Двадцатое июня. Связующее звено

Я почти не спал. Рука Линка была распухшей и фиолетовой. Никто из нас не был в форме, чтобы пробираться через слякотный лес, но выбора у нас не было.

‑ Как вы, ребята? Нам нужно идти.

Линк дотронулся до руки и поморщился:

– Бывало и лучше. В любой другой день моей жизни, по‑моему.

Ссадина на лице Лив уже начинала затягиваться:

– А у меня бывало и хуже, но это длинная история, которая включает стадион Уэмбли, неудачное путешествие по подземке и слишком много шашлыков.

Я поднял свой рюкзак, покрытый грязью:

– Где Люсиль?

Линк оглянулся:

– Кто знает? Эта кошка вечно исчезает. Теперь я знаю, почему твои тетушки держали ее на привязи.

Я свистнул в деревья, но ее и след простыл:

– Люсиль! Она была здесь, когда мы встали.

– Не переживай, друг, она нас найдет. У кошек есть шестое чувство, помнишь?

‑ Она, наверное, устала идти за нами, потому что мы так никуда и не дошли, – сказала Ридли. – Эта кошка гораздо умнее нас.

Дальше я не слышал их разговора, меня куда больше интересовал разговор, прокручивающийся в моей голове. Я не мог избавиться от мыслей о Лене и о том, что она сделала для меня. Почему я так долго не замечал того, что было прямо перед глазами?

Я знал, что Лена корит себя все это время. Добровольная изоляция, причиняющие боль фотографии надгробий, приколотые на стенах, символы Тьмы в ее блокноте и на теле, ношение одежды ее умершего дяди, даже общение с Ридли и Джоном – все это было не из‑за меня. Это было из‑за Мэйкона.

Но я никогда не осознавал, что я был в том же списке наказаний. У Лены было постоянное напоминание того преступления, за которое она себя осудила, и за которое наказывала себя раз за разом. Постоянное напоминание о том, что она потеряла.

Я.

Ей приходилось каждый день смотреть на меня и целовать меня. Неудивительно, что она была такой противоречивой: то пылала страстью, то отстранялась, в одну минуту целовала, в следующую сбегала от меня. Я вспомнил слова из песни, многократно написанные на ее стенах.

Бежать, чтобы не двигаться.

Она не могла сбежать, и я не отпустил бы ее. В последнем своем сне я сказал ей, что знаю о сделке. Снился ли ей тот же сон, знала ли она, что я разделяю с ней ее тайное бремя, что ей больше не надо нести его в одиночку?

Мне так жаль, Ли.

Я прислушался, стараясь услышать ее голос на краю своего сознания, уловить хоть малейшую вероятность того, что она меня слушает. Я ничего не услышал, но увидел что‑то – быстро мелькавшие картинки, проносившиеся перед моим боковым зрением. Кадры неслись мимо меня на скорости автомобилей на федеральной трассе.

Я бежал, прыгал, двигался так быстро, что не мог сфокусироваться. Пока мое зрение не настроилось, как предыдущие два раза, и я не начал различать формы деревьев, листьев и веток, проносившихся мимо. Сначала я слышал только хруст листьев под ногами и ветер в ушах, потом я услышал голоса.

– Мы должны вернуться, – это была Лена. Я пошел на звук ее голоса.

– Мы не можем, ты же знаешь.

Солнечный свет легко пробивался сквозь листья. Я видел только обувь – поношенные ботинки Лены и черные тяжелые бутсы Джона. Они стояли в нескольких метрах от меня.

Потом я увидел их лица. Выражение лица Лены было упрямым. Я знал этот взгляд.

– Сарафина нашла их. Они могли умереть!

Джон подошел к ней поближе и едва заметно поморщился, как в прошлый раз, когда я видел их в спальне. Это был невольный рефлекс, реакция на какую‑то боль. Он заглянул в ее золотые глаза:

– Ты имеешь в виду Итана?

Она отвела глаза:

– Я имею в виду всех их. Неужели ты ни капельки не волнуешься за Ридли? Она пропала. Тебе не кажется, что эти две вещи связаны?

– Какие две вещи?

Плечи Лены напряглись:

– Исчезновение моей сестры и внезапное появление Сарафины.

Он взял ее за руку, сплетая с ней пальцы, как раньше делал я:

– Она всегда где‑то неподалеку, Лена. Твоя мать, пожалуй, один из самых могущественных Темных Магов в мире. С чего бы ей хотеть причинить боль Ридли – одной из своих?

‑ Не знаю, – Лена покачала головой, ее напор стал слабеть. – Просто…

– Что?

– Пусть мы не вместе, но я не хочу, чтобы он пострадал. Он всегда защищал меня.

‑ От чего?

От меня самой.

Я услышал эти слова, хотя она и не произнесла их вслух.

– От многого. Все было по‑другому тогда.

– Ты притворялась тем, кем не была, пытаясь сделать всех счастливыми. Ты не думала, что он не защищал тебя, а тянул назад?

Я чувствовал, как заколотилось сердце, и напряглись мышцы.

Это я тянула его назад.

– Знаешь, у меня однажды была смертная девушка.

Лена была ошарашена:

– Правда?

Джон кивнул:

‑ Да. Она была милой, и я любил ее.

– Что случилось? – Лена ловила каждое слово.

– Это было слишком тяжело. Она не понимала, какая у меня жизнь, что я не всегда делаю все, что захочу…, ‑ это было похоже на правду.

– Почему ты не мог делать все, что хотел?

– Меня воспитывали, как бы ты сказала, в строгости. На уровне свободы в смирительной рубашке. Даже у правил были правила.

Лена выглядела озадачено:

‑ Ты о свиданиях со смертными?

Джон опять поморщился, чуть съежившись на этот раз:

– Нет, не в этом дело. Меня так воспитывали, потому что я был другим. Человек, который вырастил меня, был единственным отцом, который у меня когда‑либо был, и он не хотел, чтобы я причинил кому‑либо боль.

– Я тоже не хочу никому причинять боль.

‑ Ты другая. То есть, мы другие.

Джон взял Лену за руку и притянул ее к себе:

– Не переживай. Мы найдем твою сестру. Она наверняка сбежала с тем барабанщиком из «Испытания», – он был прав насчет барабанщика, только не того, о котором он подумал. «Испытание»? Лена проводила время с такими как Джон, в местах под названием «Изгнание» и «Испытание». Она думала, что она это заслужила.

Лена не сказала больше ничего, но и не отпустила его руку. Я попытался заставить себя идти за ними, но не мог. Я ничего не контролировал. Это было очевидно, хотя бы тому странному углу зрения, под которым я на них смотрел откуда‑то с земли. Я всегда смотрел на них снизу. Совершенно непонятно почему. Но это было неважно, потому что сейчас я снова бежал сквозь темный тоннель. Или это была пещера? Я чувствовал запах моря, проносясь мимо черных стен.

Я потер глаза, удивляясь, что иду следом за Лив, а не лежу на земле. Невозможно было осознать, что я наблюдал за Леной и одновременно шагал за Лив по Туннелям. Как такое может быть?

Странные видение под непонятным углом зрения, мелькающие картинки – что это такое? Почему я мог видеть Лену и Джона? Надо было разобраться.

Я посмотрел на руки. Я держал только Светоч. Я пытался вспомнить первый раз, когда увидел Лену таким образом. Это было в моей ванной, и тогда у меня не было Светоча. Я прикасался только к раковине. Должно было быть какое‑то связующее звено, но я не видел его.

Впереди тоннель выходил в каменный зал, где сходились четыре ответвления.

Линк вздохнул:

– Куда?

Я не ответил. Потому что, когда я покосился на Светоч в кармане, краем глаза я заметил кое‑кого другого.

Люсиль.

Она в ожидании сидела возле входа тоннеля напротив нас. Я достал из заднего кармана серебристую бирку с выгравированным именем Люсиль, которую мне дала тетя Прю. Я даже вспомнил ее слова.

У тебя все еще есть эта кошка. Я все ждала верного момента, чтобы отпустить ее с той веревки. Она знает парочку трюков. Увидишь.

В мгновение ока все встало на свои места, и я понял.

Это была Люсиль.

Картинки, проносившиеся мимо каждый раз, когда я находил дорогу к Лене и Джону. Земля, которая всегда была так близко, как никогда не могла бы быть, если бы я стоял. Точка зрения под странным углом, будто я лежал на земле на животе, задрав голову. Все это теперь имело смысл. Случайные появления и исчезновения Люсиль. Вот только случайными они не были.

Я попытался вспомнить все те разы, когда Люсиль исчезала, отмечая их один за другим в голове. В первый раз, когда я увидел Лену с Джоном и Ридли, я смотрел в зеркало в ванной. Я не помнил, как Люсиль пропала, но помнил, что следующим утром она сидела на нашем крыльце. Хотя мы никогда не выпускали ее на улицу ночью.

Во второй раз Люсиль убежала в парке Форсайт, когда мы пришли в Саванну, и не показывалась, пока мы не покинули Бонавентура – то есть ее не было во время моего видения Лены и Джона в доме тетя Кэролайн. В этот раз Линк заметил исчезновение Люсиль, когда мы опять направились в Туннели, но вот она снова здесь, как раз после того, как я увидел Лену.

Не только я видел Лену.

Люсиль тоже видела. Она выслеживала Лену, как и мы выслеживали ее по картам, свечению и притяжению Луны. Я видел Лену глазами кошки – может, таким же образом, как Мэйкон смотрел на мир глазами Страшилы. Как это возможно? Люсиль была магической кошкой не больше, чем я Магом.

Или нет?

– Что ты такое, Люсиль?

Кошка посмотрела мне в глаза и склонила голову набок.

‑ Итан? – Лив смотрела на меня. – Ты в порядке?

– Да, – я бросил Люсиль многозначительный взгляд. Она проигнорировала меня, грациозно обнюхивая кончик своего хвоста.

– Ты ведь знаешь, что она кошка, – Лив с любопытством все еще смотрела на меня.

– Знаю.

– Просто проверяю.

Супер. Теперь я не только разговаривал с кошкой, но еще и обсуждал свой разговор с кошкой.

– Надо идти дальше.

Лив глубоко вдохнула:

– Да, кстати. Боюсь, мы не можем.

– Почему?

Лив указала на карты тети Прю, разложенные на твердой земле:

– Видишь эту отметку? Это ближайший портал. Это заняло немало времени, но я, похоже, научилась разбираться в этой карте. Твоя тетя не шутила. Она наверняка потратила годы на то, чтобы отметить все.

– Порталы отмечены?

– Судя по карте, да. Видишь эти красные «П» в маленьких кружочках? – они были повсюду. – И эти красные тонкие линии? Я думаю, они ближе к поверхности. Здесь есть система. Кажется, чем темнее цвета, тем глубже туннель находится под землей.

Я показал на сетку черных линий:

– То есть эти будут самыми глубокими.

Лив кивнула:

– Может быть, и самыми Темными. Концепция Темных и Светлых территорий внутри Подземелья – это действительно новаторство. Безусловно, это не широко известно.

‑ Так в чем проблема?

‑ В этом, – она указала на два слова, нацарапанные поперек южного края самой большой страницы. LOCA SILENTIA.

Второе слово я помнил. Оно было похоже на то, которое Лена сказала, когда накладывала заклинание, чтобы я не рассказал ее семье, что она уезжает из Гатлина:

– Карта слишком тихая?

Лив покачала головой:

– Боюсь, отсюда карта хранит молчание. Потому что мы в конце. Мы дошли до южного побережья, что значит, что мы вышли за границы карты. Терра инкогнита, – она пожала плечами. – Ты знаешь, как говорят: «Hic dracones sunt».

– Ага, сто раз слышал, – я не имел ни малейшего понятия, о чем она.

– «Здесь быть драконам». Моряки писали это на картах пятьсот лет назад, когда карта заканчивалась, а океан – нет.

‑ Я лучше встречусь с драконами, чем с Сарафиной, – я посмотрел на место, по которому Лив постукивала пальцем. Паутина тоннелей, из которой мы пришли, была такой же сложной, как любая система автомагистралей. – И что теперь?

– У меня идеи исчерпались. С тех пор, как твоя тетя дала нам эту карту, я только то и делала, что разглядывала ее, и все равно все еще не знаю, как добраться до Великого Рубежа. И я даже не знаю, считаю ли я его реально существующим местом, – мы вместе посмотрели на карту. – Мне жаль. Я знаю, что подвела тебя, всех.

Я вел пальцем по контуру побережья, пока не уткнулся в Саванну, где впервые перестал работать Светоч. Красная отметка портала Саванны была ровно под первой «L» из LOCA SILENTIA. Я смотрел на буквы и красные кружки порталов вокруг них, и передо мной медленно вырисовалась полная картина. Все это было похоже на Бермудский треугольник – мертвую зону, где все неведомым образом исчезает.

– «Лока сайлентия» не означает, что «карта хранит молчание».

– Разве?

– Я думаю, что, скорее, это означает что‑то вроде мертвой зоны для приема, для Магов, по крайней мере. Подумай. Когда Светоч перестал работать первый раз?

Лив вспоминала:

– В Саванне. Сразу после того, как мы… – она посмотрела на меня, покраснев, – нашли все на чердаке.

– Точно. Как только мы зашли на территорию Loca silentia, Светоч перестал быть нашим проводником. Я думаю, как только мы пошли южнее от этого места, мы попали в своеобразную магическую нелетную зону, как в Бермудском треугольнике.

Лив медленно переводила взгляд с карты на меня, обдумывая предположение. Когда она, наконец, заговорила, то не могла сдержать воодушевление:

‑ Стык. Мы на стыке. Вот что такое Великий Рубеж.

– Стык чего?

– Двух вселенных, – Лив посмотрела на циферблат на своем запястье. – Светоч мог быть на какой‑то магической перегрузке все это время.

Я вспомнил о появлении тети Прю, о том, где и когда она появилась:

– Могу поспорить, тетя Прю знала, что нам нужны карты. Она дала их нам, как только мы вступили в эту зону.

– Но карта заканчивается, и Великого Рубежа на ней нет. И как кто‑либо может его найти? – вздохнула Лив.

– Моя мама могла. Она знала, как это сделать без звезды, – как бы я хотел, чтобы она сейчас была здесь, пусть даже в своем призрачном образе, созданном из тумана, кладбищенской земли и куриных костей.

– Ты прочитал это в ее бумагах?

‑ Нет. Джон рассказал об этом Лене, – я не хотел об этом думать, даже если информация была полезной. – Так где мы сейчас согласно карте?

Она показала пальцем:

– Вот здесь, – мы дошли до длинной изгибающейся линии, сливающейся с выходами на южном побережье. Магические туннели прокладывали себе путь, то встречаясь, то расходясь, пока не сошлись все у кромки воды, как нервные окончания.

– А это что за маленькие фигурки? Острова? – Лив грызла кончик ручки.

– Это барьерные Морские острова.

Лив перегнулась через меня:

– Почему они кажутся такими знакомыми?

– Я тоже об этом подумал, но решил, что это из‑за слишком долгого разглядывания карты.

Мне были знакомы эти фигурки, теснившиеся к берегу как кучка односторонних облаков. Где же я их видел?

Я вытащил стопку бумаг моей матери из заднего кармана. Вот он, между страницами, – листок тонкого пергамента со странными магическими рисунками в виде причудливых облаков.

Она действительно знала, как найти его без звезды.

– Постой‑ка…, ‑ я положил пергамент на карту. Он был похож на кальку – тонкий, как шелуха лука на разделочной доске Аммы.

– А что если…, ‑ я наложил полупрозрачный листок на карту, и очертания каждой фигурки на пергаменте идеально совпали с фигурками на карте. Кроме нескольких линий, которые при наложении создали своего рода призрачный силуэт чего‑то, что появлялось только при сочетании сетки линий на карте и рисунков на пергаменте. По отдельности линии на карте и на пергаменте представляли собой лишь бессмысленные каракули, но стоило их правильно совместить, как перед глазами тут же появлялся остров. Как две половинки магического ключа две вселенные были сшиты для одной общей цели. Великий Барьер таился среди прибрежной цепи островов мира смертных. Конечно же.

Я смотрел на чернила на пергаменте и под ним. Вот оно. Самое могущественное место в мире Магов, появившееся с помощью ручки и бумаги, как по волшебству.

Спрятанное на видном месте.