2015-05-18
456
«Тихий Дон» — роман о судьбах народа в переломную эпоху. Но он конкретно историчен по своей фабуле.
Гете говорил: «Когда мы воспроизводим общее, каждый может нам подражать, но особенное никто не может заимствовать у нас... Восприятие и изображение особенностей — это и есть настоящая жизнь искусства»37.
Донщина — вот центр притяжения всех событий. Станицы, хутора по берегам Дона, Хопра, Медведицы. Казачьи курени. Полынные степи. Тракты. Край, по которому так опустошительно прошла междоусобица.
В романе присутствует сама история Дона, выверенная, документированная — подлинные события, исторические имена, точная датировка, приказы, резолюции, телеграммы, листовки, письма, действительные маршруты военных походов. Судьбы героев соотнесены с этой реальностью. Особенно важен тот эпицентр событий, который приходится на 1919 год.
Казачий вопрос — это тот же крестьянский вопрос, но в осложненном варианте. Идея дружбы, сотрудничества пролетариата и трудового крестьянства полностью относилась и к трудовому донскому казачеству. Правда, эта окраина России была отдалена от общерусской демократии и в большей мере сохранила пережитки прошлого. Но и в казачьей среде, как уже отмечалось, действовали законы классового разделения. Перед революцией на Дону восемьдесят процентов составляли хозяйства середняцкие и бедняцкие, пятую часть — крупные землевладельцы, которые имели больше половины скота и лошадей. Казаку полковнику Орлову-Денисову принадлежало двадцать девять тысяч десятин земли; генерал-майорам Митрофанову, Кутейкину, Кульгачеву и полковнику Чер- нозубову — почти по пятнадцать тысяч десятин каждому. Графы Платовы имели семь тысяч двести десятин, помещица Серебрякова — несколько тысяч десятин и шахты. Коннозаводчик казак Корольков арендовал у Войска Донского около ста тысяч десятин, почти столько же — Букреев. На Дону хозяйничали немецкие колонисты, от- рубщики, арендаторы. В руках ста сорока трех семей донской казачьей знати находилось семьсот пятьдесят тысяч десятин земли. Жили на Дону и крупнейшие капиталисты — хозяин металлических заводов Пастухов, владелец паровых мельниц миллионер Паромонов38.
|
|
|
Хотя в силу исторически сложившихся условий экономическое положение казака было более прочным, чем положение крестьянина (для Дона не характерен «лапотный» мужик), но идеи демократизма и даже социализма естественно проникали и в эту среду, особенно под влиянием революционных событий 1905 года.
В. И. Ленин рассматривал трудовое казачество как часть народа, способную поддерживать демократическое движение. В 1906 году он писал: «...устали ждать рабочие,— волна забастовок стала подниматься все выше и выше; устали ждать крестьяне, никакие преследования и мучительства, превосходящие ужасы средневековой инквизиции, не останавливают их борьбы за землю, за свободу; устали ждать матросы в Кронштадте и Севастополе, пехотинцы п Курске, Полтаве, Туле, Москве, гвардейцы в Красном Селе, даже казаки устали ждать. Все видят теперь, где и как разгорается новая великая борьба, все понимают ее неизбежность..;»39
|
|
|
Уже в 1905 году многие казаки отказывались идти против народа, входили в контакт с рабочими. «Московский пролетариат дал нам в декабрьские дни великолепные уроки идейной «обработки» войска,— напр., 8-го декабри на Страстной площади, когда толпа окружила казаков, смешалась с ними, браталась с ними и побудила уехать назад,— писал Ленин.— Или 10-го на Пресне, когда две девушки-работницы, несшие красное знамя в 10000-ной толпе, бросились навстречу казакам с криками: «убейте нас! живыми мы знамя не отдадим!» И казаки смутились и ускакали при криках толпы: «да здравствуют казаки!»40
Они часто были против исполнения ими полицейской службы, считая ее оскорбляющей достоинство; когда их вызывали на усмирение — нередко отказывались стрелять. «Военная диктатура и военное положение заставят мобилизовать новые войсковые массы, а между тем уже теперь повторные мобилизации самых «надежных» войск, казачьих, привели к сильному росту брожения в разоренных казачьих станицах, усилили «ненадежность» этого войска»41,— писал В. И. Ленин в 1906 году.
На станичных сходах выносились решения — освободить казаков от полицейской службы. Составлялись наказы. В них из ста двадцати семи станиц только семь высказывались за участие в подавлении революционного движения. Так, в станице Усть-Быстрянская сто четыре казака, урядники и крестьяне составили наказ, в котором говорилось: «Все земли: казенные, помещичьи, монастырские и прочие-^должны быть переданы трудящемуся населению. Запретить использование военной силы и посылку карательных отрядов для защиты крупных землевладельцев от голодных крестьян»42.
Это не значит, что среди казаков не было карателей. Были и нагаечники, доходившие порой до садизма. Но то, что находились казаки — и их становилось все больше и больше,— которые нарушали военную присягу, шли на риск неповиновения приказам карателей, этого мы забывать не вправе. В «Тихом Доне» казаки ведут разговор:
«— Я, браток, в тысячу девятьсот пятом годе на усмирении был. То-то смеху!
1 Война будет — нас опять на усмиренья будут гонять.
2 Будя! Пущай вольных нанимают. Полиция пущай, а нам, кубыть, и совестно».
Нельзя проходить и мимо революционно-демократического движения в самом казачестве, взять хотя бы массовые выступления в 1910 году в Хоперском округе, когда были приговорены к разным срокам двести пятнадцать человек.
«Беспорядки в Хоперском округе,— определил Столыпин,— имеют корни в революционном движении, охватившем Россию... Контингент революционных казаков пополнился из бывших на усмирениях 1905—1908 гг.»43.
Или лагерные волнения, разразившиеся в разных донских округах, когда для усмирения казаков бросали пехотные части, к суду были привлечены восемьсот двадцать девять человек44.
Из верной опоры самодержавия трудовые казаки постепенно, и чем ближе к 1917 году, тем заметнее и определеннее, превращались во врагов царизма и буржуазии. Глубокий процесс классового расслоения в этот период, рост самосознания казаков, переносивших тяжесть войны, обеспечили и развал фронта, и крах монархии, и провал корниловско-калединской авантюры. Вместе со всеми фронтовиками казаки поддерживали братание, самовольно покидали фронт. Не оказали никакой поддержки свергнутому царизму.
|
|
|
Генералы не сумели поднять их на восстание против революции. Казачьи части изгоняли офицеров-корниловцев, арестовывали генералов, разоблачали их сторонников в станицах. Мало того, они выражали недоверие Временному правительству, Войсковому округу и Совету казачьих войск, искали соглашения с большевиками.
Об этом говорят даже сами белогвардейские генераг лы. Краснов вспоминал о положении в армии после фев- рал Я!
«...Начались митинги с вынесением диких резолюций. Требовании отклонялись, но казаки сами стали проводить их в жизнь.
Казаки перестали чистить и регулярно кормить лошадей. О каких бы то ни было занятиях нельзя было ду- мать. Казаки украсились алыми бантами, вырядились и красные ленты и ни о каком уважении к офицерам не хотели слышать..,
Я стал собирать офицеров, комитеты и казаков, вести с ними горячие страстные беседы, возбуждая в них прежнее полковое и вонпское самолюбие, напоминая о великом прошлом и требуя образумиться.
«Правильно, правильно»,— раздавались голоса, толпа кпк будто понимала и сознавала свои ошибки, хотела стать на правильный путь, но... раздавался чей-нибудь бесшабашный голос: «Товарищи! Это что же? Генерал- то нас к старому режиму гнет! Под офицерскую, значит, палку». И все шло прахом»45.
Ленин, имея в виду неудачу Каледина с его попыткой «поднять Дон» н корниловскую авантюру, писал в сентябре 1!)17 года:
«Вея сила богатства встала за Корнилова, а какой жалкий I! быстрый провал! Общественные силы, кроме богачей, можно усмотреть у корниловцев лишь двоякие: «дикая дивизия» н казачество. В первом случае это только сила темноты н обмана...
Что касается до казачества, то здесь мы имеем слой населения из богатых, мелких или средних землевладельцев (среднее землевладение около 50 десятин) одной из окраин России, сохранивших особенно много средневековых черт жизни, хозяйства, быта. Здесь можно усмотреть, социально-экономическую основу для русской Вандеи».
|
|
|
На этом некоторые критики ставили точку и говорили о том, как верно здесь предсказано казачье восстание. Однако у Ленина дальше следует: «Но что же показали факты, относящиеся к карииловско-каледияскому движению? Даже Каледин, «любимый вождь», поддержанный Гучковыми/Милюковыми, Рябушинскими и К0, массового движения все же не поднял!! Каледин неизмеримо «прямее», прямолинейнее шел к гражданской войне, чем большевики. Каледин прямо «ездил поднимать Дон», и все же Каледин массового движения никакого не поднял...
Объективных данных о том, как разные слои и разные хозяйственные группы казачества относятся к демократии и к корниловщине, не имеется. Есть только указания на то, что большинство бедноты и среднего казачества больше склонно к демократии и лишь офицерство с верхами зажиточного казачества вполне корниловское.
Как бы то ни было, исторически доказанной является, после опыта 26—31 августа, крайняя слабость массового казаческого движения в пользу буржуазной контрреволюции»47.
Как видим, Ленин, указывая на социально-экономические условия для возможной русской Вандеи, не говорит, что она неизбежна, а, наоборот, принимает в расчет демократическое движение, все более переходящее в революционное наступление. Возможность и неизбежность—разные вещи. Расчеты врагов на Вандею срывались—вот что видел Ленин и точно определил, кому нужна была Вандея, кто ее разжигал. Пятьдесят десятин и больше имели хозяйства кулацкие, помещичьи. Что же касается бедноты —то на ее долю, как отмечалось в обращении Совнаркома к казачеству 26 ноября 1917 года, приходилось четыре-пять десятин на двор48.
О казаках в Петрограде после свержения монархии Ульянов писал: «Ночью сотни отдельными разъездами начинают собираться в казармах. Никто не в состоянии скрыть радости, повышенного настроения. Многие, расседлав лошадей, бегут в город, чтобы быть плечом к плечу с революционным народом. Возвращающиеся из разъездов сообщили: «Стрельба везде, но когда узнают нас, кричат: «Это наши, это казаки! Дорогу казакам»49.
Всего за три дня до Октябрьской революции был назначен в Петрограде казачий «крестный ход» как смотр сил контрреволюции. В Смольный пригласили представителей от казачьих полков. Казаки заявили, что они не будут выступать против рабочих и солдат, и Временное правительство отменило демонстрацию.
«Отмена демонстрации казаков,— писал Ленин,—есть гигантская победа. Ура! Наступать изо всех сил и мы победим вполне в несколько дней?»50
26 октября (8 ноября) на Втором Всероссийском съезде Советов Ленин наметил основу для соглашения с трудовым казачеством, когда предложил специально оговорить в декрете:
«Б) Земли рядовых крестьян и рядовых казаков не кон ф и с куются»51.
В ноябре—декабре 1917 года Совет Народных Комиссаров заверил казаков: Советская власть не отнимет их «вольность», не будет вмешиваться в бытовые традиции; с них будет снята кабала службы; земля конфискуется только у казаков-помещиков, кто имеет тысячи десятин и.'in од но прибирает к рукам войсковые запасы; у трудового казака землю никто не отнимет — она будет распределиться в соответствии с местными и бытовыми условиями; война разорила казаков, вытянула из них все соки— теперь они получат мир52. Это обращение принималось донцами и другими казаками с пониманием и сочувствием. Сразу же после Октября казаки отказывались поддерживать контрреволюционеров.
«Никогда казачество не давало таких трещин в своих закостеиолых традициях,— писал в сборнике «Пролетарская революция на Дону» участник событий Г. Глухов,— как после Октябрьской революции.
Какой богатый материал был дан для работы казачьей мысли появившимися всюду большевиками со своими лозунгами о Советах, земле, фабриках, со своими приказами о новом военном укладе, выборном начале и т. д...»
На требование Войскового правительства — выполнить «священный долг казачества» — идти против большевиков, Г. Глухов от имени полкового комитета заявил: «На кого мы будем наступать? Не на тех ли наших тамбовских и воронежских товарищей, с которыми мы так долго вместе лежали в окопах?»53
В рапортах, телеграммах в Новочеркасск командиры казачьих частей сообщали о нарушениях дисциплины, неповиновении, открытых симпатиях к красным. Когда Корнилов в письме к Духонину призывал «изменить ход событий, принявших гибельное для страны направление», и возлагал особую надежду на казаков, Духонин пометил на письме: «Казаки заняли непримиримую позицию— не воевать с большевиками».
И снова сошлемся на Ленина. В декабре 1917 года он говорит о том, что силы контрреволюции «предпринимают попытку организовать восстание на Дону. Эта попытка безнадежна, так как трудовое казачество против ка- лединцев». В январе 1918 года Ленин подводит итог тому, как складывались отношения с казаками: «Опыт Советской власти, пропаганда делом, примером советских организаций берет свое, и внутренняя опора Каледина на Дону теперь падает не столько извне, сколько из- внутри»54.
Многие казачьи части не только не поддерживали контрреволюцию, но подавляли ее в общем строю с рабочими и крестьянами. Приведем один документ от 28 января 1918 года:
«Мы, казаки 32 Донского казачьего полка, вернувшись с фронта, признавая власть Народных комиссаров, постановили не расходиться по домам и вести борьбу с контрреволюционными войсками Каледина и К0 до тех пор, пока власть на Дону не будет вырвана из рук Каледина и передана трудовому народу»55.
Это настроение распространялось и на другие казачьи полки.
Яркой страницей в историю Дона вошел съезд фронтового казачества в Каменской в январе 1918 года, ультиматум Военно-революционного комитета Каледину от имени съезда о передаче власти, разгром отряда Черне- цова на реке Глубокой, посланного разогнать ревком, поход революционных сил на Новочеркасск.
Ленин в 1918 году не раз ссылался на откровенное признание активного деятеля контрреволюции на Дону М. Богаевского: «наше дело проиграно, потому что за большевиков громадное большинство населения даже у нас»56.
С сознанием полной обреченности уходит из жизни Каледин, покончив самоубийством. Вся военная опора его составляла сто сорок семь штыков.
В марте 1918 года был созван Первый съезд Советов Донской республики.
По многим станицам и хуторам проходиди собрания, на которых выносились постановления. В них выражалось желание объединить трудовых казаков и крестьян, составить общий нерушимый лагерь, признать Советскую власть, провести в жизнь «все ее демократические начала и бороться всеми имеющимися... силами против капитализма и бандитов, насильственно подрывающих авторитет Советской власти»57.
Трудовое казачество не хотело поддерживать контрреволюцию. Интересно письмо генерала Алексеева рукд- водителю французской миссии в Киеве: «Казачьи полки, возвращающиеся с фронта, находятся в полном нравственном разложении. Идеи большевизма нашли приверженцев среди широкой массы казаков. Они не желают сражаться даже для защиты собственной территории, ради спасения своего достояния. Они глубоко убеждены, что большевизм направлен только против богатых классом, буржуазии н интеллигенции, а не против области, где сохранился порядок, где есть хлеб, уголь, железо, нефть...
Мы могли бы уйти на Кубань. Но и Кубанское войско выдерживает натиск большевиков только при помощи добровольческих частей, так как и кубанские казаки нравственно разложились»58.
Ист смысла, конечно, выпрямлять пути, пройденные трудовым казачеством в годы революции. Они были нелегки, запутанны и часто трагичны.
Это было время разрухи, общей усталости. Давил морально и экономически Брест, тяжелую необходимость которого не все понимали. Отсутствовала связь с. городом по части экономической, окончательно упали в цене деньги, прибавилась ко всему вызванная исключительными обстоятельствами продразверстка. В деревне и этого времени, хотя все пришло в заметное движение, еще чувствовался мрак, сюда не доходили даже газеты, многое определялось по слухам.
Па Дону была сильна верхушка казачества. Трудовому казаку, стремившемуся к новому порядку, приходилось преодолевать влияние атаманщины с ее опорой на крупнейших владельцев, кулацкие и военные верхи, на вооруженную помощь немецких оккупантов и интервентов Антанты, на идеи сословной обособленности и сепаратизма. Больше того, надо было преодолеть натиск актайных сил общероссийской реакции. Открыто орудовало слетевшееся на Дон контрреволюционное воронье — ге- и ер алы, фабриканты, миллионеры, всякие политические деятели, попы, архиереи, представители соглашательских партий, придворные. Они собирали силы для свержения Советской власти, стремясь превратить Дон в Вандею; перетянуть казаков на свою сторону, сбить их с толку, опутать лживыми лозунгами, обещаниями, запугать.
Чем запугивали казака заправилы контрреволюции? Кричали, что большевики, Советы отберут у всех землю, дома, разрушат территориальную целостность Области, насильственно объединят в коммуны или вовсе сгонят с донской земли и заселят ее «мужиками», будут мстить за участие в карательных отрядах, закроют церкви, отменят народные традиции. Сами они при этом всячески демонстрировали свою преданность бытовым традициям, обращались к истории Дона, воинственной старине, спекулировали даже на именах вожаков народных восстаний— Разина, Булавина.
Вся эта пропаганда широко распространялась через печать, на митингах и собраниях, с амвона церкви, в листовках.
В этих условиях роль субъективного фактора была далеко не второстепенной, как представляется некоторым исследователям «Тихого Дона».
Борьба за трудового казака была делом важнейшим для всего государства. Второй Всероссийский съезд Советов 8 ноября 1917 года принял обращение к «братьям- казакам»59.
16 января 1918 года к казакам обращается Третий съезд Советов. Он определял обстановку так:
«С первых же дней великой рабочей и крестьянской революции, происшедшей в октябре прошлого года, рабочие и крестьяне верили, что трудовое казачество не пойдет против трудящегося народа, а примкнет к той великой борьбе против богачей и поработителей... Вы оправдали нашу надежду, товарищи трудовые казаки...
Всероссийский съезд гордится вами, братья трудовые казаки. Вы объявили войну врагам народа — Каледину; Милюкову и их шайке...
Боритесь дальше. Сотрите с лица земли врагов народа. Выгоните Каледина и всех, кто с ним, из Новочеркасска, очистите эту землю от контрреволюционных банд».
Осенью 1918 года, чтоб высвободить колеблющийся народ Дона из-под влияния активно действовавших контрреволюционеров, ВЦИК и Совнарком еще раз заверили, что Советская власть никакого расказачивания, никакой ломки строевого и экономического быта, затрагивающей интересы трудящихся Дона, не допустит, на их веру и бытовой уклад не покушается. «Советская власть предоставляет казачеству полную самостоятельность в деле устроения своей жизни, своего быта»61.
От имени Совнаркома Реввоенсовет республики распространял на Южном фронте обращение: если казаки, втянутые в белогвардейскую авантюру, сложат оружие и подчинятся Советской власти, они не понесут никакого наказания, им будут прощены все преступления, которые они совершили против народа на службе у Краснова, им будет обеспечен мир, спокойствие и независимость.
В декабре 1919 года к казакам Дона, Кубани, Терека, Уральска, Сибири и Оренбурга обратился Седьмой съезд Советов. Он подробно разъяснил все то, что служило опорой вражеской пропаганды и склоняло казаков на их сторону: «Вас долго обманывали, братья казаки. Генералы и помещики говорили вам, будто Советская власть хочет отнять у вас земли, разрушить ваш быт, закрыть церкви, насильно ввести в коммуну»62.
Съезд заверил казаков, что будут прекращены все злоупотребления со стороны недостойных представителей власти.
Па этой основе устанавливались правильные взаимоотношения с трудовым казачеством. И политические работники очень много сделали, чтоб просветить народ, разъяснить суть политики Советской власти, парализовать вражеское влияние. Но отдельные советские работники допускали грубые ошибки, которые играли на руку врагам. Важнейшие директивы, обращения Советского правительства порой не доводились до сведения населении Дона, узаконенные меры подменялись произвольными решениями — взять хотя бы случаи конфискации земли у середняков, насильственное создание коммун, стихийные реквизиции. На местах становилось правилом не считаться с традициями казаков, их стремлениями к участию в общественной жизни. Губительно сказывался и анархизм. «Преступные бандитские и деклассированные, недемобилизовавшиеся еще, анархически настроенные солдатские элементы, примазавшиеся и втесавшиеся в эти (красногвардейские.— Ф. Б.) отряды, нещадно чернили и пятнали всю пришедшую на Дон Красную гвардию»63.
От анархистов, прикрывающихся революционной фразой, авантюристов, их необузданного своеволия, деморализации, пьянства, террора страдали жители Ростова, Екатеринодара, хуторов и станиц, воинские части. Казаки, привыкшие к строгому порядку, не могли с этим мириться.
В. А. Антонов-Овсеенко в книге «Записки о гражданской войне» рассказывает о многих фактах бестактности, в том числе религиозной, и делает вывод: «Перегибы... давали кулацким контрреволюционным элементам острый материал для развертывания своей подрывной работы»64.
Это резко усугубляло и без того сложную обстановку, вызывало недоверие, сомнения. Но все же правильная общая политика Советской власти:, привлекавшей к себе всех трудящихся, настойчивое стремление установить дружбу с трудовым народом Дона приближали казаков и расшатывали до основания белогвардейский тыл. Возьмем хотя бы разложение красновщины. 13 октября 1918 года «Известия ВЦИК» сообщили о восстании молодых казаков, которое закончилось боями с карательными экспедициями. Подобные столкновения происходили в Урюпинском, Усть-Медведицком, Ростовском, Таганрогском округах. Казаки отказывались идти на фронт. «Правда» в октябре и декабре писала о том, как на митингах, уклоняясь от мобилизации, казаки выступали щ Советскую власть. В Миллерове, когда привезли раненых, толпа кричала: «Не дадим сыновей на убой! Долой атамана Краснова!»
30 декабря 1918 года К. Мехоношин сообщал Реввоенсовету республики: «Имеющиеся данные о Донской казачьей армии говорят за то, что разложение ее идет быстрыми шагами, понижая с каждым днем ее боеспособность, и в настоящее время нам приходится сталкиваться лишь с частичными наступательными операциями в тех местах, куда сосредоточивается небольшая группа особых карательных отрядов, под давлением которых прочими казаками ведется бой, и то только на территории Донской области. Но с каждым боем ряды этих карательных частей редеют и их влияние на прочие казачьи полки слабеет. О поднятии старого духа Дона не может быть и речи, т. к. вождь их — Краснов в широких кругах не пользуется авторитетом». I
Далее там же отмечалось, что казаки отказываются от мобилизации, несмотря на строгость карательных мер. На фронте «сплошь и рядом боевые приказы не выполняются и подвергаются на митингах обсуждению. Растет недовольство офицерами. Дезертирство с каждым днем увеличивается и на некоторых участках фронта принимает массовый характер, Всюду замечается нежелание воевать»65.
В начале 1919 года казаки бросают позиции, уходят в тыл. Станицы поднимают восстание против Краснова и обращаются к красным за помощью — спасти их от карательных отрядов. На полковых митингах выносятся постановления— с Советской властью не воевать. Полки гамн создают ревкомы.
Семь станиц во главе с Вешенской подняли восстание против Краснова, перебили офицеров. 5 января станичный сбор в Вешенской постановил послать делегацию для переговоров, упразднить карательные отряды, освободить арестованных. 28-й Донской казачий полк бросил позиции у Калача, пошел в Вешенскую искать Краснова, чтоб расправиться с ним. От имени полка был издам приказ: «Всем гражданам станицы соблюдать тишину, порядок, спокойствие, дабы было возможно мирно ликвидировать гнездо предателей, грабителей и мародеров красновцев, им места нет между честных людей родного Дона. Они нагло навязали трудовому казачеству и крестьянству братоубийственную бойню и, прикрываясь именем Бога, производили сотни тысяч расстрелов лучших людей земли русской и Дона, десятки тысяч томятся в тюрьмах наших братьев, сотнями ударов шомполов секли наших братьев. Царство насильников кончилось...
Так пусть же будет наша власть трудового казачества, крестьянства и рабочих, с нами Бог правды, справедливости и братства»60.
К 3 февраля полностью сдали оружие 25, 26, 27-й конные, 24-й и 25-й пешие полки. После митинга в открытом поле казаки проводили командный состав Красной Армии криками «ура!».
В станице Кумылженской население встречает советские части хлебом и солью. Политкомы устраивают митинги среди населения. В Синяевке после митинга казаки постановили собрать тысячу пудов хлеба в пользу семей павших красноармейцев-москвичей.
3 февраля в Филоновской 700 человек отказались наступать. Многие были приговорены к расстрелам и арестантским отделениям.
4 февраля в Бутурлиновке состоялся многотысячный митинг жителей и красноармейцев. Была устроена демонстрация протеста по поводу убийства Либкнехта.
На фронте 9-й армии шло братание казаков с крестьянами.
8 февраля к нашим передовым частям пришла делегация Краснокутского района — просили помочь против красновской мобилизации. Казаки помогли красноармейцам взять Краснокутскую.
10 февраля советские части при вступлении на станцию Попасную были встречены населением криками «ура!».
13 февраля разведка курского полка попала в плен. Вернулась и привела с собой 150 казаков.
«Прекратить сопротивление», «Сложить оружие», «Надоело воевать», «Арестовать контрреволюционных офицеров», «Идти на Краснова» — вот лозунги трудового казачества в январе—феврале 1919 года67.
В станице Казанской казаки перебили своих офицеров, собрались— больше десяти тысяч — на митинг и приняли такую резолюцию:
«Советская власть показала себя при всех тяжестях положения в стране честной и боевой защитницей интересов трудящегося народа России: и рабочих, и крестьян, и казаков. Пусть эта власть объединит нас с остальной социалистической Россией для мирной, братской, трудовой жизни...
Долой, белые кровопийцы, с нашего Дона. Мы твердо берем винтовку и говорим: «Смерть вам, предатели».
Привет! Горячий привет тебе, Владимир Ильич, непреклонный борец за интересы трудящегося народа. Мы становимся бесповоротно под красное знамя, находящееся в твоих руках»68.
Командующий Донской белоказачьей армией генерал Денисов 14 февраля 1919 года в своем докладе так писал о причинах поражения белогвардейских войск:
«Чрезвычайно большую роль сыграла агитация большевиков... Переход к красным как боевых частей, так и станиц сначала выражался в пассивной форме, в не* желании сражаться с красными, а затем и в активной — в переходе к красным и в борьбе со своими братьями.
Измена населения общему делу, переход станиц на сторону красных и признание ими Советской власти...
Наконец, весь этот тыловой развал, вся эта тыловая агитация, гибелыю отразившаяся на положении нашего фронта...»69
Bi?i6op был сделан большинством казаков. Семьдесят тысяч человек из Донской армии сложили оружие и только пятнадцать тысяч ушли за Северный Донец. Полностью освобождены Усть-Медведицкий, Хоперский, Верхне-Донской, 2-й Донской округа и большая часть Дотецкого и Сальского округов. Красная Армия дошла до Северного Донца и Маныча.
Трудовое казачество приступило к установлению но- В0Г9 порядка. Теперь задача состояла в том, чтоб закрепить усдех на основе деклараций 1917 года и ленинской программы завоевания средних слоев крестьянства. Но все же выполнить полностью эти задачи не удалось. Больше того: вскоре поднялось восстание.
А. Серафимович тогда же объяснил это, прежде всего, неправильным отношением к трудящимся Дона:
«А население?
Его не видели. Мимо него шли к Новочеркасску. Победы заслонили и население, его чаяния, его нужды, его предрассудки, его ожидания нового, его огромную 119* требность узнать, что же ему несут за красными рядами, его особенный экономический и бытовой уклад»70.
Вместо гибкой политики, учитывающей естественны^ трудности перехода к новой форме государственности, на Дону стало проводиться так называемое «расказачу вание», извратившее линию Советской власти. Это вьь звало повсеместное восстание донских станиц.
Из чего исходили вдохновители политики «расказачи- ваиия» — некоторые деятели Донского бюро, в особенности С. Сырцов и прсдреввоенсовета Л. Троцкий? Дон-?- очаг контрреволюции, почти все казаки — реакционная сила, орудие произвола и насилия, нагаечники, опричнй* ки. На Дону — единая сословная нерушимая связь тру* жеников с паразитами, бедняков с богачами. Это и составляет основу донской контрреволюции. Казачество в целом — слепое и тупое орудие в руках монархистов-помещиков, генералов и реакционных политических деятелей.
В феврале 1919 года появилась, например, статья, которая называлась: «Борьба с Доном». В ней были сплошные выпады против казачества, его быта, истории:
«Дон выступил против нас, против русского революционного трудового народа, выступил в своей прежней исторической роли разбойника, душителя всяких свободных начинаний в России...
Казачество для России всегда играло роль палача... У казачества нет заслуг перед русским народом и русским государством...
Стомиллионный русский пролетариат не имеет 'никакого нравственного права применить к Дону великодушие»71.
Отсюда линия — на расказачивание...
Эта установка, сказавшаяся на поведении многих работников на Дону, компрометировала в глазах народа Советскую власть, ее гуманистическую природу. Воспитательные меры подменялись карательными, классовая борьба — борьбой с казачеством в целом. Оправданием служило то, что на Дону якобы восемьдесят процентов населения чужды Советской власти, все остальные— пассивны, то есть нет там для нас никакой опоры. Если учесть, что казаки составляли 43 процента, то сколько же крестьян зачислялось в тот же враждебный лагерь?.. Получалось так, что декреты Советской власти, Конституция, решения VIII съезда партии будто бы совсем не относились к казачеству. Часто брались под подозрение даже донские коммунисты, отдельные советские работники, командиры только потому, что они были казаками.
Когда коммунист В. С. Ковалев, прошедший воен- но-полевой суд, каторгу, Петропавловку, ссылку в Сибирь и ставший после революции видным советским работником на Дону, предлагал — а это было накануне восстания— опереться на опытных людей из казаков, в том числе и беспартийных, на это отвечали: «Донское бюро РКП самым решительным образом отвергает и всякую мысль о правительстве с беспартийными... В «правительство» уже на Дону играли, когда выявились тенденции заигрывать с казацкими федералистичёскими вожделениями»72. Так «обосновывалась» практика отстранения от деятельности не только рядовых казаков, но даже опытных и известных на Дону руководителей из народа и назначения нередко таких, которые не имели никакого представления о местных условиях, о народе, о его образе жизни, Обычаях...
И так случалось не только в станицах и хуторах. Рос- тово-Нахичеванский на Дону Военно-революционный комитет, 'опиравшийся на пролетариат, докладывал в марте 1919 года в Москву, что «случайные» лица, облеченные «особыми» полномочиями, вместо того чтоб помогать по-товарищески, умеют только «диктовать, предписывать, и притом чуть ли не без права апелляции». «В результате— трения, нам ставят палки в колеса, работа и у нас тормозится, энергия падает...»73
Донское бюро стало проводить тактику полного и решительного «расказачивания». Это касалось хозяйственных устоев, правового положения и быта всего казачества. Борьба приняла форму «огульного обвинения казаков в контрреволюционности»74. Середняки, а порой и казачья беднота рассматривались в общей массе с эксплуататорами. Методы советского строительства подменялись самоуправством.
Один из главных работников Донбюро С. Сырцов в январе 1919 года обосновал такую линию: «Принимая во внимание, что значительная часть Донской области по самой природе своей враждебна социалистической власти, что отдельные сочувствующие единицы тонут в море темной невежественной буржуазной казачьей массы («трудовое революционное казачество» больше существует как агитационная формула, чем на самом деле),— предоставить самой массе, почти однородной в экономическом отношении, строить местные органы власти было бы ошибкой». «Нельзя доверять населению Дона»75.
Считался порою нормальным и такой ход дела. «Победы Красной Армии вдохнули уверенность в крестьян,— обобщал «положительные» итоги своей деятельности С. Сырцов в апреле 1919 года,— и они начинают расправу с казачеством... Ревкомы под влиянием требований крестьян переименовывают станицы и хутора в волости и деревни (это, может быть,'на первый взгляд и мелочь, но для казачества, так дорожащего своими традициями
и бытовыми особенностями, не остается иллюзией:, начи* нается «расказачивание» казачества, то,, чего оно так- боялось)... В целом ряде станиц и хуторов выводится из обихода слово «казак»... Станицы в Миллеровском.районе... обезлюдели. Казаки с семьями и кое-каким имуществом ушли с отступающей армией, зная, что оставшихся ждет крутая расправа...
Общие условия заставляют нас, идя навстречу крестьянам (за исключением самих верхушек), сделать их своей опорой в деле ликвидации казачества...»76
Появились распоряжения о реквизициях, контрибуциях без разбора, уплотнении станиц, распылении казачества, всяких новых административных делениях, запрещалось носить лампасы, собирать ярмарки, изживались названия «станица», «казак». Были случаи, когда комиссарами в станицы назначали австрийских военнопленных. Такое грубое вмешательство в бытовые традиции в корне противоречило политике партии. 3 июня 1919 года Ленин телеграфировал Реввоенсовету Южного фронта, он отменял головотяпские распоряжения и напоминал о крайней осторожности в подходе к населению, его традициям, недопустимости всякой ненужной ломки, озлобляющей народ77.
Но даже и эта телеграмма не отрезвила зарвавшихся «руководителей». «Они придерживались старой линии «расказачивания» и этим занесли серьезный вред Республике»,— говорится в «Истории Коммунистической партии Советского Союза»78. «Все это озлобило казачество, увеличило число противников Советской власти»79.
Белогвардейская пропаганда использовала эти факты. Кричала о насилиях, о том, что коммунисты ведут борьбу со всем народом, не только крупными, но и мелкими собственниками. Распространялись копии непродуманных приказов и распоряжений в качестве агиток:
Политика «расказачивания» воспринималась многими коммунистами как явление чуждое, насквозь преступное и авантюристическое. В. А. Антонов-Овсеенко писал в 1933 году, что «целый ряд ответственных работников предостерегал от этого шага»80, то есть «расказачивания». Из этого факта не делали секрета наши опытные руководители в центре и на местах, протестовали, освещали истинное положение в докладах, письмах, центральной печати. Вот их высказывания.
Казачий отдел В ЦИК докладывал Совету Народных Комиссаров в июле 1919 года: «С начала же Октябрьской революции на сторону Советской власти стал трудовой казак и оказал резкое сопротивление своим контрреволюционным элементам тем, что, во-первых, послал своих представителей во В ЦИК, и, во-вторых, тем, что повел активную борьбу с генералами, помещикахми и капиталистами, не только своими, но и с успевшими спрятаться в казачьих областях из центральных губерний России. Стоит только вспомнить 1, 4, 14, 32-й и 37-й казачьи полки, поехавшие на Дон, организовавшие там борьбу и добившиеся было полного торжества Советской власти на Дону, а Кубанская 5-я дивизия на Кубани,.. В декабре прошлого года и в январе нынешнего кто как не трудовые казаки помогли очищению части Донской области от красновских и деникинских банд... Таким образом, казалось бы, задачи Советской власти должны были получить правильное разрешение, так как и трудовое революционное казачество было на стороне Советской власти...» Однако некоторые ответственные руководители «не только не пожелали глубже заинтересоваться для пользы дела пролетарской революции казачьим бытом и историей, но и часто слепо, не предвидя дальнейшего хода событий, заявляли категорически о немедленном уничтожении казачества как такового... Ни казацкие бунты против Московской-власти в прежние века, ни бунты Стеньки Разина, Емельяна Пугачева и других, наконец, бунт казаков северных округов Донской области, отдела Кубанской области в 1905 году ими не был учтен, и Сибирского в 1914 году... На массовый террор без разбора (доказательного материала достаточно дано президиуму ВЦИК) население казачьих областей ответило массовыми восстаниями, и много тех средних элементов казачества, которые могли бы примкнуть к общей пролетарской семье и повести с ней борьбу с Деникиным и их прихвостнями, отшатнулись от Советской власти и очутились в лагере Деникина...»
Казачий отдел предлагал отменить неправильные приказы и распоряжения, изданные местными властями, заменить в необходимых случаях работников в революционных комитетах, строить Советскую власть на Дону в соответствии с духом законодательства Республики, назначать комиссарами также и казаков81.
Практика голого администрирования, неоправданного применения военной силы вызывала несогласие и в самом Донбюро, и в Реввоенсовете Южного фронта, и особенно среди рядовых советских руководителей на Дону, политработников и? командиров.
Вот что писал член Реввоенсовета Южного фронта Г. Сокольников: «Восстание в Вешенском районе началось на почве применения военно-политическими инстанциями армии и ревкомами массового террора по отношению к казакам, восставшим против Краснова и открывшим фронт Советской власти»82»
Впечатления К. Краснушкина, члена партии, командированного из Москвы в Хоперский округ: «Деятельность ревтрибунала*., с безапелляционными приговорами без участия защиты при закрытых дверях была настолько вызывающа и настолько не соответствовала духу партии и Советской власти, что это бросается в глаза при поверхностном ознакомлении с его делами... Дело в том, что трибунал разбирал в день по 50 дел, а по этому можно судить, насколько внимательно разбирались дела... С самого начала моего приезда я с помощью товарищей коммунистов из центра провел энергичную работу с рай- бюро и ревкомом, настойчиво требуя смещения состава^ ревтрибунала и предания его суду. Этого удалось почтл добиться, однако наступил острый момент восстаний и, наконец, эвакуаций, почему разрешение этого вопроса было отложено. Начало восстаний было положено одним из хуторов, в который ревтрибунал в составе Марчевского, пулемета и 25-ти вооруженных людей въехал для того, чтобы, по образному выражению Марчевского, пройти Карфагеном по этому хутору»83.
Подобные факты изложили в своих докладах заведующий продотделом Морозовского райревкома Г. Дон- сков, член Казачьего отдела ВЦИК М. Данилов, член партии, командированный из Москвы в Хоперский округ М. Нестеров, сотрудники ВЧК Смирнов и Балакирев и другие.
В докладах и письмах, как правило, выражалось мнение, что при другом — более тактичном— обращении трудовые казаки надежно перейдут на нашу сторону. Политработник И. Е. Потемкин даже полагал: «Казак в общем развитее крестьянина, и если подходят к нему осторожно, он легче усваивает все новшества Советской власти. На строение казачества главным образом определяется социально-экономическими условиями, в которых он находится, но можно перестроить и его миропонимание. Хороший партийный советский работник на Дону должен знать особенности казачества и играть на душевных свойствах его, и как только казак принимает сторону убедившего его, то он идет напролом...»84.
. Дивизионный политком С. Попиралин так передавал сноп впечатления: «...среди них слишком много суеверий к нам, потому что много запуганы Красновым, но масса очень добродушно везде принимает нас»85.
О положении на Дону докладывал 8 июля 1919 года Ленину и Калинину командир Красной Армии Ф. К. Миронов. Он сообщил о том, что еще 15 марта 1919 года Реввоенсовет Республики и Главком разрешили ему формировать казачью дивизию. Но потом по неизвестным причинам решение было отменено. Не приняты были if его предложения об отношении к трудовому донскому казачеству.
По мнению Миронова, в старом поколении казаков заметна власть реакционных традиций. Но не менее влиятельно стало и то новое настроение, которое принесла революционная эпоха и которое заставило фронтовое казачество идти в ногу с общей солдатской массой. Посланное, например, в конце 1917 года на борьбу с большевиками в Екатерииославской губернии и Донецком бассейне ^фронтовое казачество не поддержало своего начальства п осталось верным трудовому народу». Миронов напомнил об отказе 32-го, 37-го и других полков «от выполнения боевого приказа под г. Александровском, причем 32-й полк был встречен большевиками с музыкой».
Далее Миронов писал о трагедии фронтовиков, которым трудно было потом, в 1918 году, оторванным от политических центров, предоставленным самим себе, разобраться в обстановке: с одной стороны — давили отцы и деды, духовенство и офицерство; с другой стороны — «в этот момент (март—апрель) окраины Дона начали подвергаться безудержному разгулу провокаторов, влившихся в огромном числе в тогдашние красногвардейские ряды: пылали отдельные хутора, обстреливались церкви артогнем во время богослужения и т. п. Генералы Мамонтовы, полковники Застегаевы ликовали: поводы к казачьему восстанию сама революция вкладывала в-руки этих жандармов царя. Эта тяжелая драма фронтового казачества будет когда-нибудь освещена беспристрастною историей...»
События настолько сложны, докладывал Миронов, что «ум станичника бессилен разобраться». Он предлагал сделать главный упор на политическое просвещение казачьих масс.
«Исходя из этого,— докладывал Миронов, глубоко убежденный, что казачество не так контрреволюционно, как на него смотрят и стараются обрисовать, и что практичностью и умелой политической работой его вновь можно вернуть в стан борцов за пролетарские интересы,— я, уезжая на Западный фронт, 15 марта предложил Реввоенсовету Республики такие мероприятия:
«Чтобы казачье население удержать сочувствующим Советской власти, необходимо:
5 Считаться с его историческим, бытовым и религиозным укладом жизни. Время и умелые политические работники разрушат темноту и фанатизм казаков, привитые вековым казарменным воспитанием старого полицейского строя, проникшим во весь организм казака.
6 В революционный период борьбы с буржуазией, пока контрреволюция не задушена на Дону, вся обстановка повелительно требует, чтоб идея коммунизма проводилась в умы казачьего и коренного крестьянского населения путем лекций, бесед, брошюр и т. п., но ни в коем случае не насаждалась и не прививалась насильственно, как это «обещается» теперь всеми поступками и приемами «случайных коммунистов».
. 3. В данный момент не нужно бы брать на учет живого и мертвого инвентаря, а лучше объявить твердые цены, по которым и требовать поставки продуктов от населения, предъявляя это требование к целому обществу данного населения, причем необходимо считаться со степенью зажиточности его.
4. Предоставить населению под руководством опытных политических работников строить жизнь самим, строго следя за тем, чтобы контрреволюционные элементы не проникали к власти, а для этого:
: 5, Лучше было бы, чтобы были созваны окружные съезды для выбора окружных советов и вся полнота власти передана была бы исполнительным органам этих съездо®, а не случайно назначенным лицам, как это сделана теперь. На съезд должны прибыть крупные политические работники из центра. Нельзя не обращать внимания на невежественную сторону казачества, которое до сих пор не видело светлых политических работников и всецело находилось в руках реакционного офицерства и духовенства и т. д.».
Миронов говорит далее, что эти его предложения не были рассмотрены, хотя поданы были своевременно. Он продолжал:
«И только один человек понял меня, только один человек согласился со мною — товарищ Аралов. Он на моей записке написал: «Всецело присоединяюсь к политическим соображениям и требованиям и считаю их справедливыми. Член РВС Аралов».
И если бы все согласились, как согласился т. Аралов,— теперь мы Донского фронта не имели бы. Будем ли мы и дальше слепы? Нет, это стоит слишком дорого»86.
В марте к предложениям Миронова присоединился и главком II. И. Вацетнс. Еще более важно — их одобрительно принял Ленин. Но они стали известны ему лишь в июле. Участник беседы комиссар Казачьего отдела ВЦИК М. Макаров так передает слова Ленина: «Жаль, что вовремя мне этого не сообщили». И о Миронове: «Такие люди нам нужны. Необходимо умело их использовать».
В. И. Ленин и М. И, Калинин обещали Ф. К. Миронову, всяческое содействие87.
Почему же письмо Ф. К. Миронова запоздало?
Дело обстояло так. Реввоенсовет Южного фронта доложил о предложениях Миронова Троцкому. При этом было высказано: предложения Миронова расходятся с осуществляемым курсом, его вмешательство в политику способно принести только вред и вообще его пребывание на Дону нежелательно, как еще раньше докладывал Сырцов,— выступления Миронова вносят, дескать, большую смуту. Троцкий после «криминальных» предложений убрал его с Дона под видом повышения в должности и перевел на Западный фронт, запретил формировать казачью дивизию.
Миронова удалили... Его предложения скрыли, дабы ничто не мешало проводить курс «на ликвидацию контрреволюции»... Все, что говорил Миронов об извращенияхполитики, о преступной линии Троцкого на Юге,— «пред- реввоенсовета» объявил демагогией предателя.
Интересны документы, связанные с деятельностью В. Трифонова на Дону, комиссара Особого экспедиционного корпуса, члена Реввоенсовета Республики. Они полностью подтверждают все то, о чем говорилось выше. Он писал А. Сольцу: «Прочитай мое заявление в ЦК партии и скажи свое мнение: стоит ли его передать Ленину? Если стоит, то устрой так, чтобы оно попало к нему. На Юге творились и творятся величайшие безобразия и преступления, о которых нужно во все горло кричать на площадях, но, к сожалению, пока я это делать не могу. При нравах, которые здесь усвоены, мы никогда войны не кончим... Южный фронт — это детище Троцкого и является плотыо от плоти этого... бездарнейшего организатора. Публике нашей нужно обратить серьезное внимание. Армию создавал не Троцкий, а мы, рядовые армейские работники. Там, где Троцкий пытался работать, там сейчас же начиналась величайшая путаница»88.
А Вот листовка, подписанная членом Реввоенсовета Республики Трифоновым:
«...Действия отдельных негодяев, примазавшихся к Советской власти и творивших преступления и беззакония на Дону, на которые ссылаются белогвардейские захребетники, со всей строгостью осуждены центральной Советской властью. Часть этих негодяев уже расстреляна, часть ждет своей участи и будет расстреляна, как только виновность их будет установлена. Советская власть не может и не будет потакать врагам народа, негодяям, злоупотреблявшим своею властью,— их ждет беспощадная кара...
Вам, трудовые Донские Казаки, при посредстве Советского правительства протягивают свою руку помощи и дружественной поддержки многомиллионные трудовые массы Советской России...»89
Донская проблема обсуждалась в печати. В «Известиях» с рядом ярких размышлений по этому поводу выступили В. Свешников, Н. Беляков-Горский, Т. Седельников90. Дон может стать советским, казак должен быть завоеван— вот о чем писали в прессе. И эти надежды оправдывались. Несмотря на то, что конфликт принял форму вооруженной борьбы, трудовой народ Дона постепенно осознавал, что он вступил на неверный путь, борясь.с Советской властью и невольно поддерживая своих врагов — белогвардейцев, Деникина. На тяжелом опыте казаки убеждались, что им ближе Красная Армия, и переходили в ее ряды.
М. И. Калинин отмечает в 1919 году: «...у нас—самые лучшие кавалеристы-казаки, перешедшие от Деникина, и теперь мы уже деникинских казаков бьем советскими казаками»91.
В декларации Казачьей секции VII Всероссийского съезда Советов (декабрь 1919 года) отмечалось: «Ряды трудового казачества, своей кровью искупающего грехи прошлого, растут и увеличиваются. Из красных казаков Советская власть создает свои дивизии и корпуса. Раньше других проснулось трудовое казачество Дона»92.
В обращении к трудовому казачеству VII Всероссийского съезда Советов говорилось: «Советская власть чужда мести. Она готова предать забвению ваши заблуждения, ваши прошлые грехи, ваше преступное участие в борьбе с Рабочс-Крестьянской Россией... Советская Власть протянет вам руку примирения, встретит вас как раскаявшихся братьев»93.
Правительство разрабатывало новые законы. Взять хотя бы амнистию, объявленную северокавказским краевым военным совещанием в июле 1921 года всем трудовым казакам и крестьянам, втянутым в контрреволюционные банды94.
В том же году состоялась встреча М. И. Калинина с казаками Петровской станицы Хоперского округа, бывшими повстанцами.
«Я... приехал узнать ваши нужды,— начал Калинин — Можете каждый говорить, кто что хочет, никто не будет привлечен за свои слова. Можете говорить как на духу... Ладите ли вы с исполкомом?.. Не груб ли он?..
Казаки. Ничего, мы довольны.
Калинин. Если будут неправильные распоряжения, то вы их исполняйте, а потом приезжайте ко мне в Москву, там не звери живут, не укусят. Расскажите мне, в чем дело, и я пришлю сюда человека, который все расследует и накажет, если неправильно делалось.:. Вон наши крестьяне, они никогда не скажут: долой Советскую
» V ПС
власть, а они говорят: долой комиссара, если плохой»*3.
К донским событиям возвращались потом военные историки— В. А. Антонов-Овсеенко и Л. С. Дегтярев. Они говорили о том, как важен трезвый учет тех ошибок, ко* рые были допущены, особенно в 1919 году. ^ -
• В «Истории Коммунистической партии Советского Союза» сказано:
«Большие трудности были на Дону. Здесь в начале весны советские войска достигли крупных успехов, но закрепить их не смогли. Серьезную угрозу тылу 8-й и 9-й армий Южного фронта создал антисоветский мятеж донских казаков в станицах Казанская и Вешенская, распространившийся затем на северную часть Донской области. Почвой для мятежа были колебания среднего крестьянства, которые захватили и среднее казачество. Но эти колебания не имели бы таких последствий, если бы не серьезные ошибки, допущенные в решении казачьего вопроса. Классовый подход к казачеству был нарушен, применялись репрессии не только к казакам-кулакам, воевавшим против Советской власти, но и к обманутым ими середнякам. Местные ревкомы проводили «расказачивание»... Все это озлобило казачество, увеличило число противников Советской власти. Попытки командования Красной Армии подавить мятеж оказались безрезультатными»96.
Что же из всего этого следует? Вполне очевидно, что колебания трудового народа Дона нельзя объяснять только двойственной природой промежуточных слоев.
Исторические документы свидетельствуют о двух линиях в подходе к сложной донской проблеме. Первая исходила из классового принципа. Она была рассчитана на соглашение с трудовым народом Дома, привлечение его на сторону Советской власти методами агитации, опытом революции и советского строительства. При этом, разумеется, учитывались все и всякие осложнения: сословные предрассудки, замкнутость, политическая отсталость, влияние верхов казачества, бытовые пережитки, тянувшие назад. Но они не воспринимались как непроходимая пропасть, отделяющая казаков от всего народа. Была твердая уверенность, что Советская власть — и только она — способна объединить в общую семью всех трудящихся, вывести казаков на широкий путь. Вот почему так заинтересованно, с таким волнением излагали коммунисты свои планы, активно вмешивались в трагические события, чувствуя родного брата по классу в трудовом казаке, боролись за него. И вот почему они так нетерпимо относились ко всем случаям, когда видели кричащие расхождения между нашими декларациями, лозунгами, обращениями и тем, что позволяли себе иные «деятели» — завзятые крикуны и политиканы. Задача состояла в том, чтоб представить идеи Советской власти в их истинном, неискаженном содержании.
Другая линия исходила из представления о едином казачестве — оплоте империализма и наемной силе царя; оно якобы окаменело в консервативности, живет без движения, без революционного проблеска и признаков демократических чувств. Здесь тактика была рассчитана в основном на применение силы без особого разбора.
Такая линия проводилась в то время некоторыми работниками не только в отношении казаков, но и крестьян, и там, где она одерживала временно верх, это порождало недовольство масс, волнения. И немало надо было приложить усилий, чтобы выправить потом положение.
Именно тогда вопрос об отношении к среднему крестьянству стал главным и решающим. Ленин на VIII съезде партии (март 1919 года) указывал, что надо «стать на почву прочного союза, чтобы исключить возможность тех неоднократно случающихся уклонений и неправильностей, которые отторгали от нас среднего крестьянина, тогда как на самом деле мы, как руководящая коммунистическая партия, впервые помогшая русскому крестьянину скинуть до конца иго помещиков и основать для него настоящую демократию,— мы вполне могли бы рассчитывать на полное его доверие. Эта задача не того типа, которая требует беспощадного, быстрого подавления и наступления. Она, несомненно, более сложная»97. Ленин четко разграничивал: «По отношению к помещикам и капиталистам наша задача — полная экспроприация. Но никаких насилий по отношению к среднему крестьянству мы не допускаем. Даже по отношению к богатому крестьянству мы не говорим с такой решительностью, как но отношению к буржуазии: абсолютная экспроприация богатого крестьянства и кулаков»98.
Подводя итоги, Ленин напоминал, что «сплошь и рядом по неопытности советских работников, по трудности вопроса, удары, которые предназначались для кулаков, падали на среднее крестьянство». «Главный урок — быть чрезвычайно осторожным в нашем отношении к среднему крестьянству и к мелкой буржуазии». Для этого необходимо знать сельский быт, местные условия, проявлять такт, гибкость, терпение, выдержку, ибо крестьянство — это класс, который колеблется. «Мы не можем рассчитывать, чтобы средний крестьянин стал немедленно на нашу сторону. Но если мы правильно будем вести политику, то через некоторое время эти колебания прекратятся, и крестьянин сможет встать на нашу сторону»; «не сметь командовать!..»99 — вот лозунг вождя, провозглашенный на VIII съезде партии под аплодисменты зала.
Вопрос о средних слоях потребовал к себе «сугубого и трижды сугубого внимания» еще и потому, что на них, стремясь любыми средствами «скинуть большевиков»100, делали ставку Колчак и Деникин, меньшевики и эсеры. Белогвардейцы планировали широкое наступление и организацию восстаний.
Необходимо было войти в полное доверие к мужикам, высвободить их из-под влияния врага. Главное здесь—* научиться разговаривать с крестьянами, доказать практически, примером, на деле. «Словами они не дадут себя убедить и прекрасно сделают, что не дадут. Плохо было бы, если бы они давали себя убеждать одним прочтением декретов и агитационными листками» 101.
В программе партии, принятой на VIII съезде, было записано: «По отношению к среднему крестьянству политика РКП состоит в постепенном и планомерном вовлечении его в работу социалистического строительства. Партия ставит своей задачей отделять его от кулаков, привлекать его на сторону рабочего класса внимательным отношением к его нуждам, борясь с его отсталостью мерами идейного воздействия, отнюдь не мерами подавления, стремясь во всех случаях, где затронуты его жизненные интересы, к практическим соглашениям с ним, идя на уступки ему в определении способов проведения социалистических преобразований» 102.
Но опасной помехой на пути жизненно необходимого соглашения с трудовым народом были загибщики, грубо нарушавшие линию партии. «К нам присосались,— говорил Ленин на Восьмом съезде партии,— кое-где карьеристы, авантюристы, которые назвались коммунистами и надувают нас, которые полезли к нам потому, что коммунисты теперь у власти, потому, что более честные «служилые» элементы не пошли к нам работать вследствие своих отсталых идей, а у карьеристов нет никаких идей, нет никакой честности. Эти люди, которые стремятся только выслужиться, пускают на местах в ход принуждение и думают, что это хорошо. А на деле это приводит иногда к тому, что крестьяне говорят: «Да здравствует- Советская власть, но долой коммунию\» (т. е. коммунизм). Такие случаи не выдуманы, а взяты из живой жизни, из сообщений товарищей с мест. Мы не должны забывать того, какой гигантский вред приносит всякая неумеренность, всякая скоропалительность и торопливость*
Нам нужно было спешить во что бы то ни стало, путем отчаянного прыжка, выйти из империалистической войны, которая нас довела до краха, нужно было употребить самые отчаянные усилия, чтобы раздавить буржуазию и те силы, которые грозили раздавить нас. Все это было.нег обходимо, без этого мы не могли бы победить. Но если подобным же образом действовать по отношению к сред^ нему крестьянству,—-это будет таким идиотизмом, таким- тупоумием и такой гибелью дела, что созпателыно так работать могут только провокаторы» ,03.
Таких фактов при каждой проверке оказывалось немало. В то время на Восточном фронте М. И. Калинин: арестовал семьдесят человек провокаторов, пробравшихся к руководству и творивших насилия над народом от имени Советской власти. «Мы изживем эту полицейщин ну»104,— обещал Калинин крестьянам, имея в виду всяких загибщиков.
Так шла борьба на два фронта: против явных врагов и против их пособников — бюрократов, хамов, ворюг. Об этом свидетельствуют, например, материалы «Правды». II. Мещеряков 10 октября 1918 года публикует статью «О хамстве», предлагая «всеми силами и мерами» бороться против «высокомерия, наглости и рукоприкладства», снимать за это с должностей, а в важных случаях предавать суду. 15 октября появляется статья «Как мы помогаем белогвардейцам». В ней рассказано о волнениях в Варнавинском и Ветлужском уездах Костромской губернии, где но переписи 1916 года было 39 процентов безлошадных и однолошадных хозяйств. Это — не в казачьем крае, более зажиточном, где все якобы определяли сословные пережитки. Кто виноват? «Правда» отвечает: отдельные руководители «воскресили в своем лице прежних становых».
31 октября в печати выступил Е. Ярославский. В статье «О «продотрядах» и заградительных отрядах» он разоблачает преступления председателя продотряда, позволявшего себе своеволие, вплоть до обстрела воинского эшелона. «Действует как царь и бог,— пишет Е. Ярославский,— ведь у него в руках вся полнота власти... Посмей пожаловаться на его безобразия! Арест, тюрьма, к стенке! Кому жаловаться? Таких фактов — множество. Эти жалобы идут со всех сторон... Надо самым серьезным образом заняться ревизией, проверкой, чисткой, устранением, роспуском таких продармий, продотрядов, чрезвыч- комов и т. д. Иначе они явятся лучшими рассадниками контрреволюции... Надо сейчас же, немедленно, кругом оглядеться, за все организации взяться, все их нащупать и вычистить поганой метлой всю гниль и грязь, что успела налипнуть за год революции. Видя эту нашу борьбу, обиженное этими господами трудящееся население увидит, что мы и они — две вещи разные».
«Правда» обсуждает вопрос о том, кто кому должен подчиняться — «чрезвычайки» исполкомам или наоборот. М. Ольминского тревожит опасность превышения власти. 3 декабря он выступает против политических загибов, когда в одном месте объявили кулаками девяносто процентов населения, в другом — каждую деревенскую женщину, приносившую на базар кринку молока. «Поистине никакой белогвардеец не выдумал бы худшей клеветы на Советскую власть...— пишет М. Ольминский.— Неужели Октябрьская революция с лозунгом отобрания земли от помещиков проведена лишь для того, чтобы, наделив разоренных крестьян землею, объявить их кулаками-кровопийцами и начать новую войну против них?.. Таких деятелей следовало бы сажать на скамью подсудимых рядом с белогвардейскими организаторами деревенских восстаний за явное неподчинение политическим указаниям советского центра». В. Д. Воич-Бруевич рассказал о встрече В. И. Ленина с крестьянами — пензенскими, курскими, смоленскими, самарскими и другими в начале 1919 года. Все жаловались на местные порядки.
«Ясно было,— комментирует автор,— что вопрос о власти на местах был больным и крайне важным вопросом» 1о5.
Особенно широкая кампания по проверке дел в деревне началась после VIII съезда партии. Передовая «Правды» от 2 апреля 1919 года определяла как задачу дня — оградить бедноту и середняков от всяких насилий. Правительство издает декрет о льготах среднему крестьянству, о мерах содействия кустарной промышленности, объявляет амнистию арестованным и осужденным, принимавшим участие в выступлениях против Советской власти. Вскрываются и устраняются неполадки, злоупотребления. Работают Бюро жалоб и заявлений, Госконтроль. Ленин требует, чтоб хорошо была поставлена агитация словом и делом, чтоб крестьян принимали для бесед ответственные лица и активно выступала в защиту середняка пресса. На места едут М. И. Калинин и другие деятели Советского государства. Всесоюзный староста считал, что «между Советской властью и средним крестьянством могут быть недоразумения, но ни в коем случае не может быть вражды»106.
Газеты публикуют письма крестьян, данные ревизионных комиссий, выезжавших на места, следственные материалы. 16 апреля 1919 года в «Известиях» напечатана статья «Как делаются кулацкие восстания» о возмутительных фактах насилия местных властей в Новосиль- ском уезде Тульской губернии: «Поразительно то, что почти целые волости квалифицировались как кулацкие...
У такого кулака оказалось: курная хата без трубы; кроме «кулака» живут еще там овцы, свиньи, поросята и ребятишек человек 12».
Именно о таких случаях писал Д. Бедный в стихотворении «Правда. С товарищами красноармейцами? беседа по душам». Онр было напечатано в «Правде», перепечатано газетой «Беднота» и выпущено отдельно издательством ВЦИК для массового распространения. Поэт так переложил подлинную жалобу фронтовиков-красноармейцев:
Пишут из дому родители, Обернулась-де татарщиной Плачет каждая строка: Власть рабочих и крестьян.
Там какие-то грабители Не под новой ли мы барщиной,
Утесняют мужика... Дорогой наш брат Демьян?
Д. Бедный отвечает на это:
Дышат правдою сгущенные Краски вашего письма. Шайки гадов развращенные Навредили нам весьма;
«Челядь сброшенных господ» Приспособясь помаленечку, Так, чтоб было ей тепло, Где — прижала деревенечку, Где — ограбила село.
Доведя ж до озверения Волость целую, скорей Полк звала для усмирения Непокорных бунтарей.
• ••••'••••I
Не пугайтеся охальников: Есть у нас на них узда,
