Друг - Телемак

Перевод М. Урнова

Вернувшись с охоты, я поджидал в маленьком городке Лос-Пиньос, в

Нью-Мексико, поезд, идущий на юг. Поезд запаздывал на час. Я сидел на

крыльце ресторанчика "Вершина" и беседовал о смысле жизни с Телемаком

Хиксом, его владельцем.

Заметив, что вопросы личного характера не исключаются, я спросил его,

какое, животное, очевидно давным-давно, скрутило и обезобразило его левое

ухо. Как охотника меня интересовали злоключения, которые могут постигнуть

человека, преследующего дичь.

- Это ухо, - сказал Хикс, - реликвия верной дружбы.

- Несчастный случай? - не унимался я.

- Никакая дружба не может быть несчастным случаем, - сказал Телемак, и

я умолк,

- Я знаю один-единственный случай истинной дружбы, - продолжал мой

хозяин, - это случай полюбовного соглашения между человеком из Коннектикута

и обезьяной. Обезьяна взбиралась на пальмы в Барранквилле и сбрасывала

человеку кокосовые орехи. Человек распиливал их пополам, делал из них чашки,

продавал их по два реала за штуку и покупал ром. Обезьяна выпивала кокосовое

молоко. Поскольку каждый был доволен своей долей в добыче, они жили, как

братья. Но у человеческих существ дружба - занятие преходящее: побалуются ею

и забросят.

Был у меня как-то друг, по имени Пейсли Фиш, и я воображал, что он

привязан ко мне на веки вечные. Семь лет мы бок о бок добывали руду,

разводили скот, продавали патентованные маслобойки, пасли овец, щелкали

фотографии и все, что попадалось под руку, ставили проволочные изгороди и

собирали СЛЕИВЫ. И думалось мне что ни человекоубийство, ни лесть, ни

богатство, ни пьянство, никакие ухищрения не посеют раздора между мной и

Пейсли Фишем. Вы и представить себе не можете, как мы были дружны. Мы были

друзьями в деле, но наши дружеские чувства не оставляли нас в часы досуга и

забав. Поистине у нас были дни Дамона и ночи Пифиаса (1).

Как-то летом мы с Пейсли, нарядившись как полагается, скачем в эти

самые горы Сан-Андрес, чтобы на месяц окунуться в безделье и легкомыслие. Мы

попадаем сюда, в Лос-Пиньос, в этот Сад на крыше мира, где текут реки

сгущенного молока и меда. В нем несколько улиц и воздух, и куры, и ресторан.

Чего еще человеку надо!

Приезжаем мы вечером, после ужина, и решаем обследовать, какие съестные

припасы имеются в ресторане у железной дороги. Только мы уселись и отодрали

ножами тарелки от красной клеенки, как вдруг влетает вдова Джессап с

горячими пирожками и жареной печенкой.

Это была такая женщина, что даже пескаря ввела бы в грех. Она была не

столько маленькая, сколько крупная и, казалось, дух гостеприимства

пронизывал все ее существо. Румянец ее лица говорил о кулинарных склонностях

и пылком темпераменте, а от ее улыбки чертополох мог бы зацвести в декабре

месяце. Вдова Джессап наболтала нам всякую всячину: о климате, об истории, о

Теннисоне, о черносливе, о нехватке баранины и, в конце концов, пожелала

узнать, откуда мы явились.

- Спринг-Вэлли, - говорю я.

- Биг-Спринг-Вэлли, - прожевывает Пейсли вместе с картошкой и ветчиной.

Это был первый замеченный мною признак того, что старая дружба fidus

Diogenes между мною и Пейсли окончилась навсегда. Он знал, что я терпеть не

могу болтунов, и все-таки влез в разговор со своими вставками и

синтаксическими добавлениями. На карте значилось Биг-Спринг-Вэлли, но я сам

слышал, как Пейсли тысячу раз говорил просто Спринг-Вэлли.

Больше мы не сказали ни слова и, поужинав, вышли и уселись на рельсах.

Мы слишком долго были знакомы, чтобы не знать, какие мысли бродили в голове

у соседа.

- Надеюсь, ты понимаешь, - говорит Пейсли, - что я решил присовокупить

эту вдову, как органическую часть, к моему наследству в его домашней,

социальной, юридической и других формах отныне и навеки, пока смерть не

разлучит нас.

- Все ясно, понятно, - отвечаю я. - Я прочел это между строк, хотя ты

обмолвился только одной. Надеюсь, тебе также известно, - говорю я, - что я

предпринял шаг к перемене фамилии вдовы на фамилию Хикс и советую тебе

написать в газету, в отдел светской хроники, я запросить точную информацию,

полагается ли шаферу камелия в петлицу и носки без шва.

- В твоей программе пройдут не все номера, - говорит Пейсли, пожевывая

кусок железнодорожной шпалы. - Будь это дело мирское, я уступил бы тебе в

чем хочешь, но здесь - шалишь! Улыбки женщин, - продолжает Пейсли, - это

водоворот Сциллы и Харибды, в пучину которого часто попадает, разбиваясь в

щепки, крепкий корабль "Дружба". Как и прежде, я готов отбить тебя у

медведя, - говорит Пейсли, - поручиться по твоему векселю или растирать тебе

лопатки оподельдоком. Но на этом мое чувство этикета иссякает. В азартной

игре на миссис Джессап мы играем порознь. Я честно предупредил тебя.

Тогда я совещаюсь сам с собой и предлагаю следующую резолюцию и

поправки:

- Дружба между мужчинами, - говорю я, - есть древняя историческая

добродетель, рожденная в те дни, когда люди должны были защищать друг друга

от летающих черепах и ящерице восьмидесятифутовыми хвостами. Люди сохраняют

эту привычку по сей день и стоят друг за друга до тех пор, пока не приходит

коридорный и не говорит, что все эти звери им только померещились. Я часто

слышал, - говорю я, - что с появлением женщины исчезает дружба между

мужчинами. Разве это необходимо? Видишь ли, Пейсли, первый взгляд и горячий

пирожок миссис Джессап, очевидно, вызвали в наших сердцах вибрацию. Пусть

она достанется лучшему из нас. С тобой я буду играть в открытую, без всяких

закулисных проделок, Я буду за ней ухаживать в твоем присутствии, так что у

тебя будут равные возможности. При таком условии я не вижу оснований, почему

наш пароход "Дружба" должен перевернуться в указанием тобой водовороте, кто

бы из нас ни вышел победителем.

- Вот это друг! - говорит Пейсли, пожимая мне руку. - Я сделаю то же

самое, - говорит он. - Мы будем за ней ухаживать, как близнецы, без всяких

церемоний и кровопролитий, обычных в таких случаях. И победа или поражение -

все равно мы будем друзьями.

У ресторана миссис Джессап стояла под деревьями скамейка, где вдова

имела обыкновение посиживать в холодке, накормив и отправив поезд, идущий на

юг. Там мы с Пейсли обычно и собирались после ужина и производили частичные

выплаты дани уважения даме нашего сердца. И мы были так честны и щепетильны,

что если кто- нибудь приходил первым, он поджидал другого, не предпринимая

никаких действий.

В первый вечер, когда миссис Джессап узнала о нашем условии, я пришел к

скамейке раньше Пейсли. Ужин только что окончился, и миссис Джессап сидела

там в свежем розовом платье, остывшая после кухни уже настолько, что ее

можно было держать в руках.

Я сел с ней рядом и сделал несколько замечаний относительно

одухотворенной внешности природы, расположенной в виде ландшафта и

примыкающей к нему перспективы. Вечер, как говорят, настраивал. Луна

занималась своим делом в отведенном ей участка небосвода, деревья расстилали

по земле свои тени, согласуясь с наукой и природой, а в кустах шла громкая

перекличка между козодоями, иволгами, кроликами и другими пернатыми

насекомыми. А горный ветер распевал, как губная гармошка, в куче жестянок

из-под томата, сложенной у железнодорожного полотна.

Я почувствовал в левом боку какое-то странное ощущение, будто тесто

подымалось в квашне. Это миссис Джессап придвинулась ко мне поближе.

- Ах, мистер Хикс, - говорит она, - когда человек одинок, разве он не

чувствует себя еще более одиноким в такой замечательный вечер?

Я моментально поднялся со скамейки.

- Извините меня, сударыня, - говорю я, - но, пока не придет Пейсли, я

не могу вам дать вразумительный ответ на подобный наводящий вопрос.

И тут я объяснил ей, что мы - друзья, спаянные годами лишений, скитаний

и соучастия, и что, попав в цветник жизни, мы условилась не пользоваться

друг перед другом никаким преимуществом, какое может возникнуть от пылких

чувств и приятного соседства. На минуту миссис Джессап серьезно задумалась,

а потом разразилась таким смехом, что даже лес засмеялся ей в ответ.

Через несколько минут подходит Пейсли, волосы его облиты бергамотовым

маслом, и он садится по другую сторону миссис Джессап и начинает печальную

историю о том, как в девяносто пятом году в долине Санта-Рита во время

девятимесячной засухи, он и Ламли Мякинное рыло заключили пари на седло с

серебряной отделкой, кто больше обдерет издохших коров.

Итак, с самого начала ухаживания я стреножил Пейсли Фиша и привязал к

столбу. У каждого из нас была своя система, как коснуться слабых мест

женского сердца. Пейсли, тот стремился парализовать их рассказами о

необыкновенных событиях, пережитых им лично или известных ему из газет.

Мне кажется, что он заимствовал этот метод покорения сердец из одной

шекспировской пьесы под названием "Отелло", которую я как-то видел. Там один

чернокожий пичкает герцогскую дочку разговорным винегретом из Райдера

Хаггарда, Лью Докстейдера и доктора Паркхерста и таким образом получает то,

что надо. Но подобный способ ухаживания хорош только на сцене.

А вот вам мой собственный рецепт, как довести женщину до такого

состояния, когда про нее можно сказать: "урожденная такая-то". Научитесь

брать и держать ее руку - и она ваша. Это не так легко. Некоторые мужчины

хватают женскую руку таким образом, словно собираются отодрать ее от плеча,

так что чуешь запах арники и слышишь, как разрывают рубашка на бинты.

Некоторые берут руку, как раскаленную подкову, и держат ее далеко перед

собой, как аптекарь, когда наливает в пузырек серную кислоту. А большинство

хватает руку и сует ее прямо под нос даме, как мальчишка бейсбольный мяч,

найденный в траве, все время напоминая ей, что рука у нее торчит из плеча.

Все эти приемы никуда не годятся.

Я укажу вам верный способ.

Видали вы когда-нибудь, как человек крадется на задний двор и поднимает

камень, чтобы запустить им в кота, который сидит на заборе и смотрит на

него? Человек делает вид, что в руках у него ничего нет, и что он не видят

кота, и что кот не видит его. В этом вся суть. Следите, чтобы эта самая рука

не попадалась женщине на глаза. Не давайте ей понять, что вы думаете, что

она знает, будто вы имеете хоть малейшее представление о том, что ей

известно, что вы держите ее за руку. Таково было правило моей тактики. А что

касается пейслевских серенад насчет военных действий и несчастных случаев,

так он с таким же успехом мог читать ей расписание поездов,

останавливающихся в Оушен-Гроув, штат Нью-Джерси.

Однажды вечером, когда я появился у скамейки раньше Пейсли на целую

перекурку, дружба моя на минуту ослабла, и я спрашиваю миссис Джессап, не

думает ли она, что букву Х легче писать, чем букву Д. Через секунду ее

голова раздробила цветок олеандра у меня в петлице, и я наклонился и... и

ничего.

- Если вы не против, - говорю я вставая, - то мы подождем Пейсли и

закончим при нем. Я не сделал еще ничего бесчестного по отношению к нашей

дружбе, а это было бы не совсем добросовестно.

- Мистер Хикс, - говорит миссис Джессап, как-то странно поглядывая на

меня в темноте. - Если бы не одно обстоятельство, я попросила бы вас

отчалить и не делать больше визитов в мой дом.

- А что это за обстоятельство, сударыня?

- Вы слишком хороший друг, чтобы стать плохим мужем, - говорят она.

Через пять минут Пейсли уже сидел с положенной ему стороны от миссис

Джессап.

- В Силвер-Сити летом девяносто восьмого года, - начинает он, - мне

привелось видеть в кабаке "Голубой свет", как Джим Бартоломью откусил

китайцу ухо по той причине, что клетчатая сатиновая рубаха, которая... Что

это за шум?

Я возобновил свои занятия с миссис Джессап как раз с того на чем мы

остановились.

- Миссис Джессап, - говорю я, - обещала стать миссис Хикс. Вот еще одно

тому подтверждение.

Пейсли обвил свои ноги вокруг ножки скамейки и вроде как застонал.

- Лем, - говорит он, - семь лет мы были друзьями. Не можешь ли ты

целовать миссис Джессап потише? Я бы сделал это для тебя.

- Ладно, - говорю я, - можно и потише.

- Этот китаец, - продолжает Пейсли, - был тем самым, что убил человека

по фамилии Маллинз весной девяносто седьмого года, и это был...

Пейсли снова прервал себя.

- Лем, - говорит он, - если бы ты был настоящим другом, ты бы не

обнимал миссис Джессап так крепко. Ведь прямо скамья дрожит. Помнишь, ты

говорил, что предоставишь мне равные шансы, пока у меня останется хоть один.

- Послушайте, мистер, - говорит миссис Джессап, повертываясь к Пейсли,

- если бы вы через двадцать пять лет попали на нашу с мистером Хиксом

серебряную свадьбу, как вы думаете, сварили бы вы в своем котелке, который

вы называете головой, что вы в этом деле с боку припека? Я вас долго

терпела, потому что вы друг мистера Хикса, но, по-моему, пора бы вам надеть

траур и убраться подальше.

- Миссис Джессап, - говорю я, не ослабляя своей жениховской хватки, -

мистер Пейсли - мой друг, и я предложил ему играть в открытую и на равных

основаниях, пока останется хоть один шанс.

- Шанс! - говорит она. - Неужели он думает, что у него есть шанс?

Надеюсь, после того, что он видел сегодня, он поймет, что у него есть шиш, а

не, шанс.

Короче говоря, через месяц мы с миссис Джессап сочетались законным

браком в методистской, церкви в Лос-Пиньос, и весь город сбежался поглядеть

на это зрелище.

Когда мы стали плечом к плечу перед проповедником и он начал было

гнусавить свои ритуалы и пожелания, я оглядываюсь и не нахожу Пейсли.

- Стой! - говорю я проповеднику. - Пейсли нет. Надо подождать Пейсли.

Раз дружба, так дружба навсегда, таков Телемак Хикс, - говорю я.

Миссис Джессап так и стрельнула глазами, но проповедник, - согласно

инструкции, прекратил свои заклинания.

Через несколько минут галопом влетает Пейсли, на ходу пристегивая

манжету. Он объясняет, что единственная в городе галантерейная лавочка была

закрыта по случаю свадьбы, и он не мог достать крахмальную сорочку себе по

вкусу, пока не выставил заднее окно лавочки и не обслужил себя сам. Затем он

становится по другую сторону невесты, и венчание продолжается. Мне кажется,

что Пейсли рассчитывал, как на последний шанс, на проповедника - возьмет да

и обвенчает его по ошибке с вдовой.

Окончив все процедуры, мы принялись за чай, вяленую антилопу и

абрикосовые консервы, а затем народишка убрался с миром. Пейсли пожал мне

руку последним и сказал, что я действовал честно и благородно и он гордится,

что может называть меня своим другом.

У проповедника был небольшой домишко фасадом на улицу, оборудованный

для сдачи внаем, и он разрешил нам занять его до утреннего поезда в десять

сорок, с которым мы отбывали в наше свадебное путешествие в Эль-Пасо. Жена

проповедника украсила комнаты мальвами и плющом, и дом стал похож на беседку

и выглядел празднично.

Часов около десяти в тот вечер я сажусь на крыльцо и стаскиваю на

сквознячке сапоги; миссис Хикс прибирает в комнате. Скоро свет в доме погас,

а я все сижу и вспоминаю былые времена и события. И вдруг я слышу, миссис

Хикс кричит:

- Лем, ты скоро?

- Иду, иду, - говорю я, очнувшись. - Ей-же-ей, я дожидался старикашку

Пейсли, чтобы...

Но не успел я договорить, - заключил Телемак Хикс, - как мне

показалось, что кто-то отстрелил мое левое ухо из сорокапятикалиберного.

Выяснилось, что по уху меня съездила половая щетка, а за нее держалась

миссис Хикс.

------------------------------------------------------------

1) - Легендарные жители древних Сиракуз, прославившиеся своею дружбой.