впервые в явном виде сформулировавшего ЗДО в качестве четвертого закона логического мышления, и попытки А.Шопенгауэра придать ЗДО универсальное трансцендентальное значение наука почти не продвинулась в данном направлении. Право рассуждать о ЗДО узурпировано логиками. Волна же иррационализма, обрушившаяся на философию, и дезориентированность бытия-в-мире маленького человечка экзистенциалистов делают более чем насущным проведение изысканий в области логической структуры этики и, в частности, приложений закона достаточного основания в этике.
Уместно начать в п.1 с формулировки ЗДО, как она знакома логикам, и показать обманчивость ее простоты. В п.2. мы ненадолго остановимся на онтологическом значении ЗДО. В п.3. мы изложим наше понимание «этики» как науки (в предположении гипотезы о том, что этика действительно может быть наукой, хотя и особого рода). Наконец п.4. будет посвящен обоснованию исключительного значения ЗДО в этике, особенно в свете проблемы свободы человеческого духа.
Формулировка закона достаточного основания в логике
Формулировка ЗДО проста – «Всякое суждение должно иметь под собой (достаточное) основание».
Уже тем, что в ней присутствует туманное «достаточное» и какое-то «основание», ставится терминологическая проблема, и мы вправе подозревать особенность происхождения этого закона формальной логики. По сравнению с очевидностью первого закона тождества, естественностью закона противоречия простотой многострадального закона исключенного третьего от ЗДО веет таинственной недосказанностью. Кроме того, не следует забывать о самом факте исторически позднего «явления ЗДО народу». Неужели только по недосмотру многомудрый Аристотель «пропустил» этот закон?
В самом деле, умного грека не могли сбить с толка уловки софистов именовать одним словом разные предметы. Отсюда требование тождества предмета или понятия самому себе во время действия логического суждения. Последнее, таким образом, приобретает определенность. Закон противоречия, запрещающий одновременно об одном высказывать суждение и отрицание этого суждения, позволял контролировать правильность рассуждения. Любимой игрой античных софистов да и поздних поколений схоластов (вспомним отзвук этого в кантовских антиномиях) было провести многословное доказательство Pro, чтобы на глазах изумленного слушателя тут же обрушить его лавиной аргументов Contra. Мы теперь знаем о существовании диалектической логики, позволяющей уберечь от этих игр авторитет формальной логики. Закон исключенного третьего, «третьего не дано», лишь усиливает действие предыдущего закона, делая возможным для софистов метод доказательства «от противного». Формально-логически, если закон противоречия устанавливает наличие для каждого утвердительного суждения парного ему контрарного (с частицей «не») и вводит категорию истинности суждения, то закон исключенного третьего устанавливает для этой категории строго два взаимоисключающих значения: «истина» и «ложь». Заметим, что помимо категории истинности, относимой к суждению в целом, такой же статус имеет только категория общности (вспомним логический квадрат A,I,E,O-суждений). Заметим также, ибо больше не вернемся к этому, что этические нормы (суждения) мыслятся с необходимостью только всеобщими для некоторого класса вещей (так, для Канта этот класс составляли все разумные существа во Вселенной). Если три закона Аристотелевой логики предохраняли неопытный ум от выходок софистов, то четвертый закон, кажется, настолько тесно соотносится с сущностью человеческого мышления, что не было и необходимости как-то специально его оформлять. Для этого закона нет даже и теперь математической формулы.
ЗДО, рассматриваемый с синтаксической точки зрения, устанавливает связь между суждениями процедурой импликации, причем одно суждение есть консеквент, а остальные – антецеденты, и, сверх того, если все антецеденты обладают признаком истинности, то истинен будет и консеквент. Если бы мы аналитически не вывели из ЗДО вывод об истинности или ложности, то ЗДО стал бы тавтологичен банальности «все со всем связано». Надо признать, однако, что для гипотетических суждений, истинность которых только предстоит доказать, также правомерно применение ЗДО. В некотором смысле ЗДО делает множество суждений частично упорядоченным. Лишь ЗДО дает возможность существовать доказательствам, где последний консеквент является выводом (в математике, грубо говоря, формулировкой теоремы). В этой стройной схеме скрыты два недостатка. Первый состоит в том, что таблица истинности импликации содержит строку (0,0)®(1), что делает возможной, например, такую странность: («Треугольник не является геометрической фигурой», «Сумма углов треугольника больше 1800») ® (Некоторые геометрические фигуры имеют сумму углов, большую 1800»), т.е. из двух ложных суждений можно вывести истинное. Наше внутреннее чувство подсказывает, что из лжи и лжи может получиться что угодно. Но если бы таблица истинности содержала бы (0,0)®(0), то было бы совершена ошибка в указании вывода ложным. По закону исключенного третьего, мы вынуждены оставить (0,0)®(1). Второе затруднение связано со всеобщностью действия ЗДО. Мы знаем, что в конечном упорядоченном множестве всегда найдется первый элемент, что в математической теории существуют аксиомы, не имеющие для себя предшественников. Таким образом, в формально-логическом смысле найдутся такие суждения, которые не будут иметь под собой основание, и ЗДО лишается всеобщего характера закона. Даже если уточнить формулировку ЗДО как «любое высказывание, кроме аксиом, должно иметь основание», то ведь нам тогда требуется дать нетавтологичное определение аксиом?!
Есть два способа избегнуть противоречия. Первый состоит в полагании актуальной бесконечности множества всех высказываний – уход в «дурную» бесконечность. Второй, более продуктивный, состоит в допущении произвольной природы достаточного основания. Последнее можно искать не только среди вербальных истин, но и среди истин эмпирических фактов (так поступает физика, призывая во свидетели эксперимент), и среди непосредственного созерцания (так, долгое время постулаты Евклида считались «самоочевидными», подобно тому, как первые христиане ощущали присутствие Духа среди них).
Следует признать привычку развитого мышления искать ко всему основание, задавать бесконечные «почему?». По безграничной вере или лености мы принимаем некоторые вещи без вопросов, но, несомненно, видим в этом лишь неприятное исключение. ЗДО лишь вербально оформляет эту человеческую привычку. Собственно говоря, ЗДО характерен не только для логико-математического мышления, но и для неразвитого ума. Возьмем, например, антисемита. Когда-то он усвоил, что «все евреи плохие» (А). Теперь данное суждение он применяет к конкретной ситуации и говорит (вплоть до фантома обоняния): «Этот еврей неприятно пахнет» (В). Не так важно, что в реальной психологии из А выводилось В, но, будучи спрошен, почему он ненавидит евреев, он нисколько не оскорбится вопросом «почему?», но признает законность вашего требования достаточного основания и с удовольствием укажет, что «евреи плохо пахнут». Субъективно важно только то, что для него это основание является достаточным, чтобы там ни говорил принцип Юма о невыводимости оценочного суждения из дескриптивного.
